— солнце сегодня что-то поздно.
— оно и ясно, лето к концу подходит.
суен и хиджин сидели прямо на песке у озера. перед суен банка с червями, которых они вместе с хиджин лично выкопали, прежде чем пойти сюда. у хиджин в руках две самодельные удочки времен рождения ее деда, но они еще ни разу девушек не подводили.
яркое солнце приятно опаляло озеро, которое серебрилось под его лучами и ласково игралось с глазами еджин и йерим. им запрещали близко подходить к воде из-за недавнего случая, когда младшая сестра чонын чуть не утонула. благодаря хиджин все обошлось. песок обжигал стопы и голени, лежащие на поверхности, а белых облаков почти не было видно на нежно-голубом небе.
сегодняшний день не был особенным, но для кого-то он был слишком активным и странным. например, для хиджин и суен, которые впервые почувствовали себя, как не в своей тарелке, когда почти вся молодежь их деревни решила пойти на это озеро. здесь кроме них двоих и еджин с йерим были чонын и джинсоль, которых суен позвала сама, лично. еще джиу с хенджин да хеджу с чэвон.
теплый ветерок обдувал волосы хиджин, легонько развевающиеся от его порывов. она сегодня даже без очков — решила, что так будет лучше. вместе с суен они пошли к мостику, на конце которого присели вместе со снастями и удочками, а затем свесили аккуратно ноги. хиджин первая коснулась своей босой ногой воды и вздрогнула, томно выдыхая. удочки заброшены.
на берегу было не совсем тихо: джинсоль и чонын пытались унять разъяренных еджин и йерим, которые, возмущаясь, пытались доказать свою правоту в том, что они уже взрослые. хенджин, сидящая рядом на покрывале, ярко улыбалась и хихикала всякий раз, когда йерим показывала свое настоящее нутро старшей сестре, с которой чуть ли не слетал белоснежный в крапинку платок.
хенджин плела венок из одуванчиков, учила этому джиу. у них была самая настоящая идиллия, которую никто, кроме йерим с еджин, нарушать не хотел. конечно, эти двое были еще не совсем смышлеными, не совсем понимали, что говорили и делали, потому что вели себя слишком эмоционально по отношению к некоторым проблемам и ситуациям, но джинсоль и чонын не хотели этого понимать сами. у чонын на плечах огромная ответственность за йерим лежала, и она как старшая сестра должна была быть примером для младшенькой, которая ее ни во что почти не ставила.
хиджин совсем тихо вздохнула и достала портсигар, которым громко брякнула и достала одну самокрутку. суен достала тоже.
хеджу посматривала на них издалека, сидя под самым огромным деревом здесь. чэвон с чонын сами разложили здесь огромный плед, на котором пак осторожно пристроилась, разложила свои вещи (книгу, корзинку с едой и полотенцем) и притихла. сон перевела на нее свой взгляд и хмыкнула.
почему хеджу не пошла рыбачить вместе с суен и хиджин? она просто не хотела. в последнее время у нее такое состояние, которое не позволяло делать что-то вместе, в командной работе. ей хотелось полноценного одиночества, которым джу проникалась только дома, будучи в своей комнате.
она снова перевела свой взгляд на чэвон. притягательная красота девственной бледной кожи пак, грациозные и в то же время ласковые пальцы, переворачивающие страницы одну за другой, пухлые розовые губы и большие карие глаза — все это было фундаментом для чувств, вот-вот окрепших благодаря собственным мыслям и желаниям хеджу.
никто не хотел тревожить чэвон, и поэтому хеджу решила потревожить ее
сама своим присутствием. она взяла свои вещи, перенесла их на огромный клетчатый плед и присела на его край, выпрямив при этом ноги. чэвон сразу же обратила свое внимание на появившуюся рядом хеджу, но моментально вернула свой взгляд на страницы.
чэвон попало что-то в горло, и она отвернулась от хеджу, чтобы прокашляться.
— я тебе не мешаю? — хеджу повернулась в сторону чэвон, которая активно помотала головой, мол, нет, не мешаешь.
сон расслабилась. она кинула свой рюкзак к дереву (рюкзак стал своеобразной подушкой для нее), расстегнула ловко рубашку и сняла ее со своих плеч. для чэвон это было бы странно, не наблюдать за хеджу, которая раздевалась, потому она и поглядывала на нее краем глаза и облизывала губы, ведя себя слишком сдержанно по отношению к джу.
