***
Часом раньше: Как обычно, присутствие Монокумы ошеломило учеников и заставило их замолчать. Медведь никогда не появлялся без какой-либо цели, и, нравится им это или нет, их выживание зависело от того, чтобы выслушать каждую развратную вещь, которую должен был сказать их «Директор». Тем не менее, некоторые ученики, похоже, привыкли к постоянным визитам медведя. — Тебе здесь не рады, — суровый голос Бьякуи потряс комнату, напугав всех. "Убирайся; у нас важная дискуссия». — Э… правда? — сказал Монокума, наклонив голову. «Это выглядело как бессмысленная болтовня группы школьников, учитывая, что на то, чтобы наконец добраться до цели разговора, ушло больше часа ». — Что ты имеешь в виду под «целью разговора»? — рассеянно спросил Хиро, заработав несколько разочарованных взглядов, особенно от Бьякуи и Джунко. «О, да ладно вам! Вы действительно думали, что все вы можете говорить о наказаниях , не привлекая к этому Мастера Мазохистского Беспредела?!" - Пока все закатывали глаза от самопровозглашенного титула Монокумы, медведь поставил коробку на бок на видном месте. «Кроме того, у меня есть чудесное маленькое шоу, которое вы все можете посмотреть!» — Что бы это ни было, мы не хотим этого видеть, — заговорила Джунко, скрестив руки на груди и угрожающе глядя на медведя. Опустив взгляд, Монокума даже не удосужился поднять голову, когда эхом раздался маниакальный смешок, от которого у каждого ученика побежали мурашки по коже. «Упупупупу... так ли это? Вы уверены, что все чувствуете то же самое? Вас всех вполне устраивает тот факт, что двое ваших одноклассников, добровольно предавших вас, остались безнаказанными?" - Подняв голову, полуухмылка медведя, казалось, стала шире, когда он продолжил: «Отлично! Именно такое прощение и есть наша общая жизнь здесь!» Ужасная тишина поглотила комнату, так как никто не ожидал, что Монокума скажет что-то даже отдаленно веселое. Это было шоком, но в то же время и более ужасающим, чем если бы им угрожал медведь. В этом должно было быть что-то ещё… — О, но я должен тебе кое-что напомнить, — снова резко сказал Монокума, продолжая быть в центре внимания. «Я ваш невообразимо внимательный директор, и поэтому считаю своим долгом держать вас всех в целости и сохранности, пока вы учитесь в моей школе. И если есть какие-то, скажем так, опасения по поводу другого студента… Меня можно убедить наказать их». — К чему именно ты клонишь? — спросил Бьякуя, словно заинтригованный предложением медведя. Радостно развернувшись, Монокума остановился на полпути и указал обеими когтями на маленькую коробку, стоявшую перед ними. «Чтобы ответить на этот вопрос, я должен продемонстрировать вам наглядное пособиее, которое я принес с собой!» Не секундой больше, медведь сорвал с коробки крышку и перевернул её на бок, чтобы всем было лучше видно. Ко всеобщему удивлению, внутреннее убранство было довольно детализировано и напоминало концертную сцену, вроде тех, что можно увидеть в поп-видео. А в центре сцены, в стереотипной позе айдола, стояла маленькая куколка с длинными голубыми волосами. Студентам понадобилось всего две секунды, чтобы понять, что, вернее, кем должна была быть эта кукла. — Это… это… я?" - Саяка чуть не захныкала, увидев свою крошечную копию на «сцене» коробки. "Это действительно так!" — подтвердил Монокума, схватив куклу и заставив её «танцевать» по всей «сцене». Леон стиснул зубы, пытаясь подавить злость от того, как отвратительно было смотреть, как полумедвежонок играет не только с куклой, но и с чувствами Саяки. «Жила-была прекрасная девушка по имени Саяка Майзоно, которая желала только небесного тепла сцены», — начал монолог Монокума, продолжая играть с куклой. «На самом деле, она так любила его, что была готова на невообразимые вещи, чтобы сохранить его! Но такие непослушные девочки должны понимать, что как бы они ни старались…». Без предупреждения Монокума выпустил куклу из рук, позволив ей стоять прямо в центре сцены. Затем, необъяснимым образом из-за своей спины, медведь достал небольшой рычаг и ловко воткнул его в стенку ящика. Медленно повернув рычаг, знакомая мелодия «Pop Goes the Weasel» начала эхом звучать внутри коробки. *динь…динь-динь…динь-динь-динь-динь-динь…динь-динь…динь-динь…динь – ХРУСТ* Внезапно, незадолго до последней ноты песни, медвежий капкан, искусно спрятанный под ящиком, захлопнулся. Когда зубья ловушки щелкнули, они вонзились в маленькое тело куклы Саяки, оторвав голову от плеч куклы шлепком. Из безголовой куклы вырвался поток розовой грязи, забрызгавший пол вокруг коробки. И, словно по велению судьбы, окровавленная отрубленная голова куклы полетела прямо на Саяку, врезавшись ей в грудь и заставив её в ужасе подпрыгнуть и пронзительно закричать. — …ты никогда не сможешь избежать наказания!***
Когда испуганный крик Саяки заполнил комнату, Мукуро пришлось схватиться за ближайший каркас кровати, чтобы не отреагировать. Она могла легко поймать летящую кукольную голову до того, как она приблизится к Саяке, но, конечно, это разрушило бы её облик. Её солдатские инстинкты сразу же насторожили её, как только она увидела коробку, и она знала, что, даже если это не было чем-то смертельным, если Джунко решила использовать её, у нее была определенная цель. Обезглавливание куклы в сочетании со страшным криком Саяки заставило их всех нервничать. Оглянувшись, она заметила, что все её одноклассники были поражены; даже на лице Кёко отразился слабый шок, когда эта сцена развернулась. Но это не давало ответа на вопрос, почему Джунко вообще это сделала. Возможно, целью было просто напугать их всех, в особенности Саяку, но было что-то в ловушке, что знала только Мукуро. То, как кукла Саяки была… уничтожена, было идентично тому, что Джунко запланировала для настоящей казни Саяки. Гигантская медвежья ловушка на сцене, от которой она не могла убежать, убаюкивала её ложным чувством безопасности, что она может выжить, прежде чем жестоко покончить с ней, она была создана специально, чтобы сыграть на страхах кумира. Была ли Джунко расстроена тем, что она, возможно, потеряла шанс исполнить настоящую казнь поп-айдола? Нет, всё ещё оставался шанс, что Саяка снова поддастся искушению убийства… как бы маловероятно это ни было. «Но тогда… зачем создавать маленькую копию казни?» Пока Мукуро обдумывала эту мысль, её глаза переместились и увидели Монокуму, оставшегося незамеченным во время замешательства, смотрящего на неё с дьявольской ухмылкой. Именно тогда, ясно как божий день, медведь закончил своё предложение. — …ты никогда не сможешь избежать наказания! Глаза Мукуро расширились, когда она поняла цель этой маленькой демонстрации. Все были слишком отвлечены, чтобы заметить, что последние слова Монокумы были адресованы ей, что-то, что наверняка планировала Джунко. И хотя она была уверена, что обезглавливание было средством мучить Саяку, а также возбудить остальную часть её класса; точнее, это был способ Джунко послать своей сестре очень конкретное сообщение. «Если я совершу хотя бы одну ошибку, если кто-нибудь из моих одноклассников узнает, кто я на самом деле… Мне тоже придется понести наказание».***
