Две недельки до второго

– Кто здесь? – шёпотом спрашивает Серёжа. В палатке темно, в лесу тоже. Ночь. «Все уже спят, тебе кажется, просто успокойся», – убеждает себя по кругу в сотый раз. Мало ли в лесу шорохов, может, ветер подул. А может… А вдруг правда тут волки? Серёжа зло косится на дрыхнущего Олега. Небось спит и видит десятый сон, пока у него тут ни в одном глазу. Хочется ногой его немного пнуть и притвориться, будто это он случайно, во сне. Пусть тоже не спит теперь, слушает чьи-то шаги около палатки. А если и правда звери, что тогда делать? – Спишь? – безнадёжно шепчет Серёжа, но в ответ только тихое сопение. Может, разбудить его? А что он скажет? Извини, мне тут кажется, что кто-то бродит вокруг палатки. Давай теперь вместе не спать? А потом Олег всем растреплет. Ну уж нет. Он же не трус какой-то. Всё нормально, может, просто показалось. Показалось. Мысли прерывает хрустнувшая ветка, и Серёжа вздрагивает. Ничего не показалось, кто-то и правда ходит. А если заглянет в палатку, тут замкнутое пространство, тут… – Олег? – с каким-то отчаянием шепчет Серёжа, смотрит, как вход в палатку открывается и… – Эй, – в палатку просовывается взъерошенная голова. Из груди вырывается выдох. Сердце стучит, как бешеное, Серёжа нервно смеётся. Всего лишь Юрка. Их Юрка, детдомовский. Не волки, не медведи всякие. – Сиги есть? Курить охота. Я верну потом, честное пионерское. Разумовский смотрит на наглое лицо, так и хочется врезать ему, но Юрка слишком хорошо дерётся. – Ты совсем полудурок, что ли?! Все спят давно, вали отсюда. «Нихрена ты не вернёшь, пионер недоделанный». Чтобы повестись на Юркины слова, надо первый день в детдоме быть. – Ты же вот не спишь. – Нагло сообщает и уже собирается пролезть дальше в палатку, но Серёжа отпихивает его ногой. – Он спит. – Кивает на перевернувшегося на другой бок Олега. – У меня нет никаких сигарет, – недовольно поджимает губы Серёжа. «Будто так сложно запомнить, что я почти никогда не курю», – мелькает в мыслях. Хотя с чего бы кому-то помнить? Тут всем плевать. Только Марго было не плевать. Но она далеко. – Ну дай мне его сигареты. – Охуел? Вали отсюда, – замахивается своей походной кружкой, только после этого голова Юрки исчезает. Снова лежит в тишине, глаза к темноте даже привыкли. Зачем только вспомнил о Марго? Будь она здесь, жили бы с ней в палатке. Болтали бы по ночам, выходили смотреть на звёзды. Зачем только вспомнилось, как сидели тогда вдвоём на одной из питерских крыш. Марго (в детстве просто Ритка, конечно, Марго она стала лет в четырнадцать) любила курить тонкие сигареты, и Серёжа, поддаваясь моменту, делал пару затяжек за компанию. А потом пили какую-то алкогольную байду, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Тонкий фиолетовый свитер не грел никогда. Не греет он и сейчас, пока после завтрака идут вдоль береговой линии. Впереди Ирина Петровна – учительница биологии, вещает всем что-то о местной флоре и фауне. В первых рядах, конечно, девчонки и Петька, местный подлиза. В середине пацаны болтают о чём-то своём, кто-то даже пробует курить втихую. Позади колонны уныло плетутся они с Олегом. Про ночные события ему рассказывать не хочется, надо же было Юрку испугаться, ещё и потом полночи не спал. Это всё Олег со своими волками. И чего этот Волков вечно с ним рядом таскается? То, что их вместе поселили в палатке, ещё не значит, что теперь надо всегда вот это: «Мы с Тамарой ходим парой». С моря дует пронизывающий ветер, и Серёжа зябко шмыгает носом. Косится на Олега. Тот кожанку свою, надетую поверх толстовки, даже не застёгивает, будто на улице жара. Идёт и молчит, как всегда. Очередной порыв ветра заставляет поежиться и поднести холодные пальцы ко рту. Дышит на них, чтобы согреться, пока все бодро продолжают шагать неизвестно куда. Будто ему одному тут холодно. Компания впереди них громко гогочет, заглушая и без того тихие слова Петровны. А ведь мог бы сидеть сейчас в компьютерном классе… Раздражение вдруг переливается через край, и Серёжа резко тормозит: – Почему ты вечно около меня ошиваешься? – Не понял, – Олег тоже притормаживает. Смотрит прямо с этой своей непробиваемой невозмутимостью. «Ой, всё ты понял», – морщится Серёжа. – Если у них, к моему глубочайшему сожалению, нет односпальных палаток, – он снова коротко шмыгает носом, – это ещё не значит, что… – Нужно? – перебивает Олег. – Что? – непонимающе хмурится Серёжа. Олег