Одарённый

      Испорченный кровью воздух забивал лёгкие; дышать становилось невозможно. На языке оставался железный привкус. Запах смерти окружал Акияму повсюду, куда бы он ни побежал. Барабанные перепонки разрывала адская музыка. О нет; если бы это было просто рок-песнями с текстами про Сатану, то всё было бы в порядке — столь слабый шум затерялся бы среди детских воплей, раздвающихся одновременно вдалеке и совсем близко. Но нет — это было настоящей музыкой прямиком из преисподней; именно под неё Люцифер устраивает демонические оргии одну за одной, а Аид — наказывает грешников. Ещё чуть-чуть и можно было бы почувствовать, как ломаются стенки черепа Кадзуми и растекшийся мозг вываливается наружу сквозь уши, рот и ноздри, пока свисающие из глазниц глаза заливаются кровавыми слезами. Но детективу повезло — он быстро догадался, что бежать надо в ту сторону, откуда воняет сильнее.       Смрад с каждым пройденным метро становился всё более и более невыносимым — носовые рецепторы не выдерживали и начинали кровоточить; глаза жглись настолько, что казалось, легче взять нож и избавиться от них, чем продолжать выносить жжение, как изнутри них, так и снаружи. Акияма, будучи по какой-то причине уверенным в правильности этого направления, продолжал бежать, несмотря на издевательства даже со стороны природы. Алое небо то поливало кровавым дождём, то резко останавливалось, позволяя ярко-жёлтому солнцу поучаствовать в "избиении младенца" своими испепеляющими лучами. Земля на вид была обычной, что было обманом — она часто уходила из-под ног, превращаясь в подобие болота, затягивая парня в свои вязкие воды, которые на самом деле были почвой.       Кадзуми сумел пройти через всё это, но осознал, что всё это время бежал не от опасности, а к ней в пасть. Он увидел самого себя — вернее, свой труп, стоящий напротив, в десяти метрах. Даже сейчас Акияма хотел броситься вперёд, понимая, чем всё закончится, но не сумел — между ним и трупом стоял невидимый барьер, отдававший током по всему телу после столкновения. Через секунду после этого пролетел поезд, насмерть сбив и так мёртвое тело. Но труп встал…       Встал, чтобы быть перееханным ещё одним поездом. И ещё одним. И ещё… Всего проехало 11 поездов. Тело хотело встать и даже сумело, но лишь на секунду — столько столкновений давали о себе знать, и оно развалилось на куски, оказавшись у ног настоящего Кадзуми. "Телепортировались?" — хотел подумать детектив.       Он не успел закончить мысль даже у себя в голове, когда его сбил первый поезд, приехавший теперь уже с другой стороны. Он не контролировал своё тело; лишь делал то, что ему приказывали. А приказали ему встать. Встать ещё 10 раз. Он также рассыпался на мелкие кусочки, но не терял разума — способности говорить и думать оставались на месте. Но могут ли они помочь как-либо?       Детектив проснулся в своей кровати в холодном поту. Он не мог издать ни звука, но и говорить ему сейчас было не с кем. Быстро встав с кровати и найдя бумагу с ручкой, он переписал туда всё то, что помнил из происходящего в кошмаре. Запись к психологу всё равно на сегодня, так почему бы не извлечь из этого дополнительной пользы?

