***
Точно такое же солнце заглядывает в окно корпоративной квартиры. Но в постели никого нет, некого будить. Хозяин постели сейчас в ванной. С опухшими от бессонной ночи глазами он сидит в душевой кабинке, обняв свои колени и равнодушно разглядывая плитку. Вчера он так и не смог уснуть, и сегодня тоже. И не потому, что не было феечки. Бухгалтерша пришла, как он и просил. И не потому, что она заломалась. Просто Цзюнь сам не смог. Он никак не мог сфокусироваться на её теле. Девушка старалась, как могла, но Цзюнь ничего к ней не испытывал. Он просто не ХОТЕЛ её. Пытался разбудить своего малыша, но тот затих, как будто обиделся. Всё не то, всё не так. Он целовал шею девушки, но все ждал, что сейчас увидит татуировку на ней. Хотел видеть в её глазах то же дикое желание, как в глазах… Джуни. Когда девушка решила всё-таки уйти, а Цзюнь — её отпустить, он долго ещё думал над тем, что произошло. Ему не хотелось верить в то, что сейчас хотел этого грёбаного барана с красивыми глазами и сильными руками. Он пытался найти объяснение, перелистал интернет, почему так получилось? Ответ один: он конченный гей. И гей, и конченный. Какой же он гей, если до недавнего времени не слезал с женских тел? Нет, это всё не так. Скорее всего, Джун что-то нарушил в нём, и Цзюнь стал импотентом. Может, это на время и скоро всё пройдёт? Как-то психолог ему сказала, что такая зависимость от секса, возможно, пройдёт, когда он найдёт свою единственную и будет чувствовать себя рядом с ней действительно нужным, тогда отпадёт нужда доказывать себе это каждый вечер. Саймон искал, искал долго, никогда не приглашал девушек во второй раз, потому что легко выпускал их из постели. Никто не задержался в его сердце. И вот эти несколько дней просто перевернули всё с ног на голову. И всё это ему совсем не нравилось. Переживая и нервничая всю ночь, он ворочался в кровати. Под утро потащился в душ и вот уже 2 часа «мылся». Время потихоньку шло, мышцы затекли от одной позы, мозг устал думать об одном и том же. Поднялся и включил наконец воду. Следуя своему правилу: всегда выглядеть на отлично, он попытался привести себя в порядок. Но волосы никак не хотели слушаться, мешки под глазами от бессонницы портили вид, а небольшой багаж одежды надоел до чёртиков. Цзюнь в ярости раскидал все шмотки и решил съездить по магазинам, чтоб отвлечься. Отменив запланированную встречу и подобрав наконец наряд, он отправился в город. Но сначала он решил заглянуть на мототрек, хотел высказать этому барану всё что думает о нём, хотел отматерить с ног до головы, ну или просто… увидеть. Посмотреть, что в нём такого, что не давало спать.***
Джун наконец надевает кожаный костюм, берёт шлем и выкатывает свой супербайк на трассу. Тренер громко орёт на другого подопечного, что тот посмел явиться с похмелья. Парень пытается оправдаться, но мужчина резко показывает на выход, и тот, обречённо вздохнув, уходит. Тренер, заметив Джуна, сжимает зубы и подходит к нему. — Что это ты ещё надумал, малец? Почему отказываешься от соревнований? Ты же сам сказал, что мечтаешь об этом. Что за выкрутасы? — Извините, тренер, никак не получится. Может, в следующем году, в этот раз никак. — Что случилось-то? Ты понимаешь, что ты нам нужен? — Я всё равно никогда не участвовал на таких грандиозных соревнованиях и, скорее всего, подведу вас, — упорно отнекивался Джэджун. Мужчина безнадёжно махнул рукой. Уговаривать не привык, и тут не заставишь человека. — Иди готовься, трасса свободная. И что мне с вами делать? Салаги... Джун заводит свою Хонду, надевает шлем и катит на старт. За