It might've been a nightmare
Это сон показался бы кошмаром
To anyone who might care
Для человека, которому есть до этого дело.
Чёрные грозовые тучи затянули небо. Ливень нещадно хлестал третьи сутки, грозя потопить и без того грязный город в больших мутных лужах. Крупные капли дождя беспрерывной барабанной дробью били по стенам и окнам, а затем скатывались по ним, образуя дорожки, тут же смываемые новыми следами. Несколько фигур в чёрном и, что казалось самоубийством в такую слякоть, без зонтов в руках с лёгкостью отворили железную калитку, что скрипнула как расстроенный музыкальный инструмент, и двинулись по вымощенной камнем дорожке прямо к крыльцу. Мрачное одноэтажное поместье, которое всем своим видом навеивало мысли о Хэллоуине и заброшенных домах с призраками, возвышалось посреди улицы в районе, что находился в получасе езды по шоссе. Здесь жили в основном те люди, чьей конечной целью в жизни стало затворничество в нелюдимом и мрачном месте, вдали от шумного и преступного города. Тот альфа, что стоял к дому ближе всех, несколько раз нажал на звонок и затем отступил, чтобы не быть задетым распахнутой дверью. Ещё один альфа и два беты, сохраняя безмолвие и безразличие на лицах, стояли за его спиной. Казалось, их совсем не трогала погода и залитые водой воротники. В окне мелькнула тень, и в тот же миг хозяин поместья, опрометчиво не посмотрев в глазок, открыл дверь. Вот только перед ним стояла не привычная фигура его единственного вот уже четыре года гостя. На пороге стоял его личный палач. Все такой же безумный и опасный, с чертями в глазах и будто бы приклееной ухмылкой на губах. — Ну здравствуй, дорогой. Ты не скучал по мне? Чонгук застыл на мгновение от голоса, который надеялся больше никогда не слышать. Он почувствовал, как все внутренности в теле скрутились в один противный узел. Удивительно, как колени ещё продолжали держать его, пока ладонь сжимала дверную ручку до побеления костяшек. — Давно не виделись, Чимин. Хотелось бы ещё дольше, — справившись с первым приступом паники, наконец сказал омега. — Не все наши желания исполняются, — с явной издевкой, растягивая гласные, ответил Пак. — У нас к тебе есть пара вопросов. И как ты мог уже догадаться, я не уйду без ответов. Чонгук не дрогнул. Ни движением, ни словом он не выказал своего отвращения, страха, ощущения чёртовой беспомощности перед собственным главным кошмаром. Перед человеком, которому он когда-то отдал свое сердце, чтобы потом вновь вернуть его себе разорванным в клочья и искалеченным, ровно как и собственное тело, сейчас казавшееся ватой. Читая в тёмно-карих, почти чёрных, глазах напротив твёрдую решимость, Чон уже знал, что просто так перед прошлым ему дверь не захлопнуть. Потому омега безмолвно отступил, давая нежданным гостям разрешение войти.***
— Дело в том, что я получил угрозу от неизвестного человека. У него есть, скажем, — Чимин на мгновение деланно задумался, щёлкнув пальцами по старой привычке. Наигранность всегда была ему присуща, — несколько компрометирующих меня фотографий. Ублюдок с чего-то решил, что может мною манипулировать и извлечь из этого выгоду. Альфа растянулся в кресле, положив руки на подлокотники. Дьявольский взгляд вперился в парня напротив, что безэмоционально глядел в ответ. Его подчинённые, Хосок и Сокджин, разместились на диване и до сих пор не издали ни звука. Первый уставился немигающим взором в стену, пока второй украдкой рассматривал хозяина дома, с которым в отличие от своих непосредственных начальников не был знаком. Другой альфа, Юнги, стоял у входа, отрезая все пути к отступлению. Что-то Чонгуку это напомнило. Неприятное дежавю отозвалось мурашками по спине и рукам. — Четыре года назад ты перебил всех, кто знал о твоём предательстве, — произнёс Чон. — Значит, кого-то не добил, — буднично ответил Чимин, словно говорил не об убийствах, а о чём-то обыденном. — И какое мне до этого дело? — едва не рыкнул Гук. Их городок был по-настоящему тёмным, хотя совсем не из-за серых стен и усталых лиц. В месте, где полиция бездействовала, будучи заткнутой купленной деньгами верхушкой, а мелкими преступлениями промышляли с подросткового возраста, и