***

Наши дни       Кадзуми неуверенно толкнул дверь и вошёл в блестящий холл здания. Чуть правее находился стол регистрации, к которому он и подошёл. — У меня запись на 14:40 к Ивасаки-сан.       Рыжеволосая девушка конечно не узнала знаменитость. Детективу оставалось лишь надеяться на то, что та не станет звонить журналистам и рассказывать о посещении психолога. Кокетливым голосом, поправив волосы, она ответила: — Ивасаки уже ждёт вас.       Акияма сухо поблагодарил девушку и прошёл в кабинет психолога. — Добрый день, Кадзуми. — дружелюбным голосом приветствовала пациента девушка. Он поздоровался в ответ и сел на кушетку. — Начнём с капалабхати или самавритти? — Пусть самавритти. — Хороший выбор. Хотя плохих вариантов и не давалось. — психолог улыбнулась, пока Кадзуми выполнял упражнение для успокоения.       Закончив с этим через пару минут, он перешёл в лежачее положение и спокойным тоном начал говорить. — Сегодня утром я проснулся с невероятным желанием покурить. — начал издалека Кадзуми. — Впервые в жизни мне просто захотелось этого. Никогда такого раньше не происходило.       Каждый новый сеанс, будто бы впервые, Акияма рассматривал каждый сантиметр в кабинете своего психолога, где и проходили занятия. Хозяйка помещения либо обустраивала декор не сама, во что поверить сложно, зная её характер, либо сильно любила итальянскую культуру. Даже "вишенками на торте" книг о психологии она считала 2 рукописи с прошлого века, написанные на итальянском языке. Читала ли она хоть раз их? Акияма не знал ответа на этот вопрос, но знал, что из языков психолог говорит только на японском и немного на китайском. Слева от книжного шкафа стоял деревянный стол, за которым работала врач вне приёмов. На стене, за столом, висело несколько грамот и документов о прохождении курсов по психологии и ещё пара, подтвеждающие высокий уровень квалификации. Сейчас она сидела на стуле, в двух-двух с половиной метрах от белой кушетки, на которой располагался посетитель.       Сама же психолог — Реико Ивасаки — была одета, как и всегда, в консервативную черную юбку до колен и белую блузку на пуговицах с пиджаком в цвет юбки поверх неё. На лице у неё редко выступали эмоции, не считая счастья, которым она была заполнена всё время. Причиной этого являлось новое золотое кольцо на безымянном пальце. — Странно. Ты сорвался? — спросила психолог, обращаясь к своему клиенту на "ты", о чём они договаривались ещё на самом первом занятии много лет назад. — Нет. — пациент тяжело вздохнул — Но на душе кошки скребли, когда я проходил мимо табачки, откуда на меня умолительно глядели пачки "Анубиса". — Обычно на сигареты заглядываются в двух случаях. Чтобы походить на взрослых, но с этим ты опоздал на несколько лет, либо в результате серьёзного и длительного стресса. Один из возможных вариантов явно не подходит к нашему случаю, поэтому будем работать со стрессом. — Вся моя жизнь — это один большой и длительный стресс… — с уст детектива сорвался панический смешок. — Вдохни. — Есть только один победный способ бороться с этим стрессом… Но я не полезу в петлю, у меня есть долг и я выполню его. — Живо вдыхай. — со второй попытки Кадзуми послушался указа врача и продолжил говорить, успокоившись. — Простите. — виновно, но обрывисто произнёс он. — Не извиняйся. И поверь, ты — не худший мой пациент, но каждого я вытаскивала. — Спасибо. — Пока начнём с дыхательных гимнастик. Делай их хоть круглосуточно, если испытываешь стресс. На следующем сеансе обсудим результаты. — Хорошо. Правда… Это не всё, что меня тревожит. — он помолчал с пару секунд, после чего достал из кармана джинс завёрнутый в несколько слоёв лист. — Что это? — произнесла Реико, забирая протянутый листик. — Кошмар, который мне снился. — Тамура об этом сне говорил? — Нет. Этот, — Акияма указал пальцем на лист в руках врача, — сегодня приснился. — Понятно. — девушка прочитала написанное на бумажке — А тот сон каким был? — Воспоминание с того дня, когда я обрёл свои силы. Но меня пугает, насколько яркими были эти сны — что второй, что первый. Учитывая, что я не помню ничего не то, что бы до того дня, но и последующие несколько лет покрыты тёмным туманом для меня. — На самом деле, в этом нет ничего странного и это лёгко объясняется с научной точки зрения. Даже если ты не помнишь что-либо, это сохраняется у тебя в мозгу. Не всегда, конечно, но с самого первого дня я была уверена в том, что у тебя временная амнезия — и этот сон доказывает мою теорию. — Что это значит? — Память может к тебе вернуться. Я не знаю, когда и, вернётся ли, но твоя амнезия — результат сугубо психологической травмы, не механической, поэтому — да.       