За дверью спальной комнаты

С самого детства Сяо точно знал одну вещь: когда он вырастет, обязательно поженится на Чжун Ли. То закрепилось в неокрепшем разуме ребенка как абсолютная истина, настоящая константа. Сяо искренне верил в то, что рано или поздно он подрастёт, встанет на ноги, и тогда они с Чжун Ли смогут связать свои жизни в загсе, церкви или в любом другом месте, где вообще можно официально закрепить подобные узы. Однако когда он вырастает и осознает, что вообще-то приемный отец не может быть ещё и твоим супругом, на него сваливается огромное чувство разочарования. Тем не менее, худшим в этой ситуации было не это, а то, что он узнал об этом факте совершенно дурацким способом. В то время Сяо ходил на кружок по рисованию в школе. Ему было около десяти, и он ещё не знал, что быть влюблённым в своего отца (пусть и приёмного) — это ненормально. Именно поэтому, когда они обсуждали предметы своих симпатий и Сяо сказал: «Я бы хотел стать женой моего папы», — дети не поняли его. И ладно бы только это: ребята начали травить Сяо, распускать про него сплетни и просто игнорировать на переменах. День за днём мальчик возвращался домой в слезах. Чжун Ли даже ходил разбираться к директору школы, однако та лишь беспомощно разводила руками, советуя поменять класс. Конечно же, опекун так и сделал: правда, смена класса никак не исправила ситуацию — на параллели все уже знали о чувствах Сяо, так что травлю это не остановило. В конце концов, Чжун Ли пришлось перевести его в другую школу. Сын так и не рассказал отцу, что такого произошло на старом месте, а Чжун Ли не стал настаивать на ответе, лишь попросив в этот раз быть аккуратнее в своих словах и действиях. Так Сяо и поступил: начиная с пятого класса, он больше ни с кем своими мыслями относительно отца не делился, предпочитая оставлять «неправильные» мечты при себе. Более того, он даже перестал стремиться заводить новых друзей, целиком замкнувшись в себе. Само собой, Чжун Ли подобная перемена обеспокоила, и он нашел сыну психолога. Это не особо помогло, но так Чжун Ли хотя бы убедился в том, что тот не находился в зоне риска. Сяо всегда отличался от других детей. Когда Чжун Ли впервые увидел его в детском доме, тот держался обособленно и смотрел на всех волком, подпуская к себе лишь воспитателей и каких-то отдельных детей. Сначала Чжун Ли не мог найти подход к ребенку, однако не оставлял свои попытки, и, в конце концов, Сяо даже начал отвечать на его вопросы, принимать сладости в качестве подарка и иногда улыбаться. Чжун Ли не знает, чем руководствовался, выбирая именно этого мальца для усыновления. Тем не менее, он ни разу не пожалел о принятом решении. Сяо оказался просто замечательным ребенком: умным, послушным и, что совершенно неудивительно для детдомовских детей, очень падким на ласку. Чжун Ли бы сказал, даже чересчур. Однако, как он выяснил позднее, это проявлялось лишь с ним и в дальнейшем с Венти, но то будет еще нескоро, поэтому пока что не будем об этом. Пожалуй, сидеть в обнимку во время просмотра телепередачи — это не совсем нормальный досуг для отца и сына подросткового возраста. Что уж говорить о способах их взаимодействия: если раньше поцелуй от Сяо в щеку в качестве прощания, приветствия или просто как выражение своих чувств не казался для Чжун Ли чем-то зазорным, ведь тот был всего лишь маленьким очаровательным ребенком с огромным желанием быть любимым, то по мере взросления Сяо осознавал, что отношения отца-сына, какими они складываются у них, далеки от нормы. До определенного момента Сяо не говорил о своих чувствах прямо, думая, будто бы его отец не замечает очевидного. Но Чжун Ли замечал: он видел взгляды, которые сын посылал ему, чувствовал его стремление быть ближе, прикоснуться, слышал сдавленные стоны из соседней комнаты и свое имя, ненароком срывавшееся с его уст, во время ночных оргазмов. Все это не давало Чжун Ли покоя — неужели он как-то неправильно воспитал Сяо? Мужчина ведь честно пытался