Джун с трудом открывает глаза. Ночка выдалась тяжёлой на неудобном диване. Он потихоньку выползает из-под пледа и идёт в ванную. Высохли только боксеры, носки и футболка. Джинсы и куртка ещё сырые. Ну хоть трусы надеть.
Он выходит из ванной и смотрит на спящего миника. Что творится в этой голове под смешными чёрными вихрами? Джун до последнего не понимает китайца. Он говорит одно, делает другое, а думает совсем третье. Как будто бы пытается привлечь к себе побольше внимания, хотя с такой внешностью трудно оставаться незамеченным. Эти большие глаза сводят с ума своими искорками, когда он смеётся. А улыбка 32 обезоруживает и путает мысли. Из-под одеяла выглядывало обнажённое плечо. Джун подошёл и потянул одеяло, коснувшись слегка кожи. Плечо дёрнулось, как и сердце парня, от приятного тепла нежного тела. Он глубоко и судорожно вздохнул и ушёл на кухню.
Когда Джун обнял его в ванной, и тот, как щенок, чуть ли не скуля, положил голову на его плечо, у него раскрылись крылья. Что-то очень вкусное проснулось в нём тогда, сладкое и воздушное, как Рафаэлло. Джэджун так и стоял бы вечность и держал бы этот десерт в своих руках, жадно оберегая. А этот поцелуй был страшным. Именно страшным, потому что земля под ногами разверзлась и его тянуло в бездну.
Машина выдала кофе. Джун берёт кружку и разворачивается. Взгляд падает на миника, который молча стоит в проёме спальни. Напряжённая фигура в одних чёрных шортах не шевелилась.
— Ты уже проснулся? Сделать тебе кофе?
Миник молчит. Старший осматривает тело, на которое вчера боялся смотреть. Боялся увидеть эту нежную кожу с розоватым оттенком, боялся коснуться, потому что хочет до безумия, до ужаса в сердце. Он отставляет кофе в сторону и подходит ближе.
— Почему ты молчишь? — он наконец различает на лице парня щенячий взгляд.
— Джун, за тобой должок. И вот моё условие. Ты переспишь со мной, пока я не восстановлю своё желание к девушкам. Я думаю, мне хватит пару раз, не волнуйся. Ни одна девушка не задерживалась подо мной больше одной ночи. Я думаю, с тобой бу…
— Подожди. Ты серьёзно? — Джэджун нахмурился, принимая слова за бред.
— Абсолютно. Я думаю, это синдром недотраха. Тогда все получилось немного неправильно, и, наверное, нужно сделать как нужно.
Джун слушал какую-то брехню, как будто сектант сейчас стоял и промывал мозги. Вчера он обвинял его во всех неприятностях, а сейчас опять просит. Но эти глаза… Ему главное, дали разрешение в трезвом виде, а дальше… Он хочет трахаться? Значит, получит своё. Получит всё за один раз, больше и сам не попросит.
Он подходит ближе, глядя в просящие глаза.
— Хочешь, чтобы я тебя отымел?
Грудь миника тяжело вздымалась, то ли от волнения, то ли от возбуждения — он молча кивнул. Джун касается этих сладких губ.
— А не боишься?
Миник закрывает глаза и ждёт. Джун начинает захлёбываться в собственном дыхании. Впивается в подставленные губы, хватает рукой под затылок и прижимает. Жмёт так, что зубы скребутся и губы давит до боли. Тот млеет и пьянеет только от этой страсти. Джун скидывает с себя халат, и миник тут же обвивается вокруг рельефного тела, обдавая жаром желания. Он трётся, ластится, мычит в губы, руки блуждают по телу старшего. Джун беснуется, хватает миника за волосы и под челюсть. Смотрит, задыхаясь, в щенячьи глаза.
— Я выебу тебя так, что ты забудешь о сексе надолго. Будешь стонать и просить о пощаде.
