drive home (small talk)

Брюс медленно сползает по сиденью. Затем, будто опомнившись, выпрямляется и запрокидывает голову. Косится на водительское сиденье — глаза Эдварда неотрывно смотрят на дорогу, руки намертво вцеплены в руль, словно он ведёт автомобиль второй раз в жизни что, Брюс знает, точно не так — он несколько раз был свидетелем того, как Нэштон паркуется у Уэйн Интерпрайзес. Может, это одна из его особенностей — точно так же он держал дымящуюся кофейную кружку, обхватив её обеими ладонями до побеления кончиков пальцев. Воспоминания о совместном посещении кафе накрыли его лавиной мёрзлого стыда, заставив отвернуться к окну. За ним был лишь слепящий свет фар, редкие тусклые витрины и темнота, в которую сегодня уже совсем не хотелось вглядываться. Повеяло тоской — Брюс невольно вспомнил себя маленького, сидящего на пассажирском месте рядом с отцом. Всё казалось ярче, всё проносилось быстрее, чем он мог разглядеть. И между ними не было никаких секретов — они просто не укладывались в идиллию, коей была жизнь Уэйна младшего при родителях. Тогда отсутствие людей на ночных улицах можно было легко оправдать тем, что все просто ушли спать. А как давно спал он?... Нет, думает он, и с неохотой отворачивается от окна. Нельзя спать, тем более сейчас, иначе он окончательно распишется в своём невежестве перед Нэштоном. Это так нелепо, что единственным человеком, которому он смог позвонить посреди ночи, оказался именно он. Странное дело — ему вообще-то нравился Эдвард Нэштон. Может, потому что они знакомы совсем недолго. Хотя Нэштон и зарабатывал на фото в Дэйли Плэнет, а Брюс терпеть не мог эту газетёнку, этот факт никогда не играл большого значения в их нестройных отношениях. Он видел, с какой увлечённостью Эд делал фото для благотворительного фонда зная, что не получит ничего взамен и этого хватило. Сполна. Что казалось ещё страннее — они проехали уже половину пути, но не было уронено ни единого слова с того самого момента, как автомобиль тронулся с места. Черта, ранее казавшаяся лишь поводом для раздражения, на дистанции казалась необходимой. И Брюс прокручивал всё запомнившееся из сказанного фотографом чтобы заполнить зияющую пустоту в своей голове и в мыслях просил, умолял, чтобы тот всё же сказал хоть что-нибудь, чтобы хоть что-то оставалось на своём месте, чтобы можно было на секунду зажмуриться и представить, будто всё в порядке. Минутная слабость (приятно с вами познакомиться, мистер Уэйн), слепота от вспышки (встаньте у окна, пожалуйста. Вот так, но чуть левее. Поверните голову к свету. Прекрасно. Можете слегка, совсем чуть-чуть… очень хорошо. Да, теперь можете расслабить лицо…), зыбучая вежливость (вы пьёте кофе?) И зачем он согласился на кофе? Голос разума подсказывает, что если бы не согласился, не заполучил бы его номер, пришедшийся в эту безумную ночь как нельзя кстати. Но то лишь просвет в грозовой туче. Нет, ничего не было в порядке. Надо бы извиниться. Надо бы сказать, что он повёл себя как мудак. Да, думает Уэйн, мудак, иначе и не скажешь. Надо извиниться, пока мысли о Фальконе не забили его голову доверху. Пока Селина не натворила глупостей. Пока Загадочник не начал открытую атаку вместо тычков в спину. Да, Загадочник неосознанно нашёл его уязвимое место, и им был именно Брюс Уэйн, поверхностная суть возмездия, выжженная ночь. Но именно сегодня, он впервые за долгое время ощутил себя не карикатурой, а живым. Он почувствовал, что он не функция и не бремя, пускай для этого ему пришлось едва ли не потерять Альфреда. Они тормозят вслед за автомобилем впереди. В стёклах очков Нэштона отражается синее мерцание полицейской мигалки. Пальцы начинают нервно барабанить по рулю. Брюс смотрит на его отражение в зеркале заднего вида. Нахмуренные брови. Частое моргание. Кажущаяся неестественной в темноте бледность. У обладателя единственного номера в телефоне Уэйна, связанного с работой лишь косвенно, отросла чёлка. Волосы так и норовили залезть за оправу, потому Эд изредка отрывал руку от руля и зачёсывал их назад, что вряд ли доставляло ему удовольствие. — Я бы хотел извиниться. — Брюс внутренне опешил от сказанного. На мгновение слова, сложившиеся из изданных им звуков, показались ему полной бессмыслицей. На секунду он хотел поправить себя, он был уверен, что упустил что-то важное для понимания или добавил лишнего, и это превратило в несуразную белиберду выражение его настоящих намерений. Но всё было в порядке. Не было лишних и недостающих частей пазла. Был лишь Брюс Уэйн, не помнящий, что произносил эти слова когда-либо ещё. — Я не в обиде, мистер Уэйн. — Брюс перехватывает беглый взгляд в узком зеркале, который тут же теряется в тени проезжающей мимо машины, а потом и вовсе снова обращается к дороге — они возобновляют движение. — М-м, — он медленно кивнул. Вновь повисла тишина. Брюс ждал каких-то дополнений, но они не последовали. В горле защекотало. Тихо выдохнув от доселе неисследованной потребности в угождении, Уэйн склоняет голову набок и натягивает на лицо самое расслабленное выражение на которое он только способен. — Вы так быстро приехали… — Я живу неподалёку. — едва ли не шипя сквозь зубы, Готэмский принц наблюдает за тем, как его компаньон ёжится в своей мешковатой толстовке. — И что, совсем не ложились? — Много работы. И проблемы со сном. Одно… способствует другому, если честно. — усмешка потухла на чужом лице едва ли появившись. — Я не сильно отвлёк? — Нет, что вы. Я как раз делал перерыв. Брюс опускает глаза разглядывать очертания своих туфель. Бред. Как он ещё мог ответить? Ничего не изменилось. То, что должно быть обыденным и контролируемым уплывает из рук. — Прости меня. — произносит он куда-то вниз. — у меня был хреновый день. Прости, что тогда ничего не сказал. Ты этого не заслужил. — А сегодня день лучше? Брюс медленно оборачивается, чтобы столкнуться с ничего не выражающим взглядом Нэштона. — На удивление… — он пытается разглядеть глаза за стёклами очков, — да. Эдвард вновь устремляет взор на дорогу. — Мне очень жаль, что такое произошло с мистером Пенниуортом. — мягко донеслось до Уэйна. — наверное, страшно жить в такое время. Ну, когда какой-то безумец хочет вас убить. «Не очень, — думает Брюс. — но ты здесь и всё становится чуть проще». — Да, но, — он подмигивает, — его ведь скоро поймает полиция. Эдвард хмыкает. — Должно быть, вы очень устали. Со мной нет нужды разговаривать. — он замолкает на мгновение. — Пусть это и… очень приятно. — голос становится похож на шелест ветра, его «очень приятно» едва ли отсвечивает из мглы дорожной симфонии. Брюс благодарен. Впервые за день он пытается расслабиться и у него даже получается — опершись рукой о дверцу, его действительно начинает клонить в сон. — Нам надо будет как-нибудь попробовать заново. — произносит он, пытаясь не отпустить нить связи с реальностью. — Ещё раз встретиться. Обещаю, я не уйду снова. Он не был уверен в достоверности своего слуха на тот момент, но ему показалось, что голос сбоку уверил: — Я думаю, это произойдёт очень скоро.