• • •
Они вошли в атриум министерства. Здесь, как всегда, по утрам не протолкнуться. Драко поджал губы, сжал её ладонь крепче. Его всегда напрягали такие столпотворения, в них опасней всего. Невозможно удержать всех в поле зрения. В кабинете главы аврората они появились последними. В волшебном мире было неспокойно. Орудовала новая группировка, выслеживая неугодных. Гарри поднялся с места, начиная собрание, он превосходно задавал четкие правила игры с преступниками. Гермиона безучастно смотрит в окно, краем уха вслушиваясь в пояснения и планы Гарри. На улице начинается холодный моросящий дождь, моментально окрашивая землю в темный. Ей было крайне необходимо восстановить картинку занятия, где Сивилла Трелони рассказывает о вещих снах. Она тяжело выдыхает, погружаясь в дебри своего сознания, будто в омут памяти. — Вещий или прекогнитивный сон содержит информацию о предстоящих событиях, а не о том, что мы не успели или не смогли сделать днем, — Трелони расхаживала по кабинету, а её оранжевая юбка до пят разгоняла пылинки на полу. — Вещие сны — явление нередкое. Сны разговаривают с нами языком метафор, намеков, символов, — она сняла очки, и проницательно осматривала студентов. — Они редко прямо сообщают существенную информацию. В толковании снов полно нюансов, поскольку каждый многогранен и многосторонен. Маленькая Гермиона протянула руку вверх, так и не дождавшись разрешения, выкрикнула вопрос, вскакивая с места. — Что вы подразумеваете под многогранным? Как геометрическая фигура? Сивилла сосредотачивалась на ней две долгих минуты закусив окончание заушника очков меж неровными зубами, как будто пыталась вспомнить присутствовала ли раньше на её лекциях настолько наглая ученица. Гермиона так и не знала, вспомнила ли она её. — Не совсем. Сны многогранны, как и люди. И воспринимаются субъективно. Если тебе приснится паук, а ты его не боишься, а даже наоборот, считаешь его милым созданием, то это будет для тебя хорошим знаком. Но если паук приснится этому рыжему, — она указала пальцем на рядом сидящего Рональда, который был занят созерцанием своих пальцев на руках, — то ему нужно остерегаться. И конечно же, нужно учитывать эмоции, которые вы испытаете во сне. Если даже вам и приснилась цветочная поляна, но эмоционально вы на грани страха, то конечно же это не к чему-то хорошему. Голова раскалывается от приложенных усилий вырвать из задворок памяти воспоминание. Она прикрывает глаза на секунд пять… чувство неладного не из тех, которые можно проигнорировать. Этот морок преследовал её не просто так. С ней такое впервые. Она всегда собрана и настроена решительно. Возможно для других она так выглядит и сейчас. По неосторожности она ловит волнующий взгляд Драко. Гермиона выдавливает из себя подобие улыбки и незаметно кивает. Я в норме, спасибо. Однако, Драко не так легко обмануть. Он не сводит с неё пристального взгляда в течении трёх минут. А она лишь думает о том, что обязательно разберется с проделками своего воображения. Немного позже.***
Когда её поставили в пару с новым сотрудником, она не скрыла удивления, и мысленно отвесила себе пощечину за невнимательность. Она всегда работает в паре с Драко. Так безопаснее для них, так спокойнее, так правильнее. Ей хочется разобраться, что же послужило толчком для смены напарника и дать под зад Поттеру, который нарушает договоренности без согласования, но она не успевает. Паренёк, лет двадцати семи, неуклюже садится возле неё на освободившийся стул. А Гермиона краем глаза ловит Драко, который слишком сильно сдавливает плечо Поттера, отводя того дальше от сотрудников. Гермиона помнит этого парня ещё с учебы в Хогвартсе. Чистокровный, который был распределён в Слизерин. На три курса младше. С большими синими глазами и круглым добродушным лицом. Когда-то он был немного полноват. Но не сейчас. — Сэм Льюис, приятно познакомиться, — он протягивает ей руку, и она приветливо улыбается, отвечая на рукопожатие, в другом конце комнаты кто-то громко цокает языком. — Рад, что я с тобой в паре, — он немного