Меж двух огней

Рыжеволосая наложница султана Хюррем, возлюбленная Ибрагима паши Александра, будущая жена персидского шаха Хюмашах — вот все ее роли. Ее маски. Образы, за которыми ей приходилось скрывать свой истинный облик. Хотя, даже сама девушка уже не понимала, кто она есть. Пока Мустафа с удовольствием поедал вкусную еду, а Ибрагим делал вид, что ему это приятно, Хюррем сидела словно мумия и лишь изредка попивала щербет, чтобы хоть как-то оставаться в реальности и что-то чувствовать. «Я дышу? Да… глотаю воздух, чтобы не задохнуться и не умереть. Временами пью, чтобы утолить жажду, а еще ем, чтобы быть в силах жить…» — девушка мысленно усмехнулась своему странному размышлению. Это отразилось на ее лице в виде улыбки, которая не означала ровным счётом ничего. Шах, сидевший рядом, не заметил странного поведения любимой, чего не скажешь об Ибрагиме. С момента его прихода прошло уже десять минут, и за это время визирь немного успокоился. Он всегда отличался холодной рассудительностью и дальновидностью, поэтому быстро смирив свой пыл, он убедил себя в том, что всему есть рациональное объяснение. А выход из этой ситуации он найдет. По крайней мере, в одном он был точно уверен: никто не посмеет отнять ее у него. Один раз он уже совершил ошибку, но второй раз этого не допустит. Хюррем все так же продолжала улыбаться, но в ее глазах ничего не было. Ибрагим пытался разглядеть ее получше, и у него это получалось, когда шах отвлекался на свою тарелку. Однако ни разу за время переглядок, визирь не поймал ее взгляда на себя. Ее очи смотрели в никуда. «А потом? Потом пойду спать. Моему организму нужен сон. Я все знаю, я все прекрасно знаю… а потом…потом…» — мысли не прекращались. — Хюмашах? Почему ты ничего не ешь, дорогая? — заметив ее пустую тарелку, обеспокоенно спросил шах. Девушка слегка вздрогнула от его голоса и подняла голову. Ее взгляд мимолетно зацепился за Ибрагима. Он заметил это. Обрадовался, что наконец снова лицезрел свет в ее глазах. Но сейчас он обязан был следовать разуму. Голова опустилась. А взгляд Хюррем направился на Мустафу. — Вы меня удивили, господин, назвав своей будущей женой, — Хюррем рассмеялась. Шах тоже не удержался и искренне обрадовался ее реакции. — Мне казалось, у тебя не должно быть сомнений в моей бесконечной любви к тебе, мой ангел, — он приблизился к Хюррем и поцеловал ее лоб. Та продолжала смеяться. И пока Мустафа сам решил наложить ей перепелок, Ибрагим устремил свой острый вопросительный взгляд на госпожу, словно спрашивая: что происходит, женщина? Сейчас он чувствовал то, что не мог заметить шах. Она смеялась не от счастья, а от душераздирающей боли внутри. Смех — всего лишь защитная реакция. И если до этого Ибрагим сомневался в искренности Хюррем, когда та якобы строила из себя ничего не подозревающую жертву, то услышав ее истеричный смех, его сомнения отпали. — Паша Хазрет Лери, — закончив с Хюррем, шах обратился к Ибрагиму, — вы не против прогуляться с нами по саду? Погода конечно не самая лучшая, но свежий воздух не помешает. — Разумеется, падишах, с радостью присоединюсь, — вежливо ответил Ибрагим.

***

Хатидже султан места себе не находила с тех пор, как хранитель покоев сообщил ей о ситуации с Хюррем. — Я не понимаю, Фатьма, почему Ибрагим обманул всех?! Почему сказал, что Хюррем с нами? — нервно расхаживая по комнате, проговаривала сестра султана. Племянница сидела на диване и томно вздыхала, пытаясь уложить все пазлы в голове. — Госпожа, раз уж такое дело, может всё-таки поедем в столицу наконец? Там во всем и разберемся, — предложила девушка, прекрасно понимая, что на этот раз тетя не откажет. — Ты права, дорогая, — на удивление юной госпожи, Хатидже быстро согласилась, — и как только мы туда приедем, я потребую у Ибрагима объяснений! Хатидже позвала служанок и приказала им собраться в дорогу. А Фатьма в это время прокручивала в голове слова Бали-бея об отъезде Ибрагима, о котором он видимо не успел сообщить госпоже. «Пока промолчу», — решила султанша и тоже принялась за дело.