люди были гнилыми. На улицах процветала проституция, убийства за неверно брошенное слово в сторону «чёрных» людей, как называли преступников, не были чем-то особенным. Но Чонгук вышел из этой игры. Он, преданный и полуживой, закончил с этим дерьмом. — Дорогой, — оскалился Пак, обнажая ровный ряд зубов, — не забывай, что где бы ты не прятался, ты всё ещё часть системы. Я хочу услугу. — Я больше не заключаю сделки с дьяволом, — качнул головой омега. Пак Чимин был хуже известного обитателя Ада. Он являлся ублюдком, который ради достижения своей цели пожертвует всем. Когда-то Гук был так сильно и так слепо в него влюблен, что верил его слову. Но затем его любовь была распята на алтаре амбиций альфы и чужой похоти. Пока Чимин радовался своей победе, укатив из города на жаркие острова к океану, Чонгук задыхался от боли, погибая на дорогом паркете. — Мне нужно, чтобы ты исполнил свои обязанности ещё разок. А затем я, так уж и быть, снова исчезну из твоей жизни. — Ты и так ушёл много лет назад. Зачем мне рисковать ради какого-то ублюдка? Не заблуждайся, — с пылом возразил Чонгук, — прошло то время, когда я подчинялся тебе. Лицо собеседника исказилось от ярости, от столь ярого и неожиданного, даже непривычного сопротивления. Пак поднялся со своего места и медленно, словно готовящийся к прыжку хищник на охоте, подошёл к креслу окаменевшего омеги. Он нагнулся, упираясь ладонями в мягкую бордовую обивку по бокам от чужих плеч, и вкрадчивым пугающим полушепотом заговорил: — Я ведь могу вернуться, дорогой. Ты остался здесь, потому что я так захотел. Что мне стоит забрать тебя с собой на острова? Ты ведь одинок и наверняка брошен в этом доме. Чонгук вопреки всему испуганному естеству всё же выдержал злой взгляд, потому что знал: опустит сейчас — не простит себе потом. — Знаешь, найти тебя оказалось трудновато. Но я сумел. Хочешь опять поиграть в прятки? Ты будешь прятаться, а я буду снова и снова находить. Лучше соглашайся на сделку и не выёбывайся, ясно? Я теряю терпение. Не видя кивка, альфа ухмыльнулся и поднял одну руку к чужому лицу, проводя ею по шее Чона. Тот знал, какой посыл крылся в этом с виду милом прикосновении. Очень давно Гук выражал свою любовь к Чимину касаниями шеи и ключиц, ведь бывший ненавидел, когда люди трогали его лицо. Сейчас альфа порочил тот невинный жест, когда-то наполненный нежностью и преданностью, делал его грязным. Он мешал Чонгука с грязью, будто говоря: «Ты был лишь помутнением. Мне ничего не стоит сломить тебя снова». Вот только Пак не знал, что с тех пор, как он бросил омегу в том страшном особняке и лично нарек шлюхой, слишком многое изменилось. — А иначе я вытащу тебя из этого чёртового дома и заберу к себе. Там уже никто церемониться не станет, информацию от тебя я всё равно получу. Может, придётся помять это кукольное личико пару раз. Или пару десятков раз. Гук вздрогнул. При мысли, что он хотя бы шагнет за порог этого дома, его затошнило. Парень всегда знал, что бывший любовник слов на ветер зря не бросает. В сложившейся ситуации, когда страх подкатил к горлу, а руки, зажатые меж бедрами, била дрожь, сделка показалась куда более хорошим вариантом. — Ладно, — не сдержав выдоха облегчения, когда от него отстранились, согласился Чон. — Мои ребята обрисуют тебе ситуацию. А мне нужно отлучиться.***
Ни один его мускул не дрогнул при виде омерзительной картины и истошных человеческих криков. Ким Тэхён в их кругах считался чудовищем в высшей степени. «Безэмоциональная машина», как его нарекли местные отморозки, был из разряда тех немногих, кто мог стерпеть все ужасы, происходящие за стенами территории ныне самой большой группировки их города. Господин Ким Намджун, их лидер и сам по себе кровожадный человек, когда-то увидел в Тэхёне большой потенциал и с тех пор держал при себе. Не в качестве раба, как это было со многими, нет. Этого альфу было невозможно удержать чем-то, он не подчинялся ни одной банде и не принадлежал ни к одному клану, но его услуги можно было купить. Тэхён не убивал людей, но был виртуозен и искусен в добычи информации и выискивании предателей с помощью пыток. Каждый жалкий наркоман и каждый почётный представитель