Оборотная сторона

Многие беды и многие радости даются человеку просто потому, что ему однажды не повезло – думал я так долгие годы подряд. Я искренне считал это его судьбой или предназначением, или что-то возвышенным и труднообъяснимым, оттого и непонятным. Эту истину я воспринимал как гиперболу и общее преувеличение тому, что мол такое бывает и с этим сделать ничего нельзя, что несколько примеряло меня с давящей и несправедливостью невыносимости бытия. Я знал это твердо с самого детства, пока рос, ходил в институт, встречался с разными людьми и сожалел иногда, когда расставался с ними и сердце мое разбивалось. Тоже воспринимая такое заявление как только образное сравнение, само сердце продолжало справно биться у меня в груди и выполнять свою роль в моем организме. Однако такая невыносимость бытия продлилась до определенного момента, и, сверкнув хитрыми раскосыми глазами сэра Джуффина Халли, с легкостью бывалого охотника картежника подманившего меня на интересную работу в город из моих самых сладких снов, сменилась на существование, на жизнь гораздо более удобную и легкую для меня. Тот самый город с чудным названием «Ехо», по улицам которого я мог теперь прогуляться в реальности. Я подверг сомнениям и некоторые другие собственные устоявшиеся понятия и утверждения, вроде того, что нельзя спать в кресле шефа в свое рабочее время или совмещать серьезное совещание с плотным обедом из ближайшего трактира. Эту способствовало некоторые новые собственные возможности, будь то Безмолвная Речь или просматривать воспоминания предметов с помощью самой настоящей всамелищной магии. Новые места, новые способности, и даже множество людей, с которыми я познакомился и подружился, существенно расширили картину моего мира, до тех пределов, о которых я даже и не имел представления. Первые несколько лет своего счастливого пребывания я был буквально оглушен происходящими со мной метаморфозами, в глубине души оставаясь тем самым добрым славным Максом, с которым я был знаком много лет, которого знал и любил. Тем самым хорошим парнем, который завел себе множество таких же хороших друзей, с которыми можно было и шуточками перекинутся за сытным обедом в трактире, и которым можно было спину доверить, когда гоняемся за преступниками. Даже смертельная опасность, куда я переодически влипал, не особо на меня влияла. Такой уж у меня характер был. Даже когда сэр Джуффин Халли, мой Па-ачтейнейший Начальник Малого Тайного Сыскного Войска с милой улыбочкой и сладким выражением лица практикующего каннибала и вивисектора, с некоторой периодичностью сообщал не слишком приятные для меня новости. К примеру то, что я ускользающим для меня способом стал ядовитым, в самом прямом смысле – плюясь собственной слюной, я могу убивать людей и не только людей. Что я на самом деле являюсь Вершителем, этаким баловнем судьбы, у которого сбываются все желания, потаенные и явные, так или иначе, рано или поздно. Все эти многочисленные приключения чаще всего случались совершенно внезапно и непредсказуемо, заставляя чувствовать себя больше влипающим в приключения, а не добровольно участвующим в них. Ну, если на кону стоит благополучие Мира, его сохранность, жизнь многих людей и даже благополучие одного из жителей этого дивного мира, то мне выбирать не приходилось. За эти все годы, что я провел в Эхо и не только, я остался всем тем же славным добрым парнем, но только уже не обременяющей меня обязанностью держать на себе весь этот Мир. Приняв для этого некоторые своевременные действия, я продолжил жить в свое удовольствие и наслаждался жизнью. Изредка или по привычке я продолжал влипать в неприятности, знакомился с новыми людьми, плохими или очень даже хорошими, и помогал им, следуя зову своей души и своего сердца. Может быть, и со стороны казалось, что некоторые мои действия не совсем логичны или справедливы, я действовал из самых лучших побуждения. Я был изумительно и до неприличия счастлив, как самый запойный из алкоголиков, или попросту как человек, добравшийся до вершины мира и стоящим на этой вершине крепко двумя ступнями на сносящем, нескончаемом горячем ветре. Я был счастлив, встречая все, что со мной имело счастье приключится, с широко открытыми глазами и смело шагая навстречу, целый и цельный, как стоящий на берегу дом, открытый всем ветрам. Оглядываясь назад, я понимаю, что был счастлив, справляясь и находя приемлемый для себя выход – рано или поздно, так или иначе. Но те бурные годы остались позади и теперь моя жизнь стала более размеренной и спокойной. Я так же продолжал работать в Доме У Моста, в Малом Тайном Сыске, только теперь вместо должности Ночного Лица Почтенного Начальника я стал Мастером Сновидений: отыскивал спящих, видящих наш город в сновидениях людей, и помогал им проснуться, или просто сохранял им безопасность, пока они наслаждались своими снами. С тем, что успел узнать и что успел выучить, эта работа оставалась для меня необременительным и легким занятием. По большей части я предавался ленивому и праздному существованию, гуляя по городу, испытывая к нему непреодолимую и несоразмеримую любовь всем своим существом и всем своим сердцем. Смотрел на город с крыши своего собственного дома, в давнем прошлом – огромной библиотекой при Королевском Институте, по самую макушку и самым волшебным образом заросшем витым диким растением. Гулял по трактирам, обжирался едой кухней всего мира, регулярно ходил по многочисленным мостам и мостикам, пересекающим широкую реку посередине города, и просто наслаждался жизнью. Свободные руки и шагающие ноги всегда приводили меня в состояние меланхоличного размышления, когда собственные мыли смакуешь и наслаждаешься ими как сладким некрепким вином. Я думал о людях, которых мне почастлививлось встретить здесь. Первым, конечно же, на ум пришел Джуффин Хали. Человек, который вытащил меня сюда, в этот мир, хитро уговорив меня в моем собственном сне, а на самом деле просто выдумав меня, как самый ужасающий ночной кошмар, как меня одно время называл Мелифаро. До того момента, когда я покинул на достаточно продолжительное время Эхо, вынужденно поселившись в Тихом Городе, я считал его чуть ли не вторым приемным отцом, который и защитить меня сможет, и шкуру мою спасет, и толково разъяснит, утешит и расскажет, какой я был молодец. В те времена, вздумай ему приказать ему кого-то убить, или что хуже, начать танцевать посередине главной площади танец с прискоками, я бы тут же сделал требуемое, даже не раздумывая. Но эта история, с Тихим Городом и его предательством, заставило меня относится к нему совершенно иначе, и прежнего безоговорочного доверия я больше никогда не испытывал никогда. Сейчас я воспринимал его больше как хорошего приятеля, который может и помочь, а может и откровенно подъебнуть. И точно уже не воспринимал его как источник истины в последней инстанции. И, делал конечно, учет на то, что он азартный человек с хорошо развитым охотничьим инстинктом. Он никак не мешал мне испытывать счастье. Сэр Кофа Йох казался мне добрым дядюшкой, полноватым и с добродушным лицом, гуляющим по городу с целью посетить как можно больше таверн и собрать как можно больше слухов и сплетен, курсирющих в тавернах. С его удачливостью и большим жизненным опытом обычно к нему доходила самая актуальная в самое удачное время. С ним можно было удачно сходить в таверну или поговорить по душам, и получить важный жизненный совет. Он был хорошим человеком, и поговорить с ним всегда было одно удовольствие. Сэр Мелифаро, Дневное Лицо Почтеннейшего Начальника или Дневная Греза, как я называл его