***
Амил уходит поздно ночью. Они часто занимаются любовью, но оттого что пока не женаты, он отказывается ночевать под ее крышей – так принято в том местечке, откуда он родом. Бидди очень хочется, чтобы он окончательно поселился у нее, но Амил всякий раз упорно возвращается в тот клоповник, где у него есть койка в общей спальне для портовых рабочих, правда, за ширмой – по статусу положено, в конце концов, он бригадир. Наверное, она сама виновата. Предложение было сделано накануне Фестиваля, и Бидди его приняла, но сама свадьба откладывалась на неопределенный срок. Амил не торопил, а она никак не могла определиться с датой. Иногда появлялись мысли – не напрасно ли она дала согласие, да еще так поспешно, но Бидди в тот день испугалась, что человек, один взгляд которого словно бы заставил ее саму и ее чувства проснуться после долгой спячки, обидится и уйдет навсегда. Теперь-то она понимает, что он не ушел бы. Он бы дал ей время… Бидди запирает входную дверь на засов и возвращается в постель. Она ложится и укрывается одеялом, закрывает глаза и, поворочавшись, погружается в дремоту, которая вскоре сменяется глубоким сном. Внизу что-то падает. С тяжелым грохотом. Бидди открывает глаза и некоторое время лежит без движения. Она не уверена, что звук ей не приснился, хотя… она не помнит, что видела только что какие-то сны. В голове проясняется, и она садится на постели, прислушиваясь к происходящему в доме. Но все тихо. Может, и правда приснилось?.. Бидди спускает ноги с кровати, подходит к двери в спальню и слушает теперь там. Никаких посторонних звуков. Она открывает дверь, выходит на лестницу, а потом начинает спускаться. Она не берет с собой свечу, потому что знает дом как свои пять пальцев, пусть и живет в нем меньше года. А еще свечка будет слепить ее саму, ничего толком не освещая. Она преодолевает несколько ступенек, стараясь не производить никаких звуков, потом поднимает голову и обмирает от ужаса. В кухне очень темно. Единственное мансардное окошко находится высоко, и ночь, видимо, пасмурная, так что света от него нет. Но угли в очаге у входной двери, которую она закрыла за Амилом, еще не угасли, и от них исходит едва заметное багровое сияние. Его достаточно, чтобы обозначить огромную черную тень, возящуюся рядом. В первое мгновение Бидди думает, что жених зачем-то вернулся, но тут же понимает, что это невозможно – как бы он открыл засов снаружи? И еще… кажется, это – куда больше Амила… – Я буду очень признателен, госпожа, если ты не будешь шуметь, – вдруг слышит она тихий низкий голос. – Я не причиню тебе вреда, как не собирался и ранее. Бидди давно бы заорала, если бы с перепугу ее горло не схватило спазмом. – Ты… кто?.. – выдавливает она. Громадина, невесть как просочившаяся в ее дом, вздыхает: – Мы с тобой знакомы. Виделись прошлой весной. Правда, ты тогда жила в Чейдинхоле, на своем хуторке. Угли в очаге резко вспыхивают, и на них расцветает пламя, ярко освещая тот угол у двери. Бидди тупо моргает, глядя на здоровенного беловолосого типа с такого же цвета короткой бородой. Амил рядом с ним показался бы подростком. Бидди стоит на середине лестницы, и их с незваным гостем глаза находятся примерно на одном уровне. Она облизывает губы. – Ты… этот… Гай Нумерий?.. – Точно. Я… кажется, я сломал твою задвижку. Бидди таращится во все глаза. В их первую встречу он был гладко выбрит и аккуратно подстрижен. Теперь же массивная челюсть опушилась бородкой, башка с боков обрита, а отросшие пряди посередине ото лба заплетены в несколько тонких косиц, болтающихся у основания шеи. Он снова замотан в плащ, только другой – темный, то ли синий, то ли коричневый, из-под его полы виднеются кожаные штаны и тяжелые сапоги со шнуровкой и заклепками. – Извини за беспорядок, – говорит он, неловко указывая за спину. – Практическая магия мне не дается. Наверное, нужно просто больше тренироваться, но я слишком привык полагаться на оружие. Я приделаю задвижку назад, дай только пару минут. Бидди медленно опускается задом на ступеньки и молча наблюдает, как он возится у двери, пальцем вгоняя гвозди в дерево. – Ты открыл засов магией? Снаружи? – М-м-м. Да. Вообще-то так планировалось. Но вместо того я его просто сорвал. Еще раз прошу прощения. Как и за вторжение, само собой. Засов возвращается на место. Нумерий проверяет, как ходит