Акияма взглянул в потолок и задумался обо всём этом, когда его отвлекли. — До этого же кошмары прекращались? — Да, несколько месяцев не появлялись. — Ясно. Я сейчас вернусь. — произнесла Реико и быстро вышла из комнаты.       Ивасаки вернулась через пару минут с упаковкой таблеток без этикетки. — Пьёшь с водой перед сном одну таблетку. Так неделю. — отдавая упаковку пациенту, сказала она. — Что это? — непонимающе произнёс Кадзуми, верча в руках таблетки. — Успокоительное и снотворное, соединённые воедино, если в двух словах. Если начну объяснять глубже, то ты просто не поймёшь. — после небольшой паузы она продолжила — Не бойся. Ты уже пил такое в прошлом; Йошито знает. — Хорошо. На сегодня всё? — с сомнением отвечал Акияма, поднимаясь с кушетки. — Да, Кадзуми. До свидания. — До свидания.       Детектив хотел уже покинуть здание, но к нему вновь обратилась девушка со стола регистрации. — Извините… — заговорила она, подбежав к уже открывавшему дверь Акияме. — Возьмите это, пожалуйста.       В руках у парня оказалась половина блокнотного листа с номером телефона. — Я не ищу отношений. — сухо и, может, даже грубо ответил он девушке. — Тогда мы можем сделать это без обязательств? — лишь в этот момент Кадзуми обратил внимание на европейский акцент девушки.       Он резко пошатнулся, облокотившись на стеклянную дверь и, сжав лист, демонстративно положил его себе в карман, надеясь, что теперь-то от него отстанут.       Когда же ему всё-таки удалось выйти из здания, Кадзуми заглянул в телефон, увидев там пропущенный вызов от Акихиро. Не сомневаясь, парень решил перезвонить другу. Пару гудков и вызов приняли. — Кадзуми, срочно. — быстро произнёс Сато — У тебя есть дела на вечер? — Если ты собрался пригласить меня на свидание — да, я занят. — саркастический, но усталый тон Акиямы злил собеседника.       После молчаливой паузы Акихиро сделал тяжёлый вздох и сказал: — Сегодня в 20:00 в галерее имени Кацусики Хокусая пройдёт выставка современного искусства. Аямэ давно хотела попасть туда… — Только не говори, что ты сейчас будешь просить денег в долг. — Заткнись и дослушай. — всерьёз злился он — У меня уже есть 2 билета, но я никак не успею закончить с рапортом по прошлому делу. А ты всё равно отгул взял на сегодня. Сходишь с ней? — к концу фразы его голос заметно смягчился; подобрел. — Конечно, Аки. Сейчас заеду за билетами.       Кадзуми поймал такси и доехал до участка, где забрал билеты, после чего сразу отправился домой к Акихиро. Счастью Аямэ не было предела, хотя она и расстроилась из-за невозможности её брата присоединиться(что, впрочем, было не слишком заметно на её радостном лице).       Девушка сразу набросилась на гостя, но тут же поняла — обниматься некогда, ведь ей столько всего надо успеть сделать за каких-то три часа: помыться, сделать макияж, причёску… А одежду-то как выбрать?!       К счастью Акиямы, девушка успела всё сделать за 45 минут до начала выставки(ехать необходимо было около 20 минут из квартиры Акихиро, расположенной близко к центру города) и вышла к нему на кухню в чёрном платье чуть ниже колен. Платья она, конечно, не любила(а скорее, ненавидела), но при таком поводе — с удовольствием. В этот момент Аямэ поняла, что если она готова, то про Кадзуми такого сказать нельзя. Ну не идти же на столь серьёзное мероприятие в компании с парнем, одетым в дырявые джинсы и белую футболку с супергеройским принтом? Времени ехать к нему домой за чем-то более приличным не оставалось, поэтому пришлось прибегнуть к крайним мерам — копаться в вещах Акихиро, пытаясь найти что-либо подходящее. С телосложением сильно повезло — оно было одинаковым у обоих; рост тоже отличался несильно — Кадзуми был всего лишь на пару сантиметров ниже. — Когда Акихиро узнает и захочет сделать из меня отбивную, я скажу, что это было твоей идеей. — это было всем, что он мог противопоставить девушке, пока та подбирала подходящий под серые брюки(с которыми, как оказалось, выбора не было от слова совсем — у хозяина гардероба просто-напросто не было других) цвет рубашки. Было решено, что чёрный подходит лучше всех. Туфли также пришлось позаимствовать у брата Аямэ, после чего они поехали к галерее.       