шутливо, оказал на меня незабываемое впечатление. Да на этого парня просто смотреть надо и любоваться как на лучшее, что может случится в жизни, на самое яркое, живое и непоседливое существо. Я бы на работу только ходил, чтобы на него поглядеть, ничуть не расстраиваясь тем, что за это прилично платят. Мы нашли друг в друге если не хороших друзей, то родственные души. Стоило только послушать, как мы бранимся! Один хороший человек как-то от всей своей широкой души назвал нас отражениями друг друга – как несущая смерть полночь может быть отражением приносящем избавление полуднем, и как тяжелый кошмар может быть противоположностью легкому целительному сну. Нумминорих Кута, мой ученик и просто славный парень, с восторженно отрытыми всему миру глазами, он чем-то был похож на меня в первые мои годы пребывания здесь, и я в меру возможностей учил его известным мне трюкам и давал возможность придумать свои трюки. Он занимал должность Мастера Преследования Бегущих и Затаившихся, после того, как ушла Меламори, со своей удивительной способностью выслеживать кого угодно с помощью своего нюха. К моему восхищению, он даже мог с помощью этой способности пересекать Границы Миров. Талантливый парень и мой хороший друг. Что касается последнего из нашей веселой компании, Шурфа Лонли-Локли, Мастера Пресекающего Ненужные Жизни в прежние времена, а теперь, как в шутку судьбы, Верховный Магистр Ордена Семилистника, я испытывал самые неоднозначные и сильные чувства. Только едва встретив его, я был ошеломлен одним только его существованием как величайшим чудом, небывалым явлением и еще одним незыблемым законом природы. В самом деле, я никогда и ни в каких иных мирах я не встречал кого-либо похожего на него, и нигде уж точно не было таких слов, которыми можно было его достоверно описать. Сэр Шурф Лонли-Локли был выше меня, не на много, но каждый раз я смотрел на него снизу вверх, и намного худее, с худосочным лицом, узким и с широкими впалыми скулами, оттененными проницательными глазами, которые, казалось, заглядывают в самую душу и видят тебя насквозь. Я раньше думал, что это только такое расхожее выражение, однако это было ровно до встречи с Шурфом. Он одним взглядом смог вывернуть меня всего наизнанку, признать весомым и отпустить так, с вывернутой душой, прочь от себя. Все его движения, каждое выверенное до ювелирной точности, так же, как и выражение его лица и тела. Вся эта его элегантность, его тонкие руки, такие хрупкие на вид, и такие опасные в Перчатках Смерти. Меня восторгал его ум, исключительно эрудированный и знающий многие вещи, его точность и ритм его речи, ровный и в то же время исключительно точный, когда он может сказать ровно то, что нужно по делу, не больше и не меньше, а не глотает слова и буквы и не мелит чепуху, что может случиться со мной в порыве словоблудия. Даже если и не смотреть на его речь и лицо, если только опираться на собственные ощущения, которыми я руководствовался всю свою жизнь, то Шурф казался мне сокрушающим, огромным валом, который накрывает с головой и ты только и помнишь, что самое главное это сейчас быть способным сделать еще один вдох. Он был силен, в нем чувствовалась огромная колдунская мощь, что-то дикое и незыблемое, как приливная океанская волна, с которой-то и бороться бесполезно, только и оставалось, что остановиться, раскинуть руки и позволить себя потопить. Это я почувствовал с самого начала в нем, и мое бурное воображение с готовностью рисовало в моей голове эти картины. Будь художником, я бы тончайшей кистью рисовал бы каждый изгиб его пальцев или мельчайшую черточку лица. А будь я поэтом чуть лучше, чем сейчас, я бы навсегда запечатлел его в строках и рифмованных словах, на столетия, на тысячелетия, с несвойственной мне точностью подбирая точнейшие звучания звуков. Будь увлечен я составлением музыки, я доставил ему удовольствие тщательно, с математической точностью подобранных мелодий, сочетаемых друг с другом в идеальном порядке. В первую нашу встречу я был ошарашен и настолько сражен им как стихийным явлением, что не прекращал молча ликовать ему при каждой нашей встрече. Будь моя воля, я бы так стоял и смотрел на него, открыв рот и уставившись на него как на дивное диво, и взгляд бы и не отводил. Со временем и с нашей тесной совместной работой мы стали хорошими друзьями, лучшими из их разновидности, где вопросы о доверии не вставали, потому что в таких отношениях доверие подразумевалось как что-то естественное и само собой разумеющееся, как воздух и как чистая вода для питья или умывания. В отличии от Джуффина, я доверял ему полностью, потому что много лет подряд, работая вместе, расследуя грешные преступления и задерживая злых мятежных Магистров и прочий шаливший сброд, он ни то чтобы подводил меня, он даже повода мыслить о таком не давал, стоя за моей спиной как самая надежная из опор. На него всегда можно было положиться, доверить ему свою собственную шкуру и шальную голову и быть уверенным, что он вернет ее в целостности и сохранности, и даже пыли на ней не осядет. Мы сумели найти общий язык и изучили друг друга достаточно, чтобы понимать с полулсова. В другой жизни, в любых иных жизнях у меня не было кого-то похожего на него, с кем я был настолько душевно близок. Такое положение вещей я принимал и понимал. Однако наряду с тем я ощущал еще нечто большое, нечто гораздо глубокое, чем обычная дружба между двумя людьми, даже пусть самая глубокая дружба. Были вещи, которые вот никак не вписывались в мои личные понятия «дружбы». Одно только умиротворяющее и успокаивающее действие, которое он на меня оказывал, его способность находить и подбирать слова, которые нужны меня были в данный момент, чтобы взбодрить меня и направить. Я же в свою очередь, бесконечным и удивительным образом удивлял его и преподносил бесценные сюрпризы, которые для него были ценнее всех сокровищ на свете. Например, убил одного из его давних мертвых врагов, подарил возможность прогуливаться по невероятно прекрасному городу в горах и пустотному песчаному пляжу, которые с легкостью Вершителя создал с нуля. Он мне так и говорил, несколько раз, да я каждый раз об этом забываю. И много позже, когда я поднабрался опыта и магических трюков, я не переставал воспринимать его таким образом, только вот сам сравнялся с его размерами, представляя себя уже в виде сокрушающего многорукого и ревущего торнадо. Теперь мы были уже на равных, бушующий океан и ревущий ветер, и кто бы смог подглядеть у меня в голове такой образ, был бы поражен и ослеплен яркостью образов. Продолжалось это достаточно долго. То есть я начал думать о Шурфе не только тогда, когда вернулся в Эхо, как надеюсь, навсегда, а все время, что его знал. Я просто думал о нем как о приятном и надежном в изменчивом магическом мире, с его странными и порой попросту выносящими мозг законами и правилами. Он был своеобразной константой, островком спокойствия в этом бушующем море накрывших меня с головой событий. И, признаться честно, мне было просто приятно думать о нем. Шурф и все то,что он делал, занимало большую часть моих мыслей, и чем больше я думал о нем, тем больше я хотел его понять. Почему он такой, что движет его мыслями и поступками, какой он был на самом деле, без всех его защитных перчаток и масок беспристрастности. Со временем и при близком общении я узнал историю его жизни, и восхитился еще раз, тому, с какой стойкостью и смелостью он проделывал все то, что с ним случилось. Я бы так не смог, в самом деле. В порыве стремления справиться с необузданными порывами моей силы он предложил пройти обряд Обмена