Тот только послушно кивает, согласный на всё. Его возбуждение упирается в бедро Джуна, как доказательство своей готовности. И старший, недолго думая, тащит на кровать добровольную жертву. Миник падает, подкошенный бортиком кровати, и охает от неожиданности. Ким резко сдёргивает с того шорты и, переводя дыхание и кусая губы, смотрит на голое тело, которое просит, чтобы испортили красоту этой кожи. Он всё больше свирепствует, осматривая голые бедра миника. Рука уже тянется к тумбочке, в ящике, которой он находит кучу разных презервативов и смазки.
— Только предупреждаю, я люблю нежность. Знаешь, это как… — миник пытается договориться.
— Блять, нежность он любит. Тогда в следующий раз зови пушистого кролика. Можешь после этого хоть всему свету выстонаться, как тебя драли, но мне всё равно.
Старший хватает парня за лодыжки и одним движением притягивает к себе, разводя его ноги. Склоняется над ним дышит в самое лицо.
— Тебе придётся опять потерпеть, я не феечка и не дрессированный пёс.
Безумно дикий взгляд неуправляемого медведя вызывает страх и возбуждение такое же дикое и неуправляемое. Джун задирает ноги взвигнувшего парня выше, плеснув смазки, суёт сразу два пальца и замирает: тугие мышцы стягиваются и не отпускают его пальцы, как будто требуя чего-то. Медленно проталкивает глубже, смакует узость парня, влажное тепло, гладит простату, расслабляя мышцы. Он уже готов кончить прямо сейчас, если не умрёт от удушения или разрыва аорты. Миник всхлипывает и теребит простыни. Его малыш течёт и пульсирует. Джун смотрит на росу и склоняется, слизывает этот нектар. Миник охает от прикосновения горячего языка, дёргает бёдрами.
— Мать твою, сделай ещё так. Отсоси мне, Джуни.
— Отсосать? Извини, мы на это не договаривались.
— Просто ты зануда, ах…
Джун добавляет ещё палец, проталкивает до костяшек в горячее хлюпающее нутро. Он нащупывает искомый узелок, и миник забывает про минет, насаживаясь на пальцы. Джун стягивает свои боксеры, вытаскивает пальцы из выгибающегося тела и смазывает себя. Миник тревожно смотрит, как старший пристраивается к его дырочке. Он инстинктивно отползает, но Джун двигается ближе.
— Давай сегодня поаккуратнее. Может… а, сука, что ты делаешь?
Джун делает первый толчок почти на всю длину. Миник брызжет слюной и слезами, сводя бёдра и пытаясь отползти. Старший закидывает длинные ноги себе на плечи и вцепляется в талию. Он тихонько выходит и снова резко врывается, вызывая очередной крик. Пальцы миника царапают грудь старшего и отталкивают. Джун нещадно долбит зефирное тело, вызывая со временем лишь восторг миника и сладкие протяжные стоны с глубокими всхлипами. Руки уже не отталкивают и царапают от всеобъемлющего возбуждения. Насаживая его всё глубже, Джэджун уже забывается и просто вытрахивает из парня душу. А тот только рад, рад, что нужен, рад, что нравится ему, и просто рад Джуну внутри себя. Это упёртый баран сдался наконец, а на всё остальное наплевать. Он его заполнил, полностью заполнил то, что оставалось одиноким, даже если миник обкладывался несколькими феечками. И пусть это больно, главное, что дико приятно, то есть охуенно приятно. Джуни смотрит на него голодным взглядом, который греет саму душу и плавит разум. Член скользит по простате снова и снова, как статикой накапливая возбуждение. Миник уже на грани, он кайфует от одного только вида над собой этого трахающего тела, влажного и напряжённого от страсти. Миник хватается за свой член и дрочит, выпуская из себя всё, что накопил за несколько недотраханных ночей, прямо на живот. Он ласково его выглаживает и успокаивается.
Джун добивает, нагоняет младшего и замирает, порыкивая от удовольствия, такого сладкого, что слюни текут. Тяжело дыша с лихорадочным пульсом в венах, Джун отстраняется от миника и снимает презерватив. Тот устало и удовлетворённо расслабляясь, раскидывается на кровати.