***

Хюррем шла впереди, а шах и визирь следовали за ней. Если бы Мустафа заметил, с каким взглядом Ибрагим смотрит на его любимую, он голыми руками придушил бы его на месте. Благо, ею любовались оба, не замечая того же действия соперника. Хотя, Ибрагиму не нужно было видеть, он знал. «Я родила дитя…сына…его отец дал ему имя Мехмед. Какое прекрасное имя! Когда-нибудь я рожу еще деток, может быть, их отцом будет персидский шах…» — девушка не удержалась и расхохоталась, не обращая внимания на мужчин, идущих позади нее. Но они то заметили. На этот раз Мустафа тоже подметил ее странное поведение. Он нахмурил брови и, озадаченно взглянув на пашу, который принял удивленное лицо, подошел к Хюррем. Он нагнулся к ней и, взяв за руку, прошептал: — Дорогая, что с тобой? Может тебе лучше вернуться в покои? Хюррем посмотрела на него, поморгала несколько раз недоумевающе, а потом, чуть ли не крича, промолвила: — Нееет, мой повелитель, что вы! — она снова рассмеялась, а потом, на удивление обоих мужчин, обратилась к Ибрагиму впервые за все утро, — паша Хазрет Лери, я бы хотела узнать о вашей семье получше. Слышала, вы зять самого султана, муж наипрекраснейшей… Хати… Ха…– она посмотрела на шаха, делая вид, мол забыла имя. — Хатидже султан, — с неким беспокойством проговорил Мустафа. — Ах, да! — Хюррем снова чуть ли не крикнула, — Хатидже султан, точно! Расскажите, паша, прошу вас, если это не составит вам труда, если хотите… — Конечно, Хюмашах хатун, с радостью, — растерянно сказал Ибрагим и посмотрел на шаха. Мустафа вздохнул. — Мне бы тоже хотелось узнать о вашей семье, паша, вчера вы толком ничего и не рассказали, — пытаясь разрядить обстановку, шах дал согласие. Ибрагим кивнул и, попутно шагая дальше, начал свой рассказ с самого момента его знакомства с султаном и до женитьбы с его сестрой, естественно пропуская ненужную для ушей Мустафы информацию. Хюррем так внимательно слушала, что в какой-то момент, Ибрагим даже решил, что она и вправду память потеряла. Но следующая ее фраза опровергла его предположение: — Я слышала, у султана недавно родился сын, которого назвали Мехмед, не так ли? — задала вопрос Ибрагиму, а потом обратилась к Мустафе, — представляете, повелитель, какое совпадение! — она снова посмотрела в сторону Ибрагима и якобы разъяснила момент, — у шаха тоже есть сын, и его тоже зовут Мехмет! По всему саду разливался ее громкий смех. И если кому-то он и показался бы счастливым, то для Ибрагима это был словно предсмертный плач, мольба о помощи. Чудо случилось. Увидев Бехрам агу, бежавшего к ним, попутно давая намек визирю, Ибрагим поблагодарил самого себя за таких смышленых слуг, что у него были. — Повелитель, простите, что беспокою вас, — слуга поклонился и продолжил, — шехзаде просто никак не уймется, к вам наверное хочет. — Неужели служанки не могут его успокоить? — недовольно спросил Мустафа. — Повелитель, я бы не посмел вас побеспокоить, если бы это было возможно. Мустафа вздохнул и повернулся к гостю, попутно размышляя, как бы ему с ним поступить, но Ибрагим взял все в свои руки и опередил его. — Падишах, не волнуйтесь, мы вас подождём здесь, — паша кивнул. Мустафа больше ничего не сказал. Он улыбнулся в знак согласия и последовал во дворец. Как только он исчез из вида, Ибрагим осмотрелся по сторонам и, никого не заметив, полностью переключил внимание на Хюррем. Та стояла в метре от него и смотрела вслед Мустафе, с таким же пустым взглядом и улыбкой, как за завтраком. Только сейчас Ибрагиму удалось ее разглядеть. Все такая же красивая, чарующая ведьма, с рыжими локонами и зелёными глазами. Только вот с момента их последней встречи она сильно исхудала. Ее щеки пропали, лицо вытянулось, талия совсем стала тонкой, а ключицы так и выступали вперёд острыми концами. — Хюррем… Она резко повернула голову на давно забытое имя, словно просыпаясь от сна. Султанша выпучила глаза на визиря и раскрыла рот. Слезы сами нахлынули и покатились по щекам. Ибрагим вздохнул с облегчением. Она тут, она помнит его, все еще чувствует что-то. Не в силах больше ждать ни секунды, он бросился к ней и заключил в свои объятия.

