***
— …Но вы понимаете, что это значит? — привлекло внимание подслушивавшего до этого разговоры трапезничающих директоров Барти восклицание Флитвика. Обед подходил к концу, и тарелка Крауча опустела еще пару минуту назад. Ни о чем интересном Каркаров, Максим и Дамблдор так и не заговорили, так что он как раз раздумывал над тем, чтобы покинуть зал. Возбуждение в голосе бывшего декана, его горящие глаза заставили Барти передумать. Он положил себе порцию пирога с патокой, демонстративно проверив его всеми известными обнаруживающими чарами, и прислушался к словам полугоблина. — Девочка будто знала, зачем я пришел. И в кабинете, вспомните, как она себя вела! Совсем не удивилась. Разговаривал Флитвик в тот момент с МакКошкой и Поппи Помфри. Гриффиндорская деканша в ответ на услышанное покачала головой, скептически нахмурившись. — Не знаю, Филиус. Мисс Лавгуд — очень странная девочка. Кто знает, что творится у нее в голове? — Но, Минерва, я ведь и сказать ничего не успел. Даже в гостиную не вошел! Только портрет и открылся, а она там: «Уже пора, профессор Флитвик?» Что ты на это скажешь? — То, что уже сказала, Филиус. — А я бы присмотрелась к мисс Лавгуд, — подала голос школьная медиведьма. — Если только я не путаю, у девочки в Роду прорицательница была или ясновидящая несколько поколений назад. Довольно известная, раз уж я вспомнила. Может, твоей ученице ее дар передался? — Ис-клю-че-но! — влезла в их беседу как раз проходившая позади стрекоза-Трелони, вскидывая палец вверх. Затем поправила им очки, вероятно, чтобы подчеркнуть авторитетность собственного мнения в обсуждаемом коллегами вопросе. — В девочке нет и не может быть пророческого дара! Откуда? Она ни разу не была на моих занятиях! ** — Ну, если вы так говорите, то конечно, дорогая Сивилла, — закивал Флитвик, пряча веселую усмешку в усах. — В конце концов, вы — специалист в данном вопросе. МакКошка, покосившись на когтевранского декана, поджала губы, глядя осуждающе. Поппи Помфри спрятала хихиканье в салфетке, пытаясь замаскировать его под кашель. Барти хмыкнул. Флитвик всегда ему нравился. Но сейчас, видя бывшего декана по другую сторону преподавательского стола, он честно мог сказать, что обожает полугоблина. Младший Крауч искренне надеялся, что, когда разгорится новое противостояние Темных и Светлых, декану Когтеврана хватит благоразумия придерживаться хотя бы нейтралитета. — Да! — Трелони выпрямила спину так, будто кто-то наколдовал ей в тот момент в заднице палку, и вновь вскинула палец к потолку. — Не все волшебники способны к прорицанию. Это тонкая наука для избранных, наделенных талантом. Безо всяких там глупых глупых размахиваний волшебными палочками и бешенных заклинаний! *** По другую сторону от Дамблдора, обсуждавшего сейчас с мадам Максим какие-то Калисоны и Тарт Татен****, вдруг подавился Снейп, и Барти, скользнув в сторону предателя волшебным глазом, увидел, как тот возмущенно, даже оскорбленно почему-то смотрит на горделиво вздернувшую подбородок Трелони, как промакивает рот салфеткой и, бросив ту на стол, резко встает. Затем, не сказав ни слова, покидает зал. Барти моргнул живым глазом, волшебным проводив спину слизеринского декана, и сам уставился на преподавательницу «тонкой науки» с нескрываемым возмущением. А еще ревностью. Это была его прерогатива — бесить засранца Снейпи-Снейпа! Что вообще такого сказала сейчас эта проспиртованная до последней косточки стрекоза? Трелони удалилась почти сразу за предателем. МакКошка, Филиус Флитвик и Поппи Помфри вернулись к изначальному предмету своего обсуждения. Барти, слушая их, нахмурился. На самом деле, повышенное внимание к Лавгуд было ему совсем не на руку. Крауч давно убедился: чаще всего та говорила бред только на первый, непритязательный взгляд. И ему совсем не улыбалось, если бы к девчонке вдруг начали действительно прислушиваться. Лавгуд была гребаным ящиком Пандоры: Мордред знает, что вылетит, когда та в очередной раз откроет свой маленький рот. Барти мрачно скользнул взглядом по ученическим столам, остановив его на светловолосой макушке. Лавгуд, будто почувствовав, повернула к нему лицо и улыбнулась этой вечной своей дурацкой мечтательной улыбочкой.***
