В общежитии облачно, возможны осадки...

      Чонгук не сразу понял, что он, оказывается, «по мальчикам»…       Стоп… А вот с этого места давайте поподробнее.       Будучи подростком, Чонгук был жутко стеснительным. Это сильно мешало его общению не только с прекрасной половиной человечества, но даже с такими же парнями, как он сам.       На окружающих Гук производил впечатление крайне замкнутого парня, поэтому его близких друзей можно было по пальцам пересчитать.       Очевидно, что ни о каких отношениях с девушками не было и речи. И, хотя, те очень даже привлекали юное горячее сердце (не говоря уже про прочие интересные органы), Чонгук ещё ни разу не был влюблён по-настоящему.       Он, конечно, мечтал когда-нибудь встретить ту, что навсегда покорит его сердце и станет верной спутницей жизни — милую, умную, хозяйственную и обязательно симпатичную (красивые ножки только приветствуются). Которая бы приняла его таким, каков он есть. Но это когда-нибудь, в будущем…       А сейчас, по правде говоря, думать об отношениях было совершенно некогда. В мире столько всего интересного, столько всего хотелось успеть… И Чонгук пытался успевать.       Благодаря неравнодушной к живописи матери, он уже с детства неплохо рисовал. А отец, будучи в прошлом профессиональным игроком в боулинг, внёс свою лепту в его увлечение спортом. Чонгук даже мечтал стать звездой бадминтона, но как-то не сложилось. Зато чёрный пояс по тхэквондо был его персональной гордостью.       Однажды, смотря с матерью телевизор, Чонгук увидел там выступление мега-популярного в те дни Джи-Драгона, и внутри что-то перевернулось. Это было — БАМ! — выстрелом прямо в сердце.       Чонгук понял, что, кажется, пропал — абсолютно и безвозвратно.       Так что, можно смело сказать, что первой сильной влюблённостью Чонгука стала… ОНА — Её Величество МУЗЫКА.       В тот день, он, кажется, просмотрел все выступления Джи-Драгона и Биг Бэнг, которые только смог найти. И в тот же день пришло ещё одно осознание: Чонгук хотел ТАК ЖЕ — выступать на сцене, сниматься в клипах, иметь толпы поклонников… В общем, он твёрдо решил стать артистом, благо голос, слух и начальное умение двигаться входили в список его талантов.       Но как достичь своей цели, если ты застенчивый домашний пацан, коим на тот момент и являлся Чонгук?       Отматывая время назад, можно предположить, что ему просто повезло. После одного из многочисленных музыкальных конкурсов, на которых он теперь появлялся с завидным постоянством, Чонгука заметило сразу несколько крупных компаний, предложивших взять его «под своё крыло».       Почему он выбрал среди них самую небольшую и малоизвестную Биг Хит? Кто знает… Может быть, как раз из-за того, что стажировавшийся там Намджун чем-то напомнил ему того самого Джи-Драгона, волей случая изменившего его жизнь?       Как бы то ни было, решение стало судьбоносным.       И вот, совсем юному тихоне Чонгуку пришлось переехать в большой, многолюдный Сеул, чтобы стать ближе к своей мечте. Конечно, и тут его природная стеснительность приносила порядочный дискомфорт.       Будучи теперь трейни и проводя уйму времени с будущими потенциальными членами группы, он всё равно никого не подпускал к себе слишком близко, держа приличную дистанцию.       На сцене он чувствовал себя временами даже более уверенно, чем вне её. А в обычной жизни — всё еще частенько замыкался в себе и сторонился незнакомых людей (особенно, девушек, по-прежнему не имея понятия, с какой стороны к ним подступиться).       Одним прекрасным днём в их компании появилось новое лицо. Очень красивое лицо, надо заметить (Чонгук заметил, обладая художественным чувством прекрасного). Но к этому красивому лицу в комплекте прилагался абсолютно чумовой характер.       Новый хён действительно был странным. Если остальные ребята более-менее вызывали в Чонгуке чувство безопасности, то хён был для этого слишком непредсказуемым, и Гук поначалу усиленно старался его избегать (нафиг-нафиг!).       Но не прокатило. К безбашенности хёна прилагалась ещё и удивительная прилипчивость.       