Конец
Послетитровая сцена №1
— Как чудесна и прекрасна природа и… — Балу, мурлыкавший себе под нос незамысловатый мотивчик, вдруг остановился, спиной почуяв, что защиту вокруг его дома кто-то пересёк. Что было, во-первых, не так-то просто, а, во-вторых, судя по тому. что он не слышит никаких полных боли криков, то защита сочла незваного гостя «своим». А какие могут быть свои тёмной-претёмной ночью, когда нормальные, повторюсь, нормальные люди спят?! Александр же не только презрительно относился к критериям нормальности, установленным обществом, но и к людям-то, по большому, счету имел отношение весьма далёкое. Даром, что ли он инкуб, Светлый, так ещё и маг-перевертыш. Ведь девочкам, как известно, нравятся котики! А именно к пушисто-ершистым ласковым засранцам Балу себя и причислял. В любом случае, разобраться с гостем следовало тот же час, потому, навесив на пальцы, готовое сорваться оглушающее заклинание, и зачем-то (видать, американизировался чуток!) прихватив биту, Александр вышел во двор. Кусты шевелились. Там притаился какой-то зверь, это он своими кошачьими инстинктами чуял. Наконец, Балунову эта комедия надоела, и он, стараясь, чтобы голос звучал, как можно грознее крикнул: — Эй, выходи, коли уж пришёл! — а уже потом, осознав, что куда вероятнее гость будет американцем, собрался было повторить по-английски, как… Кусты разошлись и оттуда показалась огромная туша медведя. «Гризли, бл…ть!» — подумал он, бросая биту за бесполезностью, и спуская с кончиков пальца заклинание. Вопреки ожиданиям то резво отскочило от шкуры, словно ту кто-то зачаровал от проклятий, а попытки оказать ментальное воздействие провалились… И потом, не соблазнять же ему как инкубу животину?! Балу передёрнуло. Дороже выйдет! А всё остальное, увы, не его профиль. И тогда Сашка сделал единственную разумную в его положении вещь — развернулся и припустил к дому, отчаянно сожалея, что отрастил лишнего на боках… Но он же не думал, что в собственном доме придется спасаться бегством от гризли! Медведь меж тем оказался потренированнее его, поэтому… Оказавшись вжатым в газон и уже мысленно прощаясь с жизнью, Александр мог одновременно расстроиться и порадоваться, что Иришка сейчас была в отъезде. Гризли пока, впрочем, снимать пробу с кошатинки не спешил. Замерев и как-то странно в него вглядываясь, он даже показался Балу… Ну не гризли что ли. Американские медведи, не то, чтоб он с ними где-то сталкивался, но те, вроде, покрупнее были. А этот… Наш что?! И вообще… Александр прищурился. Веяло от того вполне знакомым таким запахом, он принюхался получше… А после выпал в осадок, чувствуя, что окончательно потерял связь с реальностью. — Гаврила?! — прошептал он, изумленно вглядываясь в спокойные, такие человечные глаза старого друга. — Ну наконец-то! — почти мгновенно перекинулся тот, соткав на ходу иллюзию, о, как перевертыш Балу это знал наверняка, одежды. — Я уж думал, не признаешь, Шур, — и Миха улыбнулся во всю пасть, протянув ему руку. — Знаешь, что! — сердито начал Сашка, чувствуя, как постепенно отступает страх, давая место праведному гневу. — Я тут чуть взаправду не откинулся, а ты, скотина… Живой! — радостно заключил он, сжав его в объятиях, на которые Мишка быстро ответил. — Это долгая история, — хитро прищурились Горшок. — Однако после всего того, что ты там понаписал и наговорил, никак иначе я к тебе, друже, заявиться не мог… По спине у Балу пробежал легкий холодок. Вот уж не думал он, что когда-то ему придется за базар свой нести ответ перед чудесным образом воскресшим Гаврилой! Тот ведь, хоть и застыл на гране меж человеком и Иным, а всё-таки после смерти ему Сумрак не светил никак. — Ладно тебе, — легонько ткнул его в бочину Миша. — Чего так напрягся?! Ты не Ренник, чтоб так предо мной тушканчиком замирать… Пошли в дом, перетерём, Шур. «Вот тебе и мёртвый анархист, — отстраненно подумал Александр, проходя в дом, и чувствуя, как понемногу отступает тревога. — Надо б спасибо пятилетней выдержки выслать тому ослепшему старому магу, что разлил-таки волшебный эликсир!»Послетитровая сцена №2