— Ты получил то, что хотел, миник?
Тот с закрытыми глазами продолжал наглаживать своего малыша.
— Ты груб, как медведь, но это ничего. Всё можно исправить. Тебе нужно подучиться. Но это было отпадно.
Джэджун хищно улыбается, глядя на развалившуюся зефирку, и надевает новый презерватив. Он переворачивает парня на живот, вызывая недоумение.
— Какого чёрта… ты что, опять?
Джун разводит розовые ягодицы, раскрывая распухшее нутро, и снова вторгается.
— Джун блять, а разрешение не пробо… айщщ.
На этот раз никакого времени на привыкание. Джун заводит руки парня за спину и сцепляет.
— Джуни, хватит наглеть. Я тебе что, ку… М-м-м-м.
Медведь втрахивает парня в кровать, не давая вздохнуть, заставляя пятки поджиматься. Цзюнь морщится от жжения. Размякшее тело, не готовое на очередной акт, пытается протестовать, тем самым ещё больше распаляя медведя. Огромный член старшего просто разбивал всё нутро, отчего возбуждалась каждая клеточка тела, ощущалось как наэлектризованная шаровая молния, которая вот-вот сорвётся и пойдёт гулять по домашним приборам. Пот катит градом, жар долбит вместе с Джуном. Этот дикий секс заставляет выть младшего от усталости и очередного кайфа. Он цепляется зубами в одеяло и старается молчать, потому что горло уже просто больно хрипит. Тазовые кости, кажется, сейчас затрещат под бешенным натиском, но миник не обращает на это внимание. Хрипло просит и умоляет.
— Хочу быстрее… глубже, ну же… я уже… я всё.
Миник зажимается, стягиваясь на члене старшего и прося спокойствия, но тот продолжает дотрахивать расслабленное трясущееся тело, пока сам не взрывается. Ким замирает, наклоняется и от оргазма кусает парня в плечо. Тот даже не реагирует, прибывая в состоянии нирваны. Джун прикрывает глаза и отцепляется от парня высвобождая его руки. Поцеловал укушенное плечо, зарылся носом в чёрные волосы, вдыхая аромат, облизнул ушную раковину.
Он сползает с кровати, оставляя раскисшего Саймона, и на ватных ногах идёт в ванную, глубоко вдыхая, пытается настроить сердцебиение. Включает холодный душ и потихоньку остывает.
Блять, этот щенок довёл его до безумия. Никого ещё Джэджун так не хотел, как этого зефирного китайца. И он всё ещё его хочет. Хочет поиметь в его ухмыляющийся рот. Это действительно безумие, можно спокойно ставить диагноз. Но сейчас тот успокоится и больше не посмеет просить. Как бы не пришлось самому потом просить. Уж больно миник хорош, до звездопада в глазах. Один его аромат действует, как электрошокер. Сегодня Джун целовал его мягкие ягодицы и распухшую дырочку, которую уже никогда не забудет и не перестанет хотеть. Цзюнь зацепил его, как рыбу крючком.
Саймон устало наваливается на косяк двери и осматривает Джуна, стоящего под потоком воды. У него отличное тело и крутой пресс. Мышцы бугрятся, напрягаясь под холодным потоком. Джун закрывает глаза и медленно дрочит. Он всё ещё хочет, не успокоился? Неужели Цзюнь так и не смог его удовлетворить? Чего не хватило? Старший поворачивается спиной, Цзюнь замечает какие-то полосы там, как будто тот выспался на соломе. Следы еле-еле заметные, но это не шрамы и не раны. Миник подходит к старшему, осторожно переставляя затёкшие ноги. Пальцы касаются спины по отметинам, поднимаются вверх, к этой сексуальной татуировке. Ким удивлённо поворачивается. Миник тоже встаёт под холодный поток, притягивается к старшему, языком проводит по холодным мокрым губам. Прижимается к ним, засасывая, покусывая и просто любя. Вместо дикого и грубого медведя в старшем проявляется совсем другой человек. Он нежно обнимает миника, прижимает к себе, скользит губами по его шее. Саймон растворяется под такой нежностью и хрипло стонет. Джуни легонько кусает тому ушко, целует чувствительную кожу под ним и виновато шепчет.