Тэхен сразу расположился к Чонгуку симпатией и всячески ненавязчиво (нет) эту симпатию проявлял, пытаясь того то (пожамкать) потрогать, то приобнять, то подкормить вкусняшками, то утянуть в дискуссию о какой-нибудь своей новой безумной идее, которые плодились в буйной голове, как лунные кролики.       В целом, можно сказать, что новый хён знатно взрывал ему мозг вот этим вот всем. И у Чонгука не было никакого желания заводить с ним близкую дружбу. Ну, почти.       Наверное, в глубине души ему бы этого и хотелось (ч-у-у-уточку, самую-пресамую малость), ведь хён, ко всему прочему, был очень весёлым и дико обаятельным, и нравился, кажется, абсолютно всем, кроме (разумеется) Чонгука.       Гук втихаря отсаживался от него, уворачивался, когда тот тянул к нему свои загребущие длиннопалые ручонки, и даже, порой, откровенно его отшивал.       Для него хён был… СЛИШКОМ. Слишком яркий, слишком навязчивый, слишком невыносимый…       Но время меняет всё, в том числе и отношения.       В Сеуле Гук был совсем один — ни семьи, ни друзей — только хёны, которые впоследствии и станут его настоящей второй семьёй и самыми близкими друзьями. А пока Чонгуку сильно не хватало всего этого. Он чувствовал себя очень одиноко и остро нуждался в близости и элементарной человеческой теплоте. А хён был тёплым, очень. И таким, сука, заботливым!       Он медленно, но верно, обволакивал Чонгука этой своей теплотой, как дурманом, постепенно просачиваясь внутрь и пуская там корни.       В какой-то момент Чонгук подловил себя на том, что бесячий хён его почти что больше не раздражает (привык?). Затем, внезапно осознал, что обниматься с хёном не так уж и неприятно (да ладно — на самом деле очень приятно, но это строго конфиденциальная информация).       Всё шло к тому, что он потихоньку начал оттаивать.       Но окончательно их отношения вышли на новый уровень после одного случая. Стеснительность Чонгука в обычной жизни часто вызывала недоумение даже у хёнов, ведь тот, например, не мог из-за неё спокойно переодеваться с ними в одном помещении (хотя, прятать такое тело!..).       Это едва не стало настоящей проблемой, так как для айдолов, с их вечными выступлениями и тренировками, подобное должно быть абсолютно в порядке вещей. И это стало бы проблемой, не вмешайся в ситуацию Тэхен.       После одной совместной тренировки в зале парни, как обычно, спокойно переодевались, а Чонгук в который раз пытался по стеночке незаметно смыться в туалет, чтобы проделать всё то же самое, но без свидетелей. Когда неожиданно Тэхен схватил его за руку и, прошептав на ухо: «Подожди, хочу тебе кое-что показать, но это секрет», кивнул в сторону хёнов, намекая на то, чтобы тот подождал, когда они разойдутся. Заинтригованный, Чонгук, конечно, остался — Тэ всегда придумывал разные прикольные штуки, и ему было дико интересно — что же на этот раз?       Делая вид, что они что-то увлечённо смотрят в телефоне, они действительно в скором времени остались в раздевалке совсем одни. Но чего Чонгук точно не ожидал, так это того, что хён вдруг врубит на телефоне трек Пак Джи Юн «Adult Ceremony» и с воплями «Сюрприз-стриптиз!» начнёт скидывать с себя шлёпки, забавно дрыгая ногами в разные стороны. После чего, придав лицу томное выражение, чувственно двигая бёдрами и поворачиваясь вокруг своей оси (на манер восточной красавицы), примется медленно стягивать с себя мокрую после тренировки футболку.       Гук, разумеется, знатно опешил от подобной выходки, но одновременно с этим его почему-то нестерпимо пробивало на «хи-хи» (вероятно, нервное).       Ви-вишенкой на торте стал момент, когда хён попытался одним махом выскочить из штанов, но зацепившись ногой за штанину, совсем не эротично рухнул на пол, смачно при этом ругнувшись. Тут Гук всё-таки не выдержал и заржал уже в голос.       А Тэхен, вскочив, как ни в чём не бывало, потирая ушибленное место и давя широченную улыбку чеширского кота, вытянулся по стойке смирно и объявил на манер конферансье:       — А сейчас перед вами выступит звезда нашего скромного, но популярного заведения — золотой макнэ Чон Чонгук!       И, низко поклонившись, не поднимая головы, прошипел Чонгуку: «Гуки, давай!».       