Быть шпионом престижно и круто. Именно такой посыл обычно шлют многочисленные ленты о шпионских страстях и приключениях. Поклонники той же Бондианы искренне верят, что служба, к примеру, в МИ-6 — это лоск, автомобили люкс-класса и мартини в красивых бокалах. Джоан смотрела фильмы о Бонде, как и многие другие киноленты, когда получалось тайком пробраться в кинотеатр, но нельзя сказать, что жанр «шпионский боевик» ей нравился. И тем более она не могла представить того, что в какой-то момент своей жизни почувствует себя героиней такого вот фильма, только без автомобилей люкс-класса, мартини в красивых бокалах и прочих якобы обязательных для любого уважающего себя шпионов атрибутов. Первый день слежки… На самом деле, еще в поезде Джоан была уверена, что второе сентября будет самым обычным вторником. В конце концов, что такого могло случиться? Первый день учебы, как никак. Будет завтрак, потом им выдадут расписание, а дальше уроки… Ничего неожиданного или из ряда вон выходящего. Эдакое размеренное и выверенное затишье, которое было чем-то привычным и невероятно комфортным для Джоан. Только вот… девушка забыла, что затишье — всегда лишь короткая передышка перед бурей. И эта самая «буря» случилась с легкой руки подруги. Или раньше? Когда Джеймс Поттер ворвался в ее купе в поисках «политического убежища»… Неожиданности, нарушающие привычный уклад, происходят не случайно… Не по случайности. Не по ошибке. Тут не бывает осечек. В каждом из наших поступков, от обыденного до возвышенного: когда переходим улицу, во время работы или чего-то ещё… любое решение способно изменить привычный курс, запустить цепочку событий, которую не просчитать, не предугадать. Так вот… Что там было? Точно. Совершенно обычный год, ничего из ряда вон выходящего и все в таком духе. Но… Тут как раз подойдёт ещё одно весьма жизненное высказывание, которое бьет не в бровь, а в глаз. Какое? «То, чего меньше всего ждёшь, имеет все шансы произойти в самый неожиданный и неподходящий момент» — иначе говоря, судьба любит… сюрпризы. Так все и случилось… Скажи ей кто-то еще тогда, когда она только садилась в «Хогвартс-Экспресс», что ей придется следить за Сириусом Блэком, Принт бы одарила этого глупого человека нечитаемым взглядом, а после для верности ещё бы пальцем у виска покрутила, может быть, даже разразилась бы целой лекцией на тему того, что нарушение школьных правил ни к чему хорошему не приведет, и что следить за кем-то — в принципе, не этично, не правильно. А что теперь? Когда все это началось? Наверное, правильным ответом будет… «после праздничного ужина», но это не совсем так. Хотя тут, пожалуй, сам вопрос не совсем верен. Когда все пошло не так, неправильно? Да, так точнее. Ближе к сути. Казалось, что все началось гораздо раньше, чем это можно было заметить, от того Джоанна не обратила внимание, и все пришло к тому, что происходило прямо сейчас, как к некому закономерному итогу той цепочке событий, которую толком даже не удавалось отследить, разобрать ту на звенья и все понять хотя бы для самой себя. Самым сложным было именно что начать, решиться, приступить к слежке. Но обо всем по порядку…
[вторник, 2 сентября 1975 года]
Вторник всегда наступает после понедельника — так уж повелось. Но даже с таким давно устоявшимся порядком, он все равно вступил в свои права преступно неожиданно. Джоан проснулась за пару минут до будильника будто бы от толчка. В памяти тут же пронесся разговор с Кейт…«— Ну, обратишься и походишь за ним. Тем более твоя форма для этого идеально подходит! — причем, говорила об этом так, словно речь шла не о том, чтобы подвергнуть себя риску быть раскрытой и осужденной за нарушение закона, а о том, что земля круглая. — Маленький и юркий мангуст везде пролезет! А если заметят, то можно притвориться животным кого-то из учеников. — Ты это серьезно? — спросила Принт. — А чего такого-то? Не просто же так ты училась анимагии? Знания в дело пустишь, потренируешься. Так что, и мне, и тебе польза. — Точно с ума сошла… — Слушай, тебе так сложно мне помочь? — даже подалась вперед. — Я же тебе помогала! Конспектами делилась, когда было нужно. Тайны твои храню… ну, про мать твою, про анимагию… А ты ничего в ответ? — продолжала Кейт. — Ты ведь моя подруга, да? А если ты не хочешь помочь… тогда зачем мне тебе помогать? — Это шантаж? — буквально выдавила из себя Джоан. — Если ты так считаешь, твое право, — пожала плечами Кейт. — Как по мне, это просто факт. Дружба не должна быть односторонней. Жаль, если ты этого не понимаешь…»