Выбраться из замка, не привлекая к себе внимания директора, не удавалось почти месяц. Мордредов старик просил его остаться на выходные, и у Барти не нашлось достоверного повода для отказа. Любая ложь могла повлечь за собой вопросы, на которые он бы не смог ответить. Так что Рыцарь только спросил, зачем это нужно директору именно сейчас. Он опасался, что четырежды проклятый Альби-Дамби все же раскрыл его, и собирается наконец начать действовать в связи с этим. Но или директор до сих пор не понял, что он самозванец, или проверял его реакцию… Ответ Дамблдора был: — Северус… Вздох, которым он это единственное слово сопроводил, можно было назвать устало-смиренным, будто старик собирался взвалить на себя тяжелейшую ношу, которую предпочел бы не нести, но не имел такого выбора. — Твой карманный Пожиратель? — рыкнул Барти. Ему даже не пришлось изображать раздражение. Брожение желчи у Рыцаря вызывало одно лишь упоминание предателя Снейпа — пускай и далекое от той бешеной ярости, что закипала внутри при мыслях о Каркарове. — Аластор, — с упреком произнес старик, но развивать тему неприязни отставного аврора к его все осознавшему и вставшему на путь искупления «мальчику» развивать не стал. — Метка Северуса потемнела. Это значит, что Темный Лорд набирает силы, и я опасаюсь за Гарри. Я… допускаю, что ты мог быть прав в своих подозрениях насчет его участия в Турнире. Барти уставился на старика, стараясь, чтобы уродливая грюмовская физиономия не выдала той степени поражения, в которую его поверг ответ директора. Даже привычная уже злость на предательство носатого зельевара улеглась перед тем фактом, что директор наконец связал все происходившие с прошлого лета странности в единую картину… только сейчас. За четыре месяца до того, как его драгоценный герой сложит голову во имя победы Темной стороны в том противостоянии, что непременно разгорится вслед за возрождением Господина. Когда уже почти ничего не мог сделать, если только не раскроет самозванца в своем «дорогом друге» прежде, чем наступит время второго испытания. Но и это не гарантировало жизни Поттеренышу. Ведь даже его его поймают, был еще Питер, и каким бы жалким трусом он ни был, не посмеет нарушить приказ их Господина, вели тот похитить Золотого мальчика. А к ритуалу почти что все уже было готово. К тому же, Барти подозревал, что всей картины Дамблдор все же не видел, что тот и подтвердил следующей репликой: — Возможно, тот, кто бросил имя мальчика в Кубок, действительно желал ему смерти. Но Гарри успешно прошел два испытания, и это может заставить недоброжелателя действовать радикальнее, мой друг. Я хотел бы, чтобы ты присмотрел за ним. — Альбус, — протянул Барти, пряча торжествующую усмешку за раздраженным хмыканьем. — Я что, похож на няньку? Он препирался больше для проформы, внутренне довольный тем, что при всей своей эпизодической прозорливости, директор понятия не имел об их планах, решив, что Поттереныша, введя в Турнир, просто решили устранить. Все это время, пока не мог покинуть замок, Барти пытался увязать у себя в голове полученную от домовика Добби тетрадку, то, что все-таки сумел узнать о событиях, произошедших в Хогвартсе на втором году обучения Поттера от учителей, рассказы самого мальчишки и то, что счел необходимым ему поведать Господин. Выходило плохо. Информации не хватало. Неких деталей, что могли бы склеить разрозненные клочки добытых сведений в единую понятную картину. Неразгаданная загадка бесила. Маячила красной тряпкой перед мысленным взором, вызывая глухое раздражение своей незавершенностью. Спустя неделю после второго испытания неугомонная стерва Скиттер, как и предсказывал Крауч, разродилась наконец статьей, грубо прошедшейся по образу подруги Избранного, выставив Грейнджер эдакой расчетливой малолетней блядью, что гоняется за знаменитостями. Очевидно было, что вся эта грязь девчонку сильно задевала, но, как и в прошлый раз, та реагировала внешне относительно спокойно. В отличие от Поттера, сердито огрызавшегося на любого, кто осмелился открыть рот в сторону подруги. И Крама. Тот, прочитав статью, разразился на весь зал тирадой на болгарском. И хотя в точный смысл ее Барти ввиду лингвистического барьера вникнуть не мог, поставил бы грюмовский глазной протез на то, что «тази кучка жена» и «курва Скиттер» характеризовали журналистку не с лучшей стороны. «Варви на путка си майна»***** же, судя по округлившимся глазам и покрасневшим лицам некоторых соотечественников болгарского чемпиона, означало, кажется, совсем уж что-то неприличное. Как бы то ни было, желающих расспросить троицу об отношениях, вообще как-то прокомментировать написанное в этот раз сыскалось куда меньше. В памяти учащихся еще были свежи и сцена, закаченная Уизли на Святочном балу, и слова — что Поттера, что Грейнджер. Глазами какими-никакими люди все же не были обделены. Если принять за парочку двух гриффиндорцев, время от времени бродивших за руки, было достаточно легко, то прямо сейчас на человека, которому «любимая» столь вероломно разбила сердце, Поттереныш был ни капли не похож. К тому же парочка общалась. Избранный спокойно садился в библиотеке или Большом зале с Крамом, и, видя это, верить россказням скандальной журналистики так легко уже не получалось. Конечно, находились