подаётся вперёд, и его голос становится на порядок тише, — Малфой меня немного напрягает, — он косится на Драко, который уже возится возле кофемашины. Она выгибает бровь, искренне удивляясь. Неужели ещё остались люди, которые не в курсе, что они женаты? Гермиона наклоняется к нему и так же таинственно, понижая голос говорит. — Это мой муж. Сэм покрывается алыми пятнами, из-за ощутимой неловкости возникшей ситуации, и немного истерично хихикает. И вдруг её реально начинает веселить вся эта ситуация. — Прости. Просто он реально такой мрачный и неразговорчивый, что хочется… Прости, я опять за своё, — он краснеет еще больше. — Ничего, он никому не нравится, кроме меня. Ну что, идём?***
Они направляются на очередное место происшествия. Убит торговец чёрными артефактами. Не то чтобы аврорат сильно был против такого расклада, но виновник должен понести заслуженное наказание. Гриффиндорцы и чувство справедливости синонимы. Эта банда нападала на людей, связанных с тёмной магией. Многие волшебники высказывали восторг в пользу их объединения и свершения справедливого суда, аргументируя «собаке — собачья смерть». Они значительно подчищали волшебное общество от тёмных торговцев, былых пожирателей смерти, успевших скрыться и чёрных магов. Но методы этого лагеря борцов за справедливость были далеко не чистоплюйные. Всегда зелёный луч авады и никаких зацепок. «Аппаре Вестигиум» демонстрировал каждый раз другого человека. То низкий, то высокий, то худой, то толстый, то девушка, то мужчина. Единственная общая черта — то, что разыскиваемые незнакомцы скрывали лица за белой безликой маской, и были облачены в белоснежные одеяния. Некий антипод упивающимся смертью. Отслеживающее всегда давало сбой под конец, не показывая истинного расположения преступников. Одним из предположений аврората в прерывании заклинания, было использование незарегистрированных порт-ключей. Они приземлились на территории небольшого дома, выполненного в викторианском стиле. Вокруг раскинулись ряды деревьев, которым по меньшей мере века полтора. Воздух был пропитан свежестью и мхом. Там уже собралась вся следственная группа. Их лица были мрачны, и все сосредоточенно молчаливы. Промозглый холод пробирается, щекоча спину. Небо затянуто тоскливыми серыми тучами. Было трудно сказать который сейчас час. Казалось, будто уже вечер, хотя часы на запястье показывали одиннадцать утра. — Ну и погода бесячая, — возмущается Сэм, аппарировав на место лишь в рубашке. Каменная дорожка петляла через весь двор. По обеим сторонам раскинулся газон, и если сойти с тропинки, то можно погрязнуть в булькающей грязи. Большинство окон распахнуты, и ветер раздувает молочные занавески. В одном из многочисленных окон Гермиона замечает силуэт женщины — теперь уже вдовы, Розали Аткинс. Та заметив, что за ней наблюдают, скрывается из вида. Они заходят в зал, где прямо на белоснежном кафельном настиле, как раз напротив парадного входа, распласталось тело пятидесятилетнего мистера Аткинса. Его руки были сложены на груди, а ноги вытянуты вдоль. Поза усопших была неизменной. Удобно перекладывать в гроб. Какая забота, дань уважения к Костлявой. Грейнджер иногда сталкивалась с Аткинсом по работе. Он был негласным консультантом, когда требовалось мнение со стороны. У него был очень проницательный взгляд. И сразу бросающийся в глаза шрам через всю шею, как от удавки, словно он давно уже хотел свести счёты с жизнью. Она внимательно осмотривает холл, однако не было никакой лирики в обстановке и присущего волшебному обществу ампира. Вокруг пусто, не считая массивной железной вешалки в углу у двери, и парочки вазонов с цветами. — Никакого воровства, — отчитывается, заметивший её внимательный взгляд дежуривший аврор-практикант,- все вещи на месте, со слов хозяйки дома. Так же ни крови, ни признаков пыток, короче говоря, никаких следов свидетельствующих о возможности совершения преступления. — Не считая мертвецки спящего человека, — отшучивается Сэм. — А также, в его руке была найдена записка. Memento Mori, — торопясь