быть хорошим отцом: читал форумы, советовался с психологами, переписывался с другими людьми. Однако все они как один утверждали, что подобная тяга — это всего лишь подростковое чувство, вызванное привязанностью подопечного и благодарностью за «спасение». «Вы буквально вытащили его из ужасных условий, поэтому подросток позиционирует вас как героя, идеализирует и, соответственно, влюбляется. Это происходит не всегда, но у некоторых детей ярко выражено из-за давней травмы…» — читал Чжун Ли на сайте для помощи родителям, решившимся на усыновление. Звучало, конечно, логично, но он не мог соотнести прочитанное с Сяо. Чжун Ли точно помнил, как в детстве тот признавался ему в любви, обещая, что «обязательно выйдет замуж за папочку и увезет его в далекие края на своей крутой тачке». С возрастом это поведение прекратилось, и Чжун Ли решил, что то были простые детские глупости, однако обжигающие подростковые взгляды, очерчивающие его фигуру сверху вниз, подолгу останавливаясь на мужской заднице, когда Чжун Ли что-то готовил, пока Сяо сидел за столом, и небольшие заминки в разговорах, когда речь заходила про секс и отношения, говорили о том, что все только начинается. Он долго не мог выкинуть это из головы. Неужели у его сына на самом деле были подобные мысли в его отношении? И что ему с этим делать? Просто игнорировать? Взгляды, которыми тебя буквально пожирали, томные вздохи и вполне себе очевидные прикосновения было очень сложно оставлять без внимания — хотелось обсудить, убедиться, что все это ему лишь кажется. Именно поэтому он постоянно искал опровержения своих собственных мыслей в поведении сына, однако, к сожалению (или счастью), натыкался лишь на их подтверждение. — Может, заведешь подружку? — Чжун Ли поднимал эту тему не раз и не два: всё-таки в возрасте Сяо многие уже ходили на свидания, заводили отношения, занимались сексом. Он пытался не думать о том, как его сын трахался с кем-то: это отчего-то казалось неправильным, запретным. Но было бы вполне логичным, если бы тот занимался тем же самым с какой-то девушкой — пора бы. — Я гей, пап, — коротко ответил Сяо, отпивая из своей кружки. Это был обыкновенный ужин в будний день: Чжун Ли только вернулся с работы, а его сын со школы — тот учился в старших классах и должен был окончить ее буквально в считанные месяцы. Сяо давно привык к подобным вопросам со стороны отца — всё-таки он даже не старался скрыть своих чувств, не говоря о них прямо лишь из-за страха быть брошенным. Ведь его чувства неправильны, запретны, ужасны. — Ну, тогда друга? — не оставлял попытки Чжун Ли, внимательно глядя на сына. — Тебе кто-нибудь нравится? — аккуратно спросил он, подсознательно зная ответ. — Ты мне нравишься, — пробормотал Сяо себе под нос, почувствовав, как начинают загораться щёки. Порой ему становится очень сложно сдерживать собственные эмоции, так сильно переполняющие его внутри, и он проговаривается. Глупые, глупые чувства. «Лучше бы я молчал». — Что? — изумленный Чжун Ли приподнял брови, не веря своим ушам. «Проговорился? Так просто? То есть это правда?» — Никто мне не нравится, говорю, — встав из-за стола, Сяо начал быстро двигаться в сторону выхода из кухни, дабы избежать дальнейших расспросов. Всё-таки этот разговор слишком много мог изменить в их отношениях (и в дальнейшем в самом деле изменил), к чему Сяо, откровенно говоря, был совершенно не готов. — Спасибо за ужин. Мне нужно учиться. Он ушел в свою комнату, оставляя растерянного Чжун Ли на кухне одного. Конечно же, эта информация не должна была стать для него новой: он отлично понимал все посылаемые сыном сигналы, — однако одно дело — предполагать, а совсем другое — услышать лично из его уст. И что ему с этим делать? Глубоко вздохнув, мужчина собрал тарелки со стола и принялся мыть посуду, решив подумать об этом на досуге. Кажется, именно с момента, когда Чжун Ли убеждается в реальности существования чувств Сяо и пытается разобраться в ситуации, все и идет под откос.