задвижка в пазах, запирает дверь, дергает ручку и удовлетворенно кивает. Бидди безучастно наблюдает. А потом спрашивает: – Как ты нашел меня? И зачем? Что?.. В смысле, я думала, мы все разъяснили тогда, в Дрейклоу. – На самом деле я искал не тебя. Я просто шел по следу. – По чьему… – Бидди судорожно вздыхает. – Нет… По ее? – По чьему «ее»? О… Нет. Не по ее. Откуда бы ей здесь быть? Если верить моим источникам, она сейчас должна быть сильно севернее. В Корроле. Бидди быстро отводит глаза, надеясь, что он не заметит ее смятения, но не выходит. – Вот как, – мягко говорит Нумерий. Он придвигает к очагу колоду, на которой Бидди иногда рубит мясо, и усаживается, а потом склоняет голову набок: – Не хочешь устроиться поудобнее? Нам, смотрю, все еще есть что обсудить. Бидди колеблется несколько секунд. Она все еще может попробовать позвать на помощь, но толку-то… Амил, спящий сейчас в своей общаге в нескольких кварталах отсюда, ее не услышит. Да и даже если бы он остался с ней сегодня, она сомневается, что он смог бы сделать что-нибудь с этим… существом, которое не берет доза отравы, коей можно умертвить половину населения Анвила. Она встает, спускается и садится на табурет неподалеку от лестницы. – Итак… – Нумерий пытливо смотрит на нее. – Ты видела девочку по имени Банрион после нашей первой встречи? – Я видела ее почти месяц назад. Здесь. В Анвиле. И теперь она не девочка, а женщина, пусть и юная. – Нумерий молчит, и Бидди тоже, но потом тишина начинает ее тяготить. – Она села на корабль. Уплыла на север, в Даггерфолл. Нумерий медленно кивает. – Понятно. И очень… интригующе. Потому что месяц назад она точно должна была гулять по Коловианскому нагорью. – Он прислоняется плечом к каменной кладке очага. – Ты говорила с ней? – Нет. Только видела издалека. – Тогда откуда ты знаешь, что это была она? Просто услышала имя в толпе? Может, это была другая Банрион? – Я… узнала ее. Можешь мне не верить, но узнала. И еще я говорила с ее приятелем. Он рассказал мне кое-что о ее жизни. – Но сама ты так и не встретилась с ней, – догадывается Нумерий. – Нет. Я струсила, понятно? Нумерий кивает. – Понятно. Бидди ждет еще вопросов, но он опять молчит. – Нихера тебе не понятно! – злобно говорит она. – Просто нихера! Ты и представить не можешь, каково это: нянчить дитя, видеть, как оно крепнет и растет, а потом его забирают! Якобы с благими намерениями! Якобы чтобы спасти ее! Чтобы дать лучшую жизнь! И знаешь что?! Все это оказывается херней, сраной чушью! Не была ее жизнь без меня ни безопасной, ни счастливой! Я, взяв ее с собой в Дрейклоу, могла дать больше любви и покоя! Но один старый дурак решил, что лучше будет нас разлучить! И вот что вышло! Нумерий сидит, опустив голову и прикрыв глаза, и когда она, наконец, умолкает, тяжело дыша, негромко отвечает: – Ну, он ведь хотел, как лучше. Ориентировался на чужой пример, но ничему не научился, словно не понял, что он был дурным, тот пример. – Бидди хлопает глазами, а он продолжает: – Как звали того парня, что был с девушкой? Не Маркурио случайно? – Да. Хотя сперва он представился Маркусом – в целях конспирации, как он сказал. Они с девочкой, видите ли, решили назваться другими именами. – Бидди фыркает. – Он вообще какой-то странный. С первого взгляда показался мне себе на уме. Потом я начала думать, что он умственно отсталый, а еще позже – что тут что-то среднее. – Маг, что с него взять. Их мозги чуть-чуть иначе устроены, чем у простых смертных. Это становится особенно заметно, когда они долго живут в отрыве от общества. Бидди кивает и спохватывается: – А ты откуда знаешь, что он маг?! Я уж молчу про имя! – Какая разница? Да и не очень мне хочется распространяться о своих источниках. – Источники твои, похоже, врут то и дело – вон, ты даже не знал, что Банрион была здесь. Кстати, если ты в Анвиле не из-за нее и не из-за меня, то зачем? – Я же сказал: выслеживал кое-кого. Собственно я уже закончил с этим прошлой ночью, и собрался уходить, но услышал, как кто-то кому-то в порту предлагает «сходить к Бидди и купить у нее зелье». Заинтересовался, и вот я здесь. – Не мог заглянуть днем, как все нормальные люди? – Жених, говорят, у тебя ревнивый. Я решил не привлекать внимание к твоей персоне. И к своей, если уж на то пошло. Бидди недовольно хмурится, но потом понимает, что приди он