Тенями, и тем самым он дал возможность заглянуть в его голову и думать его мыслями. Он мог думать самым непостижимым для меня образом – ровно и последовательно, цепляя одну мысль за другой и скатывая их в одно прекрасное одним нисходящим водяным валом. Приняв его сущность, я понял, почему он делает так или иначе, и стал смотреть на него совершенно по-другому. Помнится, огрызнулся даже на Мелифаро, который вздумал как-то после этого пошутить над его привычкой записывать и канцеляризмами в его речи, банально отливающими занудством. Он тогда на меня как-то странно посмотрел, как дурака. Тогда я не принял это во внимание. После долгого расставания я открыл новые грани моих размышлений о Шурфе. К моей вящей радости от долгожданной встречи и чувствовал к нему нечто иное, нечто гораздо более глубокое, чем обычная дружба или глубокая привязанность. От мыслей о нем начинало несильно, но ощутимо ныть сердце. Я впервые с удивлением понял смысл выражения «наступить кому-то на сердце». Милейшая леди Меламори Блимм или даже Теххи Шекк даже не показали мне, что это такое, они обе своими легкими ножками едва прикоснулись ко мне. Шурф делал все вдумчиво и основательно, и наступил мне на сердце всей ногой и всем иным, чем только можно было. Угуландские колдуны иногда были изумительно точны в своих формулировках. Шурф не выходил не только из моей головы, он так же сдавливал мое сердце. Я честно пытался сделать хоть что-то с этим. Гуляя по городу, я проводил долгие глубокомысленные беседы с воображаемыми психологами и незнакомцами, наспех мною придуманными. С одной стороны, делу помогло мало, я продолжал внутренне обмирать каждый раз при встрече с ним, а с другой – я попытался быть с собой честным. Что в нем было такое, что делало его исключительным для меня? Чего было во мне, что заставляло меня так реагировать на него? Может это дело в странном щемящем чувстве в меня где-то в глубине моего сущего, моей души, если можно так выразиться. Что-то сложно намешанное в большую сплетенную кучу ярких всполохов, как будто фейерверки, запускаемые в ночное небо. Яркие отсветы, ложащиеся на мое лицо, так каждая из этих эмоций поднималась во мне. Я ясно понимал, что нуждаюсь в этом человеке, как ни в ком ином, кого я когда-либо знал. Я уважал его, как человека с честью прошедшего через Смутные Времена и множество других тяжелых испытаний в своей жизни и не утративший яркости чувственности восприятия и милых невинных слабостей, дающих ему определенное очарование. Я пытался разобраться, почему я собственно испытывал такие чувства к нему, но подозревал, что своим умом я ничего не достигну, и начал предпринимать определенные шаги к пониманию недоступных мне вещей. Лонли-Локли мог бы мой гордиться, потому что начал я с книг. Конечно, если он смог бы об этом узнать: все свои изыскания я держал в строжайшей тайне. Через пару лет после возвращения, практически растерзанный собственными бесплотными мыслями, я напросился в гости к отцу моей лучшей Дневной половины, сэру Манге Мелифаро, и долго выбирал ему в подарок бутылку вина и с легкой руки достал ему из Щели Между Мирами толстенную энциклопедию с цветными картинками. С иной стороны это могло бы сойти за элементарную взятку, но я смотрел на это как на простой подарок хорошему знакомому. Сэр Манга был рад мне, подарку и своему сыну, которого я притащил вместе с собой. Я широко улыбался хозяину дома, поддерживал светскую беседу, говорил комплименты дамам и не грыз тарелки, хотя очень хотелось, в общем, вел себя образцово-показательно, как самый лучший в мире гость. После застолья я отозвал сэра Мангу и долго пытался ему рассказать, что мне было нужно. Я был противен сам себе и до занудства многословен, но многомудрый путешественник, который мог найти общий язык еще и не с такими чудовищами, как я, меня понял, и выдал большую стопку книг по описанию всех существующих в мире рас. Эта стопка книг перекочевала в мою пригоршню, а потом под днище дивана в моем кабинете, который образовался на крыше Мохнатого Дома, скрытые дюжиной разных заклинания. Когда мне встает острая нужда, в смысле вожжа под хвост попадет и я начну танцевать босиком на раскаленных углях, я приобрел невероятные способности к изворотливости и чудесам усваивания обычных заклинаний. Поверх всех этих заклинаний я добавил от себя пару пожеланий тому, кто внепланово найдет мою заначку. Джуффрин тоже мной мог гордиться, если бы узнал, конечно. Потом, довольно длительное время спустя, до меня дошла очевидная, в общем-то вещь, которую я должен был понять с самого начала. Я жил в Мохнатом Доме, увитым по самую крышу диким вьющимся растением, которое, пару сотен лет назад являлся Библиотекой при Королевском Институте. Так что, если мне нужны были книги, то я буквально сидел на них. В подвале этого дома было сложено огромное множество книг, очень старых книг, среди которых могла найтись информация, которая мне нужна была. И я начал раскопки. Все мои знакомые, кто знал меня близко, решили, что со скуки я дурею и не мешали мне проводить раскопки в по большей части бесполезной и унылой кучи книг и свитков древних эпох. Но все мои потраченные усилия стоили всех моих нервов и шуточек, что мне пришлось вытерпеть и всего того огромного количества времени, что я мог потратить на сладкий сон или на не менее сладкие встречи. Зима в этом году выдалась теплой, но не настолько, чтобы пренебречь теплым одеялом, а то и двумя, которые я самолично притащил из своей спальни. Легкий дождь и ветер я не допустил до своей крыши легким щелчком пальцев с соответствующим заклинанием, а вот с холодом ничего поделать не мог, поэтому закутался в одеяла, как в кокон и наложил еще пару согревающих заклятий. Все это сделал практически на автомате, пришибленный найденной информацией. Кто такой этот был человек, что решил, что знание это сила и свет, все хорошее и самое правильное, а неученье – плохое, и тьма, бессилие? Бестолковость ведет за собой легкость и счастье, любовь ко всему Миру, в котором ты не знаешь, когда твориться все самое ужасное, быть открытым всей душей и всей сердцем – то тонкое состояние, в котором я должен пребывать, чтобы сохранить этот Мир в целостности и в состоянии выдержать всех безостановочно колдующих людей. Таким я должен быть, по крайней мере, по мнению Джуффрина, которому только дай волю пофилософствовать о судьбах мира и о чужом правильном поведении. Но обстоятельства сложились таким образом, дырку над ними в этом грешном небе, что я больше не могу так существовать. Сердце мое сжимало самым выматывающим образом и больше ничего не делать я уже не мог. Все эти годы, прошедшие с момента моего самого первого появления в этом прекраснейшем из Миров, с этом городе Эхо, я был слепым полоумным дураком, ослепленным открывающимися перспективами. Колдовские фокусы, ну надо же! Работа ночью, как я всегда того хотел! Работать со всем удовольствием с рассыпающимися и овеществленными иллюзиями и тонкой тканью сновидений, что куда сложнее, чем спать ночью на рабочем месте. Я и думать забыл, что у меня есть сердце, и что у меня есть моя интуиция, которая много раз меня спасала в другом мире, и что прислушиваться к ней нужно в любом случае. Но в этот раз, в один единственный раз, когда сделать это нужно было, я проигнорировал это полезное явление своего организма как вид. Но приходится работать с тем, что есть, и заняться этой проблемой спустя столько лет. Но, с другой стороны, лучше уж так, чем никогда. К тому же попросту забыть об этой проблеме я не мог, потому что попросту мне от нее некуда деться. Сидя в коконе