Серебряные Чешуйки

      Земля была далеко.       Разрисованная плавно огибающими дома дорожками, она укрывалась тяжёлым одеялом из огненно-рыжих листьев и будто бы светилась, горела в лучах заходящего солнца. И как Мариан ни пытался разглядеть в этом буйстве осенних красок одну единственную фигуру, у него всё никак не выходило, и от этого ему волком хотелось выть.       — Ну, когда-а? — протянул он, запрокидывая голову.       — Скоро, — прозвучал сухой, отстранённый ответ. В двух шагах от мальчика, прислонившись плечом к каменной стене, стоял его отец, Эдвард, наследный принц Королевства, который ждал свой трон с ужасным нетерпением. Мариан вздохнул.       Внизу, под дворцовой стеной, муравьями суетились люди: сворачивали свои торговые палатки, гуляли с детьми и компаниями, вороша листья под ногами, что дождём падали на землю.       — Когда это скоро наступит? — мальчик застучал по стене ногами.       — Скоро.       Скоро наступит скоро. Ужасней ответа и не придумаешь.       — Ну па-ап, — завыл Мариан, и Эдвард на миг отвлёкся от своего занятия.       — Ты оторвал меня от моей работы, Мариан, мне нужно закончить отчёт к совету. Будь добр, помолчи и смотри на деревья.       Эдвард вернулся к своему занятию: возне пером по бумаге. Мариан нахмурился. Опять папа недоволен, но ведь мальчик ничего такого не сделал! Когда же уже случится это волшебное «скоро»?       — Ваше Высочество!       Эдвард сжал в руке перо сильнее обычного и, едва не сломав его, рявкнул:       — Ну что?!       По лестнице, весь раскрасневшийся от подъёма, взобрался Уилфред и, отдышавшись, сбивчиво сообщил:       — Там, внизу… Снова прибыли купцы из Хейверхилла. Они всё того же требуют — понизить налоги, но никак не могут договориться с вашим отцом…       Эдвард выглядел злым.       — Да что же этот старик творит… Присмотри за Марианом.       Уилфред заметно растерялся.       — А… Я?..       — Ты видишь здесь кого-то ещё? — бросил Эдвард, спускаясь по лестнице и не глядя на Уилфреда. Мариан посмотрел на дедушку с жалостью: его было легче всего обхитрить, и для мальчика он не представлял вообще никакого интереса. С ним даже было скучно играть. Уилфред горестно вздохнул, будто бы ему было не всласть находиться с единственным внуком.       — Чем ты занимаешься? — спросил он растерянно.       — Смотрю на деревья… — грустно отозвался мальчик и вдруг подскочил на месте. «Скоро» наступило.       — Едет! Он едет!!!       И, не обращая внимания на возмущённые оклики дедушки, Мариан прыгнул на лестницу и помчался вниз на всех парах. Он оказался внизу, возле ворот, очень быстро.       — Откройте, откройте! — от возбуждения мальчик даже стал прыгать на одном месте. Стражники посмотрели на него с подозрением, но всё же открыли ворота, и Мариан, не теряя ни секунды, помчал на площадь. Ему навстречу расслабленной рысью шёл белый скакун, а верхом на нём сидел дядя Генри, только что вернувшийся из похода.       — Дядя! — воскликнул мальчик и подскочил к белому коню. Тот остановился.       — Марик! Неужели ты один? — Генри улыбнулся и протянул племяннику руки. Мариан легко подпрыгнул и в следующее мгновение уже сидел впереди Генри в седле.       — Ну да, — ответил мальчик, устраиваясь удобнее. От Генри пахло лесной свежестью, дымом и хвоей.       — Не может быть, — удивился Генри. — Что такого произошло за неделю, чтобы мой брат отпустил тебя гулять одного — да ещё и за ворота!       Мариан пожал плечами — ему было всё равно. Главное, что дядя Генри вернулся и, наверняка, привёз что-нибудь интересное из своего путешествия!       — А ты привёз что-нибудь? Скажи, что привёз! — ему не сиделось на месте, ему так хотелось узнать все подробности приключений Генри.       — Конечно, — ответил дядя, пока они, миновав ворота, заезжали в конюшни. Мариан любил ездить верхом на лошади. Верховой ездой он занимался уже почти два года, и к этому времени успел стать хорошим наездником для своих неполных восьми лет. Он с удовольствием участвовал в детских турнирах и занимал там призовые места, в показательных выступлениях вместе с профессионалами, теми, у кого были дары к этому делу.       Они приехали в конюшни, и Генри стал рассёдлывать своего коня. Мариан всё крутился, желая помочь, но дядя весело отмахивался, мол и сам справлюсь.       — Что ты мне привёз? — мальчику не терпелось увидеть подарок. Генри загадочно сверкнул глазами, а затем вытащил из седельной сумки что-то небольшое. Тихий перестук скрылся в его руках.       — Так вот, пусть это принесёт тебе много мужества и смелости, потому что их владелец был довольно опасным врагом! — сказал дядя и раскрыл руки. Мариан увидел ожерелье из волчьих клыков. Неужели дядя голыми руками эти зубы выдёргивал из пасти павшего зверя?       Мариан любил такие вещи. Дядя привозил из своих походов множество необычных подарков: ловец снов со светящимися в темноте перьями солнечной птицы, перламутровые ракушки с побережья Лазурного моря, там, где заканчивается земля Королевства и начинается бескрайняя вода. Как же Мариан завидовал дяде: он мог свободно путешествовать по Королевству и даже, если захочет, за его пределы, а Мариан мог путешествовать только под дворцовой стеной, и то с разрешения!       Генри завязал украшение на шее мальчика, и Мариан, довольный и сияющий от радости, принялся вертеться, словно перед зеркалом, перебирая пальчиками по желтоватым клыкам. Генри звонко рассмеялся и вручил племяннику одну из седельных сумок:       — Пойдём уже, поможешь мне.       Он закрыл денник и, взяв Мариана за руку, вышел из конюшни.       — Так, где же твой отец? — спросил дядя.       — Да он с дедушкой решает свои дела, — пожал плечами мальчик. Генри с пониманием кивнул.       — Значит, их мы пока не трогаем. Он опять злился на дедушку?       — Ага, как ты угадал?       Дядя усмехнулся.       — Секрет, — ответил он, но Мариан совсем не обиделся. Он доверял дяде и знал, что он не стал бы таить от него секретов.       — А расскажи, что в походе было? Кого ты победил? Расскажи, расскажи! — затрубил Мариан, и Генри, вздохнув, остановился. Дядя долго смотрел на него, кажется, размышляя над этим предложением. Мариану вдруг подумалось, что сейчас дядя разозлится и накричит на него — конечно, он устал и единственное, чего желает, — так это отдыха.       Но ничего не произошло.       — Ну, хорошо, — согласился дядя, слабо улыбнувшись. — Пойдём в сад?       Мариан кивнул. Они прошли сквозь лабиринт живой изгороди, миновали несколько искусно вырезанных шахматных фигур в полный человеческий рост и, наконец, остановились под большой аркой из плюща. Под ней стояли длинные качели со спинкой, и Мариан, не теряя ни секунды, бросил сумку Генри наземь, с разберу приземлился на мягкие подушки, заботливо разложенные на качелях. Генри тоже сел рядом и укрыл и себя, и мальчика пледом: на улице господствовал октябрь, и совсем недавно ударили первые ночные заморозки.       Рассказы дяди всегда были интересными и захватывающими: про чудесных лесных обитателей, волшебных существ — добрых и плохих, красо́ты пейзажей Королевства, тайнах, загадках и неожиданных поворотах. Мариан, слушал, развесив уши, и тайно завидовал. Как же сильно он тоже хотел отправиться в поход! А дядя всё рассказывал и рассказывал, спустив одну ногу на землю и тихо раскачивая качели, вскоре Мариан стал широко зевать, да и Генри не отставал. Но в один момент их сладкой полудрёме пришёл конец.       — Вернулся уже?.. — едко, с усталой хрипотцой надорванного голоса спросил отец. Мариан сорвался с места и подскочил к нему, показывая свой новый подарок.       — Смотри, что мне дядя Генри подарил!       Папа посмотрел на волчье ожерелье с презрением.       — Я что тебе сказал? — сурово начал он. — Я не разрешал тебе выходить за ворота. С тобой был дедушка, почему ты его не слушал?       Вопросы градом сыпались на мальчика, и тому показалось, что он сделался маленьким беззащитным котёнком, которого вот-вот запинают до полусмерти.       — И немедленно приведи себя в порядок. Пуговицы застегни, — тяжёлый тон отца заставил Мариана покорно опустит глаза на свой чистенький вельветовый пиджачок и начать колупаться с пуговицами.       — По-моему, Эд, ты зря его так ругаешь, — осторожно предположил Генри. Мариан буквально кожей почувствовал неодобрение отцом его слов, и не удержался от улыбочки. Дядя обожал спорить с папой, это было его любимое занятие, даже если он устал. Ну, сейчас начнётся!       — А по-моему, ты слишком его балуешь, — резко ответил папа и развернул Мариана за руку:       — Что это такое?       Мальчик испугался: что он сделал не так? Все пуговицы на месте, всё аккуратно…       — Снимай это убожество, — скомандовал папа и дёрнул за нитку ожерелья. Оно с натугой порвалось, хлестнув мальчика по щекам, и волчьи зубы рассыпались на пожухлую траву. Мариан в ступоре несколько мгновений смотрел на землю, а потом его вдруг захлестнуло всепоглощающее отчаяние. Он взглянул на дядю в поисках поддержки, но тот смотрел на отца: холодно, железно и осуждающе. Этот его взгляд не предвещал ничего хорошего.       