к ней накануне днем, это действительно могло бы вызвать проблемы. И не со стороны Амила. Она решает сменить тему: – Закончил свои дела, говоришь? Вчера утром из воды выловили двух типчиков со свернутыми шеями. Твоя работа? Нумерий пожимает плечами. – Кто они? – не унимается Бидди. – Плохие люди, которые очень любили деньги. А еще глупые. Тебе не стоит о них беспокоиться. – Зато мне, видимо, стоит беспокоиться об императоре и его людях. – Бидди беспокойно ерзает на табурете. – Ты знаешь, что случилось в Имперском городе в начале года? – Да. Прискорбно. Бидди трясет головой. – Солея… До сих пор не могу поверить, что она мертва. Никак представить не могу… Маркурио намекнул, что тут как-то замешан император и его разведка. Нумерий молчит, едва заметно кивая. Взгляд у него задумчивый. Наконец он роняет: – Нет. Император тут ни при чем. Он человек решительный, но притом разумный, и подход ко всему у него взвешенный. Не похоже на него. Почему мальчик решил, что это сотворил Мид? – Они с Банрион связали эти события с кое-какими еще, и решили, что все одно к одному. – Какими же? – Ну… Он сказал, им пришлось отправиться на юг, потому что на севере, на перевалах через горные хребты, их ждали засады. Устроенные Пенитус Окулатус. – Как они узнали-то о них? Бидди вздыхает. – Я спросила, но вопрос Маркурио не понравился. Сказал только, что они, мол, маги. Будто это все объясняет. Но он, очевидно, был уверен в том, что говорил. – Он был твердо уверен, что ждали именно их? – Как я поняла, ждали Банрион. А поскольку он был с ней, то можно догадаться, что и его домой не отпустили бы. Нумерий барабанит пальцами по колену. – Пенитус Окулатус или все-таки некто с их опознавательными знаками?.. Загадка. – Да какая загадка? Просто Мид наконец узнал о ней. – Ну и узнал. И что? – Что «что»? – Какой ему резон схватить ее? Что она сделала? – Ну, она… – Бидди разводит руками. – Как будто ты сам не знаешь! Не ты ли говорил, что хочешь защитить Банрион и от императора в том числе?! – Да, говорил. И намерен это сделать в случае нужды. Только императору о ней давно известно. И побольше, чем тебе. И до сих пор он не проявлял рвения, а тут вдруг спохватился. Не странно ли? – На что ты намекаешь? – Я не намекаю. Я говорю, что если Пенитус Окулатус – или кто-то с их амуницией – организовали засады по ее душу, то это сделано не по приказу императора. Вероятно. – Вероятно? – Бидди усмехается. – Обнадеживает, что и говорить. Ну хорошо, пусть это не Мид, тогда кто? – У него есть враги, как ты можешь догадываться. Много. Их хватает даже в его наиближайшем окружении. Так что кандидатур более чем достаточно. – Зачем его врагам моя девочка? Она же… она же просто ребенок, которого я забрала из этих развалин… Нумерий долго на нее смотрит. Потом спрашивает: – Ты совсем за новостями не следишь, да? Не слышала про возвращение драконов? – Конечно слышала! Даже видела одного издалека. Кажется. При чем тут драконы? Нумерий вздыхает. – Может, и ни при чем. Только, говорят, в начале прошлого месяца недалеко от Кватча видели дракона. – Он поднимается с колоды и отряхивает задницу. – Впрочем, может, это просто сплетни. Всего тебе доброго, госпожа. Береги себя и держи своего жениха к себе поближе. Времена нынче такие… Бидди тоже вскакивает. – Стой! Ты что, пришел просто языком потрепать?! – Ну… да. Я хотел тебя повидать. Мне показалось, что мы не слишком удачно расстались в прошлый раз. Запри за мной. И лучше бы тебе обратиться к плотнику, чтобы перевесил засов или даже поменял его. – Нумерий шарит под плащом и кладет на полку у двери пару монет. – Вот деньги. И еще раз извини за неудобства. Бидди живо вскакивает, пересекает комнату и хватается за край темного плаща из плотной ткани. – Что тебе за дело до Банрион? Ты ее отец? – Нет. Я… близкий, смею надеяться, друг отца ее матери. И я выполняю обещание, которое дал лет десять назад… – Как ты узнал о ней… о нас? Я совсем забыла спросить тебя тогда… Нумерий некоторое время молчит, но потом вздыхает: – Так и быть. В конце концов ты заслужила хоть немного правды. Я узнал о девочке и твоем участии в ее жизни из дневников приора Критона. Когда он… скончался, их все собрали и доставили мне. – Почему?! – Мы с ним старые знакомые. И благодаря моим усилиям он получил в конце концов место в Вейноне. – Но он был приором