из одеял, я чувствовал буквально, как сердце мое собственное гулко билось в груди, с надрывом, и это приносило мне боль. Именно из-за этой выматывающей боли я и потянулся к книгам. Я не умею работать с информацией, ее поиском и анализом так, как делает это Шурф, и поэтому на поиск нужной мне понадобилось очень много времени. Но то, что я нашел, переворачивало все мое мировоззрение с ног на голову. Всю свою жизнь я считал себя обычным человеком, одним из толпы, мимо которого пройдешь и не обернешься. Я принимал это как данность, и продолжал считать себя человеком, когда узнал, что Джуффин Халли с его легкой руки создал меня самостоятельно, как сбывшийся сон, воплощенную мечту или просто овеществленную необходимость. Кто-то даже говорил мне, что я сам воплотился на зов сэра Халли, как нечто пришедшее прямо из Хумгата, Порога между мирами. Это могло объяснить необъяснимую благосклонность ко мне Темной Стороны и то, с какой легкостью я соскальзываю в пространство Между Мирами. В любом случае я считал себя простым, как пень, человеком, с обычными человеческими чувствами и недостатками. Но были некоторые мелочи... к примеру сильно развитой интуиции, или странными представлениями о добре, зле и справедливости, а так же нежным и серьезным отношением к собственным снам. Найденная же сейчас в книгах информация неоспоримым образом доказывала мне, что это все не просто так было, не бред мой и не блажь, а мое врожденное свойство. Что эти все мои эти особенности определяют меня как дальнего потомка кейифайи или даже еще амфитимайи. Одним словом, в предках моих каким-то образом оказались самые настоящие местные эльфы, что, в принципе, объясняло некоторые особенности моего характера. Например, когда я в глаза кому-то я бессовестно вру, я на одну минуточку верю в собственную ложь, и она становится на эту одну минуту правдой. Или мои эксперименты в юности, одно воспоминание о которых вгоняет меня в смущение до сих пор. Так же объясняется мое некоторое равнодушие в бытовых вопросах и легкомысленность. Это все подробно объяснялось в книгах, и еще некоторые моменты, с которыми я не мог не согласится, в том числе и некоторую неразборчивость в сердечных привязанностях. Своеобразная легкомысленность в увлечениях, когда, цитирую «только лишь одно дыхание или движение магии может заставить последовать за собой чистокровного эльфа или тех, в ком остались хоть капля их крови» Конец цитаты. И хоть убейся, хоть разбейся, но с таким приходится жить. Я вспомнил список тех моих побед, что остались в ином мире, и тех, кто искренне мне понравились мне уже здесь. Боже, даже высокочтимый Король Гуриг мне показался симпатичным, и здесь это было в пределах нормы. Этим сомнительным фактом биографии собственного семейного древа я был крайне удивлен и раздосадован, откровенно зол на неизвестных красивых эльфов, которые своими неземными очами и сладкими голосами очаровали кого-то из моих дальних предков, и зол я на них был целую вечность, прежде чем вспомнил через несколько секунд, что это только причуды Истинной Магии, и тут же их простил. Но было так же в книгах то, что такие люди оставить все свои увлеченности при встрече с одним-единственным человеком. Все так, как было описано в книгах. Легкость в общении и работе, взаимный источник наслаждения и искреннего интереса, и физическая привязанность, потребность защищать и ограждать от бед и ненастного настроения, которое Шурф со мной проделывает регулярно. В моем прежнем мире это все назвали бы совершенно по-другому, одним очень емким словом, но здесь таких понятий не знали, и списывали великодушно на горячую эльфийскую кровь. Так же там и описывалась то, что со мной происходило в последнее время. И мысли, устремленные к нему, и невыразимая печаль и тяжесть на сердце, и то, как оно замирало, обмирало и стремилось к нему. Все это указывало на одно совершенно конкретное состояние моей души и сердца, которое в эти время здесь и много где еще называлось немного по-другому, и с гораздо менее фатальными последствиями. В течении первой сигареты, которую я судорожно выкурил, я позорно предался панике – как же так, выбора и вариантов нет, либо он, либо длительная мучительная смерть. Но ко второй сигарете я почти успокоился, и я решил – если судьбой или горячей кровью мне предназначено стремиться к одному лишь человеку до самого конца, то Шурф куда гораздо лучше сэра Джуффина, которому я уже не полностью уже не доверяю, с его хитрющими глазами и повадками азартного охотника, и даже леди Меламори Блим, полностью посвятившая себя изучению магии с ее куда более дикими аристократическими замашками, или даже Мелифаро, с его бесконечными одеждами, от которых рябило в глазах. Однако же четверную и пятую сигарету я потратил, в красках представляя себе реакцию Шурфа на такое мое признание. Дело в том, что даже зная его многие годы, я в принципе не мог представить себе его реакцию. Я даже никогда не слышал, что у него вообще была какая-то интрижка, а отношения с его женой Хеленой, с которой он развелся после вступления в Орден Семилистника на правах его Главы были чисто деловыми отношениями. Была ли ему вообще понятна или приятна такая сторона отношений, или же он целиком отказался от них как и от всех прочих сильных эмоций? Здесь я действовал абсолютно вслепую. Однако поняв головой, что вариантов в принципе у меня нет и выход может быть только один, я больше не сомневался и не медлил. Не вставая с кресла, я перенёс себя, весь кокон с одеялами и сигаретным дымом в собственную спальню, сбросил их все и пронёсся вниз, с помощью ног и шумно перепрыгивая через ступеньки, в подвалы по направлению к бассейнам. Уже там, не раздеваясь даже и не останавливаясь, я сиганул в ближайший из них, который оказался с ледяной водой. Мой не очень радостный вопль разнесся по всему Мохнатому Дому, и на него прибежали кошки и встревоженная Базилио: однако, увидев меня, спросила все ли у меня в порядке, и снова потом унеслась к своим обожаемым книжкам. Звание "чокнутый псих", которым меня нередко награждали в другом Мире здесь, как оказывается, существовало, но имело другие формы. Несмотря на холодную воду, разум мой горел в ожидании неизбежного, а сердце колотилось так, как будто больше не хотело оставаться у меня. Я мог полностью его понять и разделить его чувства и совершенно точно намеревался отправится туда, куда оно рвалось. И абсолютно точно мог сказать, что никакой беглый Темный Магистр, ни Границы Миров, ни даже внезапно обрушившая на мою голову стихия не смогла бы сейчас встать препятствием на моем пути. Оставив одежду в бассейне, я проплыл немного на его дне, я выскочил из него, почти машинально отметив, что от воды поднимается пар, и нырнул в следующий. Таким образом и десять бассейнов спустя я успокоился настолько, что снова стал сухопутным существом, а им став, вспомнил, что требуется надеть лоохи. И скабу конечно, но не обязательно. И причесаться тоже было бы совсем хорошо. Дабы не пугать и не смущать юную Базилио видом своего взволнованного и голого существа, я легким шагом переместился в свою комнату и тотчас же зарылся с головой в шкаф с одеждой. Я имел представление, что здесь у меня есть запас одежды, но как-то не ожидал, что запас будет такой объемный и разнообразный. Вот скажите, какие Темные Магистры заставили меня приобрести однажды легкую скабу пронзительно оранжевого цвета или возмутительно короткую, даже не прикрывающую колени? Ненавистная ткань мгновенно вспыхнула и прогорела у меня в руках, а я только отбросил в сторону остатки, даже не почувствовав жара и не