индивиды, для которых «Пророк» был истиной в последней инстанции, а в голове одиноко расчерчивала полушария мозга единственная борозда, и та — вдоль. Кто-то, будучи немного более оригинальным, пустил слух, что Поттер, Крам и Грейнджер встречаются втроем. Иные приплетали к ним еще и Лавгуд. Когда рядом с Золотой двойкой и чемпионом Дурмстранга стал с завидной регулярностью появляться Лонгботтом, от щедрот сомнительной славы досталось и ему. Барти, слушая это, лишь фыркал и недоверчиво качал головой, впервые, кажется, осознавая в полной мере свой собственный возраст на фоне целого замка проходящих через пубертат подростков. Да, ему блядски не хватало секса в этом долбанном замке, но в его случае сия потребность была связана скорее с 12-летним воздержанием и терапевтическим эффектом подобного времяпрепровождения для расшатанных Империусом и постоянным напряжением нервов. Скукой в некоторой степени. Крауч не видел особого интереса в том, чтоб обмусоливать подробности чьих-либо отношений, и точно не предполагал за дружеским общением постель. Ну или там сопливые поцелуйчики, учитывая, что тремя из четырех объектов сплетен были четырнадцатилетние подростки, а сплетникам порой и того меньше. В пятницу перед выходными, когда Барти наконец решился нанести визит Господину, незнакомая сова вновь принесла Поттеренышу очередное «секретное» письмо. Барти понял это по тому, как поспешно мальчишка спрятал то в сумку, как огляделся после, послав многозначительный взгляд Грейнджер, и как напряженно застыл, встретившись глазами с тоже обратившим внимание на послание младшим Уизли. Рыжий несколько секунд буравил бывшего друга хмурым взглядом, затем раздраженно отвернулся, возвращаясь к прерванному разговору с ирландцем Финниганом. Поттер после этого вроде расслабился, но продолжал кидать на рыжего настороженные взгляды до окончания трапезы. Когда Барти увидел Избранного в следующий раз, тот выглядел слегка встревоженным: хмурился, теребил ремень сумки. У окна, выходящего на Хогсмид остановился. Некоторое время смотрел на еще частично занесенную снегом деревеньку вдали, после чего вдруг раздраженно выдохнул и покачал головой, что-то бормоча. В субботу Краучу было не до слежки за Поттеренышем. Он собирался нанести визит Господину. Переданная домовиком тетрадь буквально жгла. Барти не терпелось передать ее своему Лорду и сообщить все то, что сумел разузнать. И, может быть, тот все же снизойдет до пояснения того, что он не понял. Конечно, Господин не очень-то любил делиться с кем-то тайнами, а за испорченной тетрадкой чувствовалась Тайна с большой буквы, но… Барти ведь мог надеяться? В конце концов, Лорд Волдеморт приоткрыл ему завесу тайны своего бессмертия. И все же не заметить воровато оглядывающегося на окраине Хогсмида героя и вышагивающую рядом такую же нервную Грейнджер было трудно. По случайности путь Барти, к моменту выхода учеников в деревню успевшего отметиться уже традиционно в пабе с Хагридом и помелькать на улице, грозно зыркая на прогуливающихся учеников, пролегал неподалеку, так что он решил-таки за парочкой понаблюдать. Это сокращало время, которое он мог позволить себе отсутствовать, не вызывая подозрений, но… что, если мальчишка собирался натворить глупостей? Барти наложил на себя Дезиллюминационные чары и чары Легкой поступи, зайдя за угол одного из домов. Затем — вышел и заковылял следом, предвкушая тот момент, когда сможет снять — хотя бы и на несколько часов — опостылевшую хуже дамблдоровских чаепитий подпорку. Там, где хоженая тропа сменялась едва утоптанной тропкой, уводящей за гору, у подножия которой оканчивался Хогсмид, оперевшись на поваленное дерево передними лапами, гриффиндорцев поджидал огромный, но заметно истощенный пес. В зубах животное сжимало свернутую газету, что не показалось странным ни Поттеренышу, ни Грейнджер. Напротив, мальчик улыбнулся и что-то коротко сказал собаке — Барти не рискнул излишне близко подбираться к подросткам из-за новообретенной привычки Грейнджер по поводу и без использовать Хоминум Ревелио, так что точных слов не смог расслышать. Как и прочитать по губам — Поттер стоял боком. Пес принюхался, и Крауч вскинул палочку, собравшись наложить блокирующие запах чары, но не потребовалось. Животное довольно вильнуло хвостом и, развернувшись, потрусило дальше от деревни. Подростки пошли следом, стараясь не отставать. Барти, ругнувшись — за ними. Ножной протез не слишком-то располагал к лазанью по буеракам и кустам. Животное остановилось у каменистого склона горы и, дождавшись, пока его догонят Поттер с Грейнджер, потрусило вверх. Подростки без единого сомнения полезли тоже, то и дело оскальзываясь на камнях, а вот младший Крауч остался у подножья, хмуро