Своё место

      Белые, на удивление чистые, стены приятно освещались светом из широкого окна. Равномерный писк приборов разбавлял тишину больничной палаты. Для непривыкшего к этой сцене человека могло показаться, что здесь слишком много белого. Буквально всё было окрашено этим цветом, куда не глянь. Белые шторы, белые стены, белоснежное постельное бельё. Однотонность до такой степени заставляла чувствовать себя только хуже. Многие запоминают это место, как последнее в своей жизни, так почему бы не сделать его немного в других цветах?       Лежащий на больничной койке совсем ещё молодой парень был подключен к множеству приборов и капельниц. Ворох различных шнуров змеями лежал вокруг. Пробраться к больному, казалось бы, было невозможно — его почти полностью закрывали джунгли из проводов. Лицо его выражало некоторую апатию и скуку, он не отрываясь смотрел в, опять же, белоснежный, потолок. Он был бы рад увидеть немного зелёного, особенно, когда был уже полностью уверен, что умрёт. Ему нравился зелёный. Просто так, без причины. Этот цвет дарил необъяснимое спокойствие и какое-то странное ощущение свободы. Когда он видел что-то оттенка свежей травы, его сердце сжималось, словно он нашёл кусочек пазла, который встал на своё место.       Послышались шаги, и вскоре в кабинет зашёл молодой человек в медицинском халате и аккуратных квадратных очках. Ему не было нужды представляться, было очевидно, что он был врачом, так как медбратья носили немного другие халаты. Парень на больничной койке знал это, потому что видел за пару дней огромное количество медбратьев и даже мельком лечащих врачей.        — Дрим Тейкен? — упомянутый перевёл взгляд по направлению к источнику звука, врачу хватило и этого в качестве ответа. — Сожалею, но Вам осталось не больше недели.       Вот так просто, без лишних слов. Без приветствия, без долгих объяснений. Но Дрим не почувствовал никакой печали. Он перевёл взгляд обратно на потолок, анализируя, пытаясь вызвать хоть какую-то эмоцию. Но единственное, о чём он мог подумать, так это о том, что ему жаль родителей, которых он оставит одних. Он чувствовал себя никак в данный момент. Всю жизнь ему казалось, что он не на своём месте. Любящие родители, множество знакомых, учёба, — но всё это словно было не его. Он хотел не этого. Чего-то другого, но не этого.       Врач присел на стул среди проводов. Он положил папку, которую держал в руках, на колени и устало закрыл лицо руками. Посидев так некоторое время, мужчина жалостливо посмотрел на Дрима. Кожа последнего была совсем бледной, почти синей. Вены отчётливо проступали, создавая видимую причудливую паутину. Как доктор, он видел такое бесчисленное количество раз, но всегда было больно осознавать, что завтра кто-то может уже не открыть глаза. Особенно ему было жаль молодых людей, которые могли прожить счастливую жизнь.        — Мне очень жаль, — он заговорил снова, на этот раз не добившись никакой реакции. — Мы не можем понять, что это за болезнь, но она протекает очень быстро. Скорее всего, — ещё одна совершенно ненужная пауза. — Скорее всего, у Вас есть только пара дней в лучшем случае.       Оставшееся время утекало с каждой фразой всё больше. Дрим бы не удивился, если бы следующей фразой ему осталось пара часов.        — Вы бы очень помогли, если бы рассказали поподробней обо всём, что знаете. Мы впервые сталкиваемся с таким. Ваши органы отказывают один за другим, но при этом в то же время они в идеальном состоянии. Словно полностью целая деталь в механизме, которая по какой-то причине не хочет работать. Вы здоровы, если смотреть отдельные части, но целая картина… — врач перестал говорить, не в силах подобрать нужные слова. Вновь воцарилась тишина.        — Я с малых лет участвовал в соревнованиях по бегу, — это правда, бег был ещё одной деталью, которая приносила ему удовольствие. Он любил его, как и зелёный цвет, но больше никогда не сможет побежать. — Каждый раз у меня просили справку о состоянии здоровья. Я проходил всех врачей каждые полгода, и каждый раз мне говорили, что все анализы в полном порядке. — с каждым словом его голос становился всё тише. Говорить было больнее, чем думать. — Отмечали только немного учащённый пульс, но и он был в пределах нормы.       Доктор делал пометки во время недлительного рассказа. Сначала он затаил дыхание, боясь, что, если вдохнёт, может не услышать какой-нибудь важный момент, сказанный слабым голосом.        — Было ли что-нибудь похожее на пульс, что было странным, но не вызывало сильных проблем?        — Каждый год в ночь перед моим днём рождения у меня была сильная лихорадка. Не знаю, связано ли это с нынешней ситуацией. — Дрим звучал неуверенно, что было одним из немногих его проявлений эмоций сегодня.        — Расскажите поподробней. Вы обращались к специалистам? — врач несколько раз выделил эту пометку в блокноте, мысленно обещая спросить об этом ещё и у родителей парня.        — Конечно, не раз. Они разводили руками и говорили, что это обычное совпадение.       