А истина где-то около

      На следующий день Хогвартс гудел от сплетен. Весть об эпичной ссоре шестого Уизли с бывшими друзьями долетела, кажется, до каждого в огромном замке: от старика Филча до самого распоследнего первокурсника. Конечно же, по пути рассказ очевидцев претерпел колоссальные изменения, и к вечеру озвучивалось так много причин случившегося конфликта, что можно было составить небольшой сборник. Поттереныш кривился, ловя на себе сочувствующие взгляды уверенных, что его вероломно бросили, девчонок. Часть из них подобными же взглядами одаривала предателя крови — тот, оказывается, был верным другом, пытавшимся открыть Избранному глаза на коварную натуру маглокровки Грейнджер. Увы, разум героя был слишком затуманен любовью, чтобы прислушаться к голосу разума Уизли, что по мнению Барти звучало, как оксюморон. Вообще, Рыцарь, слушая эти пересуды, только головой качал, разрываясь между желанием побиться лицом об стол от того, насколько тупые идеи выдвигали некоторые из учеников, и желанием неприлично заржать над отдельными теориями. Вроде той, где Грейнджер намеренно втерлась в доверие к Краму, чтобы тот обучил Поттера Темной магии. В этой версии истории брошенное гриффиндорским героем Слагулус Эрукто через раз превращалось в Круциатус.       Дамблдор, скользя глазами между одной и двумя третями распавшегося Золотого трио, садившимися за факультетский стол теперь на максимально удаленном расстоянии и демонстративно не замечавшими друг друга, только грустно вздыхал.       — Я надеялся, что они помирятся.       — Этому парню, Уизли, следовало бы лучше фильтровать, что его мозг посылает к языку, Альбус, — проворчал Барти хриплым голосом Грюма. Не то чтобы он считал, что директора вообще должны волновать дружеские связи учеников.       — Гарри всегда был добрым мальчиком. Мне казалось, что он простит мистера Уизли за некоторую несдержанность и неверное суждение. Все же они дружили три года, Аластор…       — Поттер в последнее время довольно вспыльчив, Альбус, — сочла нужным высказать мнение слышавшая их беседу МакКошка, недовольно поджимая тонкие губы. — Это второй раз, когда он нападает на Рональда Уизли. Возможно, все же не следовало допускать его участия в этом Турнире.       — Минерва, ты же знаешь, что мы не могли. Мальчик потерял бы магию.       — Но неужели совсем ничего нельзя было сделать? — с нотками отчаяния в голосе вопросила гриффиндорская деканша.       Барти заговорил одновременно с отрицательным покачиванием директорской головы:       — Ты считаешь, что мальчишка зазнался, профессор Макгонагалл?       — Скажете, что это не так, профессор Грюм? — женщина повернулась к нему, вызывающе вскинув подбородок. — Мистер Поттер ведет себя агрессивно, почти ни с кем не общается.       Младший Крауч не удержался от фырканья:       — Конечно, это никак не связано с тем, что вся школа объявила ему бойкот, и никто, включая декана, не посчитал нужным что-либо с этим сделать, правда?       — Мои гриффиндорцы поддерживали Поттера с самого начала! — возмутилась МакКошка. — Кроме того, профессор Грюм, дети должны научиться самостоятельно справляться с конфликтами здесь, в школе. Мы вмешиваемся, только если ситуация выходит из-под контроля. Мерлина ради, что они станут делать во взрослой жизни, если привыкнут к тому, что их проблемы каждый раз решает кто-то другой?!       Барти хмыкнул. Как завернула, кошка драная!       Было в словах пожилой женщины, конечно, некое рациональное зерно. Вот только Крауч-младший видел и ее вмешательство в ситуации, «вышедшие из-под контроля», и те ситуации, которые, по мнению Макгонагалл, его не требовали. Так что в своем убеждении, что деканша из той вышла прескверная, остался непоколебим.       Директор на их дебаты смотрел с добродушной улыбкой. Снейп, на удивление, не воспользовавшийся случаем вылить на гриффиндорского героя с пол-ушата грязи, — хмуро. В любом случае, Барти спор решил на этом прекратить. Пытаться переубедить в чем-то МакКошку, если она не дошла до этого сама, было сродни попытке высосать душу из дементора. То есть — чуть менее, чем полностью бесперспективно. Барти все же оставлял пару процентов вероятности на чудо.       — Как скажешь, профессор Макгонагалл.

***

      К Господину Барти отправился за два дня до окончания каникул, достаточно примелькавшись в замке и закончив с планами занятий, а также кучей других требовавших заполнения бумажек (кто бы подумал, что профессорская должность предполагает столько бюрократии!)       Питти-Питер обнаружился на первом этаже. Он снова что-то кашеварил на магловской кухне Реддлов и младшего Крауча заметил не сразу.       — Какого Мордреда происходит, Червехвост? — спросил Рыцарь Петтигрю с порога.       — Б-барти! — нервно улыбнулся анимаг. — Господин ожидал тебя на днях.       — Не заговаривай мне зубы, Хвост! Почему отца не было на Святочном балу?       Питер съежился, метнувшись опасливым взглядом к зажатой в руке Крауча волшебной палочке, и вздохнул:       — Он вышел из-под контроля.       — Что? — младший Крауч замер, затем нахмурился, облизывая губы. На самом деле, это мало что объясняло. — Так прокляни его еще раз!       Анимаг втянул голову в плечи, отчего и без того короткая шея совсем перестала быть видна. Водянисто-голубые глаза скользнули к лицу Барти и вновь опасливо уставились на его палочку.       — Империус больше не действует, — едва слышно проронил Питти-Питер. — Крауч сбрасывает его в течение пары часов.       