глядя в спины школьников и выставив щит от сыпавшегося из-под их ног гравия. Он здраво оценивал свои возможности остаться незамеченным, если полезет в облике калеки-Грюма на долбанную гору: процентов 10 из 100. И он бы очень разочаровался в своих временных подопечных, если бы ему это на самом деле удалось. Пусть Барти не увидят и услышат, камни, сбитые ногою и протезом, не могли не привлечь внимания. А левитировать без метлы, как Господин или предатель Снейпи-Снейп, Барти — увы — не умел. И все же то, что дети лезли не пойми куда за неизвестным ему анимагом — младший Крауч мог поставить свое полугодовое хогвартское жалование на то, что пес вообще-то был человеком (много ли собак прилежно ждут кого-то с газетой в пасти в месте, куда довольно сложно забрести случайно, будто встреча им была назначена? Хотя в большей степени псину выдавало все же поведение подростков), — не могло не беспокоить. Барти вывел в воздухе фигуру сигнальных чар, направив палочку в удалявшуюся спину Поттера, удостоверился, что те закрепились, и огляделся, запоминая ориентиры на всякий случай. Затем, слегка успокоенный, все же аппарировал. Если с мальчишкой что-то случится, он об этом узнает. Хотя, похоже, Избранный прекрасно понимал, с кем имел дело.***
В дом Реддлов Крауч-младший вошел пятнадцать минут спустя, уже в своем облике. Хвоста на первом этаже не оказалось. Не то чтобы его особо это волновало. Тот все еще Барти не нравился, несмотря на пользу, принесенную их Господину. Проходя мимо запертой двери в погреб, Крауч бросил на ту мимолетный взгляд, поморщившись, и резво взбежал на второй этаж по лестнице. Крысеныш Питти, к его неудовольствию, был с Лордом, если судить по доносившимся из-за двери гостиной голосам. То, что он собирался рассказать, не предназначалось для чужих ушей. Барти скривился, но постучал, не дожидаясь, когда Господин снова обнаружит его присутствие. Вошел, дождавшись приглашения. — Мой Лорд, — приветствовал он, опускаясь на колено, и бросил беглый взгляд на убиравшего посуду Петтигрю. Очевидно, тот только что кормил их Господина. — Ба-арти, ты не спеш-шил встретиться со мной, — протянул Темный Лорд, довольно ухмыльнувшись. — Как я понимаю, мальч-щик выш-жил. — Прошу прощения, мой Лорд. Старик начал подозревать, что его герою действительно желают зла, и просил не покидать замок. Да, у Поттера наибольше количество очков по результатам испытания. — Сядь, — голова гомункула кивнула в сторону софы, и младший Крауч послушно поднялся с колена. Устроившись на новом месте и наградив недовольным взглядом нерасторопного Хвоста, старательно делавшего вид, что не подслушивает, Барти заговорил не о том, о чем желал всю ту неделю, а о своих последних наблюдениях. — Прямо сейчас мальчик и его подружка встречаются с неким анимагом. Я не смог за ними незаметно проследить, но навесил на Поттера чары. Они предупредят, если ему будет нанесен вред. Барти почувствовал прикосновение к разуму и сосредоточился на увиденной за Хогсмидом картинке. — Интерес-сно, — хмыкнул Волдеморт. — С-значит, Золотой мальчик общаетс-ся со своим рас-зыскиваемым крестным. — Крестным, мой Лорд? Сириус Блэк — анимаг? — недоверчиво вскинул брови Барти. Анимагия была одним из сложнейших разделов трансфигурации, энергозатратным, к тому же, и… Блэк — старший из двоих — не производил впечатление кого-то, кому хватило бы на это силы и усидчивости. Крауч зыркнул на съежившегося при упоминании бывшего друга Петтигрю, наконец закончившего составлять посуду на поднос. Если подумать, то Крысеныш Питти тоже не производил. Барти раздраженно поджал губы. Ему самому анимагия не далась — не хватило контроля над магией. Казалось унизительным, что кто-то вроде Питера освоил превращение в животное, еще будучи школьником. Изо рта гомункула вырвался короткий смешок. — Не с-савидуй, мой Барти. У тебя есть собственные таланты. Можеш-шь идти, Хвос-ст, — протянул Темный Лорд, и тот с тихим «Да, Господин!» поспешил воспользоваться разрешением, выскользнув за дверь. Крауч постарался придать лицу невозмутимое выражение, разрываясь внутренне между досадой и довольством. Конечно же Лорд знал, о чем он думает! Только зачем, зачем нужно было говорить такое при Хвосте? Признание его достоинств лишь немного смягчало унижение. — Не правда ли иронично, паршивейший из Блэков — и вдруг анимаг? Регулус-с был идеальным наследником — с-сильный, умный, послуш-шный воле родителей, чтящ-щий традиции. И все ш-же весьма посредственный волшебник. — Это… неожиданно, мой Лорд, — проронил Барти, все пытавшийся принять как данность факт, что двое из балбесов-Мародеров были анимагами. Волдеморт, будто услышав его мысли, ухмыльнулся. — Джеймс-с Поттер тош-же был анимагом. Оленем. Благородные