Таксистом оказался старый(на вид лет 55) коренастый мужчина, готовый в любой момент начать разговор о политике. Однако, он, видимо, заметив разговор Акиямы и Аямэ, не решился прерывать их. — Волнуешься? — заботливо спрашивал Кадзуми. — Немного, если честно. — дрожащим и беспокойным голосом отвечала девушка, глядя в окно на пролетающие улицы города. — Не бойся, — пытался успокоить её детектив — все будет хорошо. Тем более, я рядом в случае чего. — Спасибо. — её глаза наполнились искренней благодарностью по отношению к собеседнику. — Скажи. — плавно попробовал поменять тему разговора Акияма — Ты же рисовала сама раньше; как сейчас с этим? — Не очень… — она тяжело вздохнула — В последнее время совсем ничего не выходит. Желания рисовать нет вообще. — Не заставляй себя. Но послушай, — парень взял её за руку — я видел несколько твоих рисунков и это не позволяет мне поверить в то, что у тебя может не получаться Если дело в желании, то не волнуйся — оно вернётся. Я вижу, что рисование — действительно твоя любовь.       На щеку девушки медленно скатилась слезинка из глаза, которую она тут же убрала рукой. Такие моменты сильно трогали её ввиду малого круга близких людей. Многократно поблагодарив собеседника, она закрыла глаза и облокотилась на спинку сиденья; дальнейшая поездка прошла без слов, в полном молчании, не считая музыки из колонок в машине.       Чудом успев вовремя, они оказались заворожены сочащейся из здания роскошью даже снаружи, не говоря уже о богато отделанных стенах в холле. Они были раскрашены восточным орнаментом, плавно меняющим цвет в месте перехода на потолок. Оставалась пара минут до момента, когда откроется дверь из холла на саму выставку. Аямэ вся дрожала, но её глаза продолжали гореть огнём — слишком долго она ждала этого шанса.       И вот, секунда-в-секунду, работник галереи открывает дверь, впуская её, Кадзуми и ещё множество дорого одетых людей, чьё присутствие на этом мероприятии впоследствии отметят токийские газеты, внутрь.       Залы были вытянутыми в много метров и развешаны картинами с обоих стен, в то время как задних и передних стен не было — всё пространство там занимали крупные массивные двери. В первом зале находились картины художников из южной Европы(как оказалось, вся выставка была построена на творчестве европейских личностей) — Испании, Италии и Португалии. Последняя страна, правда, была представлена лишь одним пейзажем ядовитого озера в конце комнаты, но не суть.       Однако, Аямэ интересовало вовсе не это всё — она окидывала беглым взглядом картины, но не более того. То, что ей было нужно, находилась дальше, глубже внутрь галереи; в самом последнем её зале. Хотя, стоит отметить, что не только она так считала — этот самый зал был полностью предназначен для одного человека, "гвоздя программы" всей выставки. С самого начала и до самого конца мероприятия комната была набита людьми. В конце концов, Кадзуми не выдержал и спросил у Аямэ, что происходит. — Как о нём вообще можно не знать… — закатывая глаза, произнесла девушка — Евгений Маршаллов — буквально живая легенда из России; к 25 годам написал более трёхста картин, каждая из которых содержит в себе только красный цвет и его оттенки. Быстро стал известен из-за своего психоделического стиля, который в купе с красным, "кровавым", цветом картин действительно пугает и одновременно завораживает. Многие называют его современным перерождением Ван Гога из-за способа рисования, хотя мне кажется, что его картины сильнее напоминают Дали, как раз из-за психоделической составляющей. — Спасибо за то, что выставила меня невеждой. — улыбнувшись, ответил Кадзуми. — Это не всё, кстати. Видишь? — она пальцем указала на картину в самом центре стены, закрытую от глаз посетителей красной непросвечивающей тканью. Рядом с нею стояло два охранника на случай, если кто-то решит взглянуть на произведение раньше времени. — Там спрятана его новая работа, презентация которой должна состояться сегодня. — девушка перевела дыхание, набирая воздуха в лёгкие — может быть, он даже сам присоединится к тому моменту. — Фанатка? — Ну, можно и так сказать…       Аямэ уткнулась в пол глазами, как бы пытаясь спрятаться. — Эй, всё хорошо. — приобняв девушку, произнёс Кадзуми; детская улыбка вновь вернулась на её лицо.       