Пробраться на репетиционную точку Северного флота оказалось проще, чем Михаил ожидал. Господа оборотни и вампиры справедливо считали, что им опасаться нечего и некого, поскольку постольку они сами***
— Давайте ещё раз! — сдув мешающие волосы, потребовал Леонтьев. — Только теперь подрайвовее, мы Анархиста играем, а не лирику подзаборную какую! «Да сколько можно?!» — переглянулись друг с другом Яшка и Поручик. Они репетировали как проклятые, оттачивая весь концерт памяти Горшка вот уже который месяц, потому что их самопровозглашенному лидеру отчаянно хотелось заткнуть за пояс Князева… И если голосом тот не мог его взять, как бы сильно не драл глотку, то хотя бы инструменталом решил показать, кто тут великий музыкант группы Король и шут, кто здесь аранжировки придумывал… Особенно изощрялся он на Мёртвом Анархисте, до исступления стараясь довести инструментал до совершенства… А всё одно его слабоватый «Хой!» было крыть нечем, когда вдруг… Кто-то рявкнул его так, что у всех присутствовавших душа в пятки ушла, а Ренник в ужасе от микрофона отвалился, попятившись. Из Сумрака навстречу им вышел живой и невредимый, даже какой-то поздоровевший Горшок в своем фирменном плаще, что вообще-то должен был висеть сейчас в Касл-Роке. — Ну, — осклабившись, протянул Михаил. — Совсем без капитана своего берега попутали, а, пираты?! На точке разлилось неловкое молчание, которое прервала выпавшая из ослабевшей руки Поручика барабанная палочка. «А Горшок-то настоящий! Нам п…ц!» — так и витало на точке. Пока Михаилу не надоело смотреть на их спавшие лица, и он не поднял руки в примирительном жесте: — Так, отмерли, щеглы… Я с того света явился не за вашими дурно пропахшими душонками, и вообще не был я там. Сейчас разбор полётов вам устрою, а потом… предложение у меня к вам есть, а для этого… — он поднял палец вверх. — Вы мне живые и даже в форме нужны! И группа отмерла. Первым широко улыбнулся и потянулся к Горшку Яшка, потом подтянулся Пашка, а затем уж и остальные неловко покинули «окопы». Только Сашка Леонтьев всё ещё нервничал… И не зря. Покончив с группой довольно быстро, Михаил сгрёб за локоть Ренника, отводя в сторонку… О чём там те говорили — группе подслушать не удалось, те повесили полог тишины, но вернулся Александр заметно присмиревшим и, в целом, спокойным, но отчего-то покрытым гневными красными пятнами. Горшок же лучился довольством, словно только что самолично записал крутую мелодию.Послетитровая сцена №3
Не один Северный флот в поте лица готовился к традиционным мероприятиям. Проект «Горшенев», пусть и менее фанатично, но тоже ревностно подходил к подготовке программы «Песни брата». Впрочем, группа уже разошлась по домам, один лишь Алексей отчего-то не спешил покинуть точку. Распевая тихонько себе под нос Медведя и предчувствуя меж тем, что сегодняшний вечер он отчего-то проведет вне дома, Горшенев всё-таки не стал лезть глубже в дебри линий вероятностей. Те были сегодня, пусть и лихо закручены, но ничего по-настоящему дурного не предвещали, так к чему ворошить весь этот клубок хитросплетений? Когда в кармане ожил телефон, он ничуть не удивился. Плохо было лишь то, что прощупать в Сумраке абонента с неизвестного номера не удалось. Впрочем, мошенников, рекламу и прочую подолбень в сущности не злой Тёмный маг чувствовал сразу, что до всех остальных, то этот его номер редко оказывался в руках левых людей. «Наверное, кто-то сменил номер,» — пожал плечами Лёша, и все-таки решил ответить. — Эй, брат, привет! — на распев раздалось из динамика, так что он едва не выронил смартфон. Звонок сразу же прервался. — Какого… — Горшенев проглотил ругательство. Эти шутники… Он начал понемногу