…захотелось со стоном упасть обратно на подушку, для верности накрываясь одеялом с головой, растягивая те оставшиеся две минуты до звонка в маленькую вечность. В детстве вообще как-то легче верилось в то, что одеяло — универсальное средство защиты, и стоит укрыться им, то никакие «подкроватные монстры» ни за что не доберутся. Может, с монстрами такое и правда срабатывало, но с реальными проблемами одеяло никак не могло помочь, сколько под ним не прячься. Честно? Джоан с удовольствием сейчас сама бы добровольно отдалась на съедение какому-нибудь монстру, однако, видимо, они сами сбегали в ужасе, стоило ребенку хоть немного повзрослеть. Даже жаль. Так что, пришлось брать себя в руки и подниматься, попутно отключая зачарованный механический будильник, чтобы тот не раздражал лишний раз напоминанием, что у нее оставалось еще две минуты. Первым пунктом в плане дальнейших действий значился душ. И именно туда девушка и направилась, взъерошивая на ходу свои волосы и все еще немного сонно щурясь, будто бы не проснулась до конца. Зайдя в душевую кабину, включила воду, повернув кран до упора. Обжигающие своим холодом струи тут же окутали ее с ног до головы. По телу пробежала череда хаотичных мурашек. Джоан поморщилась и закрыла глаза, откинув голову назад. Какая-никакая, но вода приносила облегчение. Она могла сделать воду погорячее, чтобы повалил пар, согреться и почувствовать себя немного уютнее, но почему-то не стала этого делать. Сейчас нужно было именно взбодриться, а холодная вода для этого подходила лучше всего. Немного приободрившись, вылезла из полупрозрачной душевой кабины. Быстро отряхнулась, как это делают кошки. Взяв полотенце, она вытерлась насухо, одновременно немного разогревая свою кожу мягкой тканью. Готова к выходу девушка была уже минут через тридцать. Несмотря на все произошедшее, она не изменила себе ни в чем. Черные волосы были туго стянуты на затылке, собранные в высокий хвост. Белая блузка застегнута под самым горлом. Когтевранский галстук. Чёрная форменная юбка в складку. Мантия. Сумка почтальонка. Из косметики только легкий блеск на губах и слегка подкрашенные ресницы. И пусть воздвигнутая на пьедестал собственная идеальность покрылась трещинами, Джоан стойко не подавала виду. Словно… словно этот вторник ничем не отличался от тех многих других, что были в прошлом году. Джоан затянула хвост потуже, поправила в очередной раз рубашку, одернула мантию, чтобы не топорщилась на спине. Но все равно не спешила выходить, будто специально находя поводы задержаться здесь, подольше не появляться в школьных коридорах. — Да все с тобой в порядке… — раздался рядом голос Кейт, что поправляла свой значок старосты перед зеркалом. — Отлично выглядишь. Нервничаешь? Джоан не стала отвечать. Внутренне даже посчитала этот вопрос глупым и не стоящим ответа. Ну, в самом деле… Конечно, она нервничала! Как иначе-то? Вот только знать — это одно, а признавать — совершенное другое. Поэтому девушка предпочла делать вид, что проверяет, все ли вещи с собой взяла или нет. — И зря, — просто сказала подруга. — Не вижу трагедии. — Легко тебе говорить… Джоан с шумом выдохнула. — Ладно, пойду я… — сдалась, наконец, Принт, покидая спальню. После вчерашнего рядом с Кейт находиться вдруг стало невообразимо тяжело. Конечно, Принт постаралась оправдать подругу. Как же иначе? С первого курса вместе. Да и… шантаж ли это был? Наверное, просто сказала на эмоциях, не подумав — такое случается, порою даже сама Джоан не всегда способна была удержать язык за зубами. Во всем виноват Блэк и влюбленность Кейт в него. Не обрати она на него свое внимание, все было бы иначе. А так… Еще в прошлом году наблюдала, как этот гриффиндорский повеса менял девчонок, как перчатки. Наверняка, было тяжело видеть подобное и испытывать чувства. Сама Джоан никогда не была в такой ситуации, но могла представить. Случись с ней подобное, она бы тоже могла сказануть лишнего. Так что, нет. Никакой это был не шантаж. Точно. Нет. В конце концов они были лучшими подругами, а это что-то да значило. Однако не смотря на все это, Принт все равно принялась за исполнение «просьбы» Кейт. А все потому, что что-то внутри нашептывало: «А что если подруга была серьезна в своей недоугрозе?»… да и разве можно было не помочь своей единственной подруге?***