А вот это была действительно отвратительная новость. Не то чтобы она стала такой уж большой неожиданностью. В конце концов, если Поттеру понадобилось 4 жалких попытки, чтобы научиться сопротивляться подчиняющему проклятию, то почему такой упрямый осел, как его отец, не мог сделать того же за 4,5 месяца? Барти только надеялся, что у них было немного больше времени.       — Как давно? — спросил он, досадливо морщась.       — Д-две недели назад. Так что на работу он больше не ходит.       — Блядь! — выругался младший Крауч, взмахом палочки подзывая к себе потертый стул от стены, очищая ветхую мебель от пыли и присаживаясь. Заметив, как вздрогнул Хвост от его восклицания и движений, Барти раздраженно выплюнул: — Да прекрати, наконец, трястись, жалкое ты создание! Я тебя в жизни не проклинал!       Конечно, ему никогда не нравился Петтигрю. Сначала потому, что был шестеркой Мародеров. Затем, потому, что считал недостойным метки кого-то столь трусливого и подлого. Все же Хвост отметил свое вступление в ряды Рыцарей предательством друзей, и Крауч-младший не был уверен, что тот не поступит так же с их Лордом, запахни вдруг дело жареным.       Однако… предал их, в конце концов, не Петтегрю — Каркаров. Крысеныш Питти-Питер же — пускай из страха за собственную шкуру, пускай спустя 12 долгих лет — оказался тем, кто до сих пор внес самый большой вклад в возрождение их Господина. Да, к концу года Барти сможет сказать подобное и о себе. Вот только и в его спасении из лап папаши трус-Петтигрю сыграл значительную роль. Все это было очень иронично, если призадуматься.       В том числе поэтому младший Крауч был так груб с Хвостом, когда приходил в себя от Империо, хотя по сути ничего плохого анимаг ему не делал, напротив, заботился о повседневных нуждах, пока он сам еще не мог, затем доставал все необходимое для предстоящей миссии. Барти не нравилось быть обязанным предателю. Не нравилось быть обязанным трусу, примкнувшему к Темному Лорду лишь потому, что хотел быть в безопасности. Но действительность состояла в том, что он был. Был обязан. И это жутко злило.       Другое дело, что, хотя Крауч помнил все свои неприятные слова к Хвосту и даже пару случаев, когда грубо толкнул Петтигрю, он ни разу не бил крысеныша и не поднимал на того своей палочки. Мерлина ради, они даже на дуэли друг против друга никогда не стояли! Так что ему был совершенно непонятен страх анимага.       Барти не знал, как Господин ведет себя с крысенышем в его отсутствии, но, пока он летом восстанавливался от подчиняющего проклятия и готовился к своему заданию в Хогвартсе, Хвост не заслужил ни одного Круцио, и Рыцарь сомневался, что отношение Темного Лорда и поведение Петтигрю как-то резко поменялись после его отбытия.       Барти не был экспертом в области некромантии, но он внимательно слушал Господина в прошлый раз. Удержание собственного духа в теле гомункула требовало от его Лорда больших ментальных и магических усилий, так что младший Крауч глубоко сомневался в том, что тот забавы ради стал бы использовать любое энергоемкое колдовство и Непростительные в частности. И даже если крысеныш-таки заслужил несколько Круцио, это все равно не могло стать оправдать страха Питти-Питера перед палочкой. Хотя бы потому, что Господин ее сейчас не использовал.       — К-конечно… Барти, — анимаг настороженно расслабил тело, прекратив сжиматься, но при этом отступил на шаг.       Краучу внезапно стало любопытно, как давно это с Червехвостом. Тот всегда был трусоват, но конкретно боязнь ругани и палочек — это что-то новое? Или еще с войны? Со школы? В конце концов, Барти никогда не обращал на Петтигрю столько внимания, сколько на Снейпа или Беллатрикс, тот не был ему интересен.       Как бы то ни было, сейчас имелись вопросы поважнее.       Крауч закинул ногу на ногу, нервно покачав носком правой в воздухе.       — Как решили вопрос с его работой?       — Я… я пробираюсь в кабинет твоего отца в облике крысы, забираю документы сюда. Господин их изучает и говорит, что следует заставить Крауча написать. Я оставляю распоряжения в кабинете для этого мальчишки… Персиваля.       Барти кивнул, постучав пальцами по колену.       — Заставь папочку написать десятка с 3-4 каких-нибудь универсальных записок. На случай, если проклятье перестанет действовать совсем.       — Д-да, — закивал Червехвост. — Господин так и велел сделать.       — Ну, конечно, — нахмурился Крауч. Разумеется, Лорд подумал бы об этом! Маг поднялся со стула, оправляя мантию быстрым движением ладоней. — Что ж, я к Господину.       В дверях кухни Барти остановился, повернув голову к Петтигрю.       — Папуля в погребе?       — Да, — снова закивал анимаг. Младший Крауч хмыкнул и вышел.       Лорд Волдеморт сидел на своем обычном кресле и читал книгу, когда Рыцарь вошел в комнату. Барти привычно опустился на одно колено, чуть склонив голову.       — Мой Лорд.       — Верный Барти, — ответил шипящий голос гомункула из-за книги. Иногда Рыцарь позволял себе задаться вопросом, сохранится ли эта новоприобретенная особенность речи его Господина после обретения иного тела. Не то чтобы он когда-нибудь решился озвучить подобную бестактность.       Темный Лорд между тем опустил книгу и левитировал ее на столик неподалеку. Кивком головы указал на диван, и Барти поднялся с колена, чтобы сесть.       — Итак, какие новос-сти ты мне принес-с?       