посмотрев, куда полетели угли. Выбрав, наконец, из всего этого безобразия простую темную скабу, я надел ее и попробовал пригладить волосы. Толку от этого никакого не было, поэтому я порылся еще и вытащил из глубин шкафа неведомо как оказавшуюся там узкую черную ленту. Не вспомнив даже, в каком приступе мотовства я купил этот предмет, я наскоро перетянул свои отросшие патлы. Интересно, они нравятся Шурфу или он просто терпит их так же, как мой несносный и вздорный характер? Понравится ли ему мой столь неожиданный визит, без предупреждения и без записи? Нравлюсь ли ему я сам? На этой мысли я решительно себя перебил, запахнул на себе темное длинное лоохи и одним шагом перенесся в кабинет Великого Магистра Ордена Семилистника. То есть я хотел попасть в кабинет, а оказался в приемной, неожиданно почти пустой, гулкой и с высокими резными потолками. Видимо, я подсознательно желал оттянуть пугающий меня момент высоких объяснений с Шурфом, даря такую иллюзию передышки. Но пугать меня не стоило ни в каком виде, напуганный я становлюсь опаснее всех грешных Темных Магистров. Запахнувшись в скабу поплотнее, я насупился и решительно шагнул вперед, не давая себе испугаться еще больше и позорно сбежать. Мне уже становилось больно от судорожно бьющегося сердца. За несколько шагов до богато украшенных двойных дверей кабинета Шурфа меня заметил секретарь за столом возле его кабинета и попробовал привстать со своего места. -Приемные часы Великого Магистра окончились, запишитесь... – он подавился своей фразой и сел на задницу на свое место, и было видно по его лицу, что он очень жалеет, что не может просто так сейчас исчезнуть отсюда. Наверно, я очень его впечатлял - или испугал – выражением своего лица, или что там сейчас у меня было вместо него. Даже не пришлось ему докладывать или открывать передо мной двери – они распахнулись передо мной с угодливой готовностью. Я вспомнил – Нуфлин был так очарован мной, что на прощание подарил мне Иафах и весь Орден Семилистника в придачу, так что в таком поведении дверей не было ничего для меня нового. Но этот факт я вспомнил мимолетно, углядев в темных недрах огромного кабинета знакомый силуэт лица, подсвеченного снизу одинокой свечой. Сердце мое бедное пропустило такт, а в глазах несколько потемнело, то ли от обилия впечатлений, то от чего-то еще. Обратившись мыслями к нему, я и позабыл, насколько он в реальности выразителен линиями лица и бесстрастностью его выражения. Он неподвижно сидел за своим столом и что-то выписывал из толстенной книги, весь поглощенный и увлеченный этим процессом. Именно такими мне представлялись в далеком несуществующем моем детстве злые всемогущие колдуны, заманивающих неопытных мальчишек вроде меня в свои логова и там поедающих их там, с чавканьем и наслаждением обгладывающих потом их тоненькие косточки. Я точно знал, что именно этот злой колдун может и сожрать меня, с него и не такое станется. Это был не Кофа, основательный и неотвратимый как надвигающийся поезд, и это был не хитрый Джуффин, с которым можно было и позубоскалить, и потрепыхаться. Здесь, с ним, я был обречен и никуда не мог от него бежать. Не мог и не хотел, что самое интересное. Я сделал несколько шагов вперед, то ли ногами по полу, то ли влекомый только одной его силой, которая распространялась вокруг него, огромной, беспощадной и давящей, но такой бережливой ко мне одному. Я подошел к его столу в полной темноте и остановился напротив, испытывая состояние, близкое к смерти. Я уже умирал, с разной степенью успеха, но сейчас это было почти упоительно. Мне было страшно, до мокрых штанов и до непотребного визга, но я боялся не Шурфа, нет, я доверял ему безусловно и полностью, я боялся неизвестности, неотвратимости того шага, что собирался совершить. -Шурф, – позвал я неожиданно севшим голосом, – Шурф, – повторил я, перекатывая его имя как круглые камешки во рту. – Возьми мое сердце, – проговорил я тихо. Он поднял на меня взгляд, и взгляд его был расфокусированным, как будто усталым и направленным вглубь себя. Чуточку недовольным и преисполненным бесконечного терпения. Я едва поверил своим глазам, но может быть, я просто плохо разглядел в темноте? -Позволь мне закончить с книгой, Макс. Конечно, если ты не возражаешь, – попросил он глухо. – Я давно намеревался ей заняться, и мне потребуется только пара часов, чтобы выписать основные тезисы. Внутри меня стало оглушительно тихо, и, наконец-таки спокойно. До меня наконец-то дошло, что он только меня заметил и совсем не услышал, что я ему сказал. А такие вещи не повторяют и не переспрашивают, и я даже помыслить не мог, что Шурф, с его самоконтролем скальпельно-острой внимательностью может меня не услышать. Мне казалось, я знаю его достаточно хорошо, чтобы предугадать поведение и ход его мыслей, но я ошибся. -Я только хотел сказать, – как можно ровнее произнес я, поднимаясь на носки мягких сапок и отходя назад, – что зима выдалась холодной сейчас, а ветер с моря таки и вовсе выстудит все тепло, – продолжая говорить, я продолжал идти назад, выходя в приемную через двери, которые и закрыться не успели. Шурф продолжал смотреть на меня, и лицо его приобретало сложное выражение, проступающее через его обычное бесстрастное выражение лица. Я продолжал говорить, уже даже не осознавая что несу, и сам слышал в своем голосе нечто, похожее на страх. За моей спиной находились еще одни двери, я наткнулся на них спиной, на ощупь повернул ручку и облегченно рухнул спиной вперед в Хумгат. В этом чудном месте я был избавлен от возможности существовать и испытывать что-то помимо ощущения сладких и уютных объятий небытия. Такое навязчивое ощущение, что я попал сюда как в теплые материнские объятия. Учитывая конечно, что матушка моя не слишком баловала меня объятиями, это было намного лучше. Однако Хумгат не столько объял меня, столько сделал меня частью себя, расширив до невозможных размеров. В таком состоянии думать было сложно и сосредоточится тем более, однако я был здесь не в первый раз и точно знал, что место мне это не причинит вреда, а так же откликнется на любые мои вежливые просьбы. С такими силами в любом случае нужно быть повежливее. Несмотря на оглушающий восторг от пребывания в этом месте и несмотря на отсутствия собственно привычного тела, под закрытыми веками я видел как будто выжженное пустое и безразличное лицо Шурфа. Я заорал, не желая верить в это, и небытие вокруг меня закричало, загудело и выплюнула меня куда-то в теплое место. Не успев собраться, уткнулся головой в теплое и мягкое, а гудение окрепло и возвысилось. Как будто специально для меня насыпали песочек, чтобы удобно было приземлиться. С трудом поднявшись, я понял, что не только для меня – вокруг меня был серый песок, где только можно увидеть, а надо мной, в низком облачном небе, гудели ветра. Присмотревшись, я с восторгом понял, что это не просто ветра, а определенный вид разумных созданий, которые метались над моей головой, присматривались ко мне с детским любопытством. Может, они и дети, решил я и хаотично замахал руками. -Привет, ребята, – заорал я. – Так хорошо здесь гудите! В ответ на мой крик один из ветров обрушился на меня сверху вниз, обдав меня горячим и плотным потоком воздуха, взбив у меня под ногами тучу песка и обрушив на меня свой радостный вихрь эмоций. От неожиданности я вскрикнул и несколько раз попытался вздохнуть. Ветер взвился вокруг меня и подтолкнул снизу, как будто приглашая присоединиться. Какие общительные и компанейские ребята, они мне начинали нравится, а самое главное, они не требовали от меня ничего. Пробормотав