Камешек в ботинке. Да, именно с этим ощущением, девушка направлялась на занятия. Словно бы треклятый камешек закатился под пятку, застряв так, что не вытащить. Или не камушек? Как будто внутри Джоан, что как-то нервно и зажато поправила сумку-почтальонку на плече, продолжая свой путь дальше, в ней самой, что-то появилось… и это «что-то» раздражало. Не сильно. Но доставляло дискомфорт где-то на периферии. Хотелось избавиться от этого. Убрать дискомфорт — понятный инстинкт. Проблема состояла не в этом, а в том, что если камушек можно было убрать из ботинка, то от того, что испытывала сейчас девушка, не избавиться. Она не знала, что именно произойдет, просто была уверена в том, что обрушится на нее все сразу, из-за чего внутри и зрел дискомфорт, вызывающий нервозность. Но это было не так… На самом деле, самый первый урок как раз прошел, как обычно. Джоан не опоздала, даже пришла немного раньше, внимательно записывала за учителем практически каждое слово и с готовностью вскидывала руку вверх каждый раз, когда классу был адресован какой-либо вопрос по теме — именно все это и скрывалось за двумя простыми словами «как обычно». Вот только стоило прогреметь колоколу, сигнализирующему об окончании первого урока, как девушка спешно покидала все свои вещи в сумку и ринулась к расписанию, что было прикреплено к стенду на первом этаже. Нет, своё собственное она, конечно же, знала наизусть, но оно ее и не интересовало. Стоило ей остановиться у нужного стенда, как все ее внимание оказалось приковано к расписанию другого факультета, а именно… Гриффиндора. Четкого и гениального плана не было. Скорее, все можно было назвать чистой воды импровизацией на скорую руку. И от этого осознания очередное «неправильно» буквально буром ввинтилось в мозг. Импровизация — не тот метод, который девушка предпочитала. Стоило составить план, стратегию, продумать каждый свой шаг, стоило. Но уже одна мысль о том, что ей нужно составить план, как нарушить школьные правила, вводило в смятении. Джоан не нарушает правил. Не совершает осуждаемых проступков. Нет, в детстве был случай, когда Принт украла конфету из магазина — очень хотелось попробовать сладость, которая скрывалась за цветастой шелестящей оберткой, а денег не было. Да и в кинотеатры пробиралась временами тайком, не заплатив за билет. Но это… это словно бы не считалось. Ведь все произошло в другой ее жизни, той, где Джоан являлась дочерью своей матери и по умолчанию сама по себе была неправильной. В школе же девушка была непогрешимой, идеальной и совершенно правильной. И это четкое разделение никак не хотелось нарушать. Но кто бы ее спрашивал… Джоан вообще никогда не думала, что будет за кем-то следить. И до сегодняшнего дня такой необходимости у неё не возникало. В перерывах между уроками девушка буквально не сводила взгляда с практически неразлучной четверки друзей, в которую и входил Блэк. Пару раз ей даже казалось, что ее «слежка» раскрыта, но нет. Это ощущение было вызвано лишь собственными страхами, не более. К слову, особо близко к ним не приближалась — глупо. И чем дольше она бросала на них скользящие взгляды, чем дольше продолжались бессмысленные перебежки, так как уроки у них велись на разных этажах, тем большим бредом все это казалось, хотя данная затея изначально не претендовала на звание «гениальная». Просто, на самом деле, не за чем было наблюдать. Нет, правда. Ничего такого особенного эти четверо не делали: общались, ходили на занятия — обычные ученики Хогвартса. Конечно, Джоанна могла что-то упускать, ведь близко не походила. Банально боялась. А потому оттягивала момент обращения в мангуста столько, сколько могла, отчаянно надеясь, что Кейт передумает, отменит затею, но… нет. Решающий момент наступил довольно скоро, а главное — внезапно. Для Джоан он и вовсе стал чем-то вроде грома среди ясного неба. У девушки как раз закончились на сегодня занятия. А у гриффиндорцев, если верить их расписанию, значилось еще пару уроков. Вот только… идти на них те явно не собирались. Точнее, нет. Не так. Люпин и Петтигрю остались на этаже и вместе с другими учениками зашли в аудиторию, чего нельзя было сказать о Поттере с Блэком, отделившихся от своих в сторону лестниц. Джоан закусила губу. В ее глазах читалось сомнение. Надо было срочно принять решение. И оно не было простым. Честно? Первым порывом было передумать, бросить все, отказаться от этой затеи. И вроде Джоан не была трусихой, хотя и бесстрашным героем ее тоже не назвать. Однако нарушать школьные правила, превращаться в школьных стенах, являя то, что она незарегистрированный анимаг… было страшно. Нет, не тот страх, когда единственное, чего хотелось, это бежать без оглядки, сверкая пятками, прятаться — совсем не тот. Просто внутри все буквально сводило от напряжения и вибрировало мелкой дрожью, подобно натянутой до предела струне. В голове был самый настоящий сумбур — мыслей было слишком много: они налезали одна на другую, распухали так, что казалось ещё чуть-чуть и все это взорвется и разлетится в стороны. «А что если поймают?», «Что если тайна о том, что она незарегистрированный анимаг раскроется?», «Что если отказаться от всего?», «А вдруг… только вдруг… Кейт сказала не «с горяча», а была серьезна?» — эти вопросы-опасения снова и снова невольно проносились в голове Принт, словно безумная карусель, которая никак не могла остановиться. Видимо, какой-то механизм в голове девушки заклинило, от чего вся конструкция и дала сбой. И теперь