хеджу спокойно спиной коснулась пледа, немного приподнялась и уложила нормально свой рюкзак, а затем спокойно улеглась сама. она накинула на свое лицо кепку, принадлежащую хиджин, приятно пахнущую кокосом. вероятность задохнуться была, но это уж лучше, чем сгореть на солнце. ноги ровно и прямо вытянулись, а руки раскинулись по сторонам. кончики пальцев совсем невесомо коснулись голени чэвон, которая не то вздрогнула, не то просто дернулась от такого легкого касания к себе.
пальцы хеджу ощущались слишком отчетливо, из-за чего жар от тела чэвон начал подниматься вверх, к ее лицу, огромной волной накрывая ее щеки и уши. чэвон отложила в сторону книгу, поправила волосы, чтобы те не раскрывали ее ушей, и только потом уже стала осматривать девушек, находящихся на озере: хиджин и суен все также мирно ловили рыбу на том мосту, но вскоре поднялись и, бурча себе что-то под нос с недовольными лицами, направились в сторону самых дальних камышей; еджин и йерим весело плескались в воде, звонко смеялись и устраивали безболезненные драки, на которые чонын уже не обращала внимания; джинсоль, чонын, хенджин и джиу устроились где-то под деревом с собранными одуванчиками, из которых начали плести венки; чонын плела для хиджин,
самый красивый и аккуратный, а джинсоль плела его для суен,
кое-где оборванный и немного страшноватый.
«весьма нагло с её стороны думать, что я этого не замечу» — промелькнуло у чэвон в голове, когда она заметила, как отчетливо пальцы хеджу расположились прямо на ее коже. взгляд пак упал уже и на лицо сон, покрытое кепкой. были видны только ее уши да темные волосы, хаотично разбросанные по пледу под головой.
— хеджу, — чэвон привлекла внимание хеджу к себе и усмехнулась. — кажется, ты перегрелась.
— с чего ты взяла? — хеджу пробубнила это сквозь кепку и приподнялась на локтях. кепка спала с ее лица.
— у тебя уши красные, — пак ответила сразу же и улыбнулась.
— у тебя тоже, — в это время хеджу взглянула в сторону чэвон и коснулась рукой ее волос, убирая их за ее красное ухо.
между ними повисла тишина, пролетела искра, которая с каждой секундой сверкала все ярче и ярче, и чэвон первая отвернулась, облизав пересохшие губы. это касание, одно из самых мягких и трепетных, так сильно ударило по чэ, что ее глаза стали бегать по всему, чему только можно было: по озеру, по песку, по зеленым высоким деревьям и девушкам, сидящим вдалеке.
— давай переместимся, а то сгоришь до состояния уголька, — чэвон покачала головой, пока хеджу ловко поднималась и собирала снова свои вещи, бурча что-то недовольное под нос.
они вместе перенесли плед в тенек, где было прохладнее, чем в изначальном месте. солнце со временем перемещалось, поэтому и тенек следовал за ним. девушки снова расположились так, как лежали до этого, но теперь хеджу была без своего рюкзака, который оставила на месте.
прямо над ними — огромная плакучая ива, а под ними — ее огромные корни, мешающие хеджу. чэвон в тишине читала книгу с мрачноватой обложкой, на которой изображена женщина в коричневом платье. сон кряхтела, пытаясь найти правильное расположение, чтобы эти корни не впивались в ее шею и спину, а еще не терзали ее голову и без того перегревшуюся на солнце.
чэвон еще минуты две сидела в спокойствии, но вскоре тяжело вздохнула и взглянула на хеджу, грозным кашлем привлекая ее внимание к себе.
— не могла бы ты не кряхтеть, пожалуйста? я не могу читать в такой атмосфере, — чэвон поджимала губы, немного дулась, а хеджу удивленно приподнялась на локтях и вскинула вопросительно левую бровь.
— под моей головой какая-то хрень. я не могу на ней лежать.
— ну так перевернись и положи на нее ноги.
— ты хочешь, чтобы у меня загорел только лоб? — хеджу позволила себе усмехнуться, пальцем показывая на лучи солнца, танцующие на другом конце пледа.
— ну подложи себе что-нибудь под голову, — чэвон хотелось съязвить, и она сделала это, кивнув в сторону фруктов, мирно лежащих уже с другой стороны.
— мне что, банан себе под голову положить?
— а что ты еще предлагаешь?
хеджу промолчала, а чэвон почувствовала великую победу над таким грозным человеком, как джу. они замолчали обе и приступили к тем же самым делам, которыми занимались еще до их язвительного разговора: хеджу все также старательно пыталась расположить свою голову, чтобы ей не мешали корни, а чэвон читала книгу, стараясь все-таки не отвлекаться на чужое кряхтение, продолжающееся уже минут пять.