рассказывает практикант, глотая гласные. Сэм осуждающе смотрит на него, однако Гермиона понимает этого юнца, ей и самой хотелось поскорее отсюда сбежать. — Мы подшили её к делу. — Дальше мы сами, — Гермиона кивает в сторону выхода. — Можешь быть свободным, Джек. Парень благодарно улыбается и быстро выбегает за дверь. Видимо это первый его выезд, связанный со смертью. Сэм расстёгивает пуговицы на манжетах белой накрахмаленной рубашки. Он подворачивает рукав на правой руке. Грейнджер словно погрузили в транс. Она не в состоянии оторвать взгляд от его предплечья, которое усыпано бутонами роз. Чёрных. Картинка сегодняшнего сна настойчиво начала пинать её разум, как заводная игрушка, назойливо тарабанящая в барабан. Её внутренности словно накручивали на лопасти винта, а шею сдавила паника. Она незаметно нащупала в портупеи палочку. — Розы? — взволнованно спросила она, незаметно сжимая пальцы на рукоятке древка, словно её напарник вот-вот бросит в неё убивающее. Льюис стоял спиной и точно не мог увидеть этого жеста полнейшего недоверия. Хотя, с чего бы ей доверять новому сотруднику аврората. Пусть у него и хорошие рекомендации. — Это любимые цветы моей невесты, — беззаботно ответил Сэм, натягивая эластичные перчатки, чтоб ощупать повторно труп. В их деле, «доверяй, но проверяй» — первостепенная догма, касающаяся осмотра мертвецов. Она слишком откровенно рассматривала каждый цветок, не обращая внимания на гул вокруг. — Чёрные? - с недоверием спросила Гермиона. Кто вообще любит черные розы? Они будто созданы быть олицетворением грусти. — Чёрные розы — это потеря и смерть, на языке цветов, — его руки замерли над бездыханным телом. — Она погибла. Пару лет назад при выполнении задания. Грейнджер рассеянно закивала головой, пытаясь привести себя в чувство. Она не знала как выразить сочувствие при потере близких. Что не скажи, это всё равно не поможет и звучит зачастую глупо. — Прости, мне жаль. — Забей, я привык к такой реакции. Татуировки у волшебников слишком редкое явление, — он вернулся к осмотру тела.***
Ночь выдалась непростая. Снова этот сон наполнен густым мраком, словно впитал в себя все виды всевозможных мраков этого мира. Чёрные розы — символ потери и смерти. Теперь то Гермиона знала, кто пытается её заманить к себе в гости. Сама смерть шла за ней по пятам. Голова гулко гудела. Она медленно потрясла ею, пытаясь избавиться от боли. Поводила плечами, разминая затёкшие мышцы. — Ты опять проснулась раньше меня, — сонно сказал Драко, неохотно открывая глаза. Он прикрыл ладошкой рот и зевнул. Часы на тумбочке показывали пять утра. — Мне опять приснился тот сон. — Почему ты так любишь приумножать бессмыслицу? Сны — чушь. Ты же вроде никогда не любила прорицание у Трелони. — Да, но мне никогда ничего подобного и не снилось. Это как будто всё по-настоящему происходит. И эти розы, — начала было она и замолчала. Голова кипела от мыслей. Гермиона опустила взгляд и тихо продолжила. — Вдруг я умру? А это всё предупреждение. Вроде как шестой инстинкт? Предчувствие. Выбирай, что нравится. Ей холодно, темно и тревожно. Вся эта ситуация со сном выбила её из привычного образа жизни. — Детка, это глупости, возьми сегодня отгул, отдохни, поспи. Поттер не откажет тебе, ты же знаешь. А пока, — он ласково прикоснулся к её подбородку указательным пальцем, целуя в губы, оставляя вкус терпкой ванили, в легких , — у меня есть парочку методов заставить тебя забыться. И это так, она действительно забывалась в его прикосновениях, словах, взглядах. Её бы сейчас ничего не заставило выбраться из постели, будь наведены на них даже сотни софитов и вспышек камер. Быть с Драко, ровно быть под психоделическими. Ты теряешь реальность, находя что-то большее. Находя потерянную себя сильной и всемогущей. Он уверен. И не так, как другие, обманно. Эта слишком честная уверенность, заставляет её быть слабее с ним рядом. Драко точно знает чего хочет, точно знает как это заполучить. Он касается батистового белья, и она окончательно проглатывает эти разноцветные, причудливой формы