вагонетки, переполненные одними и теми же мыслями, будут кружиться до тех пор, пока колесики на них окончательно не сотрутся в пыль. — Так. Нет. Так не пойдет, — прошептала себе под нос Джоан. — Успокойся… дыши… да, вот так… все будет хорошо… меня никто не увидит… никто… никто ничего не узнает… — продолжала себя убеждать девушка. — Все будет хорошо… все обязательно будет хорошо… Принт сделала глубокий вдох, прямо как перед прыжком в воду. С шумом выдохнула, прикрывая на мгновение глаза. А потом… потом их резко распахнула. Нельзя сказать, что решимости прибавилось или страхи исчезли. Ее движения, действия, когда она, к примеру, запихивала сумку с учебниками в нишу на первом этаже, все еще были пропитаны нервозностью и сомнениями. Просто девушка старалась не думать о последствиях, вообще ни о чем — кажется, это называется «отключила голову». Именно это Джоан сделала, когда превратилась в мангуста в одном из пустынных коридоров, где даже портретов не было.[вторник, 9-е декабря, 1975-й год]
Прошёл сентябрь, а за ним ещё пару месяцев с того момента, когда Джоан решилась исполнить просьбу Кейт. На улице уже лежал снег — семимильными шагами приближалось Рождество, а вместе с ним и каникулы, на которые Принт планировала остаться в замке… что ни говори, а здесь было лучше, чем дома. Надо сказать, что узнала девушка много чего неожиданного и шокирующего. Нет, было и множество вещей, которые Принт в дальнейшей жизни точно не пригодятся. Например, Джеймс Поттер влюблен в Лили Эванс — впрочем, это ей было известно и до всего. Вот только теперь девушка знала, что тот раз в пару дней, как минимум, звал гриффиндорку на свидание, получая каждый раз отказ. Еще он ежедневно пытался привлечь ее внимание, впечатлить, что тоже особо результатов не приносило, скорее, даже имело обратный эффект. Джеймс был очень смелым, ярким. Да, не слишком трудолюбивый, больше ленивый — но это все влияние Блэка, по крайней мере, так думала сама девушка. А еще… еще до крайности целеустремленный и талантливый. Учитывая все это, становилось понятно, почему он стал своеобразным лидером в этой компании. Джоан также узнала, что Поттер украл школьный снитч. Питер Петтигрю? Он часто списывал у Люпина. Всегда поддерживал друзей, когда те что-то замышляли, хотя сам особенно энтузиазмом при этом не блистал. Кажется, Петтигрю нравился кто-то с ее факультета, но как раз это узнать не удалось, да и Принт не особо старалась, если честно. А что? В конце концов, этот гриффиндорец не был ее целью. Ремус Люпин, как и положено старосте, прекрасно учился — вообще был самым трудолюбивым из этой четверки. Конечно, Джоанне не нравилось, что он частенько покрывал шалости своих друзей. Лично сама девушка не знала, как поступила бы на его месте: с одной стороны были слова Кейт о том, что дружба основывается на принципе «ты — мне, я — тебе», с другой стороны поступки Люпина в привычной картине мира самой Принт были неправильными — так что, судить его, на самом деле, было сложно. Единственное, что породило в когтевранке наибольшее количество вопросов касательно гриффиндорского старосты — его болезненный вид. Нет, действительно… Люпин с каждым днем выглядел все хуже и хуже, что заставляло невольно волноваться за него. Но это… глупо, наверное? В конце концов, он не был ее другом, они толком даже не были знакомы. Ее волнения не имели никакого смысла. Но… они все же были. Впрочем, позже удалось выяснить, в чем именно было дело. И последний, но не по значимости… Сириус Блэк. Честно говоря, лично Принт не находила в нем решительно ничего интересного. Ей и раньше он особо не нравился, как человек, тем более, как парень. После недели слежки только все укрепилось, если не усилилось. Ленивый, импульсивный, безответственный, абсолютно безалаберный! У него были свои таланты, конечно, но в отличии от того же Поттера, это не искупало имеющихся недостатков. За одну неделю сменил трех девушек! Причем, всех их бросил. И ведь даже никаких угрызений совести! Честно? Джоан совершенно не могла понять, что же именно в нем нашла Кейт… Красивый — тут спорить было бессмысленно. Даже Принт готова была признать этот факт. Вот только, кроме этого, не было ничего. И все же… почему именно он? Ответов тут не было. Однако, как уже говорилось ранее, Джоан узнала не только это. Что же ещё? Ремус Люпин — оборотень. Этого девушка ожидала меньше всего. Как такое вообще можно было предположить? Принт в тот «роковой» для неё день задержалась в одном из пустых классов. Ночь на Хогвартс опускалась медленно и тягуче — наверное, так же как переливается густой кисель через край переполненной чашки. Небеса смуглели издевательски постепенно. Солнечный диск нехотя проваливался за горизонт, разбрызгивая в стороны кроваво-золотистые блики, будто