Хранить и защищать

      Ноги Гермиона почувствовала как-то внезапно. На что-то надеявшийся Гарри массировал ее каждое утро, что-то вычитав в медицинской книжке, показанной ему папой Сашей. Девочка уже почти смирилась с тем, что не ходит, но именно в это утро почувствовала, как Гарри нежно, а потом все с большим усилием гладит ее бедра и ноги, ощущение было необычным, девочка даже зажмурилась, отдаваясь этому ощущению.       Гарри же почувствовал под пальцами рефлекторное сокращение доселе не подававших признаков жизни мышц и обрадовался. Он чувствовал, как Гермиона отвечает на прикосновения, понимая, что все получилось — самая близкая девочка на свете будет ходить. Мальчик не оперировал понятием «любовь», время для этого еще придет, для него была важна Гермиона, а как называется то, что они испытывают друг к другу, Гарри совершенно не интересовало. Суть-то никуда не делась.       — Ай! — Гермиона поджала ноги, когда Гарри пощекотал их, а потом широко открыла глаза, подвигав ими. — Гарри… — прошептала она. Это было, пожалуй, чудо.       — Ты будешь ходить, — очень ласково улыбнулся ей мальчик, сверкая счастливыми глазами. — Но не быстро, сначала надо, чтобы ты к ним привыкла, а потом не перегрузила сердечко, понимаешь?       — Да, — девочка, конечно, хотела всего и сразу, но это же Гарри, он не может ошибаться. Так считала девочка, абсолютно доверяя своему мальчику, впрочем, отвечавшему ей тем же.       — А сейчас мы пойдем умываться, — Гарри старался больше улыбаться своей девочке, потому что она начинала улыбаться в ответ, что очень радовало его. У Гермионы была очень красивая улыбка, описанных выдающихся вперед резцов у девочки не было, да и странно, если бы были в семье стоматологов-то. Наверное, та Роулинг, которая в мире папы Саши описала Гермиону, за что-то не любила девочку. Впрочем, и в этом мире доставало людей, не любивших девочку, начиная, как оказалось, с ее «родителей», что было очень, очень грустно. Впрочем, Гермиона старалась об этом не думать, а Гарри имел в виду всех, кто не Гермиона.       Позавтракав, дети вернулись к последнему оставшемуся тому. Пятый том почему-то немного пугал обоих, но останавливаться было нельзя. Наградой служила возможность обрести папу и Аленушку, ставшую уже настоящей сестренкой. Именно Аленушка придумала учиться ночью, рассказывая про уроки и как они проходят, а днем потом Гермиона и Гарри делали домашние задания, это было скорее игрой, но…       Папа Саша видел, что дети становятся все ближе друг к другу, поэтому надеялся на то, что у них все получится. Для товарища майора важными были дети, без всего остального он вполне мог обойтись. Для Аленушки, ставшей более улыбчивой, важными были Березкины. А для Гермионы и Гарри… У них и были только папа Саша и Аленушка.       — Даки? — удивился Гарри, не вызывавший в этот раз домовика. — Что-то случилось?       — Даки пришел рассказать, — ответило волшебное существо. — Ваш ритуал, он не только поможет вам…       — Мы слушаем тебя, — Гермиона отодвинула том, самостоятельно усевшись, что у нее уже получалось, а во сне получалось даже ходить. В реальности папа запретил пока ходить, сказав, что сердце надо нагружать медленно.       — Ваш ритуал подарит эльфам свободу, позволив вернуться домой, — пояснил домовик. — Или не подарит, это неизвестно, потому что высшие сущности непредсказуемы. Даст ли он вам возможность соединиться — это тоже неизвестно, но…       — Это шанс, — кивнул Гарри, обнявший Гермиону. — Мы поняли тебя, но твое признание ничего не изменит. В этом мире у нас нет ничего, кроме страха и боли. А там… Там папа и сестричка. Мы на все готовы, чтобы быть с ними.       — Спасибо вам, — поклонился Даки, исчезая.       — Папа предполагал — домовики нам помогают не просто так, — пожал Гарри плечами. — Так что все логично. Их уход ничего не изменит и никого не убьет — весь мир как-то без слуг обходится.       — Ты прав, — улыбнулась Гермиона, представив Хогвартс без домовиков. Картина получалась интересная, особенно интересно было, как будет выкручиваться Дамблдор.       Ночью папа Саша согласился с детьми, концепцию слуг он не особенно принимал, сказывалось воспитание. Оставалось совсем немного времени, что немного страшило и папу Сашу, и Аленушку, и Гермиону с Гарри. Страх перед какими-то испытаниями был очень силен, пугая своей неизвестностью. Запершись в своем доме, дети совсем не следили за происходящим в мире, можно сказать, мира для них просто не было. Не было сидевших в тюрьме Грейнджеров, искренне не понимавших, за что их так, не было забывших о Поттере Дурслей, так и не понявших, зачем они кого-то запирали в чулане, не было ни грустно сидевшего в шаре Волдеморта, ни замученного проблемами Дамблдора. Их совсем не интересовал Хогвартс, половина которого обреталась в Мунго по причине тяжелых повреждений… Ни Гермионе, ни Гарри все эти люди и маги были неинтересны, для них существовали только они сами, их цель и папа с Аленушкой. Сами того не понимая, дети отторгали этот мир.