гриффиндорц-сы ус-знали, что их друг страдает от ликантропии, и поставили перед собой задач-щу: научитьс-ся обращаться в зверей, чтобы бедному Ремус-су Люпину было нескучно одному бегать под Луной. Лорд говорил насмешливо, как всегда, когда речь заходила о чем-нибудь сентиментальном. Но Барти чувствовал, что что-то изменилось в его тоне с 70-х. Будто Господин испытывал… досаду. Очевидно, озадаченность отразилась на лице Крауча, потому что Темный Лорд хмыкнул. — Не с-стоит удивлятьс-ся, мой Барти. Я имел достаточно времени для размышлений. И я понял, ш-што мне с-следовало мыс-слить шире. Я не рассматривал как выгоду эмоции, которые вы, люди, получаете от вроде бы лиш-шенных каких-то объективных плюс-сов связей. Любовь, друш-шба… О, все это по-преш-жнему мне непонятно и смеш-шно, ведь их так прос-сто обернуть против вас-с, испольс-зовать тех, кто вам дорог, как рыч-щаг давления. Они делают вас-с слабыми! Но они ш-же вам дают и силы. Меня на годы обрекла скитаться бес-сплотным духом любовь пос-следователя к грязнокровке, и любовь той к своему сыну. Три посредс-ственных, не улич-щенных в тяге к с-снаниям мага смогли освоить менее, чем за год, сложнейш-шее колдовс-ство, потому что заботилис-сь о чувствах друга. Лорд усмехнулся. — Я предпоч-щту учитывать эти нелогичные привязаннос-сти в будущем. Их недооцененность порой слиш-шком дорого обходитс-ся. Глаза гомункула остановились на Барти. Лицо его при этом выглядело задумчивым. — Я… — начал Крауч. Он понимал, какие мысли могли тревожить его Господина. Но тот вскинул ладонь с паучьими тонкими пальцами, прерывая его. — Я с-снаю, Бартемиус-с! — раздражённо произнес Темный Лорд. И сменил тему: — Ш-што ещ-щё ты можеш-шь мне с-сказать? Барти выдохнул. Он чувствовал интуитивно, да и логически предполагал, что его новости придутся Господину не по вкусу. — Мой Лорд… — заговорил Крауч, глянув на гомункула с долей настороженности. Он не боялся быть наказанным — Господин не срывал недовольство на последователях, приносивших дурные вести, если те не были в случившемся виновны, — но… В дурном настроении Лорд все же был довольно груб. — Я узнал кое-что о событиях второго года обучения Поттера. — Говори! — потребовал Лорд, впившись в Барти острым взглядом. — Летом 92-го Люциус Малфой подбросил дочери Уизли, первокурснице, некий артефакт — тетрадь. Она была подписана именем, данным вам при рождении… Крауча почувствовал, как взметнулась магия Господина, заставив поперхнуться воздухом, и тотчас же опала, усмиренная его волей. Вновь, как и в тот раз, когда он рассказал Лорду о видениях Поттера, появилось неприятное ощущение, будто он единственный живой волшебник в комнате, а гомункул в кресле — всего лишь уродливая бездушная кукла. Карминно-красные глаза поймали, будто бы аркан, взгляд Барти, и снова голову пронзило ощущение чужого разума. На этот раз куда грубее, выдав реакцию Лорда на услышанное. Мозг будто прошила раскаленная игла, и Младший Крауч не удержался от гримасы, стараясь подавить свое инстинктивное сопротивление. Перед внутренним взором пронеслась сцена разговора с Добби, замедлившись там, где Барти рассматривал поврежденную тетрадь, и воздухе вновь — пусть на мгновение и куда слабее — разлилась магия его Господина. В красных глазах мелькнул и тут же пропал — а может, Барти лишь привиделось — испуг. Резко выйдя из его сознания, заставив стиснуть зубы от вспышки отдавшейся в виски боли, Темный Лорд протянул руку и велел: — Дневник! Барти, не желая злить того сильнее, поспешил вытащить переданную эльфом тетрадь. Та тут же перелетела в узкую бледно-серую ладонь, и Крауч чуть ссутулился, сжав зубы и наблюдая, как Господин пролистывает поврежденные страницы, взмахивает над ними ладонью, выплетая незнакомую ему вязь чар, а после левитирует на стол, еще сильнее закрываясь окклюменцией. — Мордредов мальчиш-шка! — прошипел безгубый рот гомункула, и Барти сосредоточил все свое внимание на этих движении и звуке, подтверждающих, что Лорд жив и в кресле не пустая оболочка. Вслед за ругательством последовала длинная фраза на парслтанге. Что-то зашелестело в углу, и на секунду Крауч все же отвел взгляд от лица Лорда. Мимо софы, на которой он сидел, ползла незамеченная им ранее Нагайна. Змея замерла у кресла Господина, подняла верхнюю часть своего массивного тела и опустила вытянутую голову на ноги гомункулу. Рука с паучьими пальцами легла сверху, проходясь по ней неожиданно трепетной для кого-то вроде его Лорда лаской. Барти недоверчиво и то же время завороженно смотрел, чувствуя себя в этот момент в комнате лишним. Господин продолжал шипеть. Нагайна отвечала. Прошла пара минут прежде, чем Лорд вновь обратил внимание на своего Рыцаря. — Это была оч-щень важная