Глава 4
1996 год.
— Кадди открывает онкологическое отделение, и ему нужен номинальный руководитель. Тебе интересно? — оставив телефон рядом с собой и занимаясь своими делами, спросил Хаус. Он даже не поприветствовал друга, сразу начал говорить по делу. — Что? — Уилсон обедал, когда Хаус позвонил ему, и его голос был приглушённым свининой му-шу во рту. — Ты серьёзно? — Я уже замолвил за тебя словечко, — сказал Хаус, вспомнив потрясённое выражение лица Кадди, когда он сказал, что у него есть друг, который может заинтересоваться этой должностью. — Давай, будет весело работать вместе. И мы, наконец, перестанем оплачивать огромные телефонные счета. — Принстон, да? — Уилсон звучал скромнее, чем ожидал Хаус. — Думаю, я мог бы прийти на собеседование. Но я не совсем квалифицирован, чтобы возглавить отдел… У меня всего три года ординатуры за плечами. Я зелёный. — Как и Кадди, поэтому ты ей нравишься. — Мне придётся поговорить об этом с Бонни, — вздохнул Уилсон. — Дела шли так хорошо, я думаю, у нас опять будет конфликт. Бонни. Имя было похоже на жужжание насекомого, засевшего в ухе Хауса. Он терпел анекдоты и новости о ней большую часть года, а её неожиданное появление в жизни Уилсона резко сократило телефонные разговоры по ночам и посреди дня. Она была официанткой, или хостес, или кем-то ещё, Хаус особо не интересовался ею. Уилсон познакомился с ней во время одной из её смен, когда Уилсон обедал в одиночестве. Она неправильно восприняла его заказ и, очевидно, их потянуло к мрачному одиночеству каждого из них, как пара нуждающихся друг в друге магнитов. — Ну, не то чтобы у неё была стабильная карьера… Она может вырваться с корнем в любой момент, — раздражённо заметил Хаус, потому что он не собирался позволять Уилсону отказываться от прекрасной возможности подняться по карьерной лестнице (и возможности близости к самому Грегу) из-за такой глупости, как сохранение мира в его отношениях. — Мне все ещё нужно с ней поговорить, — спокойно заметил Уилсон. — Но мне интересна эта должность. Могу я получить номер офиса Кадди? Я назначу собеседование. — Ты можешь остаться у меня, когда будешь в городе, — предложил Хаус, а потом задумался, зачем он это сказал. У него никогда не было друзей, если только он не собирался переспать с ними. — Если ты не возражаешь немного поспать на диване. — Ну, нужна будет только одна ночь, — Уилсон звучал немного странно. Благодарно, но с явным оттенком усталости. — Спасибо, — в заключение пробубнил он и повесил трубку. Две недели спустя Уилсон таки решился приехать на собеседование. Работа была у него в руках ещё до того, как он покинул здание. Хаус и не ожидал, что всё обернется иначе. Кадди ни за что не откажет милому, респектабельному, перспективному и красивому молодому человеку, который идеально подходит для этой должности. Ему казалось, что после Уилсона все остальные кандидаты должны были выглядеть как прокажённые. Когда он сказал об этом Уилсону, его щеки покраснели от похвалы, что было достаточно интересной реакцией. После праздничного ужина и выпивки Уилсон устроился на ночь на диване Хауса. В конце концов они посмотрели ралли Monster Truck, которое, похоже, искренне понравилось Уилсону. Хаус был рад, что есть кто-то, с кем он разделяет этот интерес. Должно быть, он провёл добрых полчаса, рассказывая о том, каким грузовикам повезло больше всего в этом сезоне, о своих методах определения того, кто выйдет победителем в драке. Уилсон слушал его очень внимательно и в нужных местах перебивал, вставляя свои комментарии. Разговор с Хаусом опьянял сильнее, чем любой наркотик. Для Уилсона было непривычным анализировать удовольствие друга от их длительных разговоров лично, а не по телефону. В этом была какая-то близость, о которой Хаус и думать не мог. Трудно было встать с дивана и лечь спать. Он чувствовал себя ребёнком на ночёвке, жаждущим не спать всю ночь, даже если это сведёт их разговор к повседневной чепухе. Но пиво и