ТО ЧТО СКРЫВАЕТ СУПЕРСЕЛЛ...

Свет резко загорается. Двенадцать мексиканских детишек синхронно поворачивают свои головы ко входу. Тяжёлая железная дверь со скрипом распахивается. На пороге стоит маленькая девочка лет шестнадцати с рыжими волосами и веснушками. Лицо её выражает довольство собой - эта слегка безумная улыбка пугает каждого в этом городке. — Тётя Беа, когда мы сможем попить? - Доносится сиплый детский голоc. Речь была нечленораздельной из-за ужасного акцента, но это было уже не важно, потому что при каждом везите "хозяйки" они повторяли одно и тоже. Девушка решительными шагами проходит мимо, к самому тёмному углу. Какое-то движение пронизывает бездыханное, лежащее там тело. Послышалась тихая возня, после чего протяжный стон. — Какого хуя??? - с явным потрясением, но слабо выронил паренёк, которого все ещё было едва видно. Поко проснулся с ужасной головной болью, весь продрогший и, неожиданно для себя, обнаруживший, что связан. — Какую хорошую работу я проделала. Ты даже остался жив. Хотя... живым тебя не обзовешь. Так или иначе заказ у меня был на скелета в мексиканской шляпе... Ну так, ладно, - обратилась она уже ко всем присутвующим в подвале, услышав шаги за дверью, - продолжайте работать. В дверном проёме показались силуэты Лу и Колетт. Они кинули Беа небольшую биту, которой она незамедлительно, даже не дрогнув, снова вырубила музыканта.

••••••••••

На этот раз мальчишка очнулся в теплом уютном домике. Его разбудил не очень приятный запах подгоревшей еды. Мутная пелена сошла с глаз, и с этого момента он мог отчётливо видеть лицо, что застыло в паре сантиметров от его. Это заставило парня непроизвольно вздрогнуть. — Проснулся, мой малыш, м? - с почти что материнской заботой и приятной улыбкой произнесла взъерошенная женщина в боксёрских перчатках. В её глазах мелькало безумие, а в волосах застряли ветки и листья от каких-то деревьев. Подрагивая, она поставила тарелку с отвратительной на вид кашей на детский разовый столик, за которым сидел Поко. Парень также был скован в движениях, но на этот раз ещё и привязан к стулу. Он хотел было закричать, но из его горла вырвался лишь жалкий писк - голос за это время сильно ослаб. Музыкант пытался вспомнить хотя бы что-то, и единственное, что пришло в голову - день его рождения. На кануне он праздновал двадцатипятилетие и устроил большую вечеринку в честь юбилея, на которую пригласил всех и, как оказалось, даже больше. Это было последнее, что он видел перед похищением. — Ты наверное проголодался, пупсик? Мамуля приготовила тебе сама. Чтобы ты был у меня большой и сильный, а то даже кости видно! Лёгким движением рук Роза снимает боксёрские перчатки, после чего начинает впихивать в Поко липкую, местами подгоревшую жижу с большими комочками. Все это вызывало ужасный рвотный рефлекс, парниша пытался это выплюнуть, но рот настолько пересох, что еда склизким сустком проваливалась вниз, не давая ни шанса. Понимание происходящего окончательно его покинуло, и единственное что теперь оставалось делать его хрупкому телу - поддерживать скелета в сознании. Это не помогало, он хотел снова провалиться в небытие, да даже очутиться в том подвале. Казалось, всё было лучше, чем чувствовать как внутрь, против его собственной воли, проникает бесформенная полужидкая масса, оставляя свои вязкие ошмётки по всей длине пищевода. Привкус омерзительной еды заполнил рот, в то время как слишком большие комочки застревали в горле, царапая его. Из глазниц парня полились слезы. — Золото моё, так нравится мамина стрепня? Сейчас ты наешься и мы пойдём купи-купи и баиньки, на улице уже глубокий вечер. - Хихикнув, женщина продолжила впихивать ложку за ложкой. Еле-еле, но с кашей было покончино. Сил у бедного музыканта не осталось совсем, поэтому после того, как он был развязан, сопротивляться больше не смог. Большие руки обхватили его тело, и громкими, тяжёлыми шагами Роза направилась на второй этаж. Вода в ванной уже была идеальной температуры. На поверхности плавали какие-то жуткие резиновые игрушки, покрытые то ли плесенью, то ли чем-то ещё. Она окунула Поко с головой, после чего оставила откисать. Сама же взяла в руки мочалку и начала старательно начищать бедолаге кости. Уже совсем измученного и слабого музыканта укутали в большое одеяло. Кровать, на которую его принесли, была настолько мягкая, что Поко спокойно мог утонуть во всем этом изобилии подушек, одеял и мягких игрушек. Он был уже не в состоянии, чтобы что-то разглядывать, но заметил, что на окнах были решетки, а дверь заперта. Среди замутненных стрессом размышлений промелькнула мысль о том, что выхода отсюда нет. Где он, сколько времени прошло, ищет ли его кто-то - парниша не знал, но самый главный вопрос, который не вылезал из его головы, было простое "почему?". Скрутившись от резкой боли в животе, он снова заплакал и, спустя пару минут, думая о том что же ему делать, вскоре все-таки обмяк и уснул.