В эту секунду в зал вошёл широкоплечий мужчина крупного телосложения ростом под два метра. Его левый глаз был закрыт чёлкой, доходившей до верхнего начала скул; сами волосы были цвета самой тьмы, готовой в любой момент затянуть тебя и уничтожить. Второй глаз пылал мягко-лазурным цветом, забирая всё внимание присутствующих. На нём были чёрные брюки и пиджак, под которым находилась белая рубашка. Стандартный набор, но то, как же он стилистически подходил этому человеку, завораживало.       На шее, из-под воротника татуировка, вернее её часть — две русские буквы "СМ". На указательных и безымянных пальцах обоих рук блестели платиновые кольца. Рядом с ним в комнату вошли ещё два человека, по-видимому, охранники, хотя и выглядели они слабее и намного менее устрашающе охраняемого. — Это он… — шёпотом произнесла Аямэ, судорожно прижимаясь к Кадзуми.       Мужчина прошёл к закрытой картине, успев к тому моменту захватить внимание всех присутствующих. С русским акцентом, но на японском языке он заговорил: — Приветствую всех присутствующих в этой комнате, — гордый бас художника звучал насколько пугающим, настолько же благородным — пришедших на премьеру моего нового произведения. Но перед тем, как вы увидите очередной мой кровавый шедевр, позвольте мне немного рассказать о самой картине.       Художник прошептал что-то одному из своих телохранителей на ухо, после чего продолжил торжественную речь. — Без зазрения совести могу сказать, что это — моё сложнейшее творение. Процесс написания занял более года из-за крайне капризных красок, требовавших длительного настояния на полотне. Отсюда и вытекает необычайное высокое количество слоёв краски — целых 28, что стало моим личным рекордом. — художественно поставленная речь пленила каждого из слушателей, заставляя верить во всё сказанное, отключая какое бы то ни было критическое мышление. На лице мужчины на секунду появилась злая улыбка, которая тут же и испарилась — Впрочем, ничего, хоть капельку подходящего на искусство, не может быть создано без трудностей или по щелчку пальцев. Искусство — это любовь, если вы простите мне такое сравнение. Но эти две вещи ведь действительно похожи — в основе и того, и другого, как правило, лежит страсть — дикая животная страсть, управляемая инстинктами, и только. Или, что также бывает нередко, — ненависть. Может быть, кто-то из вас задумывался о том, насколько близки ненависть и любовь? Я же заглянул глубже и пришёл к выводу, что они просто не могут существовать друг без друга; они неотделимые друг от друга вещи. Любовь рождает ненависть, ненависть — любовь, и так на протяжении тысячелетий. Но и на этом сравнение, само собой, не заканчивается — человек не может существовать без любви. Вы можете спорить со мной, пытаться убедить, говорить что угодно, но со временем, в глубине души, вы начнёте понимать это, если не начали уже. И это не обязательно великая любовь до самого гроба — о нет, совсем необязательно. Любовь может быть кратковременной, грязной, опасной, а может быть родительской. И всё это переносимо на искусство — человек не способен выжить без него и оно также бывает разным. Если вы спросите меня о том, какая "любовь" у моих картин, то я без колебаний отвечу. Опасная. Самая опасная из возможных — та самая любовь, которая сначала завлекает вас, а затем медленно пожирает изнутри, в конце концов вдребезги разбивая ваше сердце без шанса оправиться. После такой любви вы корите себя, ненавидите за то, что повелись, но… Вы вновь отправляетесь в её сети, уже добровольно, когда видите сообщение с её номера на мобильнике. Вы знаете, помните и понимаете, чем всё закончится. Но вы поддаётесь искушению получить новую порцию страданий. Таковы мои картины. — художник взмахнул рукой вверх, наслаждаясь испуганными лицами зрителей. — "Божественное возмездие", как я её назвал, — мой magnum opus, друзья; картина, увиденная мною во сне два с половиной года назад. Именно тогда я решил воссоздать её на полотне, хотя у меня и не получилось сделать этого сразу. На ней присутствуют столь ужасные вещи, что я попросил бы впечатлительных людей покинуть помещение, но это лишь раззадорило бы их интерес и вынудило остаться. Потому — оставайтесь все и наблюдайте за ужасным божественным судом.       