Мужчина в халате нахмурился. Судя по медицинской карте, парню было двадцать три года. Настолько сильное совпадение? Это могло быть важным моментом. Они не знали вообще ничего, кто знает, к чему их приведут догадки.        — Спасибо за ответ. На самом деле, есть ещё одна причина моего прихода, — он достал из папки обычный лист с мелким текстом на нём. Рука замерла, словно он не мог решить, стоит ли продолжать, но всё-таки он протянул его Дриму. — Ваш случай уникальный. Мы никогда не видели такого. Это может показаться неприятным, но мы бы хотели попросить Ваше согласие на дальнейшее исследование в случае летального исхода. Поймите, если появятся люди с такими же симптомами, как у Вас, возможно, Вы сможете помочь нам спасти хотя бы их.       Текст перед глазами Дрима плыл, но слышал он отлично. Для него не представляло никаких проблем дать согласие на это. Он попросил ручку и немного неровно из-за слабости в теле поставил подпись внизу документа. Когда он дошёл до улыбающегося лица в самом конце, его рука немного дрогнула, но после он спокойно отдал бумагу обратно. Когда-то он решил, что поставить в конце подписи улыбку будет отличной идеей. Когда он задумывался почему, в его голове всплывало то, что его лучший друг сделал улыбку символом Дрима. Сам Дрим тогда думал, что его сны стали слишком реалистичными, потому что у него никогда не было лучшего друга. Он сделал улыбающееся лицо в конце своей подписи из-за простого сна.        — Благодарю Вас ещё раз. Вы сделали ценный вклад в будущее медицины. Но не отчаивайтесь, пока вы здесь, мы постараемся сделать всё, что в наших силах, чтобы помочь Вам.       Мужчина рассыпался в благодарностях и встал со стула. Почти сразу за этим действием размеренный писк сменился на непрерывный. Прибор показывал ровную линию, пульса не было.       Доктор подорвался с места, нажимая на кнопку вызова медсестры, одновременно с этим крича ближайшему персоналу, чтобы они помогли ему откатить пациента в операционную, пока не стало слишком поздно.       Слишком поздно всё-таки настало. = «Когда они уходят в темноту, Туда, откуда точно нет возврата…»       Дрим немного испугался, когда открыл глаза и ничего не увидел. Он понимал почему. Смерть добралась до него немного раньше, чем ему обещали. Внутри заныла тупая боль от того, что он не успел попрощаться с родителями. Они не были дружны, скорее он подсознательно отталкивал их, но всё-таки они были его семьёй, теми, кто любил его, несмотря на сложный характер. Он жил по принципу того, кто получал любовь, но не давал её в ответ, и пожалел только сейчас.       Непонятно, что это за место. Абсолютная темнота вокруг не давила, а дарила чувство умиротворения. Он устал. Поэтому он закрыл глаза. Какой смысл держать их открытыми, если разницы никакой?       Издалека послышался странный шум. Будто десятки птиц, одновременно машущих крыльями. Посмертные галлюцинации? Звук становился всё громче и громче, пока не остановился рядом с ним. Теперь он слышал это шуршание прямо перед собой. Звук успокаивал настолько, что хотелось уснуть, но интерес пересиливал. Дрим открыл глаза и у него перехватило дыхание. Прямо перед ним стояло то, что можно было назвать только Богом. Фигура была закрыта зелёным плащом до самого пола, непонятно, было ли под ним что-то или только такая же темнота, как и вокруг. На месте, закрытом капюшоном, была белая маска — маска ли? — без каких-либо явных обозначений. Но то, что заставило Дрима затаить дыхание, — это ореол из крыльев позади фигуры. Их было бесчисленное множество, они время от времени шевелились, создавая тот самый шум. Существо было невероятно красивым. Оно величественно возвышалось над Дримом, что, несомненно, пугало, но он всё равно считал, что никогда не видел ничего прекрасней. Он как зачарованный неотрывно смотрел на Бога, а тот, Дрим чувствовал, смотрел в ответ.        — Мальчик, — существо заговорило. Его голос раздавался со всех сторон, не имея единого источника звука. Множество разных голосов звучали отовсюду и произносили то, что хотел произнести Бог перед ним. — Ты прожил не свою жизнь. Ты должен был родиться не там, не тем человеком, познакомиться не с теми людьми.       Слова мелодично текли, гипнотизируя, Дрим слушал каждое, стараясь вникнуть. Он понял общую суть, но не был удивлён. То, что он узнал, только придало ему облегчение. Он не сумасшедший, это действительно было не его место и не его жизнь. Он не мог давать любовь в ответ другим потому что то, что они сами давали ему никогда не было его.        — Это действительно моя ошибка, и я готов её исправить, — существо склонилось над ним, закрывая своими массивными крыльями, словно втягивая в объятья, но оставляя достаточное расстояние между ними, чтобы можно было спокойно вытянуть руку. — Мальчик, ты хочешь жить?       Дрим устал. Устал настолько, что хотелось закрыть прямо сейчас глаза и никогда больше их не открывать. Он должен был немедленно отказаться, но…       …По какой-то причине, он протянул руку в ответ на слова Бога. Существо, казалось, ухмыльнулось, и приняло согласие.       Он понял ошибку далеко не сразу.