***
Алкоголь действительно положительно повлиял на Аямэ — к тому моменту, когда они доехали до дома художника, её дрожи практически не оставалось. Дверь машины снаружи открыл один из слуг владельца дома. Это был седой мужчина, говорящий на ломаном японском. "Добро пожаловать" — мягко произнёс он, хотя и разобрать его речь гостям было достаточно сложно. Последним из машины выходил Евгений, вновь остановившийся сказать что-то прислуге на русском языке. Кадзуми это уже начинало бесить, хотя он и старался не подавать виду. По обе стороны тропинки, ведущей к входной двери, находился сад, заполненный цветами. Главной его достопримечательностью была сакура, около трёх метров в высоту, с левой от двери стороны сада. Вокруг неё также росли растения поменьше, которые, впрочем, были неизвестны прибывшим гостям. Сам дом, в отличии от сада, мало напоминал о Японии и был сделан наподобие европейских вилл, за исключением отсутствия бассейна, и стены его были полностью белыми. Входная дверь была заранее открыта к приезду хозяина прислугой. Пройдя через них, присутствующие попали в небольшой(по сравнению с остальными комнатами в доме) холл, оформленный в викторианском стиле. Сразу за ним шла столовая, где, за разрезным дубовым столом на четыре персоны, они и остановились. Акияма и Евгений сели друг напротив друга, Аямэ — между ними, подвинув свой стул ближе к Кадзуми. Ещё двое мужчин, одетых в чёрные фартуки, принесли ко столу три порции говяжьего стейка. Блюдо, предназначенное для художника было явно недожаренным — под напором ножа из него сочилась ярко-алая кровь. — Прошу извинить меня, — заговорил хозяин дома, отрезая себе очередной кусок мяса — мидии ещё не готовы и придётся немного подождать. — Мидии? — удивлённо переспросил Кадзуми. — Да, блюдо, выбранное специально для вас. — Откуда ж Вы узнали о моей любви к ним? — О, Акияма-сан, — в этот момент его голос стал таким же литературным, искусно выверенным, как и во время речи в галерее — не обязательно обладать невероятной дедукцией, чтобы понять в это. В Сети полно фотографий Вас с этим блюдом — не тяжело сделать соответствующие выводы. Детектив не сумел дать внятного ответа и впал в раздумья. Через пару секунд он резко переменился в тоне и сменил тему разговора. — Извини меня за вопрос, — голос его стал более наглым, и звучал с небольшой злостью — но почему я так интересую Вас? — Кадзуми, ты даже не представляешь не представляешь, насколько интересен для наблюдения со стороны. — речь художника больше не напоминала его сегодняшнее выступление литературностью; голос наполнился грубостью и надменностью. — В твоих руках оказался столь могущественный дар, — Евгений усмехнулся, произнося последнее слово, — сколь же и губительный, однако… — Губительный? Что ты знаешь об этом?! — разозлившись, детектив не смог сдержать крика. — Невежливо перебивать собеседника, Акияма. Впрочем, я могу понять тебя — больно слушать о столь тяжёлой для себя теме. Я прощу тебя в этот раз. — его тон в сочетании с мрачным взглядом внушал ужас даже в Кадзуми, не говоря о пытающейся стать невидимой Аямэ. Маршаллов явно получал удовольствие от этого, чего тот и не пытался скрывать. — Что я знаю о твоём даре? Ничего, о чём я мог бы тебе сообщить. Обо всём тебе придётся узнать самостоятельно, проходя по тропам мук и страданий. Взгляд Акиямы наполнился злостью, но в этот раз у него вышло не сорваться. — Что ж, теперь я хотел бы закончить свою предыдущую мысль. — художник и не думал заканчивать, заметив гнев собеседника, — У тебя есть силы и ты мог бы использовать их как угодно. И ты сделал свой выбор — пошёл в полицию. Знаешь, я действительно уважаю тебя за это решение. Но оглянись вокруг и взгляни на тот чёртов мир, в котором мы живём. Я не видел твоего дома, но смею предположить, что, во-первых — это не дом, и не твой, а съёмная квартира, максимум, двухкомнатная, хотя, я поставил бы на однушку. Во-вторых — ты работаешь ежедневно уже много лет, — и это не секрет ни для кого — находишь преступников, защищаешь людей, снимаешь котят с деревьев и всё в таком духе ценой многочисленных травм, и не только физических. Много ли ты получаешь за свою работу? Положа руку на сердце, можешь ли ты накопить на, скажем, треть этого дома? Нет? А если за всю свою жизнь ты не потратишь ни копейки и будешь откладывать все свои доходы? Нет? А может, так хватит, хотя бы на одну пятую? А теперь скажи — кто из нас действительно полезен для общества и заслуживает такого жилища? Ты, спаситель сотен или тысяч, или я, гениальный художник? А если отбросить весь напускной пафос с искусством? Стоят ли мои, или любые другие, движения кистью по мольберту, хотя бы этой тарелки? — Евгений взял