Когда пронзительный голос Саяки пронзил его уши, Леон обнаружил, что мчится к её постели. Схватив окровавленную кукольную голову в руке, он быстро отшвырнул её от неё. В тот момент, когда она исчезла из её поля зрения, поп-айдол наконец перестала кричать, устрашающе замолчав, когда её тело задрожало от внезапной активности. Её дыхание стало прерывистым, и она боролась за глоток воздуха, рана в животе явно беспокоила её. Как только всё начало налаживаться, начался ад. — О чем, черт возьми, это было?!" - Мондо внезапно закричал на Монокуму. «Попытка напугать нас это так низко, чувак!» "Верно!" Така присоединился к ним, яростно указывая на медведя. «Такая диорама недопустима! В нем не было достаточно деталей, чтобы считаться материалом A+, и, в довершение всего, это было слишком смертоносно, чтобы быть представленным должным образом!» — Дело даже не в этом… — пробормотала Джунко с тяжелым вздохом. — В любом случае, — в разговор вмешался спокойный голос Кёко, — с какой целью ты пришел сюда? И зачем понадобилась эта «сцена»?» — Я уже говорил тебе, что это было не более чем небольшое наглядное пособие. Это было в основном для моего собственного развлечения, так как вчера кто-то прервал казнь, — ответил Монокума, отмахнувшись от её комментария и бросив легкий взгляд на Джунко, которая, прислонившись к стене, игнорировала медведя. Скрестив руки на груди, Кёко продолжила: «Тогда не мог бы ты рассказать нам о причине наглядного пособия? Ты так и не ответил на это. На мгновение показалось, что Монокума немного зарычал, когда Кёко потребовала это. Однако звук исчез почти мгновенно, когда медведь сказал: «В общем, если вы все думаете, что Саяке нельзя доверять… Я могу устроить «повторное выступление». Только на этот раз у нас будет настоящая сцена. — Э-э, подождите… ты хочешь сказать, что… — попытался сказать Хиро, прежде чем его резко оборвали. — Если мы этого пожелаем, ты можешь казнить любого из нас? Это то, на что ты намекаешь? — сказала Сакура, обескураженная такой идеей. Ошеломленный внезапным предложением, на лице Монокумы отразилось потрясение, и он отчаянно замахал руками в построении «нет». «О я, о мой! Боже, нет! Это нарушило бы правила, регулирующие наше маленькое сообщество!» — объяснил медведь, медленно опуская руки в стороны. — Но если бы она по какой-то причине случайно нарушила какие-либо правила, и кто-нибудь из вас сообщил бы мне об этом… тогда мне, безусловно, пришлось бы наказать её соответствующим образом. И не волнуйтесь; в таком случае стукачей не заложат!» Тяжелая тишина охватила всех, как и знакомое беспокойство. То, что предлагал медведь, было более чем несправедливо. Если кто-то из них донесёт на Саяку хотя бы о незначительном нарушении правил… её могут казнить на месте, и, по-видимому, никаких последствий для того, кто сообщит об этом, не будет. В частности, Саяка начала метать взгляд по комнате, оценивая всех. Это был первый день, когда она боялась почти всех. И на этот раз Макото не будет здесь, чтобы она могла положиться на него… последствие, которое она навлекла на себя. «Итак, если вы увидите, что она нарушает какие-либо правила, не стесняйтесь, дайте мне знать, чтобы справедливость восторжествовала, которую требует от нас наше общество!» Монокума захихикал, когда все опустили головы, понимая, насколько хрупкими на самом деле были их жизни, пока медведь контролировал школу. Однако посреди приступа смеха медведя прервал яростный крик. «Ты маленький ублюдок!!» Леон вскипел, глядя на Монокуму, медведь только что закончил хихикать. «Ты думаешь, что это смешно, не так ли! Пристал к ней сразу после того, как она наконец проснулась! Кем, черт возьми, ты себя возомнил?! Не теряя ни секунды, Монокума упер руки в бока и ответил: — Я… Монокума! Директор этой школы! Я полагал, что вы уже это запомнили… Я говорил это уже раз сорок семь…». — Убирайся… — прервал тихий голос, испугав медведя и игрока в мяч. Они оба повернулись и увидели Саяку, свирепо смотрящую на Монокуму, держащую подушку в здоровой руке. Слезы катились по её лицу, когда она сердито закричала: «Я сказала, убирайся , ты, маленький монстр! Мне было достаточно тебя! Оставь меня в покое!!" Увидев, к чему это ведет, глаза Джунко расширились, и она закричала: «Нет! Остановись!" Но было слишком поздно… В порыве гнева она выбросила руку, швыряя подушку в сторону медведя. В отличие от предыдущего, она прицелилась точно в цель и полетела прямо в неё. Ухмылка Монокумы стала шире, когда подушка становилась всё ближе и ближе. И все знали, что, как только она доберется до медведя, её судьба будет решена, и на этот раз от неё не уйти. *ПАП* … … … — Не может быть… — прошептал Леон, не в силах пошевелиться. Он и все ахнули, увидев подушку всего в нескольких дюймах от самодовольного лица Монокумы, крепко сжатую чьими-то руками. Ещё более удивительным было то, что тот, кто держал подушку, тот, кто заблокировал её и не дал ей ударить медведя... был не кто иной, как Бьякуя Тогами. «Хотя обычно мне не подобает становиться на сторону таких крестьян как вы, в данном случае я должен с этим смириться. Мы не нуждаемся в твоих услугах. Ни сейчас, ни когда-либо впредь, — строго, но не повышая голос, сказал Бьякуя. «Мы можем сами решить судьбу наших одноклассников. Ты здесь только мешаешь. Уходи». Все замолчали, когда требования Бьякуи эхом разнеслись по комнате, странным образом приходя на защиту его одноклассника. Тем не менее, никто не был удивлен больше, чем Монокума, его лицо стало ярко-красным, когда его гнев начал выходить из-под контроля. — А тебе-то какое дело?! Разве не ты не хотел наказать их?!» — Я вообще не помню, чтобы говорил такое, — жестоко прервал Бьякуя, медленно поворачиваясь лицом прямо к медведю. «Всё, что я сказал, это то, что нам нужно решить, что с ними делать. Я никогда не предлагал никакого наказания или казни. Это была Саяка. Она, и только она, чувствовала потребность быть наказанной». Глубокий яростный рык медленно начал подниматься из Монокумы, когда расчетливые глаза богатого наследника сузились на нём, из-за легкомысленной ошибки, которую он совершил. С видом превосходства вокруг себя Бьякуя продолжил: — Я, с другой стороны, думаю, что изоляция — правильный выход в данной ситуации. Видишь ли, я отказываюсь доставить тебе удовольствие казнить одного из нас без надлежащей правовой процедуры. Если бы у Монокумы была вена на голове, она бы лопнула от чистой ярости, которая исходила от медведя, когда тот кричал в порывах гнева. «АААААА!! Отлично! Просто делай с ними что хочешь!" - Монокума закричал, яростно топая к двери. Однако незадолго до того, как он ушел, медведь обернулся и сказал: «Надеюсь, ты умрешь без гроша в снежной буре». И, не медля, медведь распахнул дверь лазарета и исчез в холле, с яростным лязгом захлопнув дверь. В тот момент, когда медведь ушел, неловкая тишина на мгновение покрыла местность, прежде чем стон, наполненный экстазом, поразил всех. «Удивительно!!» Токо закашлялась, её лицо покраснело от