разве что глаза не закатывает. – Куртка нужна тебе? Весь дрожишь. – Нет. – Гордо отрезает, добавляет уже тише. – Мне нечего тебе дать взамен. С чего вдруг такая щедрость? Волков молчит пару секунд, прежде чем: – Это, как сова в мульте говорила, безвозмездно. – Брови Серёжи чуть приподнимаются. Олег помнит детские мультфильмы? Волков, видимо, трактует эту эмоцию по-своему и поясняет. – Типа даром. – Очень хочется съязвить, что значение слова «безвозмездно» понятно даже детсадовцу, мог бы и не пояснять, но почему-то сейчас язвить не хочется. – Ну, и ты знал, где мои сигареты лежат, и не отдал. – Так ты не спал? – скрыть явное возмущение из вопроса не удаётся. – Сложно было не проснуться от вашего шёпота. – Пожимает плечами Олег. «Почему тогда не вмешался? Вот сам бы и отстаивал честь своих сигарет. И вообще…», – но слова так и остаются невысказанными. Так Волков честно и ответит. – Я это сделал не из большой любви к тебе. – Я догадался. Ну? Будешь брать или нет? – Серёжа недоверчиво смотрит на протянутую ему кожанку. – Ты это, если не хочешь, как хочешь, хули я тут перед тобой раскланиваюсь. – Хочу. – Даже слишком быстро выхватывает кожанку из рук Олега Серёжа, надевает на себя. Куртка приятная, ещё хранит чужое тепло. Он кутается в неё плотнее. Наверное, натуральная кожа. Интересно, откуда она у Олега? Наверняка украл. – Спасибо, – всё же заставляет себя произнести Разумовский. В ответ слышится едва различимое довольное хмыканье. О том, как приятно получить такую заботу, лучше не думать. Он и не помнит, когда с ним последний раз кто-то так делился. Нельзя привыкать. Кто знает, что у Олега в голове. Сегодня – куртка, завтра – заточка в ногу. – Эй, ты куда? – замечает вдруг, что Олег идёт куда-то в обратную сторону, догоняет. – Нам в другую сторону же. – Показывает рукой в сторону всё дальше уходящей колонны во главе с Петровной. – Тебе что, правда не похуй? – осведомляется Волков, будто специально раздражает. – Не хочется потом слушать нотации от Петровны. Где же Олег? Ему что, неинтересно было слушать о всяких хламидомонадах? – Передразнивает интонации учительницы Серёжа, и на лице Олега мелькает короткая ухмылка. – Будто ты бы не свалил. Серёжа не знает, свалил бы он один или нет. За самовольный уход потом проблем не оберёшься. Ещё можно вернуться, догнать всех. Но стоит представить унылое хождение по берегу под пронизывающий ветер и гогот пацанов, и вот он уже догоняет ушедшего Олега. – Почему ты за мной таскаешься? – передразнивает Волков. Звучит так серьёзно, но Серёжа догадывается – это у него юмор такой, припоминает чужие слова. – По правилам нельзя ходить одному. – Парирует, ныряя вслед за Олегом куда-то налево, в лес. Теперь их точно не найдут до обеда. Пусть сами ходят по холодному берегу и слушают про типы водорослей, растения, поваленные деревья. На одном из них сидят сейчас с Олегом. Еле заставил себя сюда сесть. По дереву наверняка муравьи всякие ползают, лучше об этом не думать. А Волкову будто всё равно. – И всё же. Зачем ты мне помог? – допытывается Серёжа, глядя на вытянутые ноги Олега в старых кроссах. – Бля, заебёшь, зачем-зачем… – Олег делает глубокую затяжку, медленно выпускает дым. Будто специально не торопится отвечать. – Зачем ты такой хитровыебанный? – Не хочу, чтобы у тебя создавалась иллюзия, что кожанка может завоевать моё доверие. Имей в виду, я тебя прикрывать не буду. Тут каждый сам за себя. Это не какой-то… – Слушай, я в тишине покурить собирался. – Резко перебивает Олег, делает затяжку. – Намёк понятен? Даже отвечать на такое не хочется. Из вредности стоило бы болтать и не затыкаться, но за такое можно и отхватить. Ну и пожалуйста. Нравится молчать, Олег и слова от него не услышит. Всё оставшееся время каждый о своём думает. Идут обратно тоже молча. Наверняка их хватились. Уныло думается о том, как им влетит. Главное, чтобы не заставили посуду за всеми мыть. Или ещё какую мерзость, кто их знает. Уже почти доходят до места стоянки, как вдруг слышится: – Ты и в обычное время вредный пиздец, не хочу проверять, какой ты, когда болеешь. От услышанного Серёжа аж притормаживает. Это что, откровения от Волкова? Но не успевает съехидничать в ответ, как Олег уже почти бегом направляется к палаткам и обеспокоенным воспиталкам, машет им рукой, спокуха, мол, вот он я, вот они мы. Даже куртку свою так и не забирает. Чудной. А ходить в чужой кожанке всё же приятно.