И Гуки… дал (точнее — выдал). Давясь от смеха, он весьма правдоподобно начал изображать танцы типичной участницы женской к-поп группы и в танцевальном угаре весело разбрасывал по сторонам влажные от пота вещи, совершенно забыв про стеснение…       Тэхен же всё это время завороженно наблюдал за ним, подбадривая криками и улюлюканьем. В его сияющих глазах светилась почти родительская гордость.       Это Гука отчего-то приятно взволновало. Ему внезапно захотелось как можно чаще видеть восторг в этих направленных на него лукавых глазах. Захотелось стать для хёна самым лучшим, самым-самым…       Вот так вот, неожиданно для себя, Гук обрёл новую мотивацию. Можно сказать, Тэхен стал его персональной мотивацией.       И это сработало. Стало намного легче продвигаться вперёд, когда в тебя кто-то искренне верил и постоянно подбадривал.       Он многому учился у Тэхена, обладая завидной способностью схватывать всё на лету: как вести себя на сцене и во время съёмок, как общаться с журналистами и фанатами, а Тэхен, в свою очередь, отмечал все успехи младшего и искренне радовался им, как своим.       Чонгук и сам не заметил, как стал буквально зависим от щедрой похвалы хёна. Он отчаянно нуждался в восторженной улыбке и глазах, смотрящих на него по-матерински нежно. В том, как интимно хён шептал ему на ухо в ответственные моменты слова поддержки: «Гуки, я знаю, ты это сможешь!» (и Гуки брал и делал). В одобрительных похлопываниях по плечам, в крепких, почти удушающих объятиях, когда у Чонгука действительно что-то получалось (и в утешающих, когда всё выходило совсем не так, как хотелось). В том, как невозможно ласково хён треплет его в такие моменты по голове…       Можно сказать, что он в принципе стал тэхенозависимым, подсел на Тэхена, как на сильнодействующий наркотик.       Доходило до смешного: хёны часто угорали над младшим, когда замечали, как он, порой, ходит за Тэхеном буквально хвостиком (как цыплёнок за мамой-курицей) и разве что в рот не заглядывает, за глаза величая их «сладкой парочкой бурундуков».       А Чонгука и правда тянуло к Тэхену со страшной силой…       Впрочем, не стоит думать, что с этих пор в их отношениях всё было идеально — нет. Случалось, что они ссорились и не разговаривали друг с другом, чаще из-за не слишком уживчивого характера младшего. Привыкший во всём полагаться на себя и решать всё в одиночку, Чонгук упрямился и до последнего настаивал на своём. Бывало, что он откровенно дерзил и хамил своим хёнам, и даже пытался драться (к счастью, подобные прецеденты случались нечасто). Со временем, эти острые углы характера, конечно, пообтесались.       Тэхен, когда злился, обычно включал режим сученьки и полностью игнорировал младшего, на что тот надувался, как шар и сверлил хёна мрачным взглядом. Но долго без внимания старшего Чонгук не выдерживал и классически первый подходил мириться. Тэ его великодушно прощал, и тогда в общаге вновь воцарялся мир, покой и радужные единороги. И так до следующей ссоры.       Но не дай бог кто-то другой, кто не Гук пытался Тэхена обидеть. Макнэшечка назначил себя личным телохранителем Тэ и был готов порвать за него любого. Тому иногда достаточно было указать на обидчика своим красивым пальчиком, и Гук тут же бежал разбираться. Обижать драгоценного старшего разрешалось исключительно ему, а остальным ни-ни.       В какой-то момент Чонгук начал замечать за собой странную реакцию на взаимодействия Тэхена с другими людьми, особенно, если тот вёл себя с кем-то излишне дружелюбно (на строгий Гуков взгляд). Он начал ощущать неприятные уколы ревности, словно это был только ЕГО Тэхен, чьё внимание Чонгук не собирался делить ни с кем. Он хотел себе Тэхена целиком и полностью, это был его ЛИЧНЫЙ Тэхен (у вас есть свой личный Тэхен? Нет? А у Чонгука есть! Поняли? ПОНЯЛИ?!).       Он не сразу понял природу этого чувства, думал, что ревнует хёна чисто по-дружески. Но затем стал подлавливать себя на том, что частенько «зависает», любуясь красивыми чертами лица, изящной шеей и даже длинными стройными ногами (ох уж эти ножки..!). Несколько раз обнаруживал себя, смотрящим на пухлые губы хёна с мыслями: как это, наверное, приятно — целовать их (ну всё, приплыли).       