пота, капающего со лба. — М-мастер Бьякуя п-прогнал дьявольского медведя одной своей аурой! — Это и близко не похоже на то, что произошло, — наполовину возмутился Хиро, но всё равно понизил голос. — Меня больше удивляет тот факт, что ты решил защищать таких «простолюдинов», — сказала Кёко с подозрительным взглядом на лице. Легкая насмешка сорвалась с губ Бьякуи, когда он ответил: — Не пойми меня неправильно. Я просто не хотел, чтобы медведь вмешивался в мои дела. Я не потерплю такого грубого поведения ни от кого, не говоря уже о жалкой дистанционно управляемой игрушке с комплексом превосходства». «Даже если так, это было довольно шокирующим зрелищем», — решила прервать Селеста с лукавой улыбкой на её нежном лице. — Если бы ты не поймал подушку, Саяку наверняка казнили бы. Возможно, ты…? — Не заставляй меня повторяться, — оборвал её Бьякуя, бросив на неё леденящий взгляд. «Я вмешался только потому, что медведю здесь не место. Нам еще нужно решить, что делать с этими двумя предателями». Не говоря больше ни слова, Бьякуя бросил подушку обратно в Саяку, заставив её насторожиться, когда она поняла, что у неё недостаточно времени, чтобы поймать её. Однако, прежде чем она приблизилась к её лицу, Леон поймал её в воздухе. Прежде чем она успела среагировать, он уже протянул ей её, чтобы она могла забрать её. Медленно вытянув руку, она схватила подушку и прижала её к груди. «С-спасибо…». — Хорошо, никто не собирается обсуждать то, что только что произошло? — резко спросила Джунко, нахмурившись. — Ты имеете в виду, как мистер Тогами наделился сверхчеловеческой скоростью и… — попытался сказать Хифуми, прежде чем Модница послала ему то, что он интерпретировал как смертельный взгляд. "Ииип!" Сместив взгляд, чтобы снова взглянуть на всех, Джунко нахмурила брови и сказала: «Я говорю о том факте, что никто, кажется, не расстроен тем, что Саяку чуть не казнили!» Наступила тонкая пауза, когда все поняли, что были слишком сосредоточены на дерзком (и неожиданном) спасении Бьякуи, чтобы по-настоящему задуматься о ситуации. И, к сожалению, единственный из них, у которого хватило уверенности возразить, не должен был этого делать. — Ну, неужели это так уж важно, — небрежно ответил Хиро, пренебрежительно махнув рукой. — Не похоже, чтобы что-то случилось… *ХЛОП* «А-а-а!» Все в комнате услышали громкую пощечину, когда ладонь Джунко грубо ударила Хиро по щеке. И на мгновение все просто стояли, а Джунко, дрожащая от гнева, яростно смотрела на него. «Одного из нас чуть не казнили за драку подушками! Тебе кажется это пустяком?! — Э-э-э, э-э, э-э… — Хиро попытался ответить, но боль в щеке в сочетании с абсолютным страхом, который вселила в него модница, заставили его замолчать. К счастью для него, Джунко обратила своё внимание на перепуганного поп-айдола. — А ты, Саяка! О чем, черт возьми, ты думала?! — продолжила она свою тираду, практически летя к постели Саяки. Её зубы были стиснуты, и было очевидно, что она изо всех сил сдерживала свою ярость. Поп-звезда сжалась под её разъяренным взглядом, чувствуя себя более чем когда-либо пристыженной из-за своей глупой ошибки. «Ты уже ступала по тонкому льду и вытворяешь такую ерунду?! Что бы ты сделала, если бы… Бьякуя не поймал подушку?! Или ты думаешь, что заслуживаешь смерти за то, что на самом деле никого не убила?! Вся комната, казалось, тряслась, когда Джунко нехарактерно ругала свою одноклассницу. "Ну что?! Что ты можешь сказать?.. "Я не знаю!!" Мгновенно ответила Саяка, опустив голову и дрожа всем телом. «Я уже не знаю, что мне делать! Я не хочу умирать! Но я должна выбраться отсюда и найти своих друзей!! М-Мои друзья…Мои друзья могут быть мертвы, а я…а я… Её слова глубоко врезались в каждого, каждый из них вспомнил свой собственный DVD и мотив, который был вместе с ними. Разочарование и отчаяние, вызванные этими маленькими дисками, были сильнее, чем они думали ранее. Даже Джунко, ярость которой, казалось, утихла, на мгновение опустила голову, поскольку большинство учеников поняли, как близко они подошли к тому, чтобы согнуться под давлением. Все они были всего в одном шаге от того, чтобы оказаться на месте Саяки или Леона, и если бы она не действовала так быстро, как раньше, один из них мог поддаться тому же искушению. Это был мрачный факт, который не могли опровергнуть ни Кёко, ни великий Бьякуя. Среди тишины Саяка закрыла глаза и начала рыдать, продолжая: — Я… я не хочу… причинять кому-либо боль… но… мои друзья… я… я не… К её внезапному удивлению, пара рук обняла её, а её голова мягко легла на мягкую поверхность. Глаза Саяки распахнулись, и она увидела, как Джунко нежно гладит её по голове, осторожно проводя рукой по волосам поп-звезды. — Всё в порядке… просто выпусти это… Смущение исказило черты лица Саяки, но оно быстро рассеялось, когда она поддалась собственному горю, обняла здоровой рукой Модницу и открыто заплакала. Её слезы испачкали дизайнерскую блузку Джунко, но модница ничего не сказала об этом, позволив голове Саяки прислониться к её груди.***
Мукуро не знала, что заставило её сделать такое для Саяки. Возможно, воспоминания о том, как она несла поп-айдола в лазарет, как-то связаны с этим, или это мог быть какой-то материнский инстинкт, о котором она никогда раньше не подозревала. В любом случае, она не сказала ни слова, позволив поп-звезде излить свою душу. Однако ей удалось перевести взгляд на Леона, который сам был на грани слез. Она как бы хотела, чтобы он присоединился к ней и помог успокоить Саяку, но она не была настолько наивна, чтобы думать, что это будет так просто. Это был первый раз в её жизни, когда она использовала физический контакт, чтобы утешить кого-то… черт, наверное, это был первый раз, когда она действительно пыталась кого-то утешить. Ни она, ни её сестра никогда не нуждались в таком утешении. Джунко всегда была слишком занята, наслаждаясь отчаянием, а Мукуро, будучи солдатом, никогда не позволяла ужасу своей жизни влиять на неё. Однако, когда она держала Саяку и нежно гладила её по волосам, воспоминания о том моменте, когда Джунко бросила её, заполнили её разум. И когда она крепко прижала Саяку к груди, Абсолютный Солдат не могла не почувствовать малейший намек на ревность. «Некому было утешить меня, пока я была в отчаянии…» — кратко подумала она, прежде чем мягко покачать головой, чтобы изгнать все негативные мысли, продолжая успокаивать горе своего одноклассника.***