Младший Крауч без утайки рассказал обо всем, что происходило в школе с его последнего визита в поместье Реддлов. Во всяком случае, обо всем, что казалось важным. В том числе, наконец, поведал о своих наблюдениях, касающихся Снейпи-Снейпа. Темный Лорд просматривал отдельные воспоминания у него в голове, и Барти привычно не сопротивлялся вторжению. Разве что на сценах собственного недавнего срыва и той их ночной встречи с Поттером, о которых Крауч в своем рассказе не упомянул, ощутил досаду и настойчивое желание закрыться. Не стал, конечно. Ничем хорошим попытка утаить что-либо от Господина не закончилась бы, учитывая его посредственные успехи в окклюменции.       К счастью, комментировать последние воспоминания Лорд Волдеморт не стал, как и намеренное их замалчивание. Пока. Лишь смерил недовольным взглядом, заговорив совсем о другом.       — Значит, Северус-с все же меня предал, — задумчиво проговорил гомункул. Непропорционально длинный указательный палец пару раз стукнул по подлокотнику. — Не думал, что он был нас-столько привяс-зан к девчонке.       Барти скрипнул зубами. То есть Снейп действительно…       — Убьете его, мой Лорд?       — Нет, — Господин прищурился. — Во вс-сяком с-случае, не срас-зу.       Рыцарь удивленно воззрился на Темного Лорда. Тот никогда не прощал предательства.       — Разумеетс-ся, Северус-с поплатится за то, что осмелился меня предать, Бартемиус-с, — будто прочитав его мысли, добавил Господин. — К сош-жалению, в отличие от Игоря Каркарова, ситуация с наш-шим дорогим зельеваром не столь однозначна. Так уж выш-шло, ш-что живым Северус-с будет нам полезнее мертвого. При долш-жном контроле, разумеетс-ся.       Младший Крауч поджал губы. Он испытывал противоречивые чувства от подобного решения Господина. Барти понимал, что помимо того, что Снейпи-Снейп был сильным магом, уступающим по силе разве что их Лорду и Дамблдору… ну да, и Поттеру, конечно, тот за прошедшие годы успел заработать себе определенный авторитет как в научных кругах, так и среди родителей слизеринцев. Кроме того, подземельный гад находился к Дамблдору ближе, чем кто-либо из их соратников, и, если связать Снейпа более строгой клятвой, не оставляющей лазеек для предательства, тот действительно обещал стать полезным союзником. С другой стороны, Крауч не знал, что его Господин считал в ситуации Снейпа противоречивым, но не думал, что для предательства могли существовать достойные оправдания.       Темный Лорд, глядя на его очевидные мысленные метания, растянул безгубый рот в неприятной усмешке.       — Я бы с удовольс-ствием его убил, мой верный Барти, окажись Северус-с бесполезен. В конце концов, именно из-за наш-шего дорогого зельевара я 12 долгих лет был вынужден скитаться бесплотным духом по миру.       Крауч резко вскинул голову, чувствуя, как завихрилась вокруг его магия. Дикая, злая. Та самая, что обычно вырывалась из него в измененном состоянии, стремившаяся уничтожить любого, кого посчитает врагом. Вот только в этой комнате врагов не было, и Барти постарался взять себя в руки. Он все эти месяцы старался вернуть себе контроль над эмоциями не для того, чтобы сорваться теперь, как истеричный подросток, при Господине.       Лорд Волдеморт хмыкнул, наблюдая за этим.       — Успокойс-ся, Бартемиус-с, — со смесью довольства, веселья и снисходительности прошипел он. — Не думаю, что Северус-с об этом знает. Во вс-сяком случае, тогда не ещ-ще не знал.       Младший Крауч, наконец, усмирил свою магию. Он взглянул на своего Господина с острым любопытством.       — Могу я узнать, мой Лорд?       — Ты можеш-шь, — усмехнулся гомункул. — Час-сть этой истории в любом случае станет известна моим последователям.       На вопросительный взгляд своего Рыцаря Волдеморт досадливо скривился:       — Та, что ты уш-же слыш-шал от Дамблдора: мальчиш-шку спасла любовь его матери. Я всегда недооценивал подобные чувс-ства, считая их слабос-стью, которой легко манипулировать. О том, что человечес-ские привязанности порою дарят вам силу, к 81-му я лиш-шь начал догадываться.       Гомункул хмыкнул, глядя на Барти.       — Но, конеч-шно, одной лиш-шь любви было мало для того, чтобы победить меня. Лили Поттер не первая женщ-щина в истории, закрывш-шая собой ребенка. Но Гарри Поттер первый ребенок, переживш-ший после этого Смертельное проклятие.       Младший Крауч слушал Темного Лорда, чувствуя смесь досады и воодушевления. Господин не был так откровенен до своего развоплощения. Анализируя слова Лорда Волдеморта до этого, а также прозвучавшие сегодня, Барти понимал, что, по большей части, все им услышанное являлось эмоциональной манипуляцией. Господин осознавал, насколько его Рыцарю было необходимо чувствовать себя важным, причастным, посвященным. Осознавал и давал ему это, тем самым сильнее привязывая к себе. Однако, если в далекой юности с присущим ей максимализмом это знание могло его обидеть, возможно, в какой-то степени отвратить, то теперь, будучи в курсе происхождения Господина, в курсе участия Амортенции в его зачатии и последствий этого, Крауч понимал, что большего Лорд никому не мог предложить. Даже при желании. Волдеморт не испытывал сложных эмоций в той же мере, что другие люди. Так что наградить верность последователя удовлетворением его потребности в картине мира Господина было честной сделкой. А безусловная преданность Барти была Темному Лорду теперь крайне важна.       Господин приоткрыл перед ним завесу тайны собственного бессмертия, собираясь в будущем поднять ее выше.       Рыцарь готов был спорить на что угодно — не было второго волшебника, способного похвастаться этим.       — Сущ-ществует один древний обряд, мой Барти. Сейчас его отнес-сли бы к темным. Я впервые услыш-шал о нем в молодости, путеш-шествуя по странам Европы. Но, так как тут была замеш-шана любовь, — на этом слове гомункул досадливо скривился, — не посчитал его достойным своего внимания, с годами вовс-се пос-забыв. Сильный маг, искренне любящий кого-то, мош-жет спас-сти жизнь объекту своей любви, если сознательно примет смерть за него, имея возмош-жнос-сть выжить в противном случае. Лили Поттер была сильной волш-шебницей, Барти. Я не отказалс-ся бы увидеть такую в своих рядах, не будь ее мозги настолько промыты светлыми магами. Оч-шевидно, что она такш-же любила Гарри Поттера. И у девчонки была возможность остаться в живых, так как Северус-с просил за нее, и я дал слово пощ-щадить Лили Поттер, если не станет мне мешать. Я прос-сил девчонку отойти три раза.       Значит, Снейпи-Снейп просил Господина за жизнь своей грязнокровки. Наивно было полагать, что мать спокойно даст убить ребенка. Наверно, тогда зельевар и предал Темного Лорда, потому что иной мотивации для его перехода на сторону всей душой презираемого им старика Барти при всем желании предположить не мог. Эту теорию косвенно подтверждало то, что вскоре после того, как Господин озвучил кандидатуры возможных родителей своей будущей Немезиды, Поттеры вдруг пропали, и до тех пор, пока Хвост не принес Темному Лорду информацию, никто об их местонахождении понятия не имел.       — Но ведь вы могли… — решился заметить младший Крауч.       — Не убивать ее? — перебил гомункул, прекрасно понимая, что хотел сказать последователь. — Мог. И намеревался так поступить.       Тогда почему? Этот вопрос Барти задавать не стал. Знал, что Господин и так прочитает все в его лице.       — Я собирался оглушить Лили Поттер. Но девчонка так перепугалась за своего ребенка, что у нее начался выброс, грозя разнести комнату и погрести под обломками нас троих.       Ну, это действительно все объясняло. Ступефай, как и Сомнус, и любое другое лишающее сознания заклинание, могли с равной вероятностью как оборвать выброс, так и кратно усилить выход неконтролируемой магии в последние доли секунд перед отключением сознания в ряде случаев. Прекращался магический выброс тоже не сразу, постепенно затухая — в конце концов, в его формировании участвовало также подсознание. Авада же обрывала связь души с телом и магическим ядром мгновенно. Во всяком случае, если верить теоретическим выкладкам на эту тему. А значит, гарантированно должна была прекратить выброс Лили Поттер. Так что Господин просто решил не рисковать собой.       Не то чтобы в итоге это возымело какой-то смысл…       Лучше или хуже было бы, погибни Поттреныш еще тогда, пришибленный какой-нибудь тяжелой балкой, обрушившейся от материнского выброса? Лорду Волдеморту, вероятно, лучше. Врагов, чью кровь можно было отнять для зелья Возрождения, у Господина хватало и без мальчишки, зато отпала бы необходимость показательной казни подростка. Барти — тоже. Гарри Поттер остался бы для него лишь именем без лица. Не было бы сожалений из-за его смерти, не за что было грызть совести. А самому Поттеру?       Некоторое время Темный Лорд расспрашивал Рыцаря о деталях виденных воспоминаний, если тот, по его мнению, рассказал о них недостаточно подробно или вовсе забыл упомянуть, и давал указания по поводу дальнейших действий Барти. Затем откинулся на спинку кресла, склонил голову чуть на бок и впился в младшего Крауча цепким взглядом красных глаз. Тонкий длинный палец задумчиво постукивал по подлокотнику кресла.       Барти слегка опустил плечи, думая о том, что вот сейчас Господин, наконец, спросит про его срыв. Но Лорд заговорил о другом:       — Поведай мне одну любопытную вещ-щь, мой верный Бартемиус-с. Зачем ты прикладываеш-шь столько стараний, ш-чтобы сделать моих будущих врагов сильнее и умнее?       О! Младший Крауч вздохнул. На это он мог ответить. Хотя и подозревал, что за подобные мысли, вполне возможно, получит третий в жизни Круциатус, раз уж не получил его за свою несдержанность. Так что на всякий случай спустился с дивана, вновь становясь перед Господином на колено.       — Мой Лорд, я всем сердцем верю в нашу победу! — горячо начал маг, глядя в красные глаза гомункула. Затем все же опустил их к ножкам кресла, в котором тот сидел. — Но всегда существует возможность… возникновения непредвиденных трудностей.       — Ты говоришь о моем развоплощении, — конкретизировал Темный Лорд ровным голосом. Так, что было непонятно, разозлили ли его слова Барти или нет.       — Да, мой Лорд, — смиренно подтвердил младший Крауч, облизнул губы и заговорил немного быстрее: — С тех пор, как вы пропали, а многие наши соратники из тех, что имели право голоса в Визенгамоте, попали в Азкабан, Светлые провели множество попирающих наши ценности и устои законопроектов, не менее трети от разрешенных в то время зелий, заклинаний и артефактов теперь считаются незаконными. Было много очерняющих нас статей, редактировались школьные учебники, литература. Вы видели мое воспоминания из «Флориш и Блоттс». Для маглорожденных, кажется, больше не выпускают брошюр ни о патронаже, ни о праздниках Колеса года…       — Барти, короч-ше! — теперь в голосе Господина отчетливо послышалось раздражение. — Смею тебя заверить, я достаточно умен, ш-чтобы понять твою мыс-сль без-с столь многословного вступления.       — Прошу прощения, мой Лорд, — склонил голову младший Крауч, затем поднял глаза, поймав взгляд гомункула. — Нынешнее общество, в особенности та его часть, что взрослела после вашего исчезновения, невежественно. И уверено, что Рыцари — это скорее персонификация всего злого и нехорошего, а не такие же маги из плоти и крови. В то время, как вы — что-то вроде магловского Люцифера. За исключением, возможно, детей ваших последователей, но и они зачастую понимают постулаты нашей стороны неверно, если послушать, например, сыночка Малфоя. Взять иную информацию им неоткуда.       — Поч-щему ты выбрал Грейндш-жер и Лонгботтома, чтобы просветить? Они никогда не перейдут на мою сторону, Бартемиус-с.       — Да, — кивнул младший Крауч. — Но Лонгботтом займет место бабушки в Визенгамоте впоследствии, а Грейнджер достаточно сильна, сообразительна и амбициозна, чтобы получить место в Министерстве и пробиться наверх. Если…       Барти запнулся и нервно облизнул губы.       — Если повторится однажды случившееся в Годриковой впадине… — Рыцарь умолк на мгновение, но Господин не стал его обрывать и что-либо говорить на это, лишь недовольно сощурился. Так что Крауч продолжил: — Было бы неплохо, окажись на той стороне хотя бы несколько магов, способных мыслить рационально и не допустить засилья магловского мракобесия на почве одной лишь ненависти ко всему «темному». Я также уверен, что уровень репрессий оказался бы значительно ниже, если бы хоть в малой степени зависел от Грейнджер.       Волдеморт некоторое время, не мигая, смотрел на на Рыцаря, затем безгубый рот растянулся в ухмылке.       — Ш-шляпа не зря распределила тебя на Когтевран, а не на Слис-зерин, мой Барти. Хоош-ший план. Умный. Долгоиграющ-щий. Полезный. Но не для тебя. Ты ведь понимаеш-шь, ш-что тебя от репрессий осведомленность Лонгботтома о том, как в действительности устроен волшебный мир, не спас-сет, пос-сле того, что случилос-сь с его родителями?       — Разумеется, мой Лорд, — кивнул младший Крауч. — Но кого-то другого из Рыцарей может. И тому поколению, что решится отстаивать волшебные устои после, будет, может быть, немного легче.       На самом деле Барти не нравилось говорить на эту тему. Не нравилось говорить о возможной смерти Господина, об их гипотетическом проигрыше, но… он предпочел бы немного постелить, на случай, если все же упадет. Тогда, в 81-м, они оказались не готовы к проигрышу, не смогли в достаточной мере минимизировать ущерб, нанесенный впоследствии победителями.       — Хорош-шо, мой Барти. Ты мош-жешь продолш-жить свой маленький эксперимент по просвещ-щению Светлых детиш-шек. Я одобряю его.       Гомункул кивнул, и Крауч улыбнулся. Спустя пару секунд, однако, выражение лица Волдеморта стало жестче, а взгляд холоднее.       — Однако ес-сть кое-что, ш-что заслуш-живает наказания, на мой взгляд. Ты понимаеш-шь, о чем я говорю, Бартемиус-с?       Барти мысленно вздохнул и кивнул, стараясь расслабить тело. Ну, глупо было полагать, что его Лорд просто забудет об этом. Хотя маг ждал подобной реакции Господина, еще когда тот вышел из его воспоминаний.       — Да, мой Лорд.       — Круцио, — спокойно проговорил шипящий голос, и Барти почувствовал, как каждая клеточка в его теле взрывается от жгучей боли. Расслабление снижало травматичность процесса, но никак не влияло на чувствительность.       Когда боль схлынула, Крауч обнаружил себя стоящим на четвереньках перед креслом Лорда и тяжело дышащим. Заклинание оставило в мышцах ломоту, как после напряженной тренировки, но те почти не дрожали, и мелкими судорогами их не сводило. Маг чувствовал, что загнал в палец занозу, на подушечках двух других ощущалось легкое осаднение. Горло не болело, хотя и чувствовалось несколько суховатым. По всему выходило, что под заклинанием Господин держал его меньше, чем во второй раз. Но дольше, чем в первый.       — Я надеюс-сь, достаточно доходчиво объяс-снил, что не ш-желаю повторения подобного, — раздался холодный голос гомункула, когда Рыцарь пришел в себя достаточно, чтобы воспринимать слова. Он поднял глаза на Господина и увидел, как тот кивает на диван. Едва Барти занял указанное место, Волдеморт продолжил: — Своим глупым срывом ты подверг опаснос-сти свое прикрытие, свою ш-жизнь и успех твоего с-задания. Впредь дерш-жи себя в руках, Бартемиус-с, или сбрасывай напряш-жение там, где НЕТ риска быть обнаруш-женым стариком и его приспеш-шниками.       Младший Крауч пристыженно кивнул.       — Да, мой Лорд.       Он ожидал, что Господин спросит о причине такого недостойного поведения, но тот, кажется, понял все и так. Пусть даже легиллименция не позволяла читать мысли.       Это подтвердилось, когда его Лорд с некоторой досадой прошипел:       — Я предупреш-ждал тебя, Бартемиус-с, не привязыватьс-ся к мальчиш-шке.       Младший Крауч кивнул, затем горячо заверил, глядя в глаза:       — Это ни на что не повлияет, мой Лорд! Я исполню все до конца! Клянусь своей ма…       Гомункул шевельнул длиннопалой кистью, и Рыцарь почувствовал, что не может закончить фразу. Как не может сказать и что-либо еще. Он уставился на Темного Лорда, выглядевшего раздраженным.       — Не разбрасывайс-ся-ся клятвами, как грязнокровка, Бартемиус-с! Ты больш-ше не подросток, которому прос-стительна подобная импульсивнос-сть.       Барти почувствовал, как загораются уши. Да, он не был подростком, но чувствовал себя именно так сейчас, когда Господин его отчитывал. Крауч и сам понимал, насколько глупым был его секундный порыв, но…       — Не нуш-жно убеш-ждать меня в чем-либо — я и без-с того это с-знаю. И ты знаеш-шь. Знаеш-шь, что должен выбрать. Просто больш-ше не хочеш-шь, ш-чтобы это было так. Ты надеялс-ся облегчить с-свои моральные терс-зания, дав клятву. Сделать вид, что от тебя больш-ше ничего не завис-сит, ш-что выбора больш-ше нет.       Да, именно это. Крауч опустил голову, облизывая губы.       — Ты и сам понимаеш-шь, что это глупос-сть. Всего лиш-шь отговорка, мой Барти. Тебе придетс-ся разобратьс-ся со с-своими противоречиями с-самостоятельно. Я не ш-желаю, чтобы мой верный последователь лишился магии из-за глупос-сти. Все может пойти не так по тысяче причин, не зависящих от тебя.       