со стола пустую тарелку и кинул её в стену позади себя. Крикнув что-то прислуге на русском, он продолжил свою речь. — И знаете, главная проблема не в художниках, писателях, певцах или других людей, зарабатывающих на жизнь творчеством. Они, как правило, никого не убивают и не смывают чужие жизни и карьеры в унитаз. А что насчёт коррумпированных чиновников или олигархов, держащих по карманной армии каждый? Я уважаю тебя за решение работать на добро, но… Нет, не презираю, скорее, не понимаю или считаю недалёким за осознанный выбор игнорировать действительно масштабные проблемы. Решать, конечно, не мне, но за Вами пошли бы люди. И не только обычные люди; в Японии, как и во всём мире существует множество организаций, мечтающих увидеть новый, справедливый мир. Конечно, у них есть разногласия между собой, но разве эта проблема? Если ты считаешь, что да, то послушай одну историю. В VI веке нашей эры арабы безостановочно воевали друг с другом. И вдруг на сцене появляется пророк Мухаммед, разговаривавший с Аллахом. Он объединил арабов с помощью веры и знаете что произошло дальше? Страна стала могучей державой, и одно время даже занимала территории в современной Испании. Так почему бы тебе не стать современной реинкарнацией той самой веры? И, поверь мне, забавно звучит это только сейчас; на деле же ты убедился бы в обратном. — Мне действительно не нравятся многие вещи, но я не собираюсь поднимать восстания или участвовать в революциях. Я не хочу видеть на своих руках кровь, которая является неотъемлемым компонентом бунта. Также как и на коррумпированных чиновников я не работал никогда и не собираюсь когда-либо начинать. — Видимо, мне не переубедить вас. Жалко. — с настоящей грустью произнёс художник. Разговор затих на ближайшие несколько минут и продолжился лишь гневным вскриком Кадзуми. — Чёрт! Акияма, пребывавший так глубоко в раздумьях, как никогда раньше, сделал неверное движение и порезался. Маршаллов вновь скомандовал слуге на русском языке, после чего тот поднёс платок к гостю и впоследствии забрал. — Благодарю. — раздражённо благодарил детектив слугу. — Он не знает японского. Как и любой другой из них — оттого и приходится часто переходить на родной язык. Надеюсь, вы не приняли это за неуважение. — сказал хозяин дома, заканчивая со своим стейком. — Ясно. Ещё минуту спустя художник вновь заговорил с Кадзуми. — Акияма, а Вы никогда не боялись неосознанно стать каннибалом? — с улыбкой на устах произнёс Евгений. — Что это значит? — Ну… Например, откуда вы можете быть уверенными, что вам действительно подали свинину или говядину, — ударение было умышленно сделано говорившим на последнее слово — а не, скажем, человеческое мясо? Я на себе, конечно, не проверял, но читал интервью нескольких проверявших. И все из них говорят о том, что неподготовленный человек не сумел бы заметь различий между человечиной или свининой. — Извините, — из последних сил сдерживая злость, спрашивал детектив, — не подскажете, где туалет? — Конечно, Акияма. Вас проведут. — ответил Евгений, после чего приказал стоящему рядом мужчине провести гостя. Нужная комната оказалась на первом этаже, в двух коридорах от столовой. Попав внутрь, детектив оперся на раковину и взглянул на собственное отражение в зеркале. В глотке всё горело, злость переполняла его, в ушах и висках продолжал звенеть ужасающий голос русского художника. Он открыл кран и подставил голову под текущую воду — ему необходимо было остыть. Несколько минут он так стоял, растирая пальцами виски. Голова продолжала болеть, но уже с меньшей силой; оставалась одна проблема — ярость. Остановив поток воды, он поднял голову и начал дыхательные упражнения, рекомендованные психологом.***
Тем временем, в столовой — Аямэ, — мы же можем перейти на ты, да? — не бойся. У тебя в тарелке высококачественная говядина. — заговорил художник после ухода Акиямы. — А? Д-да… — робко промямлила в ответ девушка. — Если честно, то я не понимаю таких людей. Какой смысл подсовывать человечину человеку, который даже не знает об этом? Это же дефицитный продукт для них, за который ещё и на нары можно отправиться. Не знаю, как ты, но я точно не стал бы так делать. — Д-да… — она хотела было откусить кусок стейка и потянулась рукой к вилке, но её тут же перекрутило от одной мысли об этом. — Можно один личный вопрос? — Да, к-конечно… — Кто вы с Кадзуми друг для друга? — Он — мой п-парень. — Аямэ хотела соврать, но вышло крайне неудачно. — Не надо лгать, Аямэ. Вы можете быть похожими на пару, и, вероятно, вы похожи, но не являетесь ею. Почему? Всё просто. Акияма не привёл бы сюда свою девушку, — или ту, которой он дорожит или даже любит — он не доверяет мне, и не доверяет с самой