А однажды у него в самом прямом смысле «встал» на своего самого лучшего друга.       Хён в тот день на съёмках выкинул что-то из своего любимого полуэротического. Прикрыл глаза и, запрокинув правую руку вверх, медленно и чувственно провёл по ней своими нереально красивыми пальцами левой.       Гук тогда просто надолго выпал из реальности, и в какой-то момент почувствовал, что в штанах кое-то шевельнулось (хосподи, стыд-то какой!).       Он потом долго приходил в себя в туалете, ополаскивая лицо холодной водой и пытаясь убедить себя, что это всё молодые бушующие гормоны и отсутствие секса.       Но, поскольку Тэхён довольно часто творил эротическую дичь (на радость захлёбывающимся слюной, фанатам), то подобные случаи начали повторяться с завидной регулярностью, после чего отрицать очевидное Чонгук уже не мог. Точно не после того, как дрожащими руками в очередной раз доводил себя до разрядки, прокручивая в голове последнюю провокационную выходку его хулиганистого хёна.       Пришлось признаться хотя бы самому себе, что хён его… волнует. Причём, конкретно этот хён. Другие хёны, как и другие парни в принципе, его, к счастью, совсем не возбуждали (тьфу-тьфу-тьфу и три раза по дереву).       Это осознание вызвало большую растерянность. И что теперь прикажете с этим делать? Как дальше жить?       Он же не мог просто прийти к Тэхену и сказать: «Знаешь, Тэ, кажется, я на тебя «запал». Я всё время думаю о тебе, ревную тебя, хочу тебя поцеловать. Ко всему прочему, у меня на тебя теперь ещё и регулярно стоит. Сейчас, кстати, как раз такой случай. Может, поможешь? Ну, чисто по-дружески?».       Хён, ёптыть, самый близкий на сегодняшний день ему человек. Чонгук точно не хотел всё испортить подобными нелепыми признаниями.       Кроме того, его останавливало ещё и то, что он даже не смел надеяться, что эти чувства хоть как-то взаимны. Нет, он знал, конечно, видел, что хён к нему расположен намного больше, чем к остальным. Замечал, с какой нежностью Тэхен временами смотрит на него. Как любит его обнимать. Как заботливо подкладывает ему в тарелку самые лучшие кусочки еды (иногда, правда, с таким же успехом их оттуда таскает, но это мелочи). Как всячески опекает своего любимого младшего друга…       Разглядеть же в действиях хёна нечто большее ему не позволяла всё ещё периодически проявляющаяся неуверенность в себе (будь она неладна!).       Внутренний страх, что он Тэхена попросту недостоин, не давал ему поверить в то, что тот мог бы им всерьёз заинтересоваться. Хён был нереально красив, умел себя преподнести, легко очаровывал людей, направо и налево заводя новые знакомства. А Чонгук… Чонгук признавал, что бесспорно талантлив и даже весьма хорош собой (не зря же фанатки от него пищат), но до уровня хёна… явно не дотягивает. Он долгое время жил в полной уверенности в том, что всё, что ему остаётся — довольствоваться френдзоной, лишь в мечтах позволяя себе большее.       Поэтому, если спросить Чонгука, что на него тогда нашло, когда он вдруг на свой страх и риск решился, наконец, продемонстрировать Тэхену свои истинные намерения, а спустя какие-то жалкие несколько дней даже осмелился его поцеловать — Чонгук вряд ли сможет дать чёткий ответ.       Возможно, он просто устал бездействовать, устал быть «просто другом». Устал видеть, как хён с удовольствием флиртует (пусть и только в шутку) с другими. Устал ночами представлять, как хён касается его отнюдь не дружески, и кончать в полном одиночестве себе в кулак, шепча заветное имя…       А может быть, дело в том, что Тэхену всё-таки удалось, спустя время, помочь Чонгуку обрести долгожданную веру в себя?       Впрочем, всё это не так уж и важно. Сейчас важно то, что в очередной раз, в наслаждении замирая в объятиях хёна, выцеловывающего его позвонки, Чонгук понимал, что ни о чём не жалеет. Нисколечко. Ведь именно благодаря этому они сейчас пришли к тому… к чему пришли, даже если их путь друг к другу оказался длиннее, чем мог бы быть.       Но они с Тэхеном всё равно счастливы, ведь у них всё только начинается.              Хэппи эндинг?       Хэппи бегининг!       Однозначно.