Мариан и сам не заметил, как издал странный звук: не то всхлип, не то визг, — но это послужило ему сигналом к действию. Не думая о последствиях, мальчик сорвался с места и побежал куда глаза глядят. Сквозь лабиринт живой изгороди, мимо молчаливых шахматных фигур, он добрался до круглого озера в самом центре большого сада. И только тут он смог позволить себе то, что так долго держал под замком: заплакал. Ему было горько, ему было плохо, ему было стыдно.       «Принцы не плачут. А если всё же хочется, то скройся с глаз долой. Никто не должен видеть твоих слёз», — говорил ему папа. Так Мариан и делал. Он всегда плакал тихо, глотая слезы и сдавленно всхлипывая, лишь бы никто случайно не услышал.       Мариан наклонился над водой, вглядываясь в своё отражение: влажное лицо, красные опухшие глаза, оттого, что он всегда затирает их рукавом, и бесконечно печально-разбитый вид. Мальчику вдруг стало противно смотреть на себя такого, и он от досады ударил кулаком воду, разбивая отражение на десятки маленьких брызг. Пока вода не успокоилась, и снова не показала ему самого себя, Мариан отвернулся.       «Ты должен быть выше, ты должен быть лучше, — твердил ему отец. — А как ты можешь быть лучше, если даже крестьянские дети нашли свои дары, а ты — нет? Старайся лучше».       И Мариан старался изо всех сил. Он проводил в башне мастеров множество часов, хватаясь сразу за несколько дел. Музыкальные инструменты, резьба по дереву, каллиграфия — и везде казалось — вот оно! — но нет. Мальчик не чувствовал никакого желания заниматься этими делами всю свою жизнь, и вскоре бросал, сталкиваясь потом с разочарованным взглядом отца. И опять не спал полночи, разыскивая в себе изъяны в кромешной тьме.       Мальчик в последний раз вытер и без того красные опухшие глаза рукавом и выпрямился. Сейчас он вернётся к папе, он опять покачает головой — поймёт, что Мариан снова ревел в одиночестве, — выкинет какую-нибудь свою заумную фразочку в духе: «Будь достойным примером. Ты же принц!» и отправит его приводить себя в порядок, ужин ведь скоро, нельзя оплошать.       Мальчик побрёл ко дворцу. Он самостоятельно поднимется к себе в комнату, вымоет как следует лицо, поправит рубашку и костюм, причешется и явится на ужин, будто бы ничего и не было. Увлечённый этими нерадостными мыслями, он добрёл до дворцовых стен и вдруг остановился. Голос. Два голоса. В одной из комнат разговаривали отец и дядя. Ведомый искренним любопытством и тот час проснувшимся азартом — секреты взрослых! — он прильнул к стене и начал слушать.       -… ты всё ему запрещаешь! Как из него вырастет достойный принц, а потом и король, если он света не видит, а? — в отчаянии спросил дядя. Папа вздохнул так же, как вздыхает перед началом долгой и нудной нравоучительной лекции.       — Ты так говоришь, потому что у тебя самого нет детей. Тебе кажется всё это лёгким и беззаботным — отпустить ребёнка одного в город!       — Он был бы не один, а со мной, например! — вставил Генри, но отец резко перебил его.       — Значения не имеет. Если с ним что-нибудь случится?       Повисло долгое молчание. И тут Мариан понял, что, кажется, дядя сдался. Ну как так, он же всегда выигрывал эти споры! Ну же, скажи что-нибудь гениальное! Неужели…       — Да ты просто боишься, — выдохнул дядя, и Мариан мысленно разразился победным кличем.       — Да, боюсь, — признался отец. — И знаешь, это нормально — бояться за своего ребёнка! Легче что-то запретить ему и знать, что он рядом, в безопасности, чем волноваться за него и разгребать последствия!       Похоже, тут всё же ничья. Генри тяжело вздохнул и — судя по звуку — плюхнулся в кресло.       — Ладно, тебе виднее, — вяло отозвался он. — У меня новость есть. Завтра я уезжаю.       — Что? Опять? Ты же только вернулся, — голос папы сразу же смягчился.       — Да, к сожалению, так получается. Та деревня, далеко на востоке отсюда, подвергается постоянным набегам какого-то зверя. Говорят, местные задабривают его ценными вещами, но накануне они отдали последнее… Нужно ехать. Им очень страшно.       — Чудище, которого задабривают золотом… Ты уверен, что справишься один? — с сомнением спросил папа.       — Вполне, — бойко отозвался Генри и громко зевнул:       — Ну, ладно, я спать. Завтра в пять выезжаю — путь не близкий.       Мариан ещё несколько минут стоял, прислонившись спиной к холодной стене, и шустро размышлял. Новая опасность, злобное чудище, деревенские жители, которым требуется помощь. Ох, дядя, если бы ты знал! Мариан прищурился и улыбнулся: широко, хитро, хищно, — его глаза блеснули огоньками в сумерках. Он не мог упустить этот шанс.