— Я не знаю, что мне делать. Опять хочу тебя, никого так не хотел, как тебя. — Цзюнь чуть ли не в обморок падает от этих слов. Он смотрит в потолок, а видит только звёздное небо. Вода и слёзы какого-то глупого счастья забили глаза.
— Это правда?
— А ты разве не чувствуешь? — возбуждённый член старшего встречается с малышом миника.
— Правда, что ты хочешь именно меня, а не просто секса?
— Мне мало секса, мне нужен именно ты. — Цзюнь стонет от такого откровения.
Джун разворачивает миника, прижимает к стене и пристраивается сзади.
— Я хочу твоё горячее тело, — он тихонько толкается. — Я хочу твои сладкие губы, — снова толкается. — Хочу, не отрываясь, смотреть в твои щенячьи глаза.
Миник сжимает кулаки, кусает губы, оттопыривая зад. Снаружи холодная вода, а внутри — горячий огонь. Джун прижимается ближе, обнимая дрожащее тело. Он в очередной раз доводит обоих до оргазма и кончает уже в миника, изливаясь до последней капли. Он не отстраняется, наслаждается внутренним уютом, трётся щекой о волосы парня. Если бы у него сейчас спросили: «Где он?», он сто процентов бы ответил, что в раю.
Цзюнь сдаёт, и ноги подкашиваются. Джун подхватывает его и вытаскивает из-под душа. Берёт на руки, несёт в постель. Тщательно растирая полотенцем, согревая тело, он укрывает его одеялом, заботливо подтыкая под бока. Закрывает шторы в спальне, а сам ложится рядом, не спрашивая разрешения. Обнимает зефирку, и они забываются в снах.
***
Желудок сквозь сон начинает урчать. Цзюнь приоткрывает глаза, моргает, пытаясь рассмотреть лежащего рядом человека. Не просто лежащего, а по-собственнически обнимающего руками и ногами. Как же приятно находиться в таких объятиях, сильных и поглощающих. Глаза мозолят татуировку на шее Джуна, и появляется желание поцеловать её, но Цзюнь не шевелится, боясь разрушить эти объятия. Он смотрит на персиковые приоткрытые губы, пепельные пряди, закрывающие глаза. Почему он так поменялся в ванной? Зачем говорил эти слова? Ему не по себе от ощущений, вызванных нежностью Джуна, которую он же сам и просил. Не ожидал, что эти слова так западут в сердце и будут там трепетать бабочками. Сколько женщин говорили это парню? Не сосчитать. Но почему-то именно слова старшего зацепили. Джун, из которого и слов-то толком не вытянешь, сегодня сказал очень много того, что нужно было услышать депрессивному Цзюню. Никакой психолог не смог бы так ему помочь. Но в этих словах Саймон слышал также какую-то обречённую боль, как будто тот умирать собрался.
Ну конечно, ведь он собрался жениться, жениться на его сестре, а не трахать брата. Какая-то странная ситуация получается. Цзюню стало больно от того, что скоро этот баран будет отдан его сестре. Он ещё раз убедился, что Иинг очень повезло, больше, чем ему. Он мог бы пользоваться пока что будущим зятем, всё равно тот не девственник и уже не просто натурал.
Желудок опять заурчал, Цзюнь сморщился. Очень хотелось кофе с панкейками. Джун пошевелился и резко и глубоко вздохнул, заводя организм. Открыл сонные глаза и посмотрел на замершего рядом миника. Тот ждал, тревожно ждал, что сделает Джун. Оттолкнёт? Проигнорирует? Или… Старший тянется и целует встревоженного парня, разгоняя все страхи. Один почти утренний сладкий поцелуй и предстоящий день кажется уже удачным. Цзюнь расслабляется и улыбается. Он хочет остаться под этим человеком подольше, чтобы тот подольше целовал его вот так, успокаивая и лаская. Старший погладил спину миника, не отрываясь от сладких губ, прощупал плечи, подхватил под челюсть и притянул к себе, удостоверяясь, что это не сон.