бы стремясь ими зацепиться за свинцовые тучи и задержаться подольше, но… тщетно. Если подумать, Джоан всегда любила ночь, буквально с самого детства. Именно тогда в тайне от матери могла читать книги перед школой. Тогда ей казалось, что она и не дома вовсе, а где-то далеко-далеко в своём отдельном мире. Надо сказать, что со временем это не изменилось. Наоборот, ее любовь к ночи лишь усилилась. Несмотря на всю свою любовно взращённую приземленность, именно в этом времени суток девушка ощущала что-то почти сказочное, более волшебное, чем магия, чем любые заклинания. Пожалуй, это ощущение можно было даже назвать свободой. Не полной и абсолютной… конечно, нет. Даже такая ее «ночная свобода» была какой-то кастрированной, инвалидной, почти парализованной, но… эти крохи для загнанной в бесчисленные рамки и правила девушки были и правда важны, жизненно необходимы. В тот день Джоан не рассчитала времени — по крайней мере, так себя оправдывала, привычно закрывая глаза на то, что глубоко внутри себя именно этого и хотела. Отбой уже был, вот только девушка находилась далеко от своей спальни. С ней такое частенько бывало, особенно когда запиралась в каком-нибудь пустом классе на верхних этажах замка, практикуя те или иные заклинания. И именно по этой причине сейчас она с осторожностью передвигалась по пустым коридорам, лишь бы не попасться Филчу, деканам или другим учителям. Все-таки с самого первого курса отработок не получала и не хотела, чтобы это хоть как-то менялось — рушить репутацию, которую кропотливо создавала в глазах учителей, не было никакого желания. Проходя мимо портрета в гриффиндорскую гостиную — о расположении входа в которую знал каждый первый — Джоан лишь покачала головой, заслышав шум очередной вечеринки. «Львы» на подобное вообще были горазды и закатывали свои шумные сборища чуть ли не раз в неделю. И вроде Принт было плевать, но при этом тогда испытала раздражение — нет бы за учебу взяться, а они все веселятся… ведь их даже за это не наказывают. Трагическая несправедливость. Как по мнению когтевранки, они должны были просто не вылезать из отработок. И девушка уже прошла дальше, как вдруг… увидела, выскользнувших из портретного проёма, Поттера, Блэка и Петтигрю… без Люпина, хотя не сказать, что это было редкое явление, ведь тот был старостой и частенько не присоединялся к друзьям, задумавших в очередной раз нарушить правила. Возможно, Джоан не обратила бы на них внимание вовсе, но… то ли сыграла привычности слежки за ними, то ли все дело было в том, что больно подозрительно они выглядели, словно задумали что-то такое, что отличалось от их обычных «шуточек». И ей бы забыть о них, развернуться и уйти в свою гостиную, куда и направлялась изначально, вот только она не сделала ничего из этого. Дождавшись, когда гриффиндорцы начнут спускаться вниз, осторожно, почти крадучись, последовала за ними, а за ближайшим укромным поворотом и вовсе обратилась в мангуста. К слову, тот страх, что был в начале… ещё в сентябре, притупился. Ей начинало нравиться. Нет, речь не о слежке. А о превращении в мангуста, ее вылазках из школы — один раз, следуя за четверкой парней, она через какой-то ход даже попала в Хогсмид! Она все еще считала все глупым, неправильным и так далее по списку. Просто втянулась. В шкуре животного, казалось, даже дышалось легче. Не было всего того вороха правил и обязанностей, которыми девушка окружила себя сама. Быть рядом с этой четвёркой задорных львов — ближе, чем она когда-либо позволила бы себе подойти в обличии человека, — было невыносимо приятной частью жизни, которой у Джоан никогда не было. Речь о той самой «части», когда играют краски, азарт, дружеская близость и верность, когда в груди может быть не только холод и сдержанность, а тепло, живой трепет, когда руки и ноги могут болеть не от унизительной уборки, а от приключений. Принт совершенно упустила тот момент, когда слежка, нарушения правил перестали тяжелым грузом давить на плечи, став окрыляющими приключениями, которых ей на самом деле очень не хватала — правда, в этом девушка никогда не признается не то, что Кейт, заставившей ее все это делать, даже самой себе. Собственно, так Джоан, следуя за гриффиндорцами, и оказалась за стенами замка. По началу казалось, что эта троица направлялась в Запретный лес или к озеру, но… нет. Целью оказалась Гремучая Ива. И когда Принт поняла это, подумала, что Поттер с Блэком и Петтигрю растеряли последние остатки здравомыслия. А как иначе объяснить то, что они пришли сюда ночью? Лично девушка во всем этом видела неприкрытое стремление быть убитыми. Правда, уже через пару мгновений ее разубедили — Поттер чарами левитации приподнял небольшой камень и отправил его явно не бездумно, а прицельно, позволяя тому стукнуться о