вещ-щь, Бартемиус-с, — холодно произнес Господин. — Если бы Поттер не был столь ваш-жен для предстоящ-щего ритуала, я бы отправил тебя с-са ним прямо сейчас-с. Убил бы парш-шивца бес-со вс-сякого пророч-щества… Барти напрягся под внимательным взглядом красных глаз. Те сощурились, и Лорд махнул рукой в сторону последователя, вновь резко обрывая тему Избранного: — Как бы то ни было, ты принес-с ваш-жную информацию, мой Барти. Крауч почувствовал, как стихает боль в висках, и признательно склонил голову. — Благодарю, мой Лорд. — Я ценю проделанную тобой работу, — ровно ответил Волдеморт. — Оставайс-ся таким ш-же полес-сным и в будущем. В тот день Господин больше не стал применять к нему легилеменцию, и обо всем прочем Барти рассказывал, стараясь делать это как можно более подробно, потому что подобное доверие со стороны Темного Лорда было чем-то сродни… извинению?.. привилегии?.. Он не знал. Но что бы это ни было, не следовало принимать подобное как должное. Барти передал Господину Карту Мародеров, объяснив, как именно она к нему попала, и тот долго взмахивал над картой руками, изучая чары, что использовали на ней Поттер, Блэк, Люпин и Петтигрю. — Ну надо ш-же, — хмыкнул Темный Лорд в конце концов с досадой. — Такой талант и у таких ведомых идиотов. Больше Господин никак ее не комментировал, только велел забрать с собой. Поджатый при этом рот и чуть сведенные надбровные дуги гомункула дали понять Барти, что Питер Господину про артефакт не сообщил. Забыл, утаил, не посчитал важным — Крауч не имел понятия, и ему было большей частью плевать. Круцио, которое Крысеныш наверняка, как только он уйдет, получит, по его мнению, выйдет заслуженным. В конце концов, своим молчанием Петтигрю ставил под угрозу саму миссию Барти. Сколько раз его могли раскрыть, глянь Поттереныш на пергамент в нужный момент? О том, что представляла собой поврежденная тетрадь, с чем все-таки пришлось столкнуться Избранному на втором курсе, Господин не рассказал. — Твоя окклюменция вс-се еще с-слаба против с-старика, — сказал он холодно, глядя на Рыцаря. — А это не то, чем я стану рис-сковать ради удовлетворения твоего любопытс-сва, мой пытливый Барти. Темный Лорд на некоторое время замолчал, задумчиво поглаживая змеиную чешую. — И вс-се ш-же тебе следует ус-знать об этом. Пош-же. Явиш-шься с-сюда перед испытанием. Барти покорно кивнул, хотя и чувствовал по этому поводу некоторое разочарование. Покинув особняк Реддлов, младший Крауч остановился, не спеша аппарировать. Он отстраненно скользил карими глазами по заснеженной магловской деревне под холмом и думал о том, что сказал ему сегодня Господин. Что, если бы он правда приказал привести к нему Поттера? Готов ли Барти был выполнить подобный приказ? Сегодня. Сейчас. Нет, совершенно точно нет. Но выполнил бы? Да. Изменится ли что-то до июня?.. Крауч поджал губы и, скользнув взглядом себе под ноги, раздраженно пнул обнаруженный в зоне их досягаемости камень. Он ненавидел эту ситуацию! Поттер должен умереть. Это было правильно. Нет! Нихрена неправильно. Вообще ни с какой точки зрения, кроме прагматической, на самом деле. Но его смерть должна была сократить количество других смертей. Незнакомых Барти волшебников. Безликой ведомой толпы, что не сложит оружия, пока их герой жив (но без зазрения совести спрячется за спиной мальчишки от главного врага). Ex malis eligere minima. Чего стоила жизнь одного подростка перед угрозой массового кровопролития? Казалось бы, ответ прост. Но Барти не хотел отвечать. Чувствовать себя подонком тоже не хотел. Увы, его совести были чужды арифметика и рациональность. — Мордредов мальчишка! — выругался Барти, на мгновение пожалев, что Избранного не прибило-таки в колыбели, и от этого только сильнее разозлившись. Не на Поттереныша, конечно. Щеночек был не виноват по сути — ни в собственной судьбе, ни в его, Барти, мыслях. Однако злость требовала выхода: магического ли, физического, эмоционального — без разницы. Барти аппарировал. Ещё раз. И ещё несколько, запутывая магический след. Он надеялся, что тот шлюшонок мадам Одри, которому нравилась доля жестокости в постельных играх, прямо сейчас свободен. Крауч не делал этого раньше — не срывал злость и раздражение на любовниках, считая это ниже своего достоинства, но… Если второй не против, почему нет, в конце концов? Пройдя, однако, в интимно освещённую гостиную, где ожидали клиентов мальчики и девочки мадам Одри, что работали в данный момент, Барти вдруг замешкался. Его шлюшонок был свободен, да. Даже улыбнулся, вопросительно подняв брови, встретившись с ним взглядом. Вот только Крауч неожиданно для себя понял, что ему сейчас нужно не это. Барти мог сколько угодно злиться на обстоятельства, на других магов, только это