Пока Саяка продолжала плакать, все в комнате почувствовали, что их гнев на неё начал угасать… кроме Бьякуи, конечно. Посреди её плача он громко откашлялся, привлекая внимание всех, включая скорбящую Саяку. «Извините, что прерываю ваш маленький момент жалости , но нам всё ещё нужно решить, что нужно сделать с этими двумя», — решительно сообщил он всем, игнорируя яростные взгляды, которые он получил, особенно от Леона и Джунко. Однако он посмеялся над их взглядами и продолжил: «Не смотрите на меня так. Вы все знали, что это произойдет, мы решили проголосовать, и я считаю, что мы откладывали это достаточно долго». Угнетающая тишина охватила всех, когда они поняли, что больше не могут откладывать голосование. Хина посмотрела на Сакуру в поисках поддержки, но всё, что мастер боевых искусств мог сделать, это покачать головой. Несмотря на то, что обычно он был бы в восторге от того, чтобы возглавить голосование, Така чувствовал отвращение к характеру голосования и не мог заставить себя провести его. Чихиро нервно посмотрела на всех, совсем не желая голосовать. Мондо, не зная, как ему голосовать, повесил голову и отвел взгляд. Токо, всё ещё находящаяся в экстазе от смелых действий Бьякуи с Монокумой, была готова отдать свой голос прямо сейчас, если её белый рыцарь заметит её. Селеста тоже, казалось, была готова проголосовать; её решение, вероятно, было принято в тот момент, когда Саяка попыталась бросить в неё подушку. Хифуми предпочел хранить молчание во всем этом деле, зная, как он хочет голосовать, но в остальном не зная, как он может внести свой вклад в ситуацию. И Хиро на самом деле не понимал необходимости голосования, но знал, каким образом он должен голосовать, несмотря ни на что. Саяка всё ещё цеплялась за Джунко, боясь, каким будет вердикт, а Леон оставался на месте, не в силах избежать той участи, которую выбрали для него одноклассники. По крайней мере, казалось, что это голосование не было таким опасным для жизни, как в первый раз… то есть, если Бьякуя говорил Монокуме правду. «Прежде чем мы это сделаем, у меня есть вопрос». Вздрогнув, все повернулись и увидели Кёко, которая всё ещё стояла, прислонившись к дальней стене, и смотрела прямо на Бьякую. — Говори, — настоял богатый наследник, уже предвидя её вопрос. — Что ты имел ввиду? — осторожно спросила она. "Что это значит?" — ответил он скептически. — Всё, что ты сказал Монокуме, это об их изоляции, а не об убийстве. Или ты просто блефовал, чтобы заставить отступить?» — спросила она прямо, не оставляя места для неверного истолкования. Последовала ещё одна небольшая пауза, прежде чем Бьякуя усмехнулся и скрестил руки на груди, осуждающе глядя на неё. «Не смеши меня. Меня зовут Бьякуя Тогами, моё слово — моя клятва. Если бы я этого не имел в виду, я бы никогда этого не сказал». — А если мы проголосуем против, ты это поддержишь?" - Кёко продолжала задавать вопросы, её бесстрастное лицо не изменилось ни на каплю. Глаз Бьякуи слегка дернулся от намека, который она сделала, но в остальном он оставался совершенно неподвижным, когда ответил: — Как я уже сказал, Тогами никогда не отказывается от своего слова. Каким бы ни был результат, я его поддержу». Бьякуя счёл странным, что она так настаивала на этом, но у него не было времени обдумать это, прежде чем она снова заговорила. «Тогда я хотела бы внести изменение в голосование», — целеустремленно сказала она, прежде чем продолжить, чтобы никто не смог её перебить. — Если мы решим позволить им воссоединиться с нами, тогда кто-то должен будет заботиться о нуждах Саяки, по крайней мере, до тех пор, пока она полностью не выздоровеет. — П-подожди секунду!" - Саяка попыталась вмешаться, наконец вырвавшись из рук Джунко. — Хм, я могу согласиться с этим." - Все были потрясены, когда Бьякуя внезапно подчинился. Однако коварная ухмылка на его лице мгновенно заставила всех вздрогнуть. «Тем не менее, я хотел бы попросить, чтобы Леон присматривал за Саякой…». « Что?! — практически завопила поп-звезда, уставившись на наследника. «Почему Леон должен быть тем, кто…?» Взглянув в сторону, Бьякуя прервал её, объяснив: — Если вы двое будете вместе, и один из вас окажется убитым, тогда у нас будет подозреваемый. — Кроме того, это послужит наказанием для вас обоих, — добавила Селеста с приторно-сладкой улыбкой. — Это то, чего ты хотела, не так ли, Саяка? Чтобы понести наказание за твои преступления? Саяка начала краснеть и уже собиралась снова протестовать, когда кто-то неожиданно прервал её. — Я не против, — быстро ответил Леон, заставив поп-звезду замолчать. Прежде чем она смогла подобрать слова для ответа, Джунко отошла от её кровати, повернулась к нему лицом и спросила: «Ты уверен в этом?» Это могло показаться не таким уж сложным, но все знали, что это был именно такой вопрос. Однако, вопреки тому, чего все ожидали, бейсболист не колебался. — Да, я уверен, — уверенно ответил он, и его глаза затвердели от решимости. Саяка почувствовала, как у неё пересохло во рту, когда он согласился на эту роль. Она не была готова находиться в нескольких футах от него, не говоря уже о том, чтобы быть с ним наедине! И если бы он был тем, кто должен был подавать ей еду и, вероятно, помогать ей есть, поскольку её доминирующая рука вышла из строя, это было бы более чем неловко. Она не могла избавиться от чувства вины за то, что сделала, и ей приходилось напоминать об этом каждый раз, когда она его видела. Опять же, как и сказала Селеста, это было подходящим наказанием за то, что она сделала. Но с другой стороны, было ли справедливо заставлять Леона страдать вместе с ней…? Прежде чем она смогла по-настоящему обдумать эту мысль, Така наконец обрел желание говорить. «Итак, я думаю, сейчас мы должны перейти к голосованию», — осторожно сказал он, пытаясь восстановить свой прежний энтузиазм. «Да, я хотел бы покончить с этим как можно скорее. Хорошо?" Хиро почти умолял, очевидно, ему не нравилось, как долго это было. «Но как именно мы будем голосовать? И как сделать так, чтобы никто не увидел, за что мы голосовали?» Хина вмешалась, нервно ерзая. «Действительно, следует принять во внимание конфиденциальность», — добавила Сакура, немного успокоив Хину. — Не вижу причин скрывать какие-либо наши голоса, — грубо ответил Бьякуя, оглядывая комнату и обращаясь ко всем. «Если вы все серьезно относитесь к своему голосованию, то не должно быть причин его скрывать». — Я… я полагаю, он прав, — неохотно согласился Хифуми, явно недовольный этой идеей. «Итак, ты просишь нас проголосовать, но как бы ты хотел, чтобы мы это сделали?» Селеста расспросила Бьякую, пытаясь вернуть всех в нужное русло. «Будем ли мы поднимать руки или записывать свои голоса на бумаге?» — Простого подсчета поднятыми руками должно быть достаточно, — ответил Бьякуя, сузив глаза на Саяку и Леона. — И, конечно же, ни один из вас не будет голосовать. «П-Правильно…» "Плевать…" Двое из них ответили одновременно, отводя взгляды от всех в процессе. Когда все были готовы, Бьякуя встал в центре комнаты и сказал: — Хорошо, тогда начнем. Кто за изоляцию Леона и Саяки до особого распоряжения? Бьякуя, Селеста, Хифуми, Хиро, Токо и, неожиданно, Мондо подняли руки. Увидев решение лидера байкерской банды, Бьякуя был немного шокирован, но не было времени зацикливаться на этом. Взяв на себя инициативу, Джунко вышла вперед и провозгласила: «Кто за то, чтобы позволить Леону и Саяке присоединиться к нашей группе?» Кёко, Хина, Сакура, Така, Чихиро и сама Джунко подняли руки. На мгновение всем потребовалась секунда, чтобы подсчитать голоса, но они были разочарованы результатами. «Вот дерьмо!!» — громко сказал Мондо, заставив всех застонать. «Так что, черт возьми, нам теперь делать? Это ничья!» "Он прав! Мы