***

Тем временем во дворце султана Валиде устроила званый обед. В ее сердце была неумолимая тоска по родным, которых она потеряла. Поэтому ей было необходимо провести время с семьей. И вот мать падишаха восседала на диване, а перед ней был раскинут широкий стол со всевозможными угощениями. Рядом уже сидела Гюльфем султан, а напротив Фирузе. Они все ждали султана, и вот наконец двери покоев распахнулись, и Сулейман вместе с сыном вошёл внутрь. Султанши встали и поклонились. А Валиде протянула руку для поцелуя. — Мой славный лев, ты осчастливил меня своим приходом, — с любовью сказала мать. — Как же я мог вам отказать, матушка, — с той же заботой ответил султан и присел рядом с ней. Шехзаде Абдулла медленно подошел к валиде и тоже поцеловал ее руку. — Мой славный шехзаде! Садись, дорогой, не стой так долго на ногах. Шехзаде обошёл стол и сел рядом с матерью, не отрывая презрительный взгляд от другой наложницы. С ней у него давние счеты. Как только слуги принесли последние блюда, султан дал разрешение на начало трапезы. Все сидели смирно и молча обедали. Фирузе султан смотрела то на Сулеймана, то на Абдуллу. И если ненависть к первому она скрывала игрой в любовь, то ко второму даже и не думала отрицать. Каждый раз при виде него, перед глазами всплывал тот позорный случай. — Александра, неужели ты думаешь, что султан примет тебя еще раз? — усмехнулась жена падишаха, крепко держа рабыню за руку своими острыми когтями, — ты всего лишь развлечение, на одну ночь. — Отпустите, мне больно… — тихо прошептала девушка, стараясь не проявить неуважение перед всем гаремом. — Да всем все равно на то, что ты чувствуешь, жалкая рабыня! — сказав это, Фирузе толкнула девушку так, что та чуть ли не упала на пол. В этот момент из-за угла послышался голос стражи: — Дорогууу, Шехзаде Абдулла Хан Хазретлери! Все девушки, калфы и аги мигом поклонились. Фирузе же только чуть-чуть опустила голову. — Что тут происходит? — строго спросил шехзаде, подойдя к жене отца. Александра стояла в углу и тихо всхлипывала, мирно склонив голову. — Рабыня позволила себе грубость по отношению ко мне, шехзаде, вот я и поставила ее на место, — еле сдерживая свой гнев, ответила Фирузе. — Я все слышал, госпожа, — усмехнувшись, сказал Абдулла, — это во-первых, а во-вторых, это не просто рабыня, — он подошел к ней поближе, дабы его слова сильнее пронзили ее, — она фаворитка султана, его любимица. Он отстранился и ликующе посмотрел на побежденную жертву. Фирузе кипела от ярости, но ничего не могла поделать. Это забавляло шехзаде, и он не намерен был прекращать представление. В гареме не было ни звука в тот момент. Только вот глухой стук трости эхом отдавался в каждом уголке гарема, пока шехзаде неторопливо подошел к Александре. Он взял ее за руку и повел к Сюмбюль аге, который стоял на противоположной стороне. Проходя мимо Фирузе, он не опускал своего хищного взгляда с женщины, в глазах которой видел свирепое желание сейчас же разрезать ему глотку. — Сюмбюль ага, позаботься о девушке получше, — он сурово отдал приказ и развернулся к хасеки. Снова раздались постукивания трости. Хромой шехзаде оставлял впечатление не столько больного человека, сколько раненого зверя, который стал еще сильнее после сурового наказания судьбы. Его нисколько не волновало его положение, он прекрасно осознавал, что в нем течет благородная кровь и что даже если ему и не суждено стать султаном, он все равно выше всех по статусу. Дойдя до Фирузе, он с насмешливой улыбкой посмотрел ей прямо в глаза. Они были на одном уровне: хоть девушка и была высокой, но шехзаде был выше в разы, и даже сутулость не опускала его. Он воспринимал свою болезнь как особенность, возможность управлять людьми, иметь власть, и при этом не бояться смерти. — Впредь будьте повежливее, госпожа, — напоследок проронил шехзаде и направился к себе.