Последние слова Господин проговорил с некоторой досадой, и Рыцарь почувствовал, что снова может говорить.       — Прошу прощения, мой Лорд, — шепнул Крауч. — Я… не подумал.       — Очевидно, — кожа над глазом гомункула дернулась так, что стало понятно, будь у него брови, одна бы взлетела сейчас кверху. — И это тревош-жит. В следующий раз Силенцио не будет, Бартемиус-с. Будет Круцио.       — Я понял, — угрюмо ответил маг.       Темный Лорд хмыкнул.       — Ты хорош-ший Рыцарь, мой Барти. Даш-же если твоя сентиментальность раздраш-жает. Я сказал все, что хотел. Можеш-шь быть свободен.       Младший Крауч вскинул голову. Он уже слышал от Господина подобное, и каждый раз испытывал при этом смесь довольства и раздражения. Не на Темного Лорда. На ситуацию. Почему волшебник, лишенный возможности в полной мере испытывать весь спектр и силу человеческих эмоций, мог признать что-то подобное, в то время как для собственного отца он был недостаточно хорош с самого детства?       Рыцарь встал и поклонился, выходя. Он спустился вниз, но не пошел к выходу. Остановился у двери в погреб. Хвост обедал, если судить по звукам металла какого-то столового прибора о керамику тарелки и тихого прихлебывания, доносящимся из столовой.       Барти не видел своего милого папочку за исключением тех двух их встреч в Хогвартсе, когда был Грюмом, с тех пор, как Лорд с Петтигрю его освободили. Маг не знал, хорошая ли это идея, но прямо сейчас ему очень захотелось посмотреть родителю в глаза. Сейчас, когда они не были затуманены Империусом.       Младший Крауч снял Запирающее с двери, приоткрыл и спустился вниз по скрипучей лестнице, подсвечивая себе Люмосом, чтобы не переломать ненароком ноги. Старший Крауч полусидел-полулежал, опираясь лопатками на стеллаж, из которого пыльным свидетельством былого величия торчало с десяток бутылок, вероятно, дорогого вина. Папаша был про рукам и ногам спеленут Инкарцеро и, кажется, без сознания.       — Энервейт, — буркнул Барти, подвесив Люмос над ними и присев на предпоследнюю ступеньку.       Мужчина зашевелился, поморщившись (вероятно, в неудобной позе, тело затекло). Он проморгался, медленно осмотрелся и, наконец, остановил взгляд на Рыцаре.       — Барти, — хрипло проворчал Крауч-старший. — Дождался-таки своего хозяина?       — Фу, какой пошлый выбор слов, папуля! — фыркнул младший, растянув губы в ухмылке. — Но да, мой Господин пришел за мной, как я тебе всегда и говорил.       Мужчина на полу презрительно скривился, озвучивая то, о чем Рыцарь думал всего-то несколько минут назад:       — Всегда знал, что ничего путного из тебя не выйдет…       — О, мне это известно, папочка. Я никогда не был для тебя достаточно хорош, да? — Барти сделал вид, что задумался, постукивая указательным пальцем по губам. — Может быть, потому что я — не ты?       Рыцарь распахнул глаза в притворном удивлении.       — А имя ты мне дал, потому что у тебя фантазии, как у хастлера целомудрия, или как раз потому что так надеялся вырастить свою идеальную маленькую копию?       Маг прижал ладонь ко рту и покачал головой.       — Мерлин! Мне так жаль, что я разрушил твои радужные мечты! — рука опустилась на ступеньку, а младший Крауч чуть подался вперед, растягивая губы в похожей на оскал улыбке. — На самом деле нет.       Он издал короткий смешок, услышав, как заскрипел зубами его связанный родитель.       — Неблагодарный щенок! Нужно было удавить тебя еще 12 лет назад! Ты — позор моего Рода!       — Что же не удавил? — Барти заинтересованно вскинул брови, продолжая улыбаться. Руки его, однако, против воли сжались в кулаки.       — Потому что об этом просила Эвелин, чьей любви ты совершенно недостоин, жалкий Пожиратель! — выплюнул старший Крауч, дернувшись в стягивающих его веревках.       — А ты, значит, достоин? — хмыкнул Рыцарь, уже не пытаясь изображать веселье. — Ты уверен, что просьба мамы звучала как-то похоже на: «Забери нашего сына из Азкабана, запри в доме и сделай из него ебаную куклу, которая будет есть, срать, спать, почитывать подсунутые книжечки, пока там, внутри этой черепной коробки, — маг постучал себя пальцем по лбу, — от Барти Крауча-младшего не останется ничего, пока это тело продолжит функционировать — на всю оставшуюся жизнь?» Ты ведь не планировал когда-нибудь снять Империус?       Барти не кричал. Как и его Господин, когда был сильно зол, он говорил теперь негромко и вкрадчиво. Правая рука крепко сжимала палочку, и волшебник едва сдерживал себя от желания наложить на связанного мужчину перед собой второе Непростительное, держа под ним до тех пор, пока взгляд старшего Крауча не станет таким же бессмысленным, как у Фрэнка и Алисы Лонгботтомов. Но он не хотел опускаться до уровня Беллы с ее безумием. Не хотел еще больше укреплять веру отца в то, что поступив с ним, как поступил, тот был прав, ведь пытался остановить зло.       — Ты сам виноват, Барти! — выкрикнул пленник. — Если бы ты только отрекся от этого чудовища…       — А ты очень лицемерный борец со «злом», папочка, — перебил связанного мужчину Рыцарь, хмыкнув. — Воюешь с Темными искусствами и обращаешься к ним же, когда находишь удобным.       — У меня не было выбора! Ты бы сбежал и отправился искать своего хозяина! Тогда…       — Знаешь, я и правда не испытываю к тебе благодарности, — вновь перебил Рыцарь, повысив голос, чтобы быть услышанным. — Хорошо, что ты не убил меня тогда, 12 лет назад, потому что мой Господин, в конце концов, пришел за мной. Но если бы этого никогда не произошло, убить меня было куда милосерднее, чем то, что ты сделал.       — Ты был сыт, одет, спал в мягкой постели под теплым одеялом вместо того, чтобы гнить в стылой камере в окружении дементоров…       — Мое тело, — Барти выделил это слово интонацией, — было сыто, одето, спало в мягкой постели под теплым одеялом, папочка! Ты почти пять месяцев провел под Империусом. Неужели не прочувствовал всю «прелесть» букета ощущений, испытываемых, когда борешься с проклятием?       — Так не боролся бы! — рявкнул пленник.       — Зачем же борешься ты? — поинтересовался Барти с нарочитым любопытством.       — Потому что твой Господин — зло! Неестественный урод, монстр, которого не должно существовать! Неужели ты не понимаешь? Он не человек, Барти! Его идеи утопят эту страну в крови. Он будет убивать маглорожденных. Твоя мать была маглорожденной! Как ты можешь?..       Младший Крауч вскинул брови.       — Однако Лорд не убивал маму. Ее убили магловская болезнь и твое безразличие.       — Я любил Эвелин!       Барти засмеялся. Старший Крауч зло дернулся в веревках.       — Любил… — фыркнул Рыцарь. — Если бы об этом чувстве судили по твоей любви, папуля, я бы сказал, что его значение сильно преувеличено.       — Мы живем не сказке, Барти, не в какой-то глупой книжке! Была война, были жертвы, кто-то должен был со всем этим разобраться, кто-то должен поймать был и осудить по всей строгости…       — Темных магов? — хмыкнул Крауч-младший. — Таких, как я?       Связанный маг вдруг перестал дергать веревки и разом как-то успокоился. Поморщился досадливо, поджав тонкие губы. Голос его, когда старший Крауч заговорил, звучал холодно и жёстко:       — Именно. Ты участвовал в пытках семьи, Барти. Довел до безумия двух прекрасных авроров, молодых родителей, оставив годовалого ребенка все равно, что сиротой. Хочешь сказать, что не заслужил за это наказания?       Барти с горечью усмехнулся.       — Мне жаль.       Пленник замер, пораженно уставившись на Рыцаря.       — Ч-что?       Барти вскинул брови и пояснил, будто очевидное.       — Жаль всех тех, кто имел несчастье оказаться перед тобой на скамье подсудимых. Возможно, когда Господин вернет себе полноценное тело и разберётся с твоим коррумпированным непотическим Министерством, я интереса для даже проведу небольшое исследование на эту тему: сколькие из осужденных тобой магов в действительности были не виноваты в том, что им вменяли?       — Ты не был «не виноват»! — зло выплюнул Крауч-старший.       — Не был, — легко согласился Барти. — Но и той степени вины, которую ты мне поставил, за мной нет, папуля. Как нет ее за Басти и Рудольфусом. Уверен, были и другие, в чьей истории ты предпочел не разбираться. Возьмем хотя бы Сириуса Блэка. Его ведь тоже ты судил? Ну так Блэк никогда не был последователем моего Лорда и скорее откусил бы себе язык, чем предал своего обожаемого Поттера. Не знаю, что там было с маглами, но Петтигрю, как ты мог лично убедиться, ныне здравствует.       Связанный мужчина молчал, сжав челюсть и поскрипывая зубами. Глаза смотрели упрямо и зло.       Рыцарь хмыкнул.       — Скажи мне, мой милый папочка, ты считаешь себя хорошим человеком?       Крауч старший прищурился и все же процедил:       — Я всю жизнь сражаюсь со злом, с Темной магией…       — Это не ответ на мой вопрос, — досадливо цыкнул языком Барти.       — Уж всяко лучше тебя, чертов Пожиратель! — рявкнул разозленный пленник. — Скольких ты убил, Барти? Сколькие из них были маглорожденными, как Эвелин, пожертвовавшая собой, чтобы ты жил, бессовестное отродье? Что бы она сказала, увидев тебя теперь, сидящего так спокойно напротив связанного отца.       Крауч-старший был неправ. Барти не был спокоен. С каждым сказанным отцом словом Рыцарю все больше хотелось применить уже третье Непростительное. Но сначала отрезать этому чужому магу, волей судьбы носящему в себе родственную ему кровь, язык. Вырезать, а потом запихать обратно и заставить прожевать, наблюдая, как он делает это, захлёбываясь от затекающей в гортань крови.       Барти прикрыл глаза и мысленно досчитал до пяти, заставляя себя успокоиться. Себя и взметнувшуюся вокруг дикую магию, от которой задрожали бутылки, на что его распаленный собственной речью отец внимания не обратил. Он не видел, конечно же, и практически не чувствовал силы. Несмотря на весь свой ум, свою — как признали многие — «железную» волю, Крауч-старший был довольно посредственным магом.       Открыв глаза, Рыцарь смерил взглядом кипящего от злости отца и хмыкнул.       — А тебе?       Тот резко замолчал (и даже в тусклом свете Люмоса Барти видел, как закаменело его лицо), но ненадолго. Заметив, как поднимается рука сына, стиснувшая до белых ногтевых фаланг рукоятку терновой палочки, Крауч старший скривился и презрительно усмехнулся.       — Значит, убить меня пришел… Потому что ОН приказал? Ты же все делаешь, что этот монстр скажет, — связанный маг поднял в отвращении верхнюю губу. — Скажет на брюхе ползать и лаять, как собака, поползешь и залаешь?       — Поползу. И залаю. — нарочито весело ответил младший Крауч, наблюдая за усиливающейся брезгливостью в выражении лица пленника. — Предварительно уточнив, конечно, куда и сколько раз. Империо!       Заклинание слетело с губ с некоторым отвращением.       — Говори! — велел Барти, грубо, не жалея, вбивая в сопротивляющееся сознание связанного волшебника слова.       — Я… — с видимым нежеланием начал старший Крауч. Рыцарь надавил сильнее, и глаза пленника остекленели. — Я — жестокий бессердечный ублюдок. Я — ужасный муж и отвратительный отец. Из-за меня умерла моя жена. Я не нашел для нее времени, не искал лечения у маглов, когда волшебная медицина оказалась бессильна. Я не уделял времени воспитанию сына, но всегда был недоволен его успехами, сколько бы он ни старался. Я — трус, выжегший с гобелена единственного наследника, чтобы не пострадала моя репутация. Я — лицемерное ничтожество, считающее Темную магию злом, но не гнушающееся использовать ее, когда мне это удобно. Я хуже многих из тех, кого судил.       — Повторяй это, пока не отложится в твоей твердолобой голове, папуля, — Рыцарь некоторое время смотрел на бормочущего навязанные им тезисы отца, понимая, что через полчаса тот — увы! — все равно переборет проклятие. Затем хмыкнул. — Гав-гав!       Маг встал со ступеньки, отряхнул мантию и развернулся, намереваясь уйти. Но передумал. Крутанувшись на месте, младший Крауч в несколько широких шагов подлетел к отцу и присел, приподняв связанного мужчины за отвороты мантии. Приблизив губы к уху не прекращавшего говорить родителя, он произнес:       — Я знаю, что ты запомнишь это. Наверное, я все же благодарен тебе. За этот разговор благодарен. Спасибо, папочка! За то, что укрепил уверенность в том, что тогда, 17 лет назад, я сделал правильный выбор.       По лестнице Барти буквально взлетел. Так же стремительно под недоумевающим взглядом Червехвоста пронесся через дом, выскочил на крыльцо и аппарировал. Раз. Другой. Пока не оказался на каменистом пляже, где Темный Лорд когда-то учил его справляться со «взрывами».       Нет, маг не был так уж близок к тому, чтобы впасть в состояние амока, и все же чувствовал необходимость сорвать злость. Бросив предварительно Хоминум Ревелио и получив отрицательный результат, Барти крутанулся на месте, бросая друг за другом семь Бомбард подряд. Хотелось больше и что-нибудь поразрушительней, но маг понимал, что усердствовать не следовало. Пусть заклинания на эмоциях у Крауча выходили сильнее, за этим, как уже упоминалось, следовала расплата — блядский отходняк. А он не хотел рисковать тем, что мордредов директор заинтересуется внезапно вялым состоянием «старого друга».       Выплеснув негативные эмоции, подаренные общением с «любимым» папочкой, Барти уселся прямо на мерзлую гальку, запоздало наколдовывая Согревающие чары, и сквозь быстро рассеивающуюся смесь пара от растопленного заклинаниями льда и пыли уставился на покрытое ледяной коркой у берега море. Та вскоре истончалась, обнажая темную морскую гладь. Ветра не было, и море лишь тихо шелестело, накатывая на лед почти незаметными волнами.       Барти расслабленно выдохнул.       Помимо злости эта встреча принесла другие чувства. Облегчения. Удовлетворения. Правильности.       Кто бы знал, как долго Крауч мечтал высказать отцу в лицо накопившиеся за эти годы претензии, все, что думает о нем, все, что ненавидит! И сейчас волшебник чувствовал себя так, будто с плеч вдруг сняли тяжелую ношу, о которой он до этого понятия не имел. Стало легче дышать и держать спину ровнее.       Кажется, этот разговор был ему необходим. Барти прислушался к себе и понял, что больше не испытывает к отцу ни особой обиды, ни ненависти. Немного сожаления, возможно. Но в основном это было равнодушие. Не было смысла обижаться или ненавидеть кого-то, кто скоро умрет. Бартемиуса Крауча-старшего не планировалось после всего оставлять в живых. И теперь тот знал, что Барти о нем думает. Осознает ли — Рыцарю было, по большей части, все равно. Он только надеялся, что самому убивать папочку не придется. Нет, Барти не думал, что у него дрогнет рука. Всего лишь не хотел с ним больше встречаться. Он закончил все свои дела с Бартемиусом Краучем-старшим сегодня и просто хотел, чтобы тот исчез. Как фотографии из их семейного альбома в огне Инсендио. Чтобы ничего больше не напоминало Барти о том, что жил когда-то такой человек. Впрочем, идею разобраться с судами, проведенными папочкой, он все же отложил в пустующий большей частью закуток своей памяти под названием «Планы на будущее».       Крауч не знал, сколько просидел, отстранённо созерцая море на том берегу. Уходить не хотелось. Впервые за долгое время — вдали от хогвартских стен, от Поттереныша с его блядскими щенячьими глазками и бесячей смесью детской наивности и настороженности, свойственной любому дикому зверю, от ненавистного старика, поблескивания его очков и ублюдских снисходительных улыбочек, высказав отцу все, что давно хотел, — Барти чувствовал себя почти спокойно. Возможно, потом, когда все закончится… совсем закончится, эта война, противостояние Светлых и Темных магов, он купит себе домик — не большой, не маленький — тоже где-нибудь на берегу. «Где-то, где потеплее, — подумал Крауч, обновляя Согревающие чары. — И с большими окнами, чтоб не чувствовать себя запертым». Можно будет даже заложить алтарь и основать свой Род. Скорее даже, нужно. Барти не думал, что Господина устроит, если он не оставит потомства. Темный Лорд всегда выступал за сохранение сильной крови. Хотя Крауч-младший и не представлял себя пока ни с магом, ни с ведьмой, как с постоянными партнёрами, ни уж тем более с детьми, с которыми не имел ни малейшего понятия, что делать.       Барти поежился, потом фыркнул. Зато, коротая унылые вечера в Хогвартсе, он довольно-таки регулярно представлял себя с партнёрами непостоянными. Маг наколдовал Темпус и прикинул, что пару-тройку часов в «Demeure des plaisirs» перед возвращением в школу мог еще себе позволить.       Крауч ухмыльнулся. Несмотря на Круцио и нужный, но неприятный разговор с папашей, день, в принципе, оказался неплох.