никогда не обсуждали что будет в случае ничьей!» Хифуми отчаянно указал, ко всеобщему огорчению. «На самом деле, это не ничья». Все замерли, когда Кёко заговорила, её слова вызвали поднятые брови и смущенные взгляды. «Этого не может быть!» — резко возразил Така, показывая листок бумаги, который, должно быть, был у него в кармане. На бумаге он подсчитал голоса каждого человека в две отдельные колонки. «Согласно моей схеме, нас ровно двенадцать и по шесть голосов за каждую сторону. Поэтому мы в тупике. Нам просто придется продолжать голосовать, пока кто-нибудь не изменит своё…». — …На самом деле, как бы мне не хотелось это признавать, Кёко права." - Мягкий голос Бьякуи прервал бессвязную речь Таки, не дав его однокласснику возможности договорить. "Но как это может быть?" Хина присоединилась, теперь точно сбитая с толку. — Нас всего двенадцать, если не считать Саяку и Леона. На губах Бьякуи появилась ухмылка, и он, посмеиваясь, ответил: — Простой случай сложения не даёт тебе увидеть ответ. Как грустно…" "Что?! Ты считаешь меня глупой или что?! — закричала пловчиха, сердито глядя на него, пока Сакура сдерживала её. «Пожалуйста, переходи к делу», — настаивала Абсолютная Мастер боевых искусств, её голос был очень серьезным. «Сейчас не время для игр». С намёком на разочарование в голосе наследник Тогами продолжил: «Есть ещё один человек, чей голос не был учтен. Единственный из нас, кто здесь не присутствует. Сбитым с толку ученикам потребовалось целых две секунды, чтобы понять, кого он имеет в виду, но только Саяка нашла в себе смелость произнести это вслух. — …Макото. "В яблочко." Далее Бьякуя объяснил: «Поскольку мы знаем, что он проголосует за то, чтобы они присоединились к нам, это увеличивает количество голосов с шести до семи в пользу их воссоединения». Даже когда он сказал это, Саяка почувствовала, что на самом деле она не выиграла. На самом деле, небольшая часть её хотела быть изолированной, держаться подальше от всех и избегать встречи со своими жертвами лицом к лицу. И Бьякуя, должно быть, прекрасно это осознавал, потому что менее чем через мгновение он дьявольски ухмыльнулся ей и Леону. Ему не нужно было ничего говорить, всё было понятно в его выражении. Ему нравилось осознавать, как трудно будет им так часто находиться рядом друг с другом. И в довершение ко всему, он пообещал соблюдать результаты голосования, поэтому явно не собирался им помогать. Не то чтобы они ожидали, что он сделает что-то подобное. Когда реальность их новой ситуации стала доходить до них, Джунко повернулась и улыбнулась им обоим, прежде чем сказать: «Посмотрите на это так, у вас будет достаточно времени, чтобы решить свои проблемы. Почему бы тебе не помочь Саяке добраться до её комнаты, Леон? Я уверен, что она хочет отдохнуть после всего, что произошло. — Д-да, конечно… Впервые за долгие годы Леон повернулся к Саяке, и она совершила роковую ошибку, взглянув и на него. В тот момент, когда их взгляды встретились, она почувствовала тот же страх и опасение, что и прошлой ночью. Это было её наказанием. Она навлекла это на себя, и на этот раз она ничего не могла с этим поделать.***
«По крайней мере, всё обошлось. Во всяком случае, пока, — подумал Леон, когда они с Саякой прошли мимо столовой и вошли в окрашенный в красный цвет холл общежития. Когда они подошли к комнате общежития, Леон инстинктивно начал поворачиваться к двери с табличкой: «Саяка». Тем не менее, раненая поп-айдол заметно вздрогнула. Потрясенный её внезапным проявлением боли, бейсболист прекратил все движения, удерживая её так осторожно, как только мог. «В-Вау! Что случилось?" — осторожно спросил он, стараясь изо всех сил не казаться удивленным. С легким взглядом Саяка перевела взгляд на него и сказала: — Ты слишком быстро двинулся в другом направлении. В любом случае, какого черта нам нужно идти сюда? — Ну… потому что это твоя комната, — объяснил Леон, кивая на дверь. Бросив взгляд на дверь, с губ Саяки сорвался усталый вздох, и она разочарованно нахмурила брови. «Леон… это комната Макото… я в соседней». Игроку в бейсбол хотелось прикрыть лицо, но руки были слишком заняты. Вместо этого на его щеках появился румянец, когда он смущенно сказал: «О… да». Не говоря больше ни слова, он продолжал ковылять по коридору поддерживая Саяку, добравшись до её настоящей комнаты всего за несколько мгновений. Повернув ручку и распахнув дверь, Леон втолкнул их обоих внутрь. Как только он оказался в комнате, он остановился. Это было так невероятно… просто. Не было ни плакатов, ни наборов для макияжа, ни комода, чтобы нанести упомянутый макияж, черт возьми, там вообще не было вещей в стиле поп-айдолов! Если не считать того, что простыни на её кровати были розовыми, не было абсолютно никаких признаков того, что это вообще женская комната… кроме приятного женского аромата, который наполнял его ноздри. По какой-то причине это было странно успокаивающим для него… хотя он не мог точно сказать, почему. Это должно было быть более заманчивым, чем что-либо ещё, но, по правде говоря; это было более знакомо, чем он думал. Но он не позволил этой мысли уйти слишком далеко, прежде чем продолжил осматривать её комнату. Как будто всё было убрано, что было полной противоположностью его комнаты. Когда он вернулся в свою комнату, то обнаружил, что его бейсбольная экипировка, множество его рок-постеров и даже его собственная электрогитара были готовы и ждали его. Всё это он отправил в школу перед своим приездом, так что он не был так уж удивлен, увидев это, но только сейчас он понял, насколько это было странно. Почему в его комнате так много его вещей, а у Саяки, кажется, нет ничего? Должно быть, она отправила свои вещи в школу до приезда, так же, как и он, так почему же она…? — Эй… ты позволишь мне сесть?" - Голос Саяки вернул его к реальности, когда он понял, что, должно быть, стоит там довольно долго. — Д-да, — быстро сказал он, стряхивая странное чувство, вызванное этой мыслью. Подойдя к кровати, Саяка практически оттолкнулась от него, когда оказалась достаточно близко, и плюхнулась на кровать. Не прошло и двух секунд после того, как она отделилась от него, она сказала: «Спасибо, ты можешь идти». Леон почувствовал, как его глаза дернулись от её поведения. Конечно, она сказала эти слова, но в её голосе практически не было благодарности, когда она благодарила его. И то, как она настояла на том, чтобы он ушел, тоже немного напрягало. Однако не то чтобы он не понимал. Вероятно, он вел бы себя так же, если бы человеку, который чуть не убил его, пришлось о нём позаботиться. « Даже если так, она не должна быть такой напористой… » — подумал он про себя, отступая на несколько шагов назад. — Нелегко нести человека по трем коридорам, тем более что я сегодня толком ничего не ел!.. Глаза Леона слегка расширились, когда он понял, что не только он забыл поесть, но и Саяка даже не успела поесть с тех пор, как проснулась. И со всем, что случилось, она, должно быть, голодна. — Итак, ты голодна или…? "Нет." На лице Леона образовался глубокий хмурый взгляд, когда она