вполголоса заклинание, я оторвался от земли и взлетел на полметра вверх. Ветры загудели разом, радостно и шаловливо, и я расслабился, отдавшись на их волю и разделяя с ними радость бытия. Эти простые ребята находили радость и смысл жизни только в том, чтобы существовать и летать, играясь друг с другом в догонялки и салки, сталкиваясь, уносясь в небо и взбивая песок. Я не считал, сколько времени я носился вместе с ними, как потерявший всякий разум. Эхо, я сам и даже Шурф стали очень далекими и неважными, и я не ощущал того, что выжигало до этого момента меня изнутри, мне же на благо. Мне было тепло и весело, прямо сейчас, и дикие иноземные ветра не отпускали меня и не давали покоя, не позволяя предаваться памяти и превращаться в унылый кусок существа. В безумии погони я, кажется видел в той стороне, где вихрь бури переходил в тверь, я заметил чей-то силуэт. Он был виден только на мгновение, но я уже успел обмереть – это был Шурф? – и все вспомнить. Тяжело рухнув на песок, пару минут лежал, переводя дух, и чувствуя, как в лицо дует теплый нежный ветер. Пора было возвращаться, пора было вспоминать, как надо было существовать. -Я вернусь, – пообещал я искренне. – Как только смогу, так и вернусь. Собравшись, я поднялся на ноги и сделал шаг прямо во взвившийся песок, и, не открывая глаза, провел себя прямо через черное нечто прямо в Эхо. Только ощутив под ногами холодную брусчатую мостовую, я открыл глаза. В лицо мне продолжал дуть ветер, но это был влажный, тяжелый ветер с Хурона, на мосту которого я оказался. «Добро пожаловать домой, сэр Макс» раздался в моей голове голос Джуффина. «Доброго дня» откликнулся я вяло. «Если у тебя нет других планов, можешь заглянуть в Дом У Моста» продолжил шеф. Перспектива говорить с Джуффином энтузиазма не вызывала, однако он понял это по моему молчанию. «Здесь есть камра и полный поднос из «Обжоры Бубны», и я готов его обменять на возможность видеть тебя наяву», витиевато выразился он. Я не стал ему отвечать, только шагнул вперед, сквозь тонкую прозрачную грань Темной Стороны и ступил на ковер в кабинет сэра Халли. Сам Почтеннейший Начальник сидел в своем кресле и вид имел праздный и расслабленный, он набивал трубку и казалось даже не отреагировал на мое появление. Однако я видел, как его раскосые светлые глаза внимательнейшим образом меня осмотрели и лицо его приняло недовольное выражение. Я видел и то, как хищно вздрагивают его ноздри, и как прищуриваются глаза в старой охотничий привычке. После долгих гонок с ветрами я был вымотан и поэтому на его недовольство не отреагировал даже, обратив свое внимание на влетевший в окно плотно заставленный явствами поднос из трактира. Не дав ему даже приземлиться, я подхватил высокий кувшин и варварски начал пить прямо из горла. -Можешь не торопиться, камру у тебя никто отбирать не собирается, – добродушно заметил Джуффин, мелкими затяжками покуривая трубку. Под потолком уже кружило несколько хитро запутанных колец. Но меня больше интересовало содержимое подноса. В несколько движений заглотив большой кусок пирога, я потянулся за пирожками. В жизни не ел ничего вкуснее. Не успел я заглотить и части пирожков, шеф отложил трубку и наклонился ко мне. -Очень рад видеть тебя в здравии и в порядке, – проговорил Джуффин. – Ты исчез очень внезапно и все о тебе волновались. Ты прошел через Хумгат, да? С тобой нельзя было связаться через Безмолвную речь, – слишком занятый для того, чтобы отвечать ртом, я повел одним плечом, а потом пожал обоими. Халли проследил за моими телодвижениями. - Ты где был? - прямо и весьма настойчиво спросил он. - Три дюжины дней, это достаточно долго, чтобы начать о тебе волноваться. -Я был далеко отсюда, - уклончиво ответил я, берясь за новый кусок. - А там где я был, сейчас меня нет. -Весьма содержательно, - кивнул Халли. - Однако твоя скаба и лоохи под ним посечены песком и ветром, однако никакого следа от разрывов и разрезов от оружия я не вижу. Твои волосы всклокочены, но часть из них ещё перевязана лентой. На моей памяти ты впервые так волосы собираешь, - он замолчал, давая мне возможность ответить, однако я только пожал плечом, запихивая в рот очередной пирожок. - Ты бос, однако сильно твои ноги не поранены, они только в мелких ссадинах, так же, как руки и лицо. Ты какое то время был в месте, где господствуют ветра и пески, однако где совсем не было людей, иначе бы не жрал сейчас в три горла. -Самое удивительное, ты прав, - кивнул я с набитым ртом, - места я не спрашивал, так не кого было. Отдохнул немного и вернулся, - лаконично отчитался я. -В другом мире, - добавил он. -Да, - не стал отрицать я. -И это явно не твои Песчаные Пляжи и не твой город в горах. И даже не твой родной мир. -Ты говоришь очевидные вещи, - заметил я. - К чему такой пристальный допрос? Джуффин зажег от спички потухшую трубку. -За исключением того, что ты исчез самым внезапным образом и на такое долгое время? – шеф выпустил из трубки сразу стайку мелких дымных колечек. - В Иафархе случилась череда событий, которая может навести на неприятные мысли. Три дюжины дней назад, как раз перед тем как ты решил самовольно взять отпуск, закончился визит делегации, которая выступала парламентером от Иррашшии. Весь Дворец и Орден Семилистника в течении длительного времени был занят организацией и проведением этой встречи. -Я не знал об этом, – проговорил я. -Конечно, – легко кивнул Халли. – Это не входит в твои должностные обязанности. – Однако в тот же день, когда их визит закончился, ты исчез, при весьма подозрительных обстоятельствах, перед этим нанеся визит сэру Лонли-Локли. Заговорил зачем-то про зиму и погоду, затем вышел спиной вперёд и исчез, видимо, благополучно провалились в Хумгат. Личный секретарь Великого Магистра, который там был, сейчас находится на другом континенте от нас и разговаривать не желает, видимо, следствии испорченных от страшного испуга штанов. После этого у Софоры в одну ночь прокисли все зелья, а Шурф безуспешно пытался разыскать тебя. А ты являешься сейчас как ни в чем не бывало, пьёшь мою камру, ешь мои пироги и говоришь, что ничего не случилось. Как это понимать? -Софора должно быть в ярости, – заметил я с сочувствием. -Совершенно верно. Мало того, что кто-то покусился на ее зелья, так еще хозяйничали на ее территории. Некоторые стены не выдержали ее ярости, как ты выразился, – Джуффин хмыкнул в трубку, породив небольшого дымного дракончика. – Так что скажешь? -Ничего не знаю об этом, - буркнул я, теряя аппетит. - Какая разница, что случилось с зельями? Плюнул может кто-то или черпак не вымыл. Он кивнул, принимая это во внимание. -Во все зелья учениц Софоры разом и в её собственное варево? Никем не замеченный? Вот это плеватель, - восхитился он, однако глаза его оставались настороженными. - Я хочу услышать твою версию, пока ты ешь. -Я в этом не участвовал и знать об этом ничего не знаю, – я отставил кружку с камрой и встал. – И не хочу играть роль твоего подозреваемого. Я устал, Джуффин, дырку в небе над тобой, и я хочу домой. Что я сделал тебе плохого, что ты последние силы из меня тянешь? Джуффин Халли отнял трубку ото рта, аккуратно вычистил ее прямо на стол и не торопясь набил ее заново. Пользуясь паузой, я затолкал в рот казавшееся вкусным пирожное. Шеф казался очень занятым своей трубкой, и очень напряженным. У меня были долгие годы, чтобы изучить его, и по тому, как напряглись жилы на его висках – он держал с кем-то Безмолвную речь. Дверь с другой стороны толкнули, и мне секунды хватило, чтобы догадаться. Меня попросту заманили на пироги, как хороший охотник заманивает