Евгений сбросил ткань с картины и поверг лица всех без исключения людей в комнате в невиданный ранее ужас. Ноги Аямэ подкосились практически в падении; лишь Акияма помогал ей сохранять равновесие. У девушки в фиолетовом платье перехватило дыхание; Кадзуми почувствовал резкое головокружение. Лишь автор картины спокойно стоял и наслаждался своим произведением, будучи в максимальной степени довольным собой.       На картине была изображена свежеобразованная пустыня(которая, впрочем, раньше являлась огромным мегаполисом, о чём сообщали отдельные остатки цивилизации, такие, как бытовая и электронная техника, разбросанная по поверхности и уже начавшая тонуть в тоннах обжигающе алого песка) во время божьего суда, или судного дня. Из карьера на заднем фоне картины вылетали бесы, приводившие приговоры грешников в действие. Только грешниками были абсолютно все — никто не должен был остаться в живых.       С небес на происходящее глядел Иисус, по-дьявольски улыбаясь, пока внизу бесы разрывали людские тела; заживо сжирали детей и поджигали стариков огненным дыханием.       Весь песок был покрыт человеческими внутренностями, которыми питались мелкие демоны — те, что слабее и не смели забирать лучшие куски у более сильных собратьев. Небо и солнце пылали болезненно-кровавым цветом, обжигая песок и оставшихся людей, ещё не потерявших надежду убежать и выжить. Впрочем, шанса на это у них не было даже призрачного.       Палитра, состоящая только из красных тонов, давила на психику с невообразимой силой. К такому не была готова даже Аямэ. — Можем уйти, пожалуйста? — обессиленно произносила девушка, пытаясь набрать достаточно кислорода в лёгкие.       Акияма выполнил её просьбу и провёл в холл, где они собирались вызвать такси и окончательно покинуть галерею. Сам виновник мероприятия к тому моменту также покинул комнату со своим детищем и разговаривал о вкусе сигарет с какой-то важной шишкой. — Слишком горько. Исправьте это и можно выпускать. — объяснял он собеседнику минусы сигареты, когда заметил выходящего из основных помещений Кадзуми. Не сомневаясь, он направился к тому и заговорил с детективом. — Добрый вечер, Акияма-сан. Не ожидал вас здесь увидеть, от чего, впрочем, только радостнее на душе становится. — Простите, мы знакомы? — детектив непонимающе глядел на подходящего к нему художника. — Лично нет, к сожалению. Я бы предпочёл знакомство с вами, чем со всеми этими богатыми пустышками. А, вам интересно, откуда я вас знаю? Ну, чтож, вы, видимо, не осознаёте своей популярности, но со всей уверенностью могу сказать, что вы — мировая знаменитость. — Мне приятно, конечно, но, по-моему, вы немного преувеличиваете. — Ни разу. Я же сам из России, где и живу в основном. Даже там про вас хорошо наслышаны.       Тем временем, на лице Аямэ, недавно испытававшей самый большой страх за свою недолгую жизнь, образовалась нескрываемая радость от внезапного разговора с её кумиром, пусть и участия она в нём не принимала. Это не осталось незамеченным со стороны самого художникам. — Как Вас зовут? — обратился он к ней. — А-аямэ… — Аямэ… — Маршаллов достал из кармана брюк небольшой блокнот с ручкой и, оставив на нём автограф, вручил подарок девушке. — Вижу, что Вы были организатором прихода на выставку и вынудили его присоединиться, поэтому держите. Я — твой должник. — Неужели, вы так жаждали встречи со мной? — сомневаясь, спросил Кадзуми — Безусловно, Акияма. И скажу больше — вы составите мне большую честь, если согласитесь поужинать со мной. — Я не знаю, успею ли, мне нужно довести Аямэ до дома. — Я не против, если она присоединится к нам. Если вы согласны, то я скажу подготовить машину для вас.       Глаза Аямэ вновь сияли. Хоть Акияма и не доверял художнику, лишить девушку такого счастья он не смог.