сливок общества знали одну простую вещь: если на пороге дома появился он, нужно бежать и прятаться. Ибо этот человек походил на жнеца смерти. Он буквально влек за собой смерть. Обманчивая красота в виде тёмно-каштановых волос и правильных пропорций лица в совокупности с леденящим душу взглядом серых глаз внушали страх. Обычно люди старались не смотреть Тэхёну в лицо и уж тем более не пялиться на тонкий, побелевший со временем шрам, что начинался возле мочки уха и тянулся вниз, заканчиваясь чуть ниже линии челюсти. — За что вы его так? — без намёка на сочувствие или жалость в голосе спросил он. Прямо на его глазах несколько гончих собак разрывали мужчину. Крики нестерпимой агонии уже стихли, оставляя после себя лишь предсмертные хрипы. Воистину ужасающая картина. — За предательство, — поднося дорогую сигарету ко рту, ответил господин Намджун. — Ничтожество с чего-то решило, что если ты не приходишь по его душу столько времени, значит я ослеп. Внешне он казался мужчиной средних лет с крепким телосложением. Главной присущей чертой, его опознавательным знаком считался пробирающий цепкий взгляд, который будто бы разрезал тело и смотрел прямо внутрь. Не в сердце, нет, столь непостоянная глупость его не интересовала, но в самые потайные мысли и страхи. Ещё одной легендой для детишек местных проституток было то, насколько безжалостным к предателям и изощренным в своей мести бывал этот господин. — Говорят, Пак вернулся. — Да, он совсем скоро будет тут, — кивнул хозяин дома и свистнул своим питомцам, чтобы те отошли от разорванного трупа. Когда собаки услышали пару хлопков по бедру, они будто малые щенки кинулись за лакомством. Намджун взял у подошедшей прислуги несколько больших свежих кусков сырой говядины и бросил на землю, глядя, как острые зубы рвут сочное мясо. Как совсем недавно впивались в человеческую плоть. — Он изъявил желание сам, а я не стал препятствовать. Мне любопытно, почему Чимин вдруг захотел вернуться на родину вместо того, чтобы продолжать купаться в деньгах возле океана. — То есть он насовсем? Казалось, Тэхён просто поддерживал диалог из должности. За свои двадцать восемь лет альфа отточил эмоции и тон, как самое острое лезвие кинжала, и вряд ли в их затхлом городке нашёлся бы человек, который мог бы распознать его истинные чувства. — Конечно, нет, — хмыкнул господин, бросив тлеющий бычок на асфальт. — Его импровизированные каникулы долго не продлятся. Я хочу, чтобы Пак контролировал обстановку на островах. Хочет этого он или нет, меня уже не интересует. Звук тормозящих шин раздался возле ворот. Тэхён, услышав в гробовой тишине усадьбы, как человек идёт по саду и приближается к ним, кивнул Намджуну на прощание и двинулся в противоположную от шагов сторону, скрываясь от гостя в наступающей темноте вечера. — Господин, — склонил голову Чимин, встав позади хозяина дома, пока тот наблюдал за резвящимися собаками. Подул холодный ветер, что пробирал до костей, задувая под одежду. Ким достал из нагрудного кармана жилета зажигалку и прикурил новую сигарету, ладонью прикрывая огонёк от ледяных порывов. — Как идут дела возле океана? — Всё в порядке, господин. Я держу ситуацию под контролем. — Не засиживайся здесь. В жизни не поверю, что тебя потянуло в родные края просто так. Что, проблема какая-нибудь? — грубо спросил мужчина, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на подчинённого. Пак на мгновение замер. — Разумеется, нет. — Расслабься, парень, — криво усмехнулся господин. — Я спиной чувствую твоё напряжение. Ты вроде не разочаровывал меня до сих пор, так что не трясись. — Что вы имеете... — Он тоже трясся, — Намджун кивнул на лужу крови и ошметки тела перед ними. Чимин почувствовал, как от одного вида трупа в белом свете уличного фонаря возле псарни ему стало не по себе. Вспыхнул экран телефона в руках, и он перевёл на него взгляд. «Тик-так, ублюдок. Надеюсь, ты рад вернуться. Мы скоро встретимся...» — гласило сообщение от неизвестного номера. Господин закашлялся и бросил недокуренную сигарету под ноги. Его подчинённый с внезапным волнением внутри себя наблюдал, как тот раздавил кожаным ботинком ещё тлеющий бычок об землю.