серебристых лис чифа на мелкие простые фокусы. И я догадался кто входит в двери еще до того, как белые с голубыми линями одежды успели мелькнуть в дверях. Шурф даже успел даже войди внутрь, как я, не прощаясь и объяснясь, шагнул прочь отсюда, стремясь как можно дальше отсюда оказаться. Мои стремления простирались ровно к середине пространства собственной гостиной в Мохнатом Доме. Я не удержался на ногах и плюхнулся на пол, с удивлением понимая, что меня банально трясет. Это было то ли душевное переживание, то ли я попросту банально испугался Шурфа, оттого и спасся паническим бегством – по-другому я объяснить это я не мог. Взяв себя в руки и поднявшись на ноги, я понял, что здесь я один. Базилио, видимо, ушла на свои занятия или окапалась в библиотеке, и с ней скорее всего, были и мои кошки. Наверно, хорошо, что в таком состоянии, с диким испуганным взглядом и с трясущимися руками меня никто не видел. Мне не хотелось бы кого-либо пугать. Собравшись с мыслями, я двинулся в сторону лестницы в подвал по направлении бассейнов. Джуффин несколько приуменьшил состояние моей одежды – добротная ткань превратилась в последнее рваное тряпье, которыми и последние портовые нищие побрезговали. Скинув их и отпихнув ногой для верности, я нырнул в первый из них. Я ничуть не лукавил, когда говорил, что чертовски устал – с другой стороны, я хотел спать, есть и отмыться в равной степени. Очень сильно хотел, до потери человеческого облика и превращения в то самое чудовище, коим меня кликал долгое время Мелифаро. Пока я бороздил бассейны, приятно и медленно плавая по ним, одно за одним, мысли мои перекинулись с него на Нумминориха Кута. Я даже с ними не повидался, не поздоровался и не позубоскалил, как в старые добрые времена. Вынырнув, я расположился на краю одного из бассейнов, будто созданных, чтобы нежится в теплых водах, и с наслаждением вытянулся во всю свою длину. Глубокие теплые воды действовали на меня не менее эффективно, чем лучшие лекарства или зелья, расслабляли меня, мое тело и разум, отпуская сведенные судорогой все части тела. Обычно я только омываю тело, но сейчас мне захотелось понежится в теплой воде, обнимавшей меня как недавно делали это дикие ветры. Многочисленные ссадины сразу заныли, но я практически сразу перестал обращать на это внимание. Расслабившись на краю бассейна, я почувствовал себя как будто я богатый бездельник и каждый день предаюсь такому нехитрому и приятному препровождению. Типичный сибарит, жизни не ведающих без изысканных и тонких наслаждений. К слову, о наслаждениях. Не вставая с места, я потянулся в сторону и запустил руку в глубину между складками лежащих неподалеку стопки полотенец и вытащил бережно вложенный мне в руку высокий бокал с чем-то мутновато белым и розовым, украшенный пошлым маленьким розовым зонтиком. Как я и пожелал, это был совершенно девчачий коктейль, больше сладкий, чем опьяняющий, и такой мне нужен был прямо сейчас. Выдув примерно половину, я блаженно откинулся и прикрыл глаза, представив на целую секунду, что жизнь моя только из таких небольших удовольствий и состоит. И все же мне не давали покоя мысли о Мелифаро. Мне даже показалось, что я вижу его, как наяву, как он сидит в Зале Общей Работы и о чем-то негромко переговаривается с сэром Кута, и вид у обоих как-то встревоженный и тяжелый, очень серьезный для восторженного всего и всем Нумминориха и деятельного и веселого Мелифаро. «И о чем же печалится моя Дневная Греза», подумал я, вспоминая, как так в шутку его называл. Эффект превзошел все мои мыслимые и немыслимые ожидания. Мелифаро оттолкнулся от стола, как будто бы от нападения, и грохнулся спиной назад на пол, заорав заодно и наделав кучу шума. Кута вскочил на ноги, а дверь в кабинет шефа приоткрылась. «Сбылись мои самые жуткие предчувствия!» возмутился он. «Сэр Ночной Кошмар преследует меня и наяву!» заявил он и стал подниматься. «Доброго и вам дня, сэр Кута» вежливо поздоровался я, заметив, что он стоит в нерешительности и как бы незаметно принюхивается к воздуху. Нос для него самое верное средство для ориентации в пространстве, заменяя и глаза, и руки. «Сэр Макс, я так рад вас слышать!» по Безмолвной речи эмоции не передаются, но я видел, насколько просветлел он лицом, услышав мой голос. «Сто вурдалаков тебе в постель, Макс!» возмутился Мелифаро, подняв свое длинное тело с пола и оправив скрабу. «Тобой только честных людей пугать! Где ты был все это время? Все мы жутко переволновались! А когда ты не зашел к нам осветить своим благодатным ликом простой работающий люд, я был просто возмущен! Я же слышал твой голос!» «Да, я был в кабинете шефа, однако мне пришлось бежать оттуда, спасая свою жизнь» признался я легко. «Неужели все так плохо?» изумился он, а нюхач даже рот приоткрыл от удивления. «Представь себе, два древних злых колдуна решили меня съесть живьем» поведал я им. «Съесть Вершителя, начинив предварительно камрой и пирожками, когда же злые колдуны от этого отказывались. Подманив меня на второе, я успел распознать первое и скрылся так быстро, как только мог» Нумминорих только озадачено моргал, воспринимая эту информацию. Он еще не совсем привык к тому стилю, в котором мы общались с Мелифаро. «Дырку в небе над ними» облегченно воскликнул он. «Обычно чудовища, к которым ты относишься, весьма смекливы и не дают себя съесть кому попало. А когда шлялся невесть где, тоже не давал себя съесть?» Я прямо умилился, поняв, насколько сильно соскучился по этому славному парню и его не менее славным шуточкам на грани. Упустив часть с визитом в Иафах, я красочно рассказал про моих новых знакомых из другого мира, с которыми так славно я играл. Сэр Кута выслушал мой рассказ все с возрастающим восхищением на лице, а сэр Девятый Том все перебивал меня, уточняя и возмущаясь, что такие приключения случились без него. Увлекшись, я не заметил, как в Зал Общей Работы вышли Джуффин и Шурф, явно тоже слушая наш разговор. Против своей воли я уставился на Шурфа, следя за точечно выверенными движениями, когда он подсунул на стол перед Мелифаро самопишущую глиняную табличку, с которой он только что отнял руки. «Я рад, чудовище ты наше, что ты больше не тревожишь других людей своим присутствием и засел в своей мохнатой дыре» это надо было понимать, как проявления облегчения и заботы с его стороны. «Ты же не против, что один из злых колдунов, а именно наш сэр Локи-Ломли, наведается к тебе? Очень своевременно было с твоей стороны поставить от него Барьер от Безмолвной речи, чтобы он не досаждал тебе своими гастрономическими причудами.» «Только если через пару часов» тоном богатого прохиндея заявил я «В мои должностные обязанности входит пугать не только обычных жителей, но и бассейны» Мелифаро захохотал так, что в Зале звякнули стекла, и тоже засмеялся, совершенно счастливый, тем самым я съехав в бассейне вниз, хлебнув воды и проснувшись, упуская его из виду. Я догадался послать Зов в ближайший трактир еще в бассейнах, не забыв попросить у них еще свежего мяса для моих кошек, так что еда прибыла как раз к тому моменту, как я спустился в гостиную. Устроившись на диване в гостиной, я придвинув к себе сырое мясо. Я не был настолько голоден, чтобы есть сырое мясо, как наверняка подумали при заказе в трактире, мне захотелось сперва накормить свое стадо, к тому моменту уже соизволив появиться на моих глазах. Амстронг и Элла сначала с недоверием отнеслись к предложенному им мясу, но подозрительно обнюхали подачку и начали жадно есть мясо прямо у меня с рук. Я едва успевал подавать им еду, как они жадно ее сжирали с моих ладоней, изредка