таблетки. Забывая как дышать, сбиваясь с вдохов-выдохов. Он надавливает чуть сильнее, прогоняя к черту все её страхи. Гермиона же, не может оторвать взгляда от его темнеющей ежесекундно радужки, от золы до угля. И это её любимый цвет. Она хаотично выводит узоры, на его вечно холодном теле. Он будто соткан из льда, стали, и еще чего-то холодного. Посмей кто-то прикоснутся к нему, тут же замерзнет. Совершенное произведение природы. И так как она его сильно-сильно любит, это пугает. Пугает, что однажды та, захочет его себе. Она ведет пальцами вниз, очерчивая шрамы. Сдавливает его возбужденный член, ему так нравится, не разрывая зрительного контакта. Доходя до грани. Лишаясь ума. Растворяясь друг в друге. Драко целует её шею. Сильно давит на плечи, входит, резко, просто, срывая стоны, окончательно дробя её мыслительные механизмы, сжигая. — Да, — единственное, на что её хватает, загоняет ногти сильнее ему в спину, пускает его глубже, целует в ключицу. Драко путает пальцы в её волосах, натягивает у корней, сильно толкаясь в неё. Спинка кровати глухо ударяется о стену. Гермиона прикрывает глаза когда с потолка сыпется пыльная штукатурка. Драко теряет контроль окончательно, закусывая её губу до крови. Кусает за плечо. Утыкается лбом в её макушку. Беспощадный и красивый. Весь мир в миг выворачивает наизнанку. Он тяжело дышит, целует в висок. Она проводит пальцами по его отпечаткам, оставленным на плече, её персональная радость. Сжимает крепко его в объятьях, воруя крупицы минут у дня расписанного по секундам.***
— Останься вместе со мной дома. Она уже сбилась со счета, сколько раз была сказана эта фраза за последние пару часов. Гермиона наблюдала, как Драко надевал кожаную куртку поверх водолазки. По его плечам скользили полоски света, прокравшиеся через окна. Он никогда не был суеверным. Наверное он ещё больше не любил лекции Трелони, чем она. Работая в аврорате, подставляя спину опасности, они привыкли не обращать внимания на знаки, ведь если ты ходишь по грязной дороге, то сложно не запачкаться. — Ты же знаешь, я умею одомашнивать этих тварей, — ухмыльнулся он. Они вышли на обветшалое крыльцо, краска облупилась и это сильно бросалось в глаза. Гермиона постоянно забывала вызвать ремонтников, чтоб привести его в божеский вид. Солнечные лучи прорезали низкое хмурое небо. Он повернулся и поцеловал её в висок. Его губы всегда обветренные. Сегодня, что не свойственно лондонской осени, будет солнечный день.***
Раздался слишком настырный стук в дверь. Пока она спускалась со второго этажа, всё это время пришедший ни на секунду не переставал барабанить по дереву. Она знала только одного человека, который так делал. Гермиона злостно распахнула парадные двери, впиваясь взглядом в визитёра. Он ведь знал, как это раздражает. На пороге стоял Гарри, в руках конверт. Его лицо было немым, плечи опущены, губы искусаны. Ей было знакомо это состояние. Она и сама часто вот так стояла у дверей других, незнакомых ей людей. Она смотрит, он смотрит. Взгляд, когда каждый надеется, что другой выполнит то, чего оба не хотят. Гарри тяжело выдохнул. Он всегда проигрывал в этой игре. — Гермиона, Драко… Его больше нет, — таким голосом только вскрывать консервные банки, думает она, стараясь не подпускать к себе смысл этих непонятных слов. Ей вообще кажется он говорит на иностранном. Говорит же? Потому что ей вообще не понять. Она улыбается, как последняя сука. Отчего-то становится смешно, истеричный хохот срывается с губ, хватается за живот, сгибается. — Это глупая шутка, Гарри, — задыхаясь шепчет она, заставляя себя успокоиться. — Мелкие обманщики, — грозит пальцем. — Где мой муж? Сердце скачет утерянным мячиком. А из горла вырываются звуки разнящиеся со смехом. — Гермиона, Драко погиб, — боль может уместиться в трёх словах? Боль, которая страшнее сотни ножевых и тысячи пуль вымоченных в яде страданий. — Вместе с Льюисом. При выполнении задания.