не меняло просто факта, что больше всего его сейчас терзало то, что предстояло сделать самому. И на себя же прямо сейчас была направлена направлена его агрессия. Он… Не хотел причинять боли кому-то еще. Зелёные глаза, больше не скрытые толстыми линзами — внимательные и доверчиво смотрящие, — всплывая перед мысленным взором, и так заставляли Барти чувствовать себя ублюдком и предателем безо всяких клятв и обещаний. Усугублять ощущения, сорвав на ком-то, не имевшем к его состоянию отношения, свой гнев, не хотелось. Крауч представил как малахитовые радужки покидает всякое выражение, превращая те в мертвые кукольные глаза-пуговицы — по его вине, его стараниями… И почувствовал, как скручивает тугим холодным узлом внутренности. Да, арифметика была тут бессильна. Взгляд скользнул по гостиной, без интереса проходясь по симпатичным шлюшкам и шлюшатам. В конце концов остановился на одном. Этот хастлер не блистал особой красотой: черты лица казались грубоватыми, волосы коротко острижены — так, что ни ухватиться, ни зарыться пальцами. Он был выше младшего Крауча по меньшей мере на голову, в полтора раза шире в плечах… Вообще не его типаж. Барти не любил таких вот крепких и высоких. С сопливого детства, наверно, чувствовал себя неуютно, когда кто-то вблизи над ним нависал. Спасибо папочке, любившему высказывать ему свое разочарование именно так — нарушая личное пространство и вовсю пользуясь ростовым преимуществом над сыном. Теперь, конечно, Барти не был мелким, но… Как бы то ни было, этот хастлер лучше, чем кто-либо из присутствующих подходил, чтобы удовлетворить возникшую вдруг у него потребность. Парень — а шлюшонок, несмотря на габариты, выглядел его значительно моложе, — почувствовав на себе взгляд, поднял глаза. Темные, трудночитаемые. Определенно то, что надо. Крауч кивнул на лестницу к номерам, и хастлер понятливо поднялся с кресла. — Чего хочет этим вечером господин? — поинтересовался услужливо, проведя клиента в небольшую хорошо обставленную комнату. Единственное волшебное окно, опережая день на несколько часов, показывало закат, расцвечивая помещение красными бликами. В углах, куда не добирался его свет, сумрак развеивали парящие свечи. Не то чтобы Барти сейчас волновала обстановка. Он хмурым взглядом встретился с глазами хастлера. — Господин хочет, чтобы его не называли сегодня господином. Ты не будешь ни угодливым, ни слишком бережным. Можешь даже представить, что когда-то в школе я у тебя девочку увел. Ну или мальчика. Кто тебе там больше нравится? Барти неопределенно поводил в воздухе рукой, откинув на оттоманку у кровати стянутую еще внизу мантию, и повернулся вновь к шлюшонку — проверить, понял ли пожелания клиента. Кажется, понял. Почтительность из темных глаз исчезла, вместо нее возникла некоторая заинтересованность. Несколько секунд хастлер еще изучающе его разглядывал, что вообще-то в среде работников его профессии считалось моветоном, затем подошел — почти вплотную. Так, как Барти не нравилось. Вот только сейчас возникший дискомфорт был чем-то, оттенявшим муки совести, поэтому приветствовался. Не отрывая взгляда от лица Крауча, парень провел своей большой ладонью по его щеке. Барти нахмурился. Нет, все-таки не понял… Ему не нужна была сегодня ласка! Он уже собрался уточнить для непонятливого хастлера, чего именно хочет, когда чужие пальцы стиснули подбородок, дернув наверх. Не позволяя отвести глаза. Не то чтобы Барти собирался. По лицу шлюшонка расползлась чуть кривоватая и почему-то снисходительная ухмылка. Рука оставила подбородок, переместилась на горло и несильно пока сжала. Барти выдохнул через рот, с некоторым удивлением чувствуя собственную однозначную заинтересованность в происходящем. Он не привык к такому обращению, но… кажется именно это ему сейчас было и нужно. Что ж, парень знал свою работу и, вероятно, имел право на снисходительность к клиентам, что сами смутно представляли, чего от него хотят. Шлюшонок между тем склонился к лицу Барти, провел медленно носом по той же самой щеке, после чего больно укусил за мочку уха. Крауч-младший вздрогнул, резко втягивая воздух. Физическая боль отвлекала от не менее болезненных укусов совести, а зарождающееся возбуждение мешало думать — то, чего он и желал добиться. Хотя вообще-то не был полностью уверен, что подобное ему понравится, когда приглашал парня наверх. Пальцы на шее на миг сжались сильнее. После чего хастлер отстранился, оттолкнув его слегка, и прошел к кровати. Сев, откинувшись расслабленно на отставленные кзади руки, парень вскинул ожидающе темную бровь (до снейповской мимики шлюшонку было далеко, но он точно шел по верному пути) и велел: — Раздевайся. Барти хмыкнул. Что ж… Не думать. Просто делать. Чувствовать. Это было несложно. Какая-то часть в нем — гордая, честолюбивая, та, что заставляла бороться со Снейпом и Беллатрикс, которой, кажется, жизненно необходимо было кого-то превзойти и что-то доказать, — хотела упереться, огрызнуться, напомнить хастлеру о его месте… Но, он ведь именно за этим сюда и пришел? Поэтому выбрал не милого мальчика или девочку, а кого-то, кого психологически мог воспринять сильнее? Хотя бы только и физически. Кому мог передать временно контроль и выкинуть на пару часов из головы все эти раздражающие мысли. Перестать злиться на себя. Рука потянулась к завязкам на горловине плотной зимней туники почти сама.***