еда в их желудках вскоре пересилили болтовню, и где-то около двух часов ночи Хаус наконец сдался и дал Уилсону поспать. На следующее утро он проснулся и обнаружил, что Уилсон готовит ему французские тосты. — Я бы испёк блины, но у тебя, кажется, нет муки, — глядя на сонного Хауса, заходящего в кухню, с улыбкой сказал Уилсон. — Разве хозяин не должен готовить? — спросил Хаус, но улыбался как идиот, когда садился за кухонный стол. — Ты делаешь мне что-то хорошее, а я делаю что-то хорошее для тебя, — Уилсон пожал плечами, но тосты делать продолжил. Увлечённо, как только он умеет, с кропотливым трудом и сосредоточенным лицом. Такой милый… А тост был вкусным.***
Работа с Уилсоном в одной больнице была прекрасной возможностью наверстать упущенное в юности. Не только в разговорах, но и в действиях. Однажды Хаус подделал дверную ручку офиса Уилсона, чтобы ударить его статическим электричеством. Переставил все учебники. Положил подушку на стул. Уилсон относился к шалостям добродушно и рано или поздно всегда мстил. Наиболее памятным был случай, когда он залил клеем кроссовки Хауса. Было забавно объяснять это Кадди, пока Хауса пытались вытащить из его же кроссовок в отделении неотложной помощи. Вне работы было здорово иметь дополнительную компанию во время прогулок, игры в гольф и, наконец, у Хауса был повод для игры в боулинг. Как всегда, Уилсон изо всех сил старался не отставать от него. Даже если он не мог идти в ногу с Хаусом, он никогда не раздражал его. И он был довольно заинтересованным в других видах спорта, в которых обеспечивал некоторую конкуренцию. Уилсон был изящным неудачником, но невыносимым победителем. Ему нравилось позлорадствовать, как только у него появлялась причина, и, по общему признанию, было довольно очаровательно наблюдать за тем, как он взволнован такой простой вещью, как отрыв в несколько очков. Хаус не мог решить, что было более неловко, проиграть Уилсону или иметь дело с его нелепыми победными танцами… Бонни, которая, конечно же, как верная жена следовала за Уилсоном в Нью-Джерси, не любила, когда Хаус приводил его домой пьяным и уставшим из-за какой-то спортивной победы. На самом деле Хаус ей совсем не нравился, и это чувство было взаимным, но они ладили друг с другом ради Уилсона. Это была одновременно и детская, и зрелая пассивная агрессия с ехидными взглядами. Иногда Хаусу казалось, что он дерётся с Бонни за игрушки на детской площадке. Он пытался разжечь недоверие в их отношениях. Обвинил Уилсона в том, что у него блуждающий взгляд, хотя на самом деле он знал, что этот человек был просто чашей обаяния, которая не могла не привлекать всех, кого встречала. — Ты хочешь, чтобы я изменил Бонни, — в конце концов обвинил его Уилсон, после того как Хаус слишком много раз предположил, что тот обречён на измену. — Тогда ты получишь удовлетворение от того, что прав, и можешь расположить меня к себе. Хаус не мог этого отрицать, поэтому он переключил передачу. — Слышал о разводе Паккарда? Очевидно, это разорвёт отделение неврологии на части. Мне бы не очень хотелось, чтобы это случилось и с тобой, — вяло заметил Хаус. Уилсон отмахнулся от него. В конце концов внимание Хауса переключилось с отношений Уилсона на его собственные. Кадди всегда организовывала экскурсии для глав отделов, и хотя большинство из них были скучными, вроде семинаров или конференций, встречаться лицом к лицу с кучкой юристов на пейнтбольном ринге было вдохновляющим выбором. Хаус с нескрываемым нетерпением ждал этого, и когда этот день настал, он был уверен, что приведет свою команду к победе. Не прошло и десяти минут, как Уилсон был сбит каким-то помощником юриста по имени Дэн, а когда Хаус пошёл отомстить (и преуспел), он был застигнут врасплох резким ударом в грудную клетку, испачкав жилет и части рубашки пёстрыми канареечными пятнами. Адвокат, стрелявший в него, пряталась за одним из деревянных препятствий на трассе, и ухмыльнулась, когда Хаус повернулся и