испускать ярость. В конец охренели! Не только достали где-то его номер так ещё и включили запись Мишкиного голоса! Нет, определенно стоило проредить свой близкий круг, раз там кто-то позволяет себе… Он втянул носом воздух. Такие вот фокусы! А ведь до чего качественную запись подобрали, не знал бы, что брат, в самом деле, мёртв, так, пожалуй, решил бы… Лёша замер. Едва уловимый холодок пробежал по его спине. Вот, именно тут и была собака зарыта. Он ведь так и не поверил до конца. Хоть это и, казалось, легче легкого, всё именно к такому финалу и шло, но… Проклятое «но» постоянно скребло край сознания. Во всём произошедшем Лёша так и не смог понять одного, как, черт возьми, он мог не почувствовать его уход?! Он ведь чёртов Иной, ещё и с развитым чувством предвидения, так отчего же… ну совсем ничего не почувствовал?! Ни тогда, в тот злополучный вечер, ни потом, тщетно вглядываясь в тело, и не узнавая в нём своего старшего брата, словно это не он, а его манекен лежал в гробу. Неужели они настолько отдалились, несмотря на все попытки сблизиться последних лет и на вместе поставленного Тодда, что так и должно было быть?! Нет, до конца в это Алексей так и не поверил. Но куда было ещё подеваться Мишке?! Да и Оля ходила темнее ночи, он не стал допрашивать её, опасаясь, как бы та не развоплотилась… Эти Светлые слишком тонкие натуры. Тогда он спустил всё на тормозах, а после уже и не догнать стало. Пепел в урне — вот и всё, что осталось, а тот был не особо информативен… Хватило бы любой сожженной вещи Миши или пряди его волос, чтоб создался тот же остаточный фон. Странно, но сейчас эти тщательно похороненные в его голови мысли, разбереженные этой низкой шуткой, становились всё сильнее и сильнее, заглушая привычный уже голос, твердивший: «Дело прошлое, дело не твоё…» Как не его, если брат-то всё же был одной с ним крови?! Да, Лёше повезло больше, он-таки оказался полноценным Иным, этот факт тоже их разделил, но… Не до такой же степени. Горшенев прерывисто вздохнул, возможно, он начал сходить с ума, но скрип половицы показалася ему жутковатым. Не выдержав и соскользнув в Сумрак на первый слой, Ягода огляделся. Точка выглядела как обычно. Только его сердце колотилось сильнее обычного. «Как глупо, — пронеслось у него в голове. — Видимо, старею». Впрочем, стареть по-настоящему он прекратил давно, всё, что наблюдали сейчас окружающие — качественная иллюзия, ведь младший Горшенев всегда был осторожным сверх меры. И эта осторожность сейчас позволила ему перехватить, попытавшуюся сцапать его прямиком со второго слоя Сумрака руку… Очень знакомую, что его, шута дранного, руку! — Извини, братишка, — улыбнулся ему Миша, неловко потирая кисть. — Я не хотел тебя пугать, только малость припугнуть… — дальнейшие его объяснения напрочь выдуло из головы Алексея. Глуповато улыбнувшись, он, вопреки сложившейся у них традиции, первым притянул этого сказочного дуралея к себе.Послетитровая сцена №4
— Какой-такой, р-р-р-р, мать его, Моргенштерн?! — вопль в доме Горшеневых, к счастью, лишь напоминал медвежий рык… А не являлся онным.Послетитровая сцена №5
— И за что нам всё это, не напомнишь? — Гесер красноречиво покосился на втирающего про анархию и другие тонкие и не очень материи недавно дебютировавшего пред Иной публикой Михаила Горшенева в окружении и Тёмных, и Светлых одновременно… Квартирник для дозорных и инквизиторов (в качестве особого случая приглашены были и те, и другие, что означало, что махач мог начаться в любой момент, но нет, все как один, давние недруги завороженно слушали Горшка) давно должен был подойти к концу, и если голос у солиста почти охрип и зарубать панк-рок, как два часа назад, он уже вряд ли бы смог, то продолжать втирать благодатно подставившим уши… Нет, это святое! Вы скажите, что, мол, вздор и не верю, что Король и шут не играют на заказниках, но так, какой же