всем этим наблюдает Цзюнь. Сидя на верхних местах, спрятавшийся под тёмными очками, он пристально следит за Джуном. Этот фирменный костюм очень шёл ему. Кожаные брюки подчёркивали длину ног, а куртка — ширину плеч. А как он сидит на мотоцикле?! Изгибы тела парня повторяли очертания байка. Сейчас Цзюнь очень хотел бы быть под ним. Хотел бы вот также быть обнятым руками и ногами. Белый байк легко проходил опасные повороты. Первые три км прошли, пошёл второй круг. Тренер следил за секундомером и трассой одновременно. Прогнав три круга, Джун свернул с трассы и учитель спустился к нему. Цзюнь уже передумал что-либо высказывать старшему? Увидев его счастливое раскрасневшееся лицо после гонки, он просто не посмел переваливать на него своё плохое настроение. Схватив рюкзак, он просто уходит.***
Чон подкатывает к самому крыльцу. Джун выходит из машины и ждёт друга. — Ты же не вздумал бояться? — говорит весело Чон, глядя, как Джэджун с опаской смотрит на входные двери. — Конечно нет, просто размышляю, что сказать. Юнхо кладёт ладонь на плечо младшего и ведёт в дом, где их уже встречает его мама. Она с радостью обнимает Джуна. — Джуни, мальчик, как хорошо, что ты смог к нам прийти. — Парень смущённо приветствует Чон Джин поклоном. — Ты совсем про нас забыл. Как же так? Юнхо никак тебя сюда не везёт, — Чон Джин притворно гневно смотрит на сына. — Ну мама, вот же он, как я тебе и обещал. Отдаю на твоё растерзание. Чон Джин шлёпнула того по ягодице, отправляя в гостиную. Она подхватила Джуна под руку и повела его туда же. — Как твоя бабушка, Джуни? Как здоровье? Усевшись на диване в уютной гостиной, они вели бытовой разговор «о погоде, о семье». Через несколько минут к ним спустился хозяин дома. — О, Джэджун, простите, что задержался. Парень тоже встал и поклонился. — Господин Чон. — Хорошо выглядишь, небось от невест отбоя нет. Джун покраснел и посмотрел на хёна. — Папа, о чём ты спрашиваешь? Это же и так понятно. Мне приходится отгонять их всех поганой метлой, иначе его разорвут. Старший Чон рассмеялся. — Не смущайся, мальчик. Это я так. В комнату вошёл дворецкий, объявив о поданном ужине. Все пошли в столовую. Юнхо, как обычно, сел рядом с младшим напротив матери, отец — во главе стола. Джуну нравилось гостить у них. Это, по его мнению, была образцовая семья, пример для подражания. Родители души не чаяли в Юнхо, и он отвечал тем же. Наверное, Джун даже завидовал. Завидовал очень сильно. Ему так нравилась эта тёплая домашняя обстановка, что он боялся привыкнуть, и старался реже здесь появляться. Чон Джин заботливо спрашивала про дела Джуна, переживала и радовалась за него, как родная мать. Отец Юнхо поддерживал и подсказывал парню, как лучше провернуть дела на фирме. За ужином зашёл разговор о том, что Юнхо совсем не слушает своих родителей. — Джуни, он отказывается от всех невест, которых мы ему предлагаем, — жаловалась Чон Джин. — Ну хоть ты ему скажи, что пора бы уже. Ну вот посмотри, — обратилась уже к сыну, — даже Джун уже собирается жениться. — Мама, ты же знаешь, что по принуждению. Зачем ты опять заводишь этот разговор? — Вот и тебя так же женим. А ещё лучше, оформим документы, пока ты спишь, и тогда у тебя уже не будет права выбора. Джуни, а ты виделся уже с невестой? Ох, прости, с будущей невестой? Тот отрицательно покачал головой молча слушая разговор. — У Джуни нет даже права выбора, а тебе даётся всё. Так и останемся без внуков. — Женщина продолжает ворчливо попрекать сына. — Мама, ну хватит, не хочу я жениться, — а Чон продолжает отнекиваться. И этот спор будет продолжаться