Ты взяла отгул, и их поставили вместе в пару. Их ждали, была засада. Ничего нельзя было сделать. Внутри окончательно что-то рушится, горит, вопит, срывая голос, на фоне красивого заката. Она смотрит в побледневшее лицо Гарри, переводит взгляд на его руку протягивающую конверт. — Жетон. Она вытирает мокрые полоски с щек. — Надо же, расплакалась, дура! Мы даже не попрощались, — оказывается вслух. — Гермиона! Гермиона! Она будто покрыта морозным инеем, в горле свинцовый ком. Задушенный крик о помощи стертый калейдоскопом, демонстрирующим красивые кристальные картинки тьмы. Страшно. Он отнимает всё. Отнимает способность думать, отнимает дар речи, отнимает осознание всего происходящего, отнимает всё. Она вроде как слышит щемящий возглас Гарри. Летит, проваливаясь в чёрную чащу. Проваливается в другой мир. Вокруг темно и пусто. Призрак стоит, облаченный в чёрный костюм, и вертит в руках розу. Кости ломаются разом, и их осколки впиваются в тело, стремясь наружу. Теперь лицо этого незнакомца четкое и знакомое до самых отпечатков. Больше не страшно. Её губы и пальцы дрожат. Ей хочется ошибаться, пусть это будет игрой воображения. Но он слишком тих и невозмутим, словно его появление не должно было вызвать вопросов или удивления. Его глаза цвета дыма — пусты и поверхностны. Он здесь, но не с ней. Она вперяет взор в его глаза. Утром они были полны надежд и мечтаний. Его безумно взъерошенные волосы и приторный запах ванили. Его губы растягиваются в слишком любимой, ехиднейшей из его запаса, ухмылке. Боль самый худший из друзей, однако верный. Он подходит ближе, протягивая ей розу. Красную. Она выткана из распада, обиды, жалости, пустоты. Ей хочется сорвать голос в крике. Но судьба издевается, проклинает её молчанием. — Не оставляй меня, — еле слышно говорит она, солёные слёзы градом падают на руки. — Я не могу, у меня нет выбора, — его ледяные пальцы нежно касаются её живота, но она никогда не чувствовала ничего теплее. — Мне пора уходить, детка. Его голос низкий и полный отчаянья. Завораживающее звучание, от которого дрожь по телу. — Пожалуйста, прошу, — взмаливается она. — Не уходи, вернись ко мне. Она чувствует холодные шершавые губы на виске, прежде чем они навсегда растворятся во мраке.***
— Ты в порядке? — его голос звучал встревожено. Физически она здесь, а ментально — за тысяча восемьсот двадцать пять суток, в последний раз в его объятьях. — Я? Да, в порядке, детка, — ответила она. Каждый новый день стирал из памяти всё больше фрагментов, все дальше отдаляя её от Драко. Она не помнит, как ощущались его прикосновения. Она забыла, как звучал его голос, но перед сном часто просила, чтобы он приснился. И каждый раз, когда поутру осознавала, что он так и не пришёл, Гермиона задавалась только одним вопросом — был ли он на самом деле? Но когда взгляд цеплялся за дымчатые глаза её сына и маленькую чёрную розу на её запястье, вопросы отпадали сами собой. — Идём, Скорпиус, не хочется опоздать, — она взяла сына за маленькую вспотевшую ладошку. Они вышли в сад, который приобрёл вид паноптикума. Цветы завяли и деревья скинули одежды. Вид поздней осени нагонял всепожирающую заживо тоску. Даже несмотря на то, что этот день всегда освещён лучами солнца. Скорпиус нежно прикоснулся к надгробию отца. А после они долго молчали, глядя куда-то вдаль. Слушали шелест сосны на прохладном ветру. Возможно, вглядывались в приоткрытую дверь, где жизнь, которая могла бы у них быть. Она хотела, чтобы он спросил у неё как прошёл день, и чтобы они долго спорили о какой-то магловской книге. Чтобы он целовал её в висок обветренными губами, держал за руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони, играл с её волосами, когда никто не видит. Подбрасывал сына высоко, до самого неба, и ловил, а Скорпиус заливался бы смехом. Читал ему на ночь истории, и учил летать на метле. Гермиона больше не злилась, ни на себя, ни на других. Она отпустила, но слёзы на ресницах никогда не высохнут. Когда становилось невыносимо дышать, когда в груди саднило, когда сумасшедше хотелось взвыть, Гермиона выходила на обветшалое крыльцо и шептала во мрак, как мантру. — Это не взаправду, это просто сон.