хеджу все кряхтела и кряхтела, и чэвон понимала, что она вот-вот не сдержится и треснет хеджу тем самым бананом прям по ее голове.
воля и контроля оказались сильнее.
— боже, мне что, тебя к себе на колени уложить? — для хеджу это прозвучало, как вызов, и потому она снова приподнялась на локтях, хитро ухмыльнувшись. — хеджу... это не то, что ты...
хеджу ничего не говорила, а только смотрела на то, как чэвон себя вела: сначала она поджала губы, прерывая свою речь, затем надула их, а после покраснела, как рак вареный. они молчали, не глядя даже друг другу в глаза.
сон решила: раз уж чэвон заикнулась, значит нужно действовать. она убрала с колен чэвон ее книгу, очень осторожно закрыла ее и положила рядом на плед, сама же развернулась и головой пристроилась на коленях девушки. теперь ей было и мягко, и приятно, и никакие корни не упирались в ее голову. чэвон тяжело вздохнула и провела пальцами по волосам хеджу, убрала их с лица и нарисовала подушечкой невидимое солнце прямо на лбу.
хеджу широко улыбнулась и даже показала чэвон свои зубы, глядя счастливо на нее снизу вверх.
— чего ты улыбаешься? — возмущенно произнесла пак, а хеджу звонко засмеялась.
— просто, — ответила ей сон, и они замолчали.
у чэвон не было больше причин возмущаться. хеджу уже сделала все, из-за чего чэвон могла бы повздорить, и потому она поджала губы, беря в руки обратно свою книгу. сон было так интересно всякий раз, что читала чэвон, что она начала рассматривать ту самую обложку с женщиной и по слогам читать название с автором.
— а что ты читаешь? — решила спросить хеджу, переворачиваясь со спины на бок, а руку укладывая прямо на бедро чэвон, которая удивленно взглянула на чужую ладонь и покачала головой.
— «грозовой перевал» эмили бронте, — кратко ответила чэвон и снова провела пальцами по волосам хеджу, ласково погладила кончиками ее ухо, обвела указательным раковину и улыбнулась сама себе, перелистывая страницу.
— а о чем она? — промурчала хеджу, щекой потираясь об бедро пак.
— о любви.
— ну, это понятно. ты другое не читаешь, вроде...
— трагическая любовь... отношения героев разных социальных слоев общества... интересная книга, почитай как-нибудь.
— ты бы сказала, что она про нас? — хеджу прикрыла глаза и тяжело вздохнула.
— про нас? — чэвон удивленно опустила глаза вниз и ласково пальцами коснулась щеки хеджу, поглаживая две ее родинки.
— да, про нас.
— думаю... что да.
— значит прочитаю, — хеджу снова потерлась об бедро чэвон и выдохнула, расслабляясь.
чэвон продолжала читать, а хеджу спокойно лежала в тишине, не ворочалась и совсем тихо сопела. пак поняла — сон задремала.
хеджу снился сон, в котором она почувствовала себя счастливой. тяжелой ноши на ее плечах не было, и она бегала по пшеничному полю в одной лишь футболке и шортах, босиком, касаясь ногами земли. солнце светило ярко-ярко, а небо было чистым, голубым. почему-то она ощущала себя ребенком, у которого была безграничная свобода в своих действиях. у этого поля не было конца и края, не было и начала, и она бежала по нему и бежала, пока позади себя не увидела маленьких хиджин и суен, звонко смеющихся и просящих хеджу бежать помедленнее. у хиджин огромные круглые очки на переносице и яркая улыбка с одним отсутствующим зубом, шрам на лбу, клетчатая зеленая рубашка и джинсовые шорты до колен. у суен отцовская восьмиуголка, перевернутая задом наперед, шрам на носу от падения, темно-синяя майка на худощавом теле и мешковатые штаны с множеством карманов. хеджу смотрела на них с удивленно раскрытыми губами, а после остановилась. хиджин и суен побежали вперед, но вскоре и сами обернулись, зовя хеджу с собой. беззаботное детство, которое жило в этих двоих, растрогало хеджу, и она, поджав губы и вытирая накатившиеся слезы, помчалась вслед за девочками, перебрасывающимися безобидными обзывательствами.
хеджу резко распахнула глаза и подняла свой торс, пытаясь отдышаться. она не проснулась в холодном поту, нет, ее пугало бескрайнее поле, по которому девушка постоянно бежала, сама не зная, куда. она повернула голову в сторону чэвон, которая испуганно осматривала сон.