уставился на неё. После игры он проигнорировал просьбу Уилсона отпустить ситуацию и направился туда, где торжествующие адвокаты праздновали между собой. — Ты выстрелила в меня, когда я повернулся спиной, — жёстко настоял Хаус. — Да, — сказала адвокат, которая обыграла Хауса, и она действительно была очень привлекательна вблизи. — У тебя проблемы с доверием? — Это не совсем благородно, — возразил Хаус, и этот спор был скорее предлогом для продолжения разговора с ней, чем чем-либо ещё. — Я думаю, что мы должны уладить это с помощью старой доброй дуэли. Адвокат сузила глаза. — Зачем мне это делать, если я уже выиграла? — она положила руки на изящные бёдра, заставив Хауса немного смутиться. Он взволновался, но на своём настаивать продолжил: — Потому что, если ты не дашь мне шанса, я просто продолжу тебя раздражать. После минутного размышления она подняла пистолет и выстрелила ему в живот. На таком близком расстоянии от шарика краски было чертовски больно. Хаус стиснул зубы, сумев превратить гримасу в улыбку. Другие адвокаты замолчали, очевидно, ошеломленные тем, что их коллега настолько безжалостна к назойливому незнакомцу. — Согласна поужинать со мной? — выпрямив спину, спросил Хаус. — Согласна, — ответила она, убирая пистолет подальше. Хаус не знал, что её зовут Стейси, пока они не покинули пейнтбольное поле и не направились к его машине. Что было справедливо, потому что она узнала его имя только через две секунды после этого. Когда они покинули своих сокомандников, Хаус немо намекнул о своих планах бровями Кадди и Уилсону, которые смотрели на него со смешанным неодобрением и недоумением. Стейси была великолепна. Острая, остроумная и всегда готовая поспорить, вдобавок она была превосходным юристом. Они спорили бо́льшую часть своего первого свидания, и, честно говоря, было чудом, что он вообще выпросил у неё номер телефона. Хаус взял её на стрельбище, в качестве второго свидания, просто чтобы посмотреть, как она будет вести себя с боевыми патронами, и её это ничуть не смутило. Несмотря ни на что, она стреляла лучше него. Прошла всего неделя, прежде чем Стейси практически жила с Хаусом. Прошел месяц, потом два, а он от неё не уставал. На самом деле она с каждым днём нравилась ему все больше и больше. Как ни странно, он ей тоже нравился. И секс был хорош. На самом деле это было шоком, что Хаус нашел её более стимулирующей интеллектуально, нежели физически. Ему нравилось слушать её разговоры. Она помогла ему организовать свой налоговый учёт. Он читал ей утреннюю газету в постели. Всё было очень нормально и по-взрослому. Хаус надеялся найти союзника в Стейси, когда дело дошло до его позиции по отношению к драме в отношениях Уилсона, но, к сожалению, ей, похоже, нравилась Бонни. Всякий раз, когда они все вместе выходили куда-нибудь, дамы прекрасно ладили, и радовал только тот факт, что Хаус мог проводить время, развлекая Уилсона, а не кого-либо из них на свиданиях. Ещё до конца лета они отправились в поход в Уортон-Стейт-Парк, и Стейси в шутку предложила разделить палатки по половому признаку, учитывая, как обычно проходили их пикники. Все посмеялись над этим, но Хаус позаботился о том, чтобы он свободно мог следить за ней той ночью, свернувшись калачиком в их общем спальном мешке. — Разве ты не рада, что осталась со мной? — Хаус нежно поцеловал её в шею и челюсть, зная, что Стейси нравится, как его щетина щекочет лицо. — Я ничего не имела в виду, — прошептала Стейси, улыбаясь ему в щеку, когда он наклонился, чтобы вновь поцеловать её. — Как мило, что вы такие хорошие друзья. Это делает его святым, ведь он терпит тебя! «Я знаю, — хотел сказать Хаус. — И я не знаю, почему он меня терпит». Вместо этого он спросил: — А кем это делает тебя? Она задумалась на мгновение, затем рассмеялась. — Ангелом, я уверена. — Думаю, меня уже не спасти, — признался Хаус, зарывшись лицом в её волосы. — Посмотрим, — сонно пробормотала Стейси, придвигаясь ближе к Хаусу.