небольшой выступ на широком стволе. И стоило ему только сделать это, как Гремучая Ива словно бы застыла, а гриффиндорцы, воспользовавшись этим, скользнули в небольшой проем меж тяжёлых и путанных корней. Джоан ничего не оставалось, кроме как юркнуть за ними. Хотя «ничего не оставалось» вряд ли подходило к ситуации, ведь Принт все ещё могла просто уйти и не продолжать слежку, да только даже мысль об этом не возникло в ее голове, а любопытство и азарт лишь подстрекали продолжать, не взирая на здравый смысл. Это оказался секретный ход, прямо как тот, что вёл в «Сладкое королевство», только этот привёл Джоан не в лавку со сладостями или куда-нибудь ещё, а в «Визжащую хижину». Собственно, именно в ту ночь, именно там девушка и узнала, что Люпин был оборотнем, а остальные трое его друзей являлись не зарегистрированными анимагами. Честно? Если бы ей кто-то сказал об этом, ни за что бы не поверила, вот только она увидела все своими глазами — так что, сомневаться не приходилось. Оборотень предстал перед ней, освещаемый холодным лунным светом во весь свой громадный — особенно в сравнении с размерами крохотного мангуста — рост. Джоан тогда замерла на пару мгновений, кажется, даже забыла, как дышать. А ещё… ещё помнила серые глаза большого чёрного пса, который заметил ей. Пожалуй, именно они и отрезвили, заставили сорваться с места и бежать… бежать, перебирая своими маленькими лапками. Внутри был лишь страх. Но не тот, поверхностный, а более глубокий, животный, когда хотелось бежать без оглядки, сбивая в кровь ноги, и все лишь для того, чтобы найти укрытие, спрятаться, забиться и сжаться, как испуганный зверек, коим Принт тогда и была. Джоан плохо помнила, как вернулась в замок, как обратилась обратно в человека, как добралась до факультетской гостиной, а затем и до комнаты, которую делила с Кейт. Просто юркнула в свою постель, даже не раздеваясь, задернула полог и спряталась под одеялом, словно была не старшекурсницей, не одной из лучших учениц своего потока, а маленькой перепуганной девочкой, дрожащей от каждого шороха. И именно тогда в ее голове проскочила мысль, которая не отпускала ее в самом начале… что ей не стоило за ними следить, что-то выискивать, выяснять. Но… было поздно, уже не переиграть. Бывают такие моменты, когда, сделав что-то, приходит понимание того, что вернуться обратно и все переиграть нельзя, уже не получится — такие моменты называются «точками невозврата». Если подумать, многое в жизни можно исправить: извиниться перед другом или возлюбленным и продолжить жить, словно ничего не было, переписать заваленный тест, починить заклинанием «репаро» треснутую вазу, пришить оторванную пуговицу. Но иногда… случается такое, что дороги назад просто нет. Остаётся лишь шагать вперёд, деля свою жизнь на «до» и «после», на прошедшее и будущее. Для Джоан «точкой невозврата» стал тот разговор с Кейт в сентябре по приезду в Хогвартс. Принт могла долго убеждать себя, что у неё был шанс передумать, изменить своё решение даже после того, как согласилась. Но правда в том, что если у неё и был такой шанс, она бы им не воспользовалась, и даже если бы вдруг время обратилось вспять, ничего бы не поменяла, боясь за свои тайны, разве что… не последовала бы за теми тремя гриффиндорцами по секретному ходу, спрятанному среди корней Ивы. И вот… итог. С того самого дня, когда Джоан спряталась за пологом своей кровати, прошла неделя. И эту неделю девушка взяла себе на раздумья, чтобы принять произошедшее и позволить всему улечься в беспокойной голове. Но, как ни странно, она все равно продолжала обращаться в мангуста, следуя незаметной тенью за гриффиндорцами. Случившееся ничему не не научило? Отнюдь. Просто в тельце животного не нужного было много думать — своего рода «передышка» для головы, а слежка за гриффиндорцами стала естественной привычкой, сопровождающей ее животную ипостась. И да, конечно, Джоан понимала, что узнала то, что ей не полагалось знать. Одно дело — выяснить, какой любимый цвет у Блэка, предпочитает блондинок, брюнеток, рыжих, русых или шатенок, и доложить обо всем этом Кейт. Обычная девчачья ерунда. Другое дело — то, что узнала неделю назад. Рассказывать об этом Кейт Принт совершенно точно не собиралась: впрочем, не только ей, но и кому бы-то ни было еще — девушка вообще не должна была это знать, а о том, чтобы распоряжаться этим знанием, и речи быть не могло. В голове зрело решение поговорить с Кейт и прекратить все — это казалось самым правильным в сложившейся ситуации. Вот только…«Слушай, тебе так сложно мне помочь? Я же тебе помогала! Конспектами делилась, когда было нужно. Тайны твои храню… ну, про мать твою, про анимагию… А ты ничего в ответ? Ты ведь моя подруга, да? А если ты не хочешь помочь… тогда зачем мне тебе помогать?»