— хеджу... суен с хиджин уже вернулись. не хочешь с ними искупаться? — пак наклонила голову в бок и улыбнулась, но хеджу не стала улыбаться ей в ответ, только присела рядом и обняла девушку.
чэвон иногда пугало поведение хеджу, хотя она старалась с ним свыкнуться и смириться, но это было очень трудно. из-за таких неожиданных объятий она рефлекторно обвила руками шею хеджу, прижала ее к себе и запустила руку в ее волосы, поглаживая ласково затылок, немного массируя кожу головы. сон казалось, что она вот-вот замурчит.
они обнимались недолго, ведь хеджу из своих личных принципов убрала руки, а чэвон сделала это вслед за ней. позади послышался голос хиджин, счастливо носящейся по берегу с венком на голове. вместе с ней и суен, которая рычала что-то непонятное для ушей хеджу.
— они уже собираются. пойдем? — чэвон закрыла книгу и встала с пледа. хеджу не стала делать того же, а только прижала ноги к своей груди и вздохнула.
чэвон вдохновляла хеджу на многие вещи, к которым она бы в жизни не притронулась. хеджу читала из-за нее, увлеклась классикой и даже попробовала писать
стихи, которые ей не нравились. в рюкзаке, который находился у дерева, лежал блокнот с ручкой. в нем хеджу всегда записывала свои переживания, иногда чиркала какие-то четверостишия и слабо зачеркивала их, чтобы весь текст не пропал даром.
хеджу пришлось подняться и пройти в сторону своего рюкзака, взять его и вернуться обратно. она достала тот самый блокнот, стала листать его и посматривать за остальными: хиджин и суен ходили с венками на головах и радостно улыбались, нелепо позировали и громко смеялись, изредка обнимаясь; чэвон осматривала все венки, которые наплели джиу и хенджин, сидящие на разогретом песке, при этом жалея, что она не плела их вместе с ними. она бы могла сплести хеджу венок тоже.
сон долистала до чистого листка и зубами освободила ручку от колпачка, зажав его меж зубов. ей в голову пришли строки, которые она стала записывать. старательно и аккуратно. было жарко из-за духоты, потому и капельки пота стекали вниз по ее лицу всякий раз, когда она записывала одну за другой строки.
когда бабочка, взмахнув крылом лениво,
пролетает мимо в поисках цветка,
оставляя позади и реку, и равнину,
задержавшись у младого колоска,
я гляжу — и сердцу словно легче,
будто встреча, что никак не суждена,
впереди. как будто этот вечер
станет сокровенным для меня.
и её улыбка, жесты, нежный голос —
в бабочки движеньях. улетая в луга даль,
та покинула меня, покинула и сникший колос,
а за ней — тоски красивая вуаль.
— хеджу! ты чего там сидишь? — хиджин подошла к пледу, на котором сидела хеджу, одаряя ее своей сияющей улыбкой, от которой сон чуть не ослепла.
— вы уже собираетесь?
— да, хотим уже пойти домой, рыбы пожарить... можем у меня дома собраться. по пути обдумаем. ты с нами? — хиджин протянула хеджу руку, и та, недолго думая, схватилась за нее и быстро поднялась.
хеджу спрятала свой блокнот себе в карман и убрала ручку за ухо. девушки действительно собирались возвращаться, и хеджу помогла чэвон собрать плед, ее вещи, которые взяла в свои руки. она несла все за нее.
переживаний внутри хеджу было так много, что она зачастую их отражала на бумаге: рисовала, чертила, рвала ее и выбрасывала в мусорку с огорченной миной. она пыталась даже рисовать в стиле хиджин, но у нее не получалось, и потому хеджу плевала, рисовала по-своему и выплескивала собственную душу, закрытую ото всех на тысячи замков и замурованную огромными бетонными стенами.
они с чэвон шли почти что рядом, придерживая определенную дистанцию, которой бы обеим не хотелось больше придерживаться, но внутренне что-то ужасно просило хеджу держаться подальше от чэвон. их разные статусы очень сильно давили на плечи сон, которая еле держалась на ногах и пыталась не упасть на колени, не разбить их и не испачкаться в собственной крови.
если бы она могла, то давно бы совершила харакири и погибла смертью храбрых. только серьезных оснований у нее на то не было. чэвон? это даже не причина, чтобы умирать, но хеджу умирала, когда чувствовала запах ее дорогих духов, стоячий и сладковатый, не приторный и не едкий, каким он мог бы быть.