нагло отказалась. "Серьезно? Ты не ела уже два дня. «Это не имеет значения. Я не голодна, — строго ответила она, даже не глядя на него, и легла в центре кровати. — Так что иди уже. Леон очень не хотел злиться на неё, он хотел спокойно объяснить, почему ей нужно поесть, и убедить её позволить ему что-нибудь ей принести. Тем не менее, он полностью потерпел неудачу в этом понятии. «Послушай, я знаю, что тебе это не нравится, но тебе нужно что-нибудь съесть», — строго сказал он, всё более и более расстраиваясь. «Тебе нужно есть, чтобы восстановить силы и всё такое, верно? Даже если ты не голодна, ты должна что-нибудь съесть…». Он был удивлен, когда Саяка повернула голову, чтобы посмотреть на него, её глаза сердито сузились. Игрок в бейсбол невольно вздрогнул от этого зрелища, оно слишком напомнило ему ту ярость, которую она испытала позапрошлой ночью, хотя на этот раз в её глазах определенно не было жажды крови. — Что нужно сделать, чтобы ты оставил меня в покое ?" - Саяка вскипела, откровенно объясняя ему своё желание. Однако Леон не отступил и ответил на её гневный взгляд: «Позволь мне принести тебе немного еды, и я оставлю тебя в покое до конца ночи. По рукам?" Секунду они смотрели друг на друга в отчаянии, ни один из них не хотел отступать. Это было именно то, чего они оба боялись, и казалось, что их ситуация будет продолжаться до тех пор, пока один из них, наконец, не сдастся. Удивительно, но первой не выдержала Саяка, тяжело вздохнув, отведя взгляд и сказав: — …Хорошо. Только поторопись». И с этими словами она перевернулась, чтобы полностью повернуться к нему спиной. Опять же, её тон разозлил его, но, по крайней мере, она собиралась получить немного еды. Это была незначительная победа, но, по крайней мере, Леон чувствовал, что он чего-то добился . — Хорошо, чего ты хочешь? — спросил он, готовый ко всему, что бы она ни попросила. «Мне всё равно, лишь бы это было съедобно». Итак, он был не так готов, как ожидал. В столовой была херова туча еды, и решить, что она будет есть, будет непростой задачей. Однако Леон сказал себе, что он должен быть просто счастлив, что она готова поесть, и повернулся к двери. «Хорошо, я скоро вернусь. Никуда не уходи…» Слова вылетели из его рта прежде, чем он успел это осознать. Укол вины пронзил его сердце, когда он понял, что, даже если бы она захотела, она была не в состоянии никуда уйти. И даже если бы она могла, ей было некуда идти, не с ними, пойманными в эту смертельную ловушку школы. Вытеснив эту мысль из головы, бейсболист решил сосредоточить свои мысли на том, какую еду он должен принести ей, и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Когда дверь закрылась, Саяка ненадолго обернулась, чтобы взглянуть на дверной проем, в уголках её глаз блестела влага.***
— Что, черт возьми, мне теперь делать? — спросил Мондо вслух, сидя, закинув ноги на один из столиков кафетерия. После того, как они решили, что делать с Саякой и Леоном, все разошлись. Мондо проголодался, поэтому он пришел сюда, чтобы перекусить, и обнаружил, что не знает, что делать дальше. Он не устал, и было ещё довольно рано, так что у него не было причин возвращаться в свою комнату. Он был там почти пятнадцать минут и всё ещё не мог решить, что ему нужно делать. «Я никогда не умел думать об этом дерьме. Почему я не могу просто выбить всё дерьмо из вдохновителя и заставить его…? Посреди его бреда двери кафетерия открылись, и Мондо лениво перевел взгляд, чтобы увидеть, кто это был. Однако, увидев входящего в комнату рыжеволосого бейсболиста, байкер быстро напрягся и отвел взгляд. — Черт… какого черта он здесь делает?" - Мондо на мгновение задумался, прежде чем застонать, вспомнив, что находится в фуд-корте, где любой может получить еду. Честно говоря, настоящая проблема заключалась в том, что Мондо просто ещё не был готов встретиться с бейсболистом. В конце концов, он открыто проголосовал за то, чтобы запереть и Леона, и Саяку. В то время это казалось лучшим вариантом, чтобы убедиться, что ничего плохого не произошло, но, увидев, как такие люди, как Чихиро и Кёко, голосуют за то, чтобы позволить им остаться, ему стало немного стыдно. Он чувствовал, что может доверять таким людям, как Чихиро и Кёко: первой из-за её честного характера, а второй из-за того, что она была чертовски хорошо себя показала во время суда. Если бы он знал, что они проголосуют за то, чтобы позволить им остаться, он мог бы изменить свой голос. С другой стороны, он всё ещё немного беспокоился о том, что Саяка или Леон могут попытаться сделать… он думал? « Ухг, я действительно не силен в этой чепухе! — ругал он себя, не отрываясь от своего места. Он даже не заметил, что Леон ушел на кухню и уже возвращался с тарелкой еды. Мондо не собирался ничего говорить; он всё ещё не был уверен, что думать о Леоне… или Саяке, если уж на то пошло. Конечно, он вроде как простил их, так как на самом деле никто не умер, но это всё ещё было довольно сложно, и он просто не знал, как с этим справиться. Однако, когда бейсболист проходил мимо него в этот раз, байкер рассеянно выпалил: «Так, это тебе или Мисс Поп-Идол досталась еда?» Мондо пытался вести себя непринужденно и просто поговорить с Леоном так, как он говорил бы перед всем, что произошло, но даже он понял, насколько бесчувственным был его комментарий. Он видел, как Леон вздрогнул, но не остановился. — Это для Саяки… — только и ответил Леон, толкнув дверь кафетерия и выйдя, толком не ответив байкеру. Почти сразу после того, как Леон ушел, Мондо почувствовал, как его кровь закипает. Оторвав ноги от стола, Мондо яростно схватил одной рукой ни в чем не повинный стул, высоко поднял его и с яростным криком впечатал в пол. Когда звук разбитого стула эхом разнесся по столовой, байкер крепко сжал кулаки. — Я не хотел голосовать за тебя! — закипел байкер, его гнев затмил рассудок. Мондо почувствовал, как его начинает одолевать стыд. Ему нужно было как-то выплеснуть свой гнев, и если бы ему пришлось разбить все стулья в комнате, вот что должно было случиться! Однако, прежде чем он успел схватить ещё один беззащитный стул, двери столовой распахнулись. — Что здесь происходит?! — послышался голос Таки, заставив байкера щелкнуть головой, чтобы взглянуть на Абсолютного Дежурного, когда он вошел в комнату. — Я должен был догадаться, что это ты, Мондо! Разве ты не можешь прекратить свою преступную деятельность, пока мы не найдем способ сбежать?! Один только вид одержимого правилами придурка вызвал ярость, которую Мондо изо всех сил пытался сдержать, и он, сузив взгляд, посмотрел на своего одноклассника, когда сказал: «Чувак… Я не в настроении для этой ерунды… »***