ещё долго, даже после ужина. — Неужели тебе никто не нравится? Джуни, скажи, может, он с кем-то тайно встречается и нам не говорит? Ведь ты должен об этом знать. Джун пожимает плечами и смотрит на друга. — Я никого не видел рядом с ним, госпожа Чон. Я думаю, он скоро повзрослеет и сам выберет себе пару. - Парень улыбается другу, который сейчас подаёт незаметные знаки, чтобы тот поддержал его. — Возможно, где-то ждёт девушка его мечты. И они, натолкнувшись нечаянно друг на друга, влюбятся. — Джуни, какой ты романтичный, - промурлыкала Чон Джин. Хён сейчас влюблёнными глазами смотрел на младшего и печально спрашивал, почему тот не девушка? Тогда он, не задумываясь, женился бы и увёл его от проклятого папаши, заботясь и лелея его. После ужина все собрались у дверей, провожая гостя. — Джуни, заезжай к нам ещё почаще, пожалуйста, — Чон Джин никак не могла отпустить его руку. — Я постараюсь, госпожа Чон. — Я знаю, что у вашей компании есть какие-то неприятности, — взял слово глава дома. — Возможно, я смогу чем-нибудь помочь. Сведи нас со своим отцом, если он захочет принять нашу помощь. — Спасибо, господин Чон, я обязательно его спрошу. — Ну всё, хватит его уже жамкать. Мама, отпусти его, — Юнхо забирает руку младшего у матери, ведёт на улицу. Джун, улыбаясь, послушно идёт за ним. Они садятся в машину. — У тебя замечательные родители. Не стоит их расстраивать. Старший пристально смотрит на раскрасневшегося и смущенного Джуна. — О чём ты? Я их совсем не расстраиваю. — Найди себе уже кого-нибудь. Может, тебе попробовать свидание вслепую? Тебе ведь проще выбрать суженую, чем мне. Хён медленно наклоняется к младшему, пристально смотрит на его улыбку, которая потихоньку пропадает от долгого молчания старшего. Юнхо протягивает руку вперёд и наклоняется ещё ближе, он уже чувствует судорожное дыхание и аромат мужского парфюма. Ещё чуть-чуть и он коснётся его губами. Он же может, может его просто поцеловать… Утонуть в этом человеке и забыть обо всем на свете. Обо всех суженых и разуженых. — Хён? Ты чего? — Не предлагай больше такого, — недовольно отвечает Юнхо. — Я не собираюсь ни с кем встречаться. Чон берётся за ремень безопасности, вытягивает его и пристёгивает младшего, как ни в чем не бывало. Джун тихо выдыхает и радуется, что ему всего лишь почудилось. Юнхо заводит машину и везёт младшего домой, по пути, ругая себя последним матом за то, что чуть не сорвался.***
Телефон настырно вибрирует уже не в первый раз, нарушая ночную тишину. Джун нащупывает мобильник, прикладывает к уху, не читая абонента, и слышит гневные выкрики в трубке. — Блять, ты дрыхнешь, уёбок?.. Хорошо тебе спится, говнюк?.. А я вот не могу. Джун открывает один глаз, смотрит на экран. — Миник? Какого хрена ты звонишь так поздно? — Он смотрит на часы 2-00. — Это всё из-за тебя… Это всё ты виноват… Ебать, ты последний ублюдок. Дерьмо собачье, — раздаются гудки. Джун недовольно морщится и встаёт. Одевшись тихонько, выходит на улицу и ловит такси. «Что могло случиться? В чём я так сильно виноват, что нужно звонить так поздно?» Двери открываются только на четвертый звонок. Пьяный миник в халате, пижамных шортах, с бутылкой соджу в руках гневно смотрит на прибывшего гостя. — Что у тебя случилось? Я здесь, можешь всё высказать. В чём я ещё виноват? — Ты… Зачем ты это сделал? Джун понял, что это опять про инцидент в стриптиз-клубе и тяжело вздохнул, предвкушая долгое нытьё. Видимо, это всё-таки не отпускает миника. Как впрочем и его. — Я же уже извинился, я вогнал себя в долг. Что мне ещё сделать, чтобы ты успокоился? Ты, кстати, сам