тишина поглощала их обеих. ни хеджу, ни чэвон не хотели ее нарушать, но когда их компания остановилась, хеджу взглянула первым делом на чэвон и слабо улыбнулась. позади них стоял забор, на который сон и оперлась спиной, стоя прямо в высокой траве своими босыми ногами.
— что они там делают? — хеджу кивнула в сторону хиджин и суен, которые закопошились, ища что-то в рюкзаке у суен.
— вроде бы... хиджин потеряла свои ключи от дома, — чэвон тихо прыснула себе в кулачок, а хеджу звонко засмеялась.
и кто, если не хиджин, был способен на такое? покачав головой, хеджу усмехнулась, а рядом с ней пристроилась чэвон, ступившая в высокую траву своими маленькими ногами. ее туфельки совсем тихо позвякивали замочком и побрякушкой, висящей на застежке.
вокруг них летали бабочки, на которых хеджу посматривала и улыбалась. их она сравнивала с чэвон. или же чэвон с бабочкой? она точно не знала, кого с кем, но она явно видела их схожесть. чэвон и сама на нее взглянула: бабочка, летающая вокруг хеджу, была белой, с черными пятнышками на крылышках и такого же цвета туловищем.
хеджу протянула руку вперед, желая, чтобы эта бабочка уселась к ней на палец, но бабочка только порхала рядом и не хотела того, чего хотела хеджу.
— иногда мне так хочется стать бабочкой... — чэвон вздохнула, следя за траекторией полета бабочки.
— в каком смысле? — хеджу немного устала держать палец, поэтому она вернула руку на забор.
— вот так просто летать с цветка на цветок. кружить в воздухе днями напролёт. у бабочек нет забот, им не о чем беспокоиться.
— ты знаешь... бабочки живут не дольше двух дней. тебе не кажется, что жизнь, будучи бабочкой, пройдёт слишком скоротечно?
— может быть, в такой мимолетной жизни одной бабочки смысла больше, чем во всем нашем существовании? — чэвон сама вытянула палец, и бабочка уселась ей прямо на фалангу. хеджу улыбнулась.
— я думаю, ты уже бабочка, чэвон, — хеджу легонько накрыла бабочку своими руками и взяла ее себе, не давая улететь.
чэвон перевела свой взгляд с бабочки на хеджу. желание коснуться пальцами ее лица вновь было куда сильнее, чем держать насекомое на своем пальце, почти не шевелясь. чэвон приблизилась к хеджу и, встав на носочки, губами коснулась ее губ, оставляя на них сладкий, но влажный поцелуй, моментально отрываясь.
хеджу протянула свои руки вперед, за забор, а затем раскрыла их, позволяя бабочке улететь.
недолго думая, хеджу решилась и положила на этот забор перед чэвон свой блокнот, достав его из своего кармана. тот самый, в котором сон записывала всякие строки и стихи про пак.
хеджу ушла, а чэвон осталась стоять на месте, пока не приметила его, тот блокнот, принадлежащий хеджу, который взяла в свои руки и осторожно раскрыла. она понимала, что хеджу хотела именно этого. она, ушедшая в сторону своего дома, засунула руки в карманы и с ласковой улыбкой смотрела себе под ноги, пока компания ее друзей находилась рядом с пак.
чэ, увидев на обложке странную подпись, даже ухмыльнулась. почерк у хеджу не безобразный, она старалась его исправлять, и потому он выглядел на середине блокнота лучше, чем на первых страницах.
пак листала его, прочитывала стихи про озеро, про плакучую иву и одинокое бревно, просто стихи про природу, такие простые и легкие, а затем остановилась на страницах со своим именем.
бабочка. хеджу всегда сравнивала чэвон с бабочкой. и пак, вчитываясь в те самые строки,
понимала.
всё понимала.
хеджу любила ее не той любовью, которой любили друг друга сестры или подруги. это другая любовь. та самая, которую считали искренней и нежной.
пак прижала к себе блокнот и коснулась своими губами его обложки, оставив поверх нее отпечаток помады.
— чэвон! идем! — пак повернулась в сторону голоса чонын и направилась прямо к ней.
блокнот, посвященный чэвон, теперь навсегда остался с ней.
« надеюсь, ты оставишь его себе, как память о моей безмерной и безграничной любви к тебе. мои слова некрасивы, они грубы и тяжелы, но я верю, что ты их понесешь, как перышко в руках.
всегда будь счастлива, несмотря ни на что
твоя верная с.х »