*Тик*…*Тик*…*Тик*…*Тик* Часовая стрелка настенных часов едва миновала «8», а минутная уже приближалась к «6». Прошло так много времени, и казалось, что никто этого не заметил. Часы на стене продолжали отсчитывать время, не обращая внимания на убитую горем поп-звезду, сидящую прямо в своей постели. Саяка почти безжизненно смотрела вниз, не зная и не заботясь о том, что ей теперь делать. Она прижала колени к груди; игнорируя боль, которая причиняла ей рана. Она сняла бинты со сломанного запястья, положила перевязь рядом с собой на кровать и положила раненую руку на колени, видимое напоминание о своем преступлении. Рядом с её кроватью, на маленьком сервировочном столике, который, должно быть, был доставлен из кладовой, стояла тарелка со свежей едой, которую принес ей Леон. Он говорил очень мало, очевидно, их прежний диалог всё ещё действовал на него, и он задержался лишь на мгновение, прежде чем уйти. Это было почти час назад, а она до сих пор не прикоснулась к еде. Чувствуя себя немного пристыженной ужасными комментариями, которые она выкрикнула ему ранее, она не могла удержаться от того, чтобы взглянуть на поднос, чтобы посмотреть, что он принес ей. Сэндвич с индейкой и листьями салата, яблоко и бутылка воды. Все продукты она могла есть одной рукой. Леон сделал всё возможное и даже отвинтил крышку бутылки с водой для облегчения доступа. Непролитые слезы увлажнили уголки её глаз, и она быстро вытерла их, отводя взгляд от блюда. — Почему… почему он… так… добр со мной? — медленно произнесла она, сдерживая всхлип. «Я пыталась… я пыталась…» Зажмурив глаза, она уткнулась лицом в колени, не давая слезам пролиться из глаз. Её рана в животе болела, а сломанное запястье онемело, но она почти не обращала на это внимания, позволяя тьме начать поглощать её. Внезапно в её дверь постучали. Её голова взлетела вверх, и она уставилась широко раскрытыми глазами в сторону маленького коридора, ведущего к её двери. Она подождала мгновение, неуверенная, действительно ли она услышала шум или нет, но всего через несколько секунд кто-то снова постучал в дверь. По правде говоря, Саяка не хотела признавать, что это происходит, решив снова уткнуться головой в колени. Но, как и прежде, раздался стук и нарушил её мысли. Небольшая часть её разума подумала, что это может быть ловушка, подобная той, которую она расставила для Леона. Но даже если это так, она не чувствовала, что имеет право сопротивляться. Конечно, она не хотела умирать, но и не хотела больше жить с таким сокрушительным чувством вины. Возможно, поэтому, хотя она и знала, что идёт против здравого смысла, она решила открыть дверь. Подняв перевязь, она протянула через неё руку и медленно приблизилась к краю своей кровати. Медленно вытянув ноги за край кровати, она осторожно поднялась, встав самостоятельно впервые после инцидента. Её ноги были слабыми и подкашивались, но каким-то образом она нашла в себе силы сделать самые маленькие шажки к двери. Это были детские шаги, и она едва могла оторвать каждую ногу от земли, пока продвигалась вперед, но мало-помалу она пробиралась к двери. Стук продолжался, хотя и не так часто, как раньше, но достаточно, чтобы она знала, что тот, кто звал её, всё ещё здесь. — Э-это, наверное, Леон… — предположила Саяка, подходя к двери, — Он просто не понимает намеки… Её комментарий должен был успокоить её расшатанные нервы, которые становились всё более неистовыми с каждым шагом к двери. Однако она не могла отрицать нахлынувший страх, думая, что здесь может быть кто-то, кто причинит ей вред. Но было уже поздно поворачивать назад, она уже стояла у двери, крутила ручку и медленно открывала её. Чуть приоткрыв тяжелую дверь, она выглянула наружу и сказала: «Д-да…» — Эм… Саяка? — раздался нервный, но знакомый голос. Кровь Саяки застыла, и её глаза расширились, когда Макото появился прямо за её дверью. Её рука соскользнула с дверной ручки, непреднамеренно распахнув её шире, что позволило обеим сторонам хорошо рассмотреть друг друга. Несколько мгновений никто из них не говорил и даже не двигался, если не считать легчайшей дрожи, которая начала охватывать Саяку. Новый вид страха охватил её, когда она оказалась лицом к лицу с одним из людей, которым она манипулировала. В тот момент ужас перед лицом смерти казался незначительным по сравнению с ужасом от того, что придется жить с её преступлениями. "Могу ли я войти?" — наконец тихо спросил Макото. Несмотря на то, что её разум практически кричал, чтобы не позволить ему войти, Саяка выпалила в ответ: «Конечно…» Отойдя от двери, Макото медленными шагами вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Не дожидаясь, пока он что-нибудь скажет, Саяка повернулась и медленно пошла обратно к своей кровати. Её движения были медленными, и она знала, что если бы она попросила, он помог бы ей, но она не могла заставить себя сделать это. — Я и так достаточно с ним сделала… Как она и ожидала от него, Макото был очень терпелив и ждал, пока она медленно подошла к своей кровати и села. Именно тогда Саяка подняла взгляд и, наконец, внимательно посмотрела на него. Несмотря на её пытки, Макото всё ещё выглядел очень усталым, даже после столь долгого сна. Его одежда была взлохмачена, а волосы в беспорядке. Вероятно, он даже не принял душ перед тем, как прийти к ней, что показало, насколько он, должно быть, беспокоится о ней. — Он действительно… не спал всю ночь и присматривал за мной… после всего, что я с ним сделала? — удивилась Саяка, глядя на его растрепанный вид. Когда она посмотрела на него, её глаза поднялись, чтобы увидеть, как он с тревогой смотрит в её сторону, и она тут же отвела взгляд, опустив его вниз, чтобы посмотреть на ковер. — Итак, э-э, у тебя, кажется, всё в порядке, — резко прокомментировал Макото, нервно почесывая затылок. Краем глаза Саяка заметила, как он осматривает комнату, пока не заметил тарелку с едой. — О, так Леон принес тебе поесть? Я слышал, что он будет приносить тебе еду, пока тебе не станет лучше. Я… ммм, я знаю, что это, вероятно, нелегко для вас обоих, так что… если хотите, я могу… — Чего ты хочешь, Макото?" - Саяка внезапно поймала себя на том, что говорит резче, чем она хотела. Однако она больше не могла слушать, как он говорит об этом. Он был таким же, как всегда, таким добрым и внимательным, готовым сделать всё, чтобы помочь ей. Его честная и чистая натура должна была успокаивать… но она больше не могла видеть это таким образом. Не после того, как она манипулировала его сострадательной натурой, чтобы попытаться совершить убийство. Она просто хотела услышать, что он хотел сказать, и попросить его уйти, само его присутствие вызывало у неё беспокойство. Она поняла, что её слова, должно быть, застали его врасплох, потому что на мгновение Макото решил стоять молча. Однако, похоже, ему не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя, прежде чем он снова заговорил. — Мне… мне нужно кое-что спросить у тебя, Саяка. Его суровый тон напугал поп-звезду, и вопреки здравому смыслу она подняла голову. Ей едва удалось сдержать шок, когда она увидела серьезное выражение его лица. Ни разу с тех пор, как они оказались здесь в ловушке, он не делал такого лица, и в этот момент она вдруг поняла, как мягкосердечный Макото смог стать движущей силой судебного процесса. Сакура сказала ей, что он был самым непреклонным в раскрытии дела и безжалостно исследовал дело, даже после того, как узнал о её предательстве на полпути. Несмотря на то, что её расстроил