…медлила. И вроде не из-за чего было медлить и осторожничать — подруги, в конце концов. Да и Джоан была практически убеждена, что тогда Кейт сказала все сгоряча, на эмоциях, что это не шантаж. Все же та была в чем-то права: «дружба не должна быть односторонней». Однако, несмотря на эту убеждённость, опасения и сомнения никуда не делись, наоборот, медленно тлели внутри, едким дымом страха напоминая о себе время от времени — больше всего Принт боялась, что ее секреты раскроются. Собственно, поэтому и медлила, откладывая разговор, каждый раз успокаивая себя тем, что ещё день-два ничего не решат. Однако хоть внутри Джоан было некоторое смятение, девятое декабря планировался самым обычным днём, если не считать того, что профессор ЗОТИ заболел, из-за чего расписание изменилось и теперь когтевранцы должны были быть на Зельях вместе с гриффиндорцами, а не с пуффендуйцами, как было почти всегда. Но если подумать, это не было каким-то «событием», просто ещё один учебный день с небольшими изменениями в расписание, не больше. Так что конкретно для Джоан не ожидалось ничего неожиданного или из ряда вон выходящего, все вполне вписывалось в привычные ей дни. Она бы назвала подобное «затишьем». Так что, это затишье даже комфортно для неё. Только вот… девушка забыла, что затишье — всегда лишь короткая передышка перед бурей. И Принт не вспомнила об этом даже тогда, когда зашла в нужную аудиторию, села за парту, что за ней закрепилась ещё с первого курса, и достала из сумки учебник с конспектами. Даже отсутствие привычной сентиментальной истории из прошлого профессора, которые неизменно сопровождали каждую лекцию, не поселило в ней даже намёка на пресловутое предчувствие, которое обязано зарождаться в человеке перед изменениями, не вписывающимися в привычную и комфортную действительность. И эта самая «буря» случилась. Неожиданности, нарушающие привычный уклад, происходят не случайно… Не по случайности. Не по ошибке. Тут не бывает осечек. В каждом из наших поступков, от обыденного до возвышенного: когда переходим улицу, во время работы, свидания или чего-то ещё… любое решение способно изменить привычный курс, запустить цепочку событий, которую не просчитать, не предугадать. Так вот… Что там было? Точно. Совершенно обычный день, ничего из ряда вон выходящего и все в таком духе. Но… Тут как раз подойдёт ещё одно весьма жизненное высказывание, которое бьет не в бровь, а в глаз. Какое? «То, чего меньше всего ждёшь, имеет все шансы произойти в самый неожиданный и неподходящий момент» — иначе говоря, судьба любит… сюрпризы. Так все и случилось. Просто стоило Слизнорту войти в класс, как он объявил о совместных работах, о том, что их разобьют по парам «Когтевран-Гриффиндор» — вот в этот момент Джоан и подняла свой взгляд, сконцентрировав все своё внимание на преподавателе и на том, что он говорил. Честно? Принт слабо представляла это самое «сотрудничество». Лично она на этих уроках всегда сидела одна и работала одна, что ее вполне устраивало. А вот перспектива сотрудничества с кем-то ее, наоборот, напрягала. Тем более, с гриффиндорцем — не очень любила представителей этого факультета. Плюс, ещё не были известны результаты жеребьёвки. Кто ей достанется в соседи? Кто же?.. Тем временем зазвучали имена. И уже спустя минуты три, выяснилось, что Поттеру повезло — ему в соседки выпала Голд, тихоня, да и в Зельях была хороша. А вот о Блэке такого сказать было нельзя — оказался отправлен за парту к задире Стоуну, который способен обидеться на любой пустяк. Уж лучше бы к Блэку подсадили бы Кейт, может, тогда бы ее подруга, наконец, успокоилась. Но… нет. Кейт оказалась с Лонгботтомом. Даже любопытно, кто составлял такие странные дуэты. Уже сейчас Принт могла с уверенностью сказать, что Голд сделает всю работу за Поттера. А Стоун с Блэком? Повезёт, если котёл не взорвут, но, скорее уж, друг другу глотки перегрызут, напрочь позабыв про зелья и совместную работу. А имена все звучали… И… — Питер Петтигрю и Джоанна Принт! Питер Петтигрю. Один из дружков Блэка. Это такая… шутка? Джоан не нравился Петтигрю. Не могла сказать, чем именно, но… просто не нравился. Ещё и смотрел на Принт странно — так, что каждый раз по спине неприятно рассыпались мурашки, хотелось передернуться. К тому же, после того, свидетелем чего Джоан стала неделю назад, было вдвойне некомфортно. Конечно, Принт быстро взяла себя в руки. И когда гриффиндорец сел рядом, ни словом, ни взглядом не выказала своего истинного отношения к происходящему. Просто делала вид, что нет вовсе рядом какого-то там соседа. Получалось настолько искренне, что можно было даже поверить, что ей и правда все равно, но… кто бы знал, как не просто это давалось! А ещё… ещё Джоан снова чувствовала взгляд. Этот взгляд, вызывавший раздражение с примесью чего-то странного, непривычного, не имеющего хоть какого-то словесного обозначения был почти физически ощутимым. Чужие глаза, словно жгли каждый миллиметр бледной кожи, заставляя дышать будто бы через силу, сжать зубы нерушимым барьером, в то время как собственные скулы будто бы превратили в монументальный камень, подобно мрамору. Принт не нравился этот взгляд. Она не могла его объяснить, не понимала, считала лишним и совершенно неправильным, заставляющим нервничать и испытывать совершенно иррациональный и беспричинный