Ким опасался, уже боялся, что миник получит своё и отпустит его. Вернётся к девушкам и свободным отношениям. Но и удерживать рядом с собой его он тоже не собирался. За ним следят, и, возможно, даже сейчас их засекли вместе. Отец такого не простит, не дай Бог ещё с миником что-то сделает. Джун сжал парня крепче в своих объятиях и зажмурился, отгоняя плохие мысли. Если он что-то ему сделает, Джун точно не выдержит и пришибёт его.
— Джуни, что случилось? — миник пытался ослабить удушающие объятия.
— Ничего, — тот отпустил парня и снова поцеловал.
— Давай сходим в кафешку, — предложил Цзюнь. — Есть хочется. Ты же сегодня истратил все мои накопленные калории.
Старший, как обычно, просто кивнул головой.
***
Добравшись наконец-то до еды, Цзюнь мычал от удовольствия, всасывая лапшу, пережёвывая овощи, как будто не ел несколько лет, а этот чачжанмён — еда богов.
— Тебе больно? — спросил Джун, глядя на переваливающегося с бедра на бедро миника. Тот дёрнул верхней губой, махнул рукой.
— Так себе. В первый раз было хуже.
— У тебя отличная задница, — выпалил Джэджун.
Цзюнь поперхнулся и посмотрел на серьёзное лицо старшего. Он не понимал, сердиться сейчас или радоваться. Немые вопросы сменялись на его лице один за другим.
— Я имею ввиду, красивая. — Джун и сам смутился, не понимая, зачем брякнул этот комплимент. Саймон наконец отошёл от шока.
— Только задница? — кокетливо спросил он, и Джэджун склонил голову, рассматривая парня.
— Ещё глаза… губы… ключицы… эти вихры.
Цзюнь все больше расплывался, слушая список, который вырисовывал его всего. Старший мог бы сказать одним словом, но с точностью пересказывал все места, которые ему понравились.
— А знаешь, что мне понравилось в тебе? — миник сверкнул глазами. — Вот, попробуй догадаться.
Джун задумался. Чем он мог понравиться парню? Что в нём женского?
— Ну, может, глаза? — Тот отрицательно качает головой. — Я не знаю, что тебя может привлекать во мне.
— Всё, абсолютно всё, — миник раскрыл глаза ещё больше, как будто пытаясь охватить взглядом всё тело сразу. Джун смотрит в эти глаза, полные восторга, и понимает, что окончательно завис на них, да и на самом парне. Становится страшно, обидно и больно. Цзюнь же, ожидая хотя бы благодарной улыбки в ответ, увидел только расстроенное лицо и какое-то обречённое настроение.
— Мне нужно вернуться домой, — старший вдруг резко засобирался. — Будь готов утром.
Саймон от очередного шока не вымолвил ни слова. Что он такого сказал сейчас? Неужели обидел? Обычно людям нравятся комплименты. Фигура Джуна быстро исчезла за дверями кафе, оставляя после себя только мелодию ветра.
Скорее всего, весь этот секс был для старшего всего лишь расплатой за молчание парня, и не более. Да, Цзюнь понравился ему внешне, и на этом всё. Ни к чему не обязывающий секс не вызывал восторга теперь, когда исходил от старшего. Ему хотелось большего, и он надеялся на это. Возможно, это из-за чувства депрессии. Что, если ему снова попробовать феечек? Возможно, тогда всё вернётся.
И вечером, собравшись с духом, Цзюнь тащится в знакомый стриптиз-бар к своему другу.
— Что? Опять дружка развлекать приехал? — спрашивает приятель, ухмыляясь за прошлый визит.
