Двое на одно тело

— Димку не трожь! — орёт Пётр Петрович Морозов и выхватывает тарелку из рук жены. — Он сумасшедший! — шипит Мария в ответ и хватает другую. Она замахивается, но Пётр Петрович снова хватает её запястье быстрее, чем она швырнёт. — Псих, Петь, он настоящий псих, мы должны от него отказаться, я больше не могу- Не может она, ну да. Пётр Петрович дальше не слушает, у него внутри всё переворачивается. Жена продолжает кричать, а он зажимает порез на руке, небольшой, даже почти не кровит, правда, мелочь, и садится за стол.  Она бьёт посуду. Осколки разлетаются по кухне, а где-то в комнате через стенку прячется под столом Димка. Их сын Димка, которому очень плохо, но врачи не могут ему помочь. Пётр Петрович уже всё понял и для себя решил. Ровно за одну минуту, когда привычная жизнь встала на голову. Нет, Машка и раньше могла сказануть что-то такое, но чтобы узнать про детдом и все документы, чтобы вот так все спланировать и холоднокровно поставить Петра Петровича перед фактом? Нет, он решает и точно уверен, что не пожалеет. — Проваливай отсюда, — глухо говорит Пётр Петрович. Мария замирает с очередной тарелкой в руке. — Что? Она глупо таращится, а Пётр Петрович на неё и не смотрит. Ему от её раскрасневшегося кругового и когда-то родного лица теперь тошно. Он берет со стола бинт, крутит его в руках и только потом начинает перевязывать руку. Ну ладно, не хило его ножом пырнули. Но Пётр Петрович не чувствует боли, он после этой сцены вообще ничего не чувствует. — Проваливай говорю, — холодно отрезает он. — Я с тобой разведусь, а этому место в детдоме! В дурдоме! — шипит Мария и наступает на него с полотенцем.  Ну да, посуды у них не осталось. Боевая у него баба была, Пётр Петрович за то её и любил. Раньше. Их Димку он любил больше. — Разводись, да пошла ты, — беззлобно бросает Пётр Петрович и поднимает голову.  Мария приближается, и он лишь закрывает голову здоровой рукой, когда она замахивается полотенцем. — Димку не тронь. — Перехватывает за руку. — Слышишь?  — Заебал ты. — Она резко дёргает и вырывается, но шагает назад. Пётр Петрович морщится. От неё тошно. От себя тошно. Оттого что когда любил её тошно. Ему вообще слишком тошно, видимо, чебурек у вокзала был точно лишним. — Я тебе денег дам, — выдыхает Пётр Петрович, — столько, сколько ты попросишь, — он резко встаёт и теперь надвигается на Марию, — но ты оставишь мне сына и больше никогда здесь не появишься! — Он срывается на крик, эх, не хотел же, там же Димка всё слышит. Мария лишь мерзко смеётся. Когда-то он любил этот смех, но теперь слышать не может.  Да, нависнуть над ней не получается: Пётр Петрович на голову ниже, пускай в два раза шире. Мария внимательно смотрит на него сверху вниз. Выжидает, но он не собирается менять своего решения. Никогда. — Да и пожалуйста, — кричит она и толкает, спешно уходит в комнату, дёргает чемодан из шкафа и начинает скидывать внутрь свои вещи. — Да и пожалуйста! — вдогонку передразнивает Пётр Петрович и шипит от боли, когда задевает свою руку. Кровит, блять. А в спальне другая блядь хватает все украшения и драгоценности, и даже не вспоминает о сыне.  Их Димка он… особенный. Пётр Петрович бинтует туже и тяжело вздыхает. Встаёт и идёт к комнате сына, но дверь открывать не спешит, сначала только приоткрывает и заглядывает. Димка родился уже с парализованными ногами. Какие-то врачи говорили, можно было помочь, да только не помогало ничего! Совсем. И чем взрослее он становился, тем хуже становилось Димке. Петру Петровичу больно было смотреть, а сейчас он и вовсе почти отчаялся. Но нет, почти очень хорошее слово. Почти значит, что он воет, но не сдаётся, никогда не сдастся… Димка ползает по полу и изгибается под ужасным углом. Позвоночник у него, ну, другой. Какие-то врачи говорили, мол, сломанный, но все позвонки на месте. Димка просто… верхней частью поворачивается дальше, а нижняя парализованным грузом остаётся валяться.  Димка воет и стонет, и корябает ногтями ковёр. Димка срывается на крик и тогда бьётся головой о кровать, Пётр Петрович сам обил ее мягким, как и всю мебель в комнате.  Димке… очень плохо, но ни один врач не знает, что с ним. Пётр Петрович даже к гадалке пошёл, но шаралатанка ничего не увидела. Как будто и все в порядке с его сыном. Иногда он доползает и крадёт с кухни нож. Пётр Петрович зажимает бинт и… Погодите, а как он достал до ножей, ведь их убрали на самую верхнюю полку, а стоять Димка не может… Да неужели. Блять. Пётр Петрович закрывает дверь и прислоняется к ней спиной. Димке немного, чуточку легче, когда никто к нему не подходит. Может, он людей боится, а отца не узнаёт. Кто знает. Но Мария могла оставить нож на столе, да. Пётр Петрович уже не удивится такой подлости. Димка бы нож схватил, а она бы потом как повод… мда.  — Мы разводимся, — бормочет Пётр Петрович себе под нос. — Разводимся.