первой секунды моей речи. Причины мне неизвестны — возможно, это результат моего творчества, а может, и моего нестандартного склада ума. Впрочем, суть не в этом. Она кроется в другом — даже учитывая всё вышесказанное мною, я вижу твою привязанность к нему; для тебя он значит многое, очень многое. И так как вариант с отношениями отпадает, то смотрим дальше. Сестра? Достаточно спорный вариант, как мне кажется, если учитывать то, что вы не похожи друг на друга даже минимально, но не это главное —вы могли бы быть сводными. А вот то, что убивает данную версию для меня — он буквально спивал тебя. Может, я чего-то не понимаю или вырос в других традициях, но представить брата, спивающего сестру, пусть и сводную, — не в моих силах. Разве что, если бы вы ненавидели друг друга, но это всё-таки не наш случай. А что остаётся? А может, что-то нестандартное по типу младшей сестры его настоящей девушки? Возможно, но только если она страдает слепотой — извиняюсь, если так и есть — помятые вещи, невнимательное бритьё с остающимися мелкими волосками на шее и, достаточный спорный аргумент, но для меня — решающий. Твой взгляд. Он выдаёт тебя — может, речь и не о любви, но о чувствах явно. И, в этом случае, твои глаза сверкали бы болью каждый раз, стоит тебе услышать его голос, — конечно, если у него есть девушка — но я не вижу этой боли или хотя бы горечи, и делаю соответствующие выводы. Из всего вышесказанного, я бы поставил на то, что вы — друзья, но не со школы или университета, разница в возрасте не позволила бы вам познакомиться и подружиться. Так что, расскажешь мне правду? Аямэ закрыла лицо руками, стараясь не пересекаться взглядом со своим собеседником. — Д-да… Вы п-почти угадали. Он — друг моего брата. — Дай мне бумагу и ручку. — обратился к прислуге Евгений, не меняя языка. Оставшись без ответа, он вновь заговорил с ним. — Прекращай притворяться и дай мне чёртову бумагу с ручкой. — Да, сэр. — покорно ответил мужчина и выполнил указание художника. Маршаллов взял нож со стола и сделал надрез у себя на ладони. Обмакнув ручку в крови, он начал писать что-то на листе. — Знаешь, — заговорил он, вставая со стула и двигаясь к Аямэ, — ты мне понравилась. Я хочу написать твой портрет. — Ч-что?... — Если ты согласна, то позвони мне. — сказал Евгений, кладя листок с цифрами около девушки. — Только не показывай Акияме — он снова попытается использовать тебя. Девушка сложила лист и забрала к себе. В этот момент в комнату вернулся и сам Кадзуми, сразу заговорив с художником: — Мы уходим, Аямэ. Вставай. — девушка поспешила встать со стула и броситься к детективу. — Уже? А как же мидии? — Жаль, но нам надо торопиться; остаться никак не получится. — Что ж, тогда мои двери всегда остаются открытыми для вас. — отвечал Евгений, провожая гостей. — Вас довезут, куда захотите. Дождавшись, пока гости окажутся в машине, и автомобиль уйдёт за горизонт, художник забежал обратно в столовую, требуя у слуги подать платок, которым детектив вытирал кровь. — Наконец-то. — восторженно вскрикнул Евгений, облизав платок в месте кровавого следа. — Блять… Это прекрасно. Маршаллов упал на колени, закинув голову за шею. Его зрачки уменьшились; мускулы лица наполнились нескрываемым наслаждением. Экстаз завладел им. Через несколько минут он пришёл в себя и заговорил с ближайшим слугой. — Сообщите боссу. Я узнал столько нового о нашей цели. — он усмехнулся, поднимаясь с пола.***
На следующий день — Привет, Акихиро. — устало произнёс Кадзуми, увидев заходящего в в отдел друга. В ответ детективу прилетел удар кулаком в лицо. Акияма отлетел в стену и скатился на пол под разъярённые крики коллеги. Стоявший рядом стажёр хотел оттащить его, но не рискнул, увидев жёстокий взгляд напавшего. Стажёр выбежал из кабинета за помощью. — Какого хрена ты вчера устроил?! — он попытался встать, но не вышло — ещё один удар, в этот раз ногой. — Я тебя с ней отправил, чтобы ты следил за ней или для чего?! — Сато опустился на корточки и схватил Кадзуми за футболку. Конечно, он был в ярости после вчерашних действий Акиямы, и гиперопека по отношению к сестре только усиливала это. — Я следил. — удар в челюсть; кровавый обломок одного из передних зубов отлетел в сторону. — Заткнись, скотина. Ты блять напоил её и повёл в особняк к тому ублюдку. Это называется "следить"? Я тебя, сука, спрашиваю. — Акихиро притянул ударил друга головой в стену. В офис, почти выламывая дверь, влетел Йошито. Его появление как будто успокоило Сато. — Если хоть ещё раз подойдёшь к ней, то меня не сможет удержать ни один человек в этом участке. — Я знаю. — тихо простонал в ответ Акияма. Сато отпустил его и покинул офис, проигнорировав просьбу Тамуры поговорить с ним.