Лежа тем вечером в своих хогвартских покоях под ворохом одеял, разглядывая древесный узор на потолочных балках, младший Крауч размышлял о событиях дня и в частности его о его окончании. Он никогда раньше не использовал секс как наказание самому себе. Даже мысль об этом казалась ему странной. Но… что-то в этом правда было. Барти притронулся кончиками пальцев к зудящему следу от укуса в основании собственной шеи и слегка скривился. Обычно он не приветствовал оставление на себе меток жрецами и жрицами продажной любви, но прямо сейчас чувствовать напоминание о произошедшем казалось Краучу нужным и правильным. Он хмыкнул, разглядывая чуть синюшный след от пальцев на запястье, чувствуя при этом непривычное удовлетворение. Ну и ладно. Никто ночью Барти не видит, а на утро уже залито во фляжку Оборотное. Самое главное, что Крауч чувствовал себя спокойнее. Совесть грызла, конечно — и он не был уверен, что однажды это прекратится, — но уже не так рьяно, кажется, смирившись с тем, что ничего ее старанья не изменят. А Поттер на ужине выглядел задумчиво. К добру ли?.. Барти уже почти заснул, когда сработали Оповещающие чары на двери, после чего раздался короткий частый стук. С начала сентября после отбоя его решились побеспокоить всего три раза, и каждый из них связан был с проделками учеников. Так что, желая мысленно прошествовать неизвестным ему пока пакостливым подросткам и дежурному профессору, что не мог справиться с ситуацией самостоятельно, к Мордреду на детородный орган, Барти открыл глаза и сел, морщась от неприятных ощущений в области поясницы. И не только. Гребаный конь, а не хастлер! Барти вздохнул. Не то чтобы его особо не устроило это в процессе. Может, выпить обезболивающего? Пока Крауч размышлял, стук прекратился, и он с надежной посмотрел в сторону выхода. Быть может все не так серьезно, и его решили оставить в покое? Но нет, Оповещающие чары продолжали настойчиво зудеть о посетителе. Раздраженно рыкнув, Барти протянул руку к тумбочке, где лежала, ну, позаимствованная у Поттера карта, вытащил и прикоснулся к зачарованному пергаменту вытащенной из-под подушки палочкой. — Торжественно клянусь, что замышляю только шалость, — проворчал он, в конце зевнув. Глядя на вырисовывающиеся чернильными линиями пересечения коридоров, кабинеты, Барти нашел свои покои и, вперившись немного взглядом в подписанную точку у его двери, почувствовал, как слетает с него быстро, будто снитч, сонливость. — Какого?.. — пробормотал он, выпутываясь торопливо из одеял. Большая грюмовская ночнушка, которую сам Крауч мог при желании мог обмотать вокруг себя два с половиной или три раза, в этом совсем не помогала. Выругавшись, он все-таки вылез из постели, сунул ноги в домашние туфли, призвав ту, что обычно прятал из-под кровати. Рука машинально потянулась к опостылевшему за полгода Оборотному, но, глянув еще раз на зачарованную карту, Барти отдернул ее и направился к двери. На этаже, кроме него и неожиданного визитера не было никого. За дверью на первый взгляд никого не оказалось, но, опустив глаза, Барти впился яростным взглядом в просеменившую мимо его ног толстую крысу. Захлопнув дверь и в два шага настигнув грызуна, он подхватил пискнувшего зверька за шкирку и поднял на уровень своего лица. — Ты что, мать твою, здесь делаешь? — прошипел Крауч так, будто кто-нибудь мог их услышать. — С ума сошел? Что, если тебя увидят? Хочешь сорвать мне миссию? Крыса стала резко увеличиваться, и Барти разжал пальцы. Грызун шмякнулся на пол, вновь пронзительно запищав, а спустя десять секунд на ноги поднялся обиженно потирающий разом задницу и шею Питер. — Я здесь по поручению Господина! — воскликнул он. Вся злость Барти мигом улетучилась, уступив место беспокойству. Он ухватил Петтигрю за грудки и подтянул ближе. — Что произошло? ОН в порядке? — Пусти! — испуганно воскликнул Питер, хватая его за руки в попытке отцепить их от себя. — Говори! — рявкнул Барти, больше не заботясь о соблюдении тишины. Петтигрю замер, перестав вырываться. Глянул опасливо и, запинаясь, проговорил: — Б-барти, твой отец… Он… Он сбежал.