это попросил, в чём сейчас проблема, я не понимаю? Цзюнь хватает его за грудки и затаскивает в квартиру. — Да, за тобой должок. Ты мне должен, — миник пышит алкоголем ему в лицо. Берётся за руку и тащит его за собой в спальню. Джун послушно идёт за ним, сжимая нежную ладонь. — Что мы здесь делаем? — спрашивает старший, когда они остановились посреди комнаты. — Вот, — Цзюнь показывает на кровать и торжественно обвиняет. — Вот на этой постели вчера я не смог трахнуть девку из-за тебя. Джун прячет на лице улыбку, но морщинки около глаз выдают его. — Сука, тебе смешно? Смешно, да? - гневно возмущается Цзюнь, заливаясь краской. Джун всё-таки расплывается, но потом через силу состраивает серьёзное лицо. — Блять, у тебя же просто нестояк. Причём здесь я? Тебе подержать, что ли? Вызови другую феечку. — Вызывал. Она недавно ушла с этим же. Цзюнь подходит ближе к Джуну, раздувая ноздри. — Ты сделал меня импотентом, ты что-то нарушил во мне. Ты... Это из-за тебя. — С чего ты взял, что это импотенция? Просто твой организм устал, попробуй другой тип феечек, выбери постарше женщин, я не знаю... — Джун пытался как-то успокоить эту панику, совершенно не зная, чем помочь. — Другой тип? Может, мне попробовать тебя? — он приближает губы к Джуну, замирает на мгновение, ожидая какого-то протеста, и целует, не дождавшись. Старший замирает в сладком вкусе миника, прикрывает глаза и наслаждается. Ему очень нравится этот поцелуй, эти сногсшибательные ощущения, когда тот требует его внимания. Пьяный язык ощупывает дёсна, зубы, вылизывает дутые губы. Джун осторожно кусает миника, задыхаясь от его близости. Худощавое тело прижимается сильнее, бёдра трутся о его, руки слепо блуждают по торсу. — Какого чёрта ты опять делаешь, миник? — Джун всё-таки отрывается от него, как будто позвоночник при этом переламывает себе. Тот и сам растерянно смотрит на старшего. — Кажется, я уже хочу. Хочу тебя, — он отставляет бутылку и скидывает халат. Джун отворачивается, закрывает глаза, он не хочет, не может этого видеть. Всё опять повторится, и завтра его будут обвинять в изнасиловании пьяного. Он отходит назад, но чужие руки, держат за куртку, расстёгивают молнию, скользят по груди. Джун перехватывает запястья и останавливает парня. — Хватит, миник, ты просто пьян. Ты доказал себе, что ты не импотент. Вот иди подрочи и спокойно ложись спать. — Джуни, разве ты не хочешь? — миник почти касается уха старшего. — Тебе ведь так понравилось в прошлый раз. Правда? — чуть не молебно упрашивает. Джун отталкивает от себя миника. — Я сказал, хватит. Блять, да успокойся ты уже. Саймон прищурил гневно глаза. — Если ты меня сейчас не трахнешь, я тебя самолично кастрирую. — Тогда готовь нож, потому что я не собираюсь тебя трахать. — Блять, да почему ты такой упрямый? — продолжает упрямо приставать, хватаясь руками за тело. — Я, можно сказать, распинаюсь перед тобой, а ты строишь из себя недотрогу. Джуну надоело уже препираться, он подхватывает миника, перекидывает через плечо и тащит в ванную. — Мать твою, какого чёрта? — громко возмущается тот. Джун включает душ и аккуратно спускает миника под холодную воду. Тот визжит и проклинает упёртого барана. Парень держит бьющееся, вырывающееся тело. В конце концов он тоже встаёт под поток, зажимает Цзюня в объятиях и тот потихоньку успокаивается. Его пробивает дрожь, губы синеют, но он уже не вырывается, а наоборот, льнёт, кладёт голову на плечо, обнимает за талию. Джун выключает воду, но они продолжают стоять. Он, как ребёнка, гладит миника по мокрым волосам успокаивающими