— Да нет. Я и сам не против. Что-то в последнее время приелось в домашней обстановке, — вяло отвечает Цзюнь. — Хочу каких-то горячих ощущений. Уже не медовую феечку, а тигрицу.
— Ты в прошлый раз оставил моих девчонок ни с чем, — с сомнением произносит приятель. — Обломал по полной. Ложные вызовы, как в скорой, не приветствуются.
— Прости, — винится Саймон, —другу стало плохо, и мы решили уехать.
— Твой дружок — это тот, что раскидал этих пьяных бунтарей тогда?
— Да, это он, — Цзюнь кивнул и горделиво улыбнулся. Это его Джуни.
— Это не сын ли Кима? — прищурив глаза, предположил приятель.
— Да, ты угадал, — удивился Цзюнь. Хотя, чему удивляться, он ведь тоже в Сеуле обитает. — Откуда знаешь? Что ты знаешь о нём?
— Этот Ким ведь с тёмным прошлым, а может, и не прошлым ещё. Есть слухи, что он шаркается с мафией. Хотя никаких инцидентов за несколько последних лет не было. Весьма тяжёлый человек, опасный и жестокий.
— Нет, — нетерпеливо отмахнулся Саймон, не делая слушать про старшего Кима, — про самого сына спрашиваю.
Друг нерадостно хмыкнул.
— Удивляюсь, что он ещё вообще жив. — Цзюнь напрягся от таких страшных слов. Предполагал, что услышит какие-нибудь неприятные сплетни, но не про смерть, это точно. — Это, конечно, недостоверные данные, но ребята много раз говорили, что отец его нещадно бьёт. Жену свою загнал в гроб, а теперь отрывается на парне. У меня есть друг, они вместе с этим тренируются на мототреке. Рассказывал, что однажды тот пришёл на тренировку с больной спиной. Не давал никому трогать и смотреть. Тренер отправил его домой. После этого у него часто были отпускные недели. Могу поспорить, что это дело рук папаши.
Цзюнь не мог поверить в эти слухи.
— Такого не может быть. Неужели он не может дать сдачи? Ты же видел, что он хорошо дерётся. Он никогда бы не позволил так с собой обращаться…
Вдруг резко вспомнил, как подглядывал в кафе за Чоном и Джуном. Как Юнхо заглядывал под рубаху младшего, как гневно вскочил после этого. Эти полосы на спине тоже странные. И страх перед отцом... Возможно, не всё так просто, как кажется со стороны.
— Ничего не могу сказать тебе, Саймон. Ты к нему ближе, спроси сам.
Цзюнь как-то сжался от этой информации, тяжёлое чувство несправедливости и ненависти легло на сердце. Он обязательно всё узнает, если это правда, то… то Цзюнь не знает, что делать. Но оставлять это так он тоже не может.
У них очень ценятся семейные узы. Да его самого, как наследника, облизывают со всех сторон. Конечно, бывает в семье не без урода, но не до такой же степени, чтобы бить своего сына.
Цзюнь поблагодарил своего друга и отказался от феечки, ссылаясь, что сильно устал что-то и внезапно вспомнил про дела. Выйдя на улицу, посмотрел на дорогу и размышлял, куда податься. Он сейчас же хотел ехать в резиденцию Кимов и напрямую все выспросить. Цзюнь достаёт телефон и набирает Юнхо, его номер сохранился после звонка Джуни.
— Чон? Это Саймон.
— О, ну привет. Как твоя пьяная истерика?
— Всё нормально, спасибо.
— Может, тебе феечек подкинуть?
— Нет, не сейчас. Я хочу задать тебе один вопрос.
— Валяй. Я весь во внимании.
— Джэджун… Он… Его бьёт отец? Это правда, что его отец избивает? … Не молчи же, — Цзюнь уже нервно кричит в тишину трубки.
— Саймон, не лезь в это дело. Будет только хуже.
Чон отключается, и парня парализует. Так это правда. Это всё правда. Цзюнь снова включает телефон, но звонит уже не Чону, а своему отцу.