чуть не с начала прошлого века… – растерянно говорит Бидди. – Сколько же тебе лет? – Целая куча. Я просто веду здоровый образ жизни. – Или врешь как сивый мерин, – шипит Бидди. – Я ни разу не солгал тебе, сестра Бригита… Бидди. Прошу извинить, мне уже пора. Засов сдвигается в сторону. Нумерий открывает дверь и выходит в ночь, а потом поворачивается и повторяет: – Запрись хорошенько. И будь осторожна. Бидди держится за ручку двери, а потом тихо спрашивает: – Кто же ты такой? – Я? Я просто старый и то и дело ищущий приключений на свою задницу имперец с душой древнего эльфийского военачальника. Он улыбается, сверкнув белыми зубами, и исчезает в темноте.***
Когда Амил на следующий день заходит навестить ее в обед – смена начинается рано и утром он просто не успевает – то находит возящегося с задвижкой плотника, которого Бидди позвала пару часов назад. Сама она сидит рядом на лавке и связывает свежесобранные травы в пучки, чтобы потом повесить их на кухне для сушки. Амил подходит к ней и хмуро спрашивает: – Что, во имя Обливиона, тут произошло? Ты в порядке? – Конечно да. – Она тянется и сжимает его ладонь своей. – Оказалось, что мой засов не слишком хорошо крепится к двери. – Еще вчера все с ним было нормально. Я же запирал вечером. Бидди кивает. – Да, но ночью с ним, кажется, что-то случилось. Утром я стала открывать, и он свалился мне под ноги. Да ты не волнуйся. Все же в порядке. Амил опускается на скамью с ней рядом. Лицо у него – мрачное донельзя. – Выходит, ты всю ночь после моего ухода провела с отпертой дверью? А когда закрывала за мной, ничего не заметила? – Не волнуйся, солнце, я в порядке. Кстати, пойдем-ка пообедаем. Мастера я потом покормлю. Они заходят в дом, и Бидди быстро накрывает на стол. Амил же, стоя у очага, озирается, внимательно изучая обстановку. – Ничего не пропало, – успокаивает его Бидди. – Иди ешь. Только, вон, руки сполосни. – Ты уверена? – Уверена, уверена. Амил слушается и садится за стол, а вскоре к ним присоединяется и плотник. Бидди начинает жалеть об этом спустя минуту – Амил накидывается на беднягу с расспросами о состоянии засова. – Да хрен знает, – честно отвечает тот. – Я бы сказал, его вырвали, а потом приделали назад, теми же гвоздями. Только вот как? Дверь-то открывается наружу, ее даже выбить нельзя. То есть, только если тянуть на себя. Коли так, это ж какую силищу иметь надо? – Ты его перевесил? – Да, немного сдвинул вверх, к середине двери. Я хорошо приделал, не волнуйтесь. Амил кивает, и дальше они едят молча. Обед заканчивается, и плотник уходит, прибрав свой инструмент и получив гонорар. Амил провожает его взглядом, пока он не выходит на улицу, а потом смотрит на Бидди: – Ты мне ничего не хочешь рассказать? Бидди медленно вытирает тарелку полотенцем. – Не сейчас. – А когда? – Когда ты перенесешь ко мне свои вещи и будешь оставаться тут ночевать. Она оборачивается: Амил смотрит на нее, насупившись. – Ладно, – неожиданно соглашается он, и Бидди невольно вскидывает брови – она даже не успела привести главный довод. – Ладно, видимо, и впрямь пора. Хрен с ней, со свадьбой. Успеем. Бидди снимает фартук и подходит к нему. – Выходит, зря я сегодня утром ходила в часовню Мары? – говорит она, сжимая его пальцы. – Не надо было договариваться о дате? Амил моргает. – Что?.. В смысле? О!.. Бидди прижимается щекой к его груди. – На следующей неделе во фредас. Как раз будет примерно середина Первого Зерна. У меня на родине было принято жениться по весне. Амил заключает ее в объятья, и некоторое время они так и стоят. Потом он отпускает ее и торопится к выходу. – Я скоро приду! – Куда ты? – За своими пожитками. – Амил отбегает от крыльца на несколько шагов, но потом возвращается: – Не стой так, запрись! Я постучу, когда вернусь! – Да никто меня не унесет. – Бидди! Пожалуйста! Она закатывает глаза и закрывает дверь на засов изнутри. Амил дергает ручку снаружи, издает удовлетворенный звук и убегает – она слышит его торопливые шаги, сперва по доскам крыльца, затем по дорожке к дому. Некоторое время Бидди стоит и оглядывает кухню, подбоченившись, а потом идет в пристройку – часть ее отведена под кладовку, и там нужно освободить место для вещей Амила. Вряд ли у него их много, но сколько-то полок и ящиков точно займут. Она зажигает лампу, засучивает рукава и принимается за работу.