это, братцы, заказник, если им даже не заплатили?! — Сумрак смеётся над нами, играя через своих шутов, — прикрыл глаза Завулон. — Иного объяснения сей странной истории я найти не могу. — Что-то ты стал излишне поэтичен… старый враг, — вздохнув, признался Борис Игнатьевич, задумчиво глядя на всю собравшуюся публику — и своих парней и девчонок (а для него тысячелетнего старика те будут таковыми всегда), и на шайку-лейку Артура, такую же молодую и бойкую, в сущности, как их светлые коллеги. Только вот лица в Дневном дозоре менялись даже чаще, чем хотелось бы, кроме разве что самого Завулона. Не щадил их старый тёмный хрыч, впрочем, и сам Гесер не гнушался порой разменять пару фигур… И лишь одна теперь служила камнем преткновения и головной болью для обоих глав Дозоров. Городецкий. — Не более, чем ты склеротичен… — почти беззлобно ответил Артур, и, безошибочно почуяв ход его мыслей, поинтересовался: — Как там Антон? — Что-то сгущается вокруг него, — озвучил то, что они оба и так знали Гесер. — Это не тьма, ты сам знаешь, — Завулон устало потёр виски. Они играли в дозорные игры слишком долго, чтобы, наконец, позволить себе обходиться от набивших оскомину реверансов в присутствии друг друга. — Да, но что-то грядёт и будет это совсем скоро, — вздохнул Борис Игнатьевич, размешивая в чашке чай, глядя на то, как причудливо кружатся в своем танце просочившиеся сквозь ситечко чаинки. — Неизвестно устоит ли на сей раз утлая лодочка Иных, или же будет новый потоп, и мы всё дружно пойдём ко дну, став окаменелостями на очередном слою Сумрака… — Да, — мрачно кивнул Артур, приканчивая свой виски, — И напоследок тот решил посмеяться над нами, послав вместо предвестия вот этих обормотов с кучей зашифрованных предсказаний и полутонов, куда не плюнь! — он красноречиво стрельнул глазами в сторону сцены, куда, словно чертик из коробочки выскочил Светлый Иной Андрей Князев. — Тёмный и Светлый Иной, находящиеся на одной волне и делающие одно дело… Знаешь, это послание — всё же получше Двуединого, — улыбаясь глазам, проговорил Гесер, и его старые враг или же закадычный друг ( тут уж под каким углом посмотреть), не нашел аргументов возразить. — А ты совсем не опоздал! — проворчал между тем со сцены чуть передохнувший за обсуждением Горшенев. — Играйте гимн шута, — махнул он уже в сторону музыкантов, теперь уже со Северного флота. И бодрая мелодия наполнила помещение.Послетитровая сцена №6
А где-то там, далеко над Антоном Городецким в самом деле что-то вызревало, что-то такое, что было способно поставить финальный аккорд для Иных, но пока… Сам Антон, отринув всё ненужное, жадно вгрызался в спелое яблоко с ведьминого сада. Ночь была чиста, лес вокруг хоть и опасен, но он знал, чего от того ожидать. Чуть в далёке в избушке хлопотала Арина, а в ночном небе плыли яркие звезды… Кажется, сейчас Городецкий почти ощущал себя до опьянения свободным.Послетитровая сцена №7
Концерт памяти, Питер — Чёт в этот раз голограмму Князь пригнал странную… — во всю шептались фанаты, и чуть не рухнули со сцены музыканты, когда та на песне «мертвый анархист», сообразно тексту показала всем неприличный жест. Горшок с записи драл глотку так, что казалось, что это в самом деле он, с таким вот жаром и остервенением он это дело проворачивал. — И где только такую запись офигенную откопали? — недоумевала публика, неистовствуя, почти ощущая прежнюю энергетику, словно там на сцене взаправду прыгал Михаил. «Голограмма» же довольно усмехнулась, показывая фак этому миру. Пусть нельзя было объявить, что он жив и даже ослепший старый маг тут не понадобился с его эликсиром, всё равно сегодня Горшенев мог стоять на этой чёртовой сцене рядом с Андрюхой и ловить практически былой кайф. И в тишине ночной… В подвале кто-то рявкнул: «Хой!» Толпа неистовала, сегодня особенно натурально казалось, что Горшок-то живой… Он и жил. В сердцах и песнях.