***

      Ритуал воззвания… Доступный только тем, кто уже не хотел принадлежать миру, кого ничто в мире не держало, у кого не было никого и ничего… Этот ритуал никто никогда не придумывал, он существовал с момента создания мира, не только этого мира, правда. Для него было достаточно искреннего желания детей одного мира и детей другого. Непредсказуемый ритуал…       Эта ночь была последней, назавтра Гермиона и Гарри готовились провести ритуал, к которому они готовились многие месяцы. Именно этот ритуал должен был поставить точку в вопросе — быть Березкиным вместе или же… Нечеловеческие сущности или даже силы примут это решение, возможно, само Мироздание. Дети этого не знали, не знали этого и эльфы, не знал и Саша… завтра все решится.       Саша обнимал Гермиону, Гарри и Аленушку, искренне надеясь на то, что завтра они обнимутся уже в реальности, чтобы не расставаться. Дела были завершены, люди на случай чего, предупреждены… Аленушка жалась к Гермионе и Гарри, будто стараясь запомнить их руки, а товарищ майор… Не отговаривал.       — Страшно, папа, — призналась Гермиона. — Просто очень страшно.       — Отчего тебе страшно, доченька? — спросил хорошо помнивший наставления медиков Березкин-старший.       — Страшно оттого, что не позволят нам быть вместе, — произнесла девочка, зарываясь лицом в папину рубашку. — Я так этого боюсь…       — Не надо бояться, — погладил ее товарищ майор. — Мы все равно вместе, все будет хорошо.       — Если не позволят, это будет ужасно несправедливо, — прошептала Аленушка, цепляясь за Гермиону и Гарри. — Просто фу, как несправедливо.       — Справедливость придумали люди, — вздохнул офицер, чувствуя, как уходит их время и подступает неизвестность. — Для того, чтобы не так страшно было жить.       — У нас же все получится, — тихо произнес Гарри. — Потому что иначе не может быть.       И столько уверенности было в его голосе, в голосе совсем юного мальчишки, что ему поверили. Поверила и так верившая мальчику Гермиона, поверила и девочка с очень ласковым именем, поверил даже товарищ майор. А где-то в неизмеримой дали раздался звон: наступало время последнего шага. Шага, который решит многое для четырех людей, который даст шанс разумным рабам, который…       Над Британией поднималось солнце, а во сне прощались, будто навсегда, трое детей и взрослый, сами не заметившие, как стали неразделимыми, стали одной семьей. Первой открыла глаза Гермиона, сразу же заплакав. Ее обнял Гарри, чтобы успокоить, обогреть и убедить, что все будет хорошо. Потому что иначе просто быть не может. Девочка сама не заметила, как сама встала на ноги и, покачиваясь, пошла. Медленно и неуверенно, но пошла своими ногами. Гарри поддерживал Гермиону, у которой волнение отнимало все душевные силы, не давая радоваться новой победе.       — Сейчас мы легко позавтракаем, потому что кто знает, сколько времени будет длиться, да? — улыбнулся Гарри, на что Гермиона благодарно кивнула.       — Все будет хорошо, — как мантру повторяла побледневшая девочка. — Обязательно будет.       — Все будет хорошо, счастье мое, — поцеловал ее Гарри. Гермиона замерла и нежно коснулась своими губами его, замерев на долгие минуты.       — Я верю тебе, — кивнула девочка, смиряясь с неизбежным. Они завтракали, выбирая только те блюда, от которых не будет тянуть в сон, избегая мяса, просто на всякий случай.       — Ну… я все, — жалобно произнесла Гермиона. — Идем, да? — ей очень хотелось плакать, но она держалась.       — Идем, — согласился Гарри. Предстояла подготовка — нужно было помыться, надеть очень тонкие специальные мантии, потому что такой ритуал одежды не предполагал, как и все древние ритуалы, только тонкие специальные мантии. Из чего были сделаны эти мантии, Гарри определить затруднялся, впрочем, это его не интересовало. Впереди были тяжелые испытания, мальчик знал, что испытания будут тяжелыми для них двоих, и наверняка для Аленушки и папы.