***

Чжун Ли возвращается с работы немного раньше обычного, что, вообще-то, довольно необычно для человека его профессии. Всё-таки работа полицейским зачастую предполагает сверхурочные из-за огромной нагрузки и большого количества бумаг, которые нужно постоянно заполнять. Сын давно привык к подобному раскладу и часто даже не ждёт отца к ужину. Чжун Ли это вполне устраивает — обычно он предупреждает Сяо, если успевает к их общей трапезе, но сегодня решает устроить сюрприз. С того признания проходит около месяца, за время которого Сяо всё-таки отстраняется от отца, боясь вновь сболтнуть лишнего. Конечно, Чжун Ли опасается всей этой ситуации, однако не может просто бросить сына наедине со своими мыслями. На самом деле, ему бы стоило разобраться в своих чувствах тоже, ибо порой собственный мозг поражает весьма и весьма своеобразными идеями. На обратном пути он покупает миндальный тофу — любимый десерт Сяо, чтобы попытаться поговорить в очередной раз. Чжун Ли вычитал на одном сайте, что такие небольшие подарки могут помочь в укреплении их отношений и, возможно, даже позволят вывести подростка на откровенность. Когда Чжун Ли заходит домой наперевес с сумкой и пакетом, в котором лежит вкусняшка, он недоуменно останавливается, натыкаясь на полнейшую темноту и тишину, в которую оказывается погружена квартира. «Странно, Сяо уже давно должен был вернуться», — думает Чжун Ли, ставя свою ношу на коридорную тумбу, дабы освободить руки. Прислушавшись, Чжун Ли улавливает странный звук, идущий из комнаты сына. Он неторопливо разувается, снимает пальто и, повесив его на вешалку, проходит дальше, чтобы проверить, в порядке ли Сяо. Чжун Ли хочет по привычке громко оповестить его о том, что вернулся, заодно спросив, все ли у него хорошо, однако внутреннее предчувствие останавливает от поспешных действий. «Позову его лично. Чего кричать?» — думает Чжун Ли, подходя к нужной двери. Та, на удивление, оказывается открыта. Чжун Ли, по привычке заглянувший внутрь, чтобы поздороваться, пораженно замирает на месте. Нужные слова застревают в горле, а по спине проходится жаркая волна. То, что предстает перед его глазами — это последнее, чего он ожидает, и оттого растерянность охватывает все его тело, перемешиваясь с чем-то еще. То было вожделение, но тогда Чжун Ли ещё этого не осознал и поэтому списал всё на панику. Сяо, лежащий на кровати с полуприкрытыми глазами, бесстыдно ласкает себя, широко расставив ноги в стороны. Одной рукой он водит по своему члену, пока второй отчаянно сжимает простыни. Тот совершенно не замечает чужого присутствия, судя по всему, целиком отдаваясь во власть собственных фантазий. С аккуратных губ то и дело срываются прерывистые стоны — Сяо совершенно не глушит их, ведь еще не знает, что Чжун Ли вернулся домой немного раньше обычного времени. Он время от времени задевает головку большим пальцем, и это заставляет его изящно выгибаться в спине. Все его тело пылает, прося о большем, и Чжун Ли, видящий, чувствующий все это, ощущает, как в горле пересыхает. Он боится даже вздохнуть, дабы не произвести ни звука. Чжун Ли боится быть застуканным, однако далеко не потому, что застать сына за мастурбацией — это неловкая ситуация или что-то вроде того. Чжун Ли нравится то, что он видит перед собой. Он осознает это с неким ужасом и паникой, однако не может найти в себе силы оторваться от прекрасной картины, с жадностью запоминая каждую ее деталь. Жар, отчего-то поселившийся в груди, спускается в низ живота, оседая там горячим узлом, когда Сяо на выходе произносит: — Ах-х, Чжун Ли, — он тут же прикусывает нижнюю губу и закидывает голову назад. В груди что-то ёкает, а член в штанах предательски дергается. Чжун Ли понимает: кажется, тот скоро кончит. Его сын кончит от того, что ласкает себя, фантазируя о нем. Эта мысль обухом бьет по голове, и Чжун Ли, спохватившись, быстро берется за ручку двери, аккуратно закрывая ее, дабы не произвести лишнего шума (само собой, Сяо его все равно замечает; замечает и делает некоторые выводы). Он притворяется, будто бы ничего не происходит, возвращаясь за своими вещами обратно в коридор. Особо громкий стон оповещает о том, что Сяо всё-таки доводит себя до разрядки, и Чжун Ли глубоко вздыхает, пытаясь привести свои чувства и мысли в порядок. В штанах чертовски тесно. В сердце, помимо отцовских чувств, появляется (или просыпается от долгого сна и постоянного отрицания?) что-то еще, и это заставляет Чжун Ли с силой помотать головой. Ему определенно нужен психолог. Им обоим.