движениями. — Твоя одежда вся вымокла, - дрожащим голосом говорит Цзюнь, пришедший в себя. — Мгм? — Тебе придётся остаться у меня. Миник трясётся от холода. Джун освобождается из объятий и идёт за полотенцем. Цзюнь стягивает с себя остатки мокрой одежды и насухо обтирается, разгоняя поскорее кровь. Старший протягивает ему халат. — Тебе разве не холодно? — спрашивает Цзюнь, удивляясь, что тот даже не дрожит, хотя стоит в мокрой и холодной одежде. — Нет, всё нормально. Я люблю холодный душ, привык уже. Цзюнь подходит и начинает раздевать его, но Джун убирает его руки. — Я сам. Выйди. — Джэджун начинает бояться миника, бояться своего желания и страсти к нему. — Хм… Стесняешься? — усмехается Цзюнь, но выходит из ванной. Он нашёл ещё один халат в своих вещах и, постучавшись в дверь, протянул, не заглядывая. Джун развесил свою одежду, но она действительно ещё долго будет сохнуть, а телефон вообще можно выбросить. Ему нужно срочно думать, как успокоить отца. Завтра его не обнаружат в доме и он пошлёт своих амбалов на поиски. А там и до больничной койки недалеко. Джун выходит из ванной. — Утром мне нужно будет позвонить. Одолжи свой телефон. Мой сдох. Миник залез на диван с ногами и укрылся пледом, попивая горячий кофе. — Кому ты хочешь звонить? Отцу? Боишься, что в угол поставит? Джун с серьёзным лицом садится на диван и смотрит во включённый без звука телевизор. Отвечать не стал. — Там на столе кофе. Не знаю, какой тебе надо, поэтому сделал на свой вкус. Если не нравится, делай сам. Старший сходил за кофе. Каппучино. Сойдёт. — Ты спишь на диване. Я пошёл в постель. Миник встаёт и бросает тому недовольно плед и уходит. Так и знал. Только проходит хмель, и Джун опять враг народа. Что делает с людьми алкоголь? Он допивает кофе, выключает телевизор и пытается пристроиться на диване. Подушечки маленькие и неудобные. Из спальни выходит миник и бросает ему свою подушку. — Хватит ворочаться, ты спать мешаешь, — недовольно пыхтит. Джун подбирает недолетевшую подушку и затихает на диване. Миник беспокойно ворочается в своей постели. Сегодняшняя ночь ещё хуже предыдущей. Вчера он ещё подозревал, что стал импотентом. Это можно вылечить или хотя бы не хотеть и спокойно спать. Но сегодня он понял, что просто хочет этого барана. Теперь он точно хочет, но не может получить. Может, Цзюнь ему противен? Как гей? Что ему сейчас делать? Бегать за ним и упрашивать на коленях. Может, с цветами ухаживать? Это совсем низко. Что ему стоит пару раз трахнуться? Потом все равно всё надоест. Так-то за ним должок. Это будет ответ за своё насилие. А если не выполнит, тот всё расскажет его отцу, и пусть тогда никого не винит. Миник вспомнил приятные объятия под холодным душем. Это были самые лучшие объятия в его жизни, лучше, чем материнские или вообще женские. Он чувствовал себя под защитой и, даже когда тело тряслось от холода, а синие губы отказывались шевелиться, он чувствовал себя в тепле. Только Цзюнь начинает дремать, как в комнату тихой, кошачьей поступью пробирается Джэджун. Миник напрягся, но не шелохнулся. Джун всего лишь берёт телефон. Уже раннее утро, и он пошёл звонить. Цзюнь старается услышать разговор. Кажется, он звонит Чону. — Слушай внимательно… Ну же, просыпайся… Это очень срочно… Позвони отцу. Скажи, что я у вас… Нет, я у миника… Нужно было… У парня была пьяная истерика, пришлось проверить… Ты же знаешь, что отец мне за него голову открутит. Я потом все расскажу… Он сейчас спит… Мой сломался. Все, ок. Джун опять по-кошачьи возвращается, задерживается ненадолго у кровати, кладёт телефон и уходит на диван.