пытающимся перепутать мясо с моим пальцами. Их кормление настраивало меня на медитативный лад. Шурф Лонли-Локли должен был прийти сюда в скором времени, и что делать мне, я не знал совершенно. С одной стороны, я знал его довольно давно и полностью ему доверял, больше, чем, кому-либо в этом или иных других мирах. Но с другой стороны, в глубине моей головы буквально отпечатался образ его лица, никак не отреагировавший на мое признание. Эта картинка в моем сознании причиняла мне боль. В любом случае, я не буду говорить с ним о том, что случилось, это будет выше моих сил. В любом случае, это исключительно теперь мое дело, мое разбитое сердце. Справлюсь с этим, в любом случае. Я же Вершитель, и все у меня будет хорошо, каким-либо способом, так или иначе. Эта мысль была именно тем, на что я мог опереться. Придя к этому выводу, я налег на еду. Шурф явился ровно через два часа, как я и обозначил. Вошел бесшумно в мою гостиную и остановился ровно посередине, быстро и внимательно оглядывая комнату. Кошки мои после сожранного мяса расположились в разных углах комнаты, но с таким расчетом, чтобы всегда меня видеть и сторожить меня, чтобы я поел в безопасности. Шурф заметил это, взял на заметку, но не отреагировал никак. Больше внимания он уделил мне лично, тяжело и пристально осмотрев меня. Могу поспорить на все, что угодно, он заметил все, от мелких ссадин, которые уже почти зажили после бассейнов, и до каждого моего движения. От этого парня мало что могло скрыться. Я мог знать, что он делает, даже не смотря на него. Честно сказать, я не хотел смотреть на него, подспудно ожидая боли, которую он может причинить мне. Мне не нравилась эта мысль, и поэтому я взгрызся в большой кусок мяса. -Судя по тому, как ты ешь, могу заключить, что физически ты в порядке, – заметил он, подходя ближе. -Ты можешь присоединиться, – предложил я, делая широкий жест. -Благодарю, – проронил он и уселся в кресло напротив. Расправив складки своего длинного одеяния, он взял кусок мясного пирога. Чисто символически, как я понял. Я просто продолжал есть, уделяя внимания больше собственно еде, чем гостю. – Хочу напомнить тебе, что твое столь продолжительное отсутствие расстроило множество твоих друзей и ввело их состояние печали, – несколько механически проговорил он. Мне даже смотреть на него не нужно было, чтобы понять, что он снова нацепил на себя свою бесстрастную маску полного безразличия. – И, к несвойственной мне гордости, могу приписать себя к их числу. -Я уже заметил, как Джуффин мне обрадовался, – не вытерпел я. – Накинулся, как на пойманного зверя. -Сэр Халли больше подвержен соблюдением протоколов, в которых входит сохранение собственных сотрудников, чем подвержен собственным эмоциям. Конечно же, он был раз тебя видеть целым и беспокоился о тебе в твое отсутствие. -Наверно, я не слишком внимателен к нему, – предположил я. Шурф коротко кивнул головой. -Внимание к деталям и людям не входит в перечень твоих сильных сторон. Однако у тебя множество других достоинств, которые уравновешивают все твои недостатки. В том числе и твоя привязанность к печатному слову. К слову, я хотел напомнить тебе о кое-чем важном, о чем ты мог забыть, – я поднял на него взгляд, и успел увидеть, как бесстрастная маска на секунду проявила сквозь себя целую гамму эмоций, которые я не успел расшифровать. Рукой, затянутой в тонкую белую перчатку, он провел по лицу и продолжил. – Смею тебе напомнить, что ты предоставил для меня неоценимую услугу, множество раз и даже когда я тебя об этом не просил. Именно ты, Макс, несколько раз спас мне жизнь, открыл для меня путь в другие Миры, дав мне возможность узреть подлинную красоту. И только ты имеешь возможность вносить в мою жизнь изрядную долю разнообразия. Поэтому я самовольно взял на себя обязательство беречь тебя. Я не выдержал и нервно коротко хохотнул в кружку с камрой. Возможно, мне нужно было заказать что-то покрепче. -Я и не ставлю под сомнение твое могущество и твои возможности, – он по-иному оценил мой смех. – Однако считаю своим долгом защищать тебя физически и морально, даже если это и выглядит с твоей невыносимым и чрезмерным. Я считаю для себя чрезвычайно удачей быть с тобой знакомым. И поэтому твой визит в Иафрах, твое последующее исчезновение и твой поступок в кабинете сэра Халли несколько, – он замаялся, подбирая точное выражение. -Глупым, – кивнул я. -Именно, – откликнулся он. – К тому же, мы с тобой неоднократно практиковали обмен Тенями, чтобы я мог точно говорить о мотивах твоих поступков. Ты по какой-то причине опасаешься меня, – проговорил он с несвойственным ему сомнением. – Однако так же напомню тебе, что ты так же достаточно знаешь меня, чтобы точно понимать, что я не стану тебе вредить или делиться с кем-либо информацией, которую ты желаешь оставить в секрете. -Все так, – согласился я. Подумав немного, я сунул руку под стол, одновременно просовывая ее в Щель Между Мирами и достал из-под него стакан с округлыми стенками, наполненный доверху оранжевой жидкостью. Попробовав напиток, я понял, что лишил кого-то только что отлично приготовленной «отвертки» и разом всадил этот коктейль в себя. Шурф со своей методичностью и словоблудием добьет меня таким образом. -Однако говорить со мной об этом ты не будешь, – подвел итог он. – В ином случае, я могу предположить, что ты находишься под заклятием, которое заставляет тебя не доверять мне. -Это уже чересчур, – возразил я. – Кому смелости и возможности хватит, чтобы этот фокус со мной провернуть. В любом случае, это все до первого же похода на Темную Сторону. -И все же, – продолжил он, – позволь мне помочь тебе. Он встал со своего места и, поднимая руку, обогнул стол и подошел ко мне. Я разом как-то вспомнил, что от прикосновения его руки живые и неживые предметы обращались в пепел, и что он и сам достаточно могущественный колдун, чтобы убить меня самостоятельно. Я уже приготовился к тому, что уходить от него на Темную Сторону, скользнуть под стол, проваливаясь в Хумгат, или попросту сигануть по дивану и по столу, но ничего этого не понадобилось. Шурф остановился, как будто налетел на стену. Рука его замерла на секунду и опустилась. Еще пару секунд спустя он даже сделал пару шагов назад, и я понял, что судорожно вцепился рукой в горлышко пустого кувшина из-под камры, явно с целью использовать его как предмет метания или удара. -Ты даже смотреть на меня не можешь, не то, чтобы выносить мое присутствие или получать удовольствие от разговора со мной, – констатировал он безжалостно. – Я освобожу тебя от необходимости терпеть мое присутствие. Только прошу, не закрывайся от моей Безмолвной Речи. -Я и не закрывался, – проговорил я, силой пытаясь расслабиться. -В любом случае, я надеюсь, что ты избавишься от вредных чар как можно скорее, – подвел итог он, развернулся так стремительно, что его светлые одежды хлопнули, как парус, и стремительным шагом покинул мою гостиную, затем и Мохнатый Дом – я узнал характерный звук закрытия парадной двери. Никаких чар на мне нет, я бы и так это понял бы, все это гораздо хуже и глубже. Но это ровным счетом ничего не значило, люди и с разбитым сердцем живут, и без него вовсе, с чего я решил, что со мной что-то особое приключится. Поглядев на оставшуюся еду, я понял, что больше есть ничего не смогу. Мне только что и оставалось, что отправиться спать. Обычно хорошая порция сна вкупе со сладкими, хорошими сновидениями возвращают меня в прежнее состояние духа и любви ко всему сущему, как чаще всего и бывает. Но часть моя, может быть и не самая глупая, понимала, что ничего не изменится.