стыд. Мурашки разбегались неприятной и какой-то дрожащей россыпью вдоль позвоночника. Так не должно быть! Но странный Петтигрю будто бы не замечал происходящее. Джоан уже было обернулась с намерением «застать гриффиндорца на месте преступления», а после сказать все, что об этом думает. Но именно в тот момент, когда Принт обернулась, он уже не смотрел, а собирался добавить экстракт болиголова в свой котёл, явно будучи своими мыслями где-то не здесь. Это ошибка. Заточенный на зелья, взаимодействие ингредиентов и реакции, разум Принт сработал гораздо быстрее слов и любых других мыслей в его голове. Мгновение. Рука Петтигрю была перехвачена. Запястье оказалось в тисках, в живом капкане длинных, холодных и бледных пальцев — почти подвиг, учитывая, что Джоан не любила разного рода прикосновения и нарушения личного пространства, как чужого, так и своего собственного. И эти пару коротких мгновений казались бесконечными, будто заплутав в петлях уробороса. Глаза запекло от этой заминки, от концентрации на одной точке, на глазах Петтигрю, которые ей совершенно не нравились, как и взгляд. Принт моргнула. Она моргнула единовременно, почти синхронно с тем, как гриффиндорец вздрогнул всем телом, будто вырываясь из какой-то дрёмы. Его глаза, смотрящие прямо в глаза Джоан, распахнулись до невозможности широко… слишком открыто, беззащитно, почти на грани испуга. — Опусти… — едва слышно. — Как скажешь, — отозвалась с холодной строгостью, почти безразличием Принт. — Но экстракт болиголова я добавлять не советую. — Какой… Петтигрю замер соляным столбом — даже вырываться из чужой хватки прекратил. Его взгляд словно в замедленной съемке опустился туда, где чужие пальцы сжимали его запястье. В его руке, которая и оказалась в живом капкане, был зажат пузырек с экстрактом болиголова, что он по невнимательности чуть не добавил в зелье. Петтигрю находился в моменте осознания собственной ошибки. Джоан видела его жгучий стыд, проступивший на коже розоватыми нервными рваными пятнами. Она буквально слышала скрежет шестеренок, дикую работу мыслей в его голове. Просчитывал возможные последствия своего промаха? Скорее всего. Проклинал себя и хотел провалиться сквозь землю? Безусловно. Принт отпустила его руку. И Петтигрю тут же этим воспользовался, склонившись низко над котлом так, словно отчаянно пытался хоть как-то скрыть стыдливо пылающие щеки.***
— Мистер Петтигрю, мисс Принт… — вдруг громко проговорил профессор Слизнорт. — …задержитесь, пожалуйста. Есть одна тема, которую необходимо обсудить. Петтигрю, уже собравшийся присоединиться к друзьям и уйти, застыл — Блэк хлопнул его по плечу и вместо с Поттером и Люпином ушёл, оставив друга на растерзание преподавателя. Принт неподалёку тоже замерла, так и не положив последний учебник в сумку. А после с удивительным смирением и непроницаемым безразличием села обратно на место. Любой бы на ее месте обеспокоился бы причинами, но только не Джоан. Она прекрасно знала, что никаких ошибок не совершила, зелье было сварено идеально. Так что, волноваться было решительно не о чем, не так ли?.. — Мистер Петтигрю… Я заметил, вы не справляетесь с программой в этом году. Конечно же, я знаю, что вы стараетесь, но этого недостаточно. Короткий взгляд на Петтигрю. А вот он был явно взволнован, даже словно бы чего-то боялся — то, как тот невольно сильнее сжал рукой ремешок сумки после слов профессора, не осталось незамеченным. — П-п-профессор Слизнорт, я… — Не перебивайте меня юноша, уважьте и дослушайте до конца, — преподаватель, в своей подчас пугающей чрезмерно дружелюбной манере, улыбнулся. — Хорошо, профессор, — Петтигрю опустил взгляд, так и не выпустив ремешка сумки. — П-п-простите. — Так-то лучше… — продолжил мужчина. — О чем это я? Ах, да… От меня не укрылся сегодняшний инцидент на уроке. Да-да, я не настолько слеп и невнимателен, как вам бы того хотелось. Видел, как вы, юноша… — взгляд остановился на пристыженном Петтигрю. — …чуть не добавили в котёл экстракт болиголова. Мисс Принт вмешалась весьма вовремя и спасла ситуацию… Наверное, любой гриффиндорец на ее месте гордился бы подобным, считал бы себя практически героем. А что? В этом они все. Сумасбродны, отчаянны, без чувства самосохранения и любят геройство. Вот только Принт не героиня и, тем более, не гриффиндорка. Она с Когтеврана, где бессмысленное геройство не в чести. Так что, она не гордилась — одного кивка вполне хватило, чтобы признать свои заслуги и не перейти черту. Слизнорт тем временем продолжил. Даже рассказал им про знакомого с дурацким именем «Пуберт», не то, что это имело хоть какое-то значение. «Сегодняшний случай очень важен», «отлично сработались», «показали себя хорошим дуэтом», «поручаю вам общий проект», «это сослужит двойную пользу», «за время работы над проектом мисс Принт подтянет вас по предмету, ну, разве не замечательно?» — вот, что, действительно, имело значение. Слизнорт все продолжал говорить, словно бы с каким-то маниакальным наслаждением забивая гвоздь за гвоздем в крышку гроба Принт, у которой и без того хватало как проблем, так и забот. Нет, правда. Когтевранка буквально чувствовала, как удавка чуждых обязательств все туже и туже стягивает ее шею, лишая живительного кислорода.«За время работы над проектом мисс Принт подтянет вас по предмету, ну, разве не замечательно?»