его решительный вид, она сдержала шок, когда ответила: «Давай». — Мне нужно знать… — медленно начал он, словно сам набираясь храбрости. — С самого начала, с тех пор, как мы все застряли здесь… ты всё время просто использовала меня? Саяка думала, что готова ко всему, что он скажет, что ничто из того, о чем он мог попросить её, не сломит её, но она ошибалась. Даже если внешне она не показывала абсолютно никаких признаков перемены, внутри она чувствовала, как её совесть скручивается и разрывается на части. Ей хотелось сказать ему правду, сказать ему, что она искренне подружилась с ним, потому что чувствовала себя комфортно рядом с ним, потому что восхищалась им задолго до того, как стала айдолом. Но она просто не могла этого сделать; слов просто не было, пойманная в ловушку вины, которая разрывала её душу на части. И тут её осенило, она поняла, что ей нужно сделать, чтобы защитить его. Она знала, что это её единственный шанс поступить правильно… каким бы ужасным это ни казалось. Недолго думая, она нахмурила брови и ответила: «Конечно. Я думала, ты уже это понял. Выражение искреннего шока и боли появилось на лице Макото, когда он услышал её, его решительное и суровое лицо перед тем, полностью исчезло. И когда это произошло, Саяка почувствовала, как её сердце разрывается, когда она смотрела, как он отводит взгляд. Она знала , что причиняет ему боль и что он, как никто другой, этого не заслужил. Но она также знала, что это необходимо сделать. — Ну, да, думаю, да… — пробормотал Макото, словно пытаясь убедить себя, прежде чем резко бросить на неё взгляд. — Но Кё… эээ, кто-то подумал, что… может быть, ты написала имя Леона на стене, чтобы… защитить меня? Саяка почувствовала, как её внутренности скрутило, когда он попал в самую точку, но знала, что она не может этого признать. Поэтому вместо этого она сердито хмыкнула и ответила: «Не будь таким наивным, Макото. Очевидно, я сделала это, чтобы отомстить Леону. Я хотела, чтобы все знали, кто… напал на меня. Это было просто совпадение, что это помогло и тебе». — Н-но!.. Макото, казалось, был на грани спора с ней, как будто он действительно не хотел, чтобы её слова были правдой. И Саяка знала, что если она собирается убедить его, ей придется сделать непростительное… — Заруби себе на носу, неудачник! — резко закричала она, стиснув зубы и глядя на него. «Ты действительно думал, что кто-то вроде меня будет добровольно общаться с кем-то таким жалким, как ты ?» «Это не может быть правдой! Мы друзья! Ты… ты извинилась за то, что сделал со мной и Леоном!" - Макото выстрелил в ответ, изо всех сил стараясь отрицать то, что слышал. Его слова вонзились в неё, и Саяка сжала кулак здоровой руки, чтобы не сломаться и не признать правду. Однако каким-то образом она нашла в себе решимость продолжить фарс. «Я сожалею о содеянном… но это ничего не меняет». Медленно она подняла голову и практически усмехнулась: «Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего. Мы не друзья. Мы никогда не были и никогда не будем. Ты был лишь средством для достижения цели. Так что ты можешь просто уйти отсюда и оставить меня в покое ! Когда её слова эхом разнеслись по маленькой комнате, она как никогда ценила звуконепроницаемость общежитий. То, что она сказала, было совершенно непростительно, и она не хотела, чтобы кто-то еще это услышал. Заставлять Макото слушать это было достаточно ужасно… Продолжая свирепо смотреть на него, Саяка была вынуждена наблюдать, как вся краска схлынула с лица Макото. Она практически могла видеть ту боль, которую причинила ему, когда он опустил голову, в его глазах блестели слезы. Несмотря на это, она сохранила свое разгневанное лицо нетронутым, зная, что если она сломается сейчас, всё, что она сделала, будет напрасным. Наконец, после почти целой минуты молчания, Макото наконец заговорил: — Понятно… Тогда я оставлю тебя в покое. Его голос был более чем удрученным, и, когда он обернулся, его черты опечалились, поскольку он пытался сдержать боль внутри. Медленными шагами он начал двигаться к двери, ни разу не оборачиваясь. Всё это время Саяка напоминала себе, что поступила правильно. «Я больше не могу причинять ему боль… Ему нужно держаться от меня подальше, иначе я могу снова причинить ему боль… Вот почему… Вот почему… Я не могу… Я не могу…» Ей удавалось держаться, её сердитое лицо ничуть не дрогнуло, когда Макото ушел. Однако как только он дошел до двери и открыл её; он сделал то, чего она никак не ожидала. Вытирая, должно быть, слезы рукавом, Макото медленно оглянулся через плечо. Его глаза были закрыты, но на его лице была самая теплая улыбка, которую она когда-либо видела от него, как будто он прощал её за всё. "Надеюсь, ты скоро поправишься…" Это было всё, что он сказал, прежде чем отвернуться и выйти из её комнаты, медленно закрыв за собой дверь. Но эти слова имели больше значение, чем Макото мог себе представить. В тот момент, когда она услышала эти слова, лицо Саяки рухнуло. Слезы хлынули из её глаз, катясь по её щекам, и она протянула здоровую руку, словно пытаясь остановить его. Однако его уже не было… ущерб, нанесенный ею, был необратим. Она пыталась защитить его, но только причинила ему ещё большую боль… и даже тогда он не отказался от неё! Он всё ещё заботился о ней, несмотря на всё, что она сказала, несмотря на намеки на то, что их дружба была ложью! Он дорожил их дружбой, дорожил ею больше, чем она когда-либо знала! Он всё ещё верил в неё после всего, что она сделала… и она жестоко отвернулась от него. На несколько мгновений в комнате повисла тяжелая тишина, но она была быстро нарушена, когда Саяка разрыдалась. Она рухнула на кровать и уткнулась лицом в подушку, безудержно плача и не заботясь о том, что её отчаяние записывает камера над ней.***
Саяка совершенно не подозревала, что Макото, торопясь покинуть её комнату, не закрыл дверь полностью, оставив её открытой ровно настолько, чтобы можно было услышать звук. Однако он уже пробрался в свою комнату прежде, чем смог что-то услышать. И в дополнение к этому, он также не заметил рыжеволосого звезду бейсбола, прислонившуюся к ближайшей стене. И, собирался он или нет, Леон поймал себя на том, что внимательно слушает, как плач Саяки наполняет пустой коридор. Однако он чувствовал, что не имеет абсолютно никакого права даже приближаться к ней прямо сейчас. Как бы ему ни хотелось утешить её и сказать, что она ни в чем не виновата, он знал, что никогда не сможет этого сделать. Он уничтожил любую возможность этого в тот момент, когда случайно ударил её ножом. Не в силах заставить себя слушать её рыдания, он медленно подошел к её двери и осторожно закрыл её, надеясь, что она не заметит. Как только дверь закрылась, чтобы её крики не раздавались по коридорам, Леон глубоко вздохнул, а желудок заурчал. «Я ещё ничего не ел», — вспомнил он, медленно передвигаясь по коридору к кафетерию. Когда он приблизился к дверям столовой, он был слишком отвлечен собственным голодом и противоречивыми эмоциями, чтобы услышать голоса двух своих одноклассников, которые громко спорили.