***
Первые лучи солнца мягко проникали в комнату сквозь полупрозрачную тюль, точно жестокая издёвка жизни, окрашивая помещение в кроваво-алый цвет. Хейзел сидела у окна. Подтянув ноги к груди и обхватив колени руками, перепачканными чужой застывшей кровью. Она не плакала. Не всхлипывала. Просто сидела, глядя в пустоту, точно это она недавно умерла на больничной койке. Прикрыв веки остекленевших глаз, Данте отложил нож к остальным инструментам. Так орудие смерти с лёгкостью затерялось среди хромированной стали медицинского оборудования, что спасает жизни. Данте взглянул на свои ладони, будто увидел их впервые. Покрытые кровью, трясущиеся, неспособные ни на что. Это чужие, совершенно незнакомые руки. Ему пришили их по ошибке. «Это руки убийцы. Ты правда думал, что они могут спасти кого-то?» — насмешливо отозвался внутренний голос. Грудь сдавило с такой силой, что вздох замер болезненным комом где-то у самого горла, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни шелохнуться. В комнате внезапно повеяло замогильным холодом, будто кто-то распахнул окно в середине января. Данте вздрогнул. По телу мелкой дрожью пробежала колючая волна, точно заряды тока. «Почему ты его не спас? Почему?» — сквозь истошные рыдания кричит Линда, едва не срывая голос. Её чёрные волосы, всегда роскошные и лоснящиеся, совсем растрепались, утратив свой блеск. А по раскрасневшемуся лицу грязными дорожками растекалась тушь. Данте не знал, сколько времени они уже стоят в ординаторской и орут друг на друга, не знал, который сейчас час, не знал, как скоро всеобщая жалость иссякнет и их попросят удалиться из больницы. Ему вообще казалось, что всё это происходит не взаправду. Всё это какой-то бред. Может, ему это снится, а может, происходит не с ним… «Я же сказал: я сделал всё, что мог», — процедил Данте, сильнее впившись ногтями в спинку замшевого кресла, что служило своеобразным щитом, точно той эмоциональной пропасти между ними было недостаточно. В отличие от Линды он всё ещё не пустил ни слезинки, отказываясь принимать новое настоящее, но это только больше бесило её. «Значит, ты сделал недостаточно!» — безжалостно выплюнула Линда, глядя ему прямо в лицо. Данте судорожно вздохнул, точно вынырнув из-под толщи холодной воды. Его трясло. Руки и тело пробило крупной дрожью как при ознобе, колени едва держались, чтобы не подкоситься. И голова… Этот пропитанный едкой ненавистью тон бывшей жены, он отдавался пульсирующей болью в висках, точно Линда только что воскресла из мёртвых и вновь этим бесчестным ударом вышибла землю у него из-под ног. «Нужно отвлечься» — промелькнула мысль. Данте выпрямился и наконец оторвал взгляд от своих ладоней. Ухватившись за эту мысль, как за последнюю соломинку надежды, Данте пробежался глазами по комнате и тут же внимание его захватил свернувшийся комочком силуэт у окна. В груди что-то укоризненно кольнуло. Пока он упивался жалостью к себе, совсем рядом страдал и почти наверняка нуждался в поддержке более реальный и живой человек, чем прогнившие воспоминания или труп на столе. Взяв свободный стул, Данте поставил его напротив девушки, но так и не решился прикоснуться к ней. Нежные светлые волосы, в которые ещё недавно он зарывался в порыве страсти, совсем растрепались и сейчас небрежными волнами спадали с плеч, словно стена водопада, укрывая лицо своей хозяйки от посторонних глаз. На белоснежной коже застыли капли кровавых брызг, а пересохшие губы, казалось, сжались так плотно, что больше никогда не заговорят вновь. Хейзел даже не обернулась в его сторону, когда Данте сел напротив, её взгляд был устремлён куда-то туда, где никому до неё не добраться. — Хэй, — мягко окликнул девушку Данте. — Мы сделали всё, что было в наших силах. Это не наша вина. Хейзел покачала головой. Она подняла на мужчину настолько измученный, тяжёлый взгляд, что на секунду Данте невольно удивился — как она ещё держится? — Это моя вина. Я слишком медлила. Что там, на улице, что здесь… Я… — Хейзел вдруг замолчала, будто воздуха в лёгких не хватило, а затем произнесла почти шёпотом: — Я растерялась, и это стоило им жизни. Данте непонимающе моргнул и выпрямился. — Что? Ему потребовалось пару секунд, чтобы переварить услышанное. Данте готов был услышать что угодно: сожаление, грусть в её голосе, обвинение в его сторону, но это не шло ни в какие рамки. — Что ты такое говоришь? — нахмурился Данте и вновь наклонился к девушке. — Хейзел, прости, конечно, но ты не сверхчеловек, чтобы нести ответственность за всё, что происходит в этой грёбаной общине. Хейзел удивлённо моргнула. Только проступающие слёзы смахнулись с её глаз, точно и не было их никогда. Хейзел явно не ожидала такого высказывания от того, кто ещё недавно слаще соловья заливал о том, как прекрасна жизнь в Александрии. Но Данте и не думал следить за языком. Плевать на последствия. Она единственная, с кем он может быть по-настоящему честен, хотя бы сейчас. И Данте продолжил: — Ты только вернулась с долгой вылазки, ты вместе с остальными целые сутки тушила чёртов пожар, ты до сих пор почти не спала. — Данте вздохнул и добавил уже мягче: — Хейзел, ты была первой, кто без лишних колебаний подорвался в ночи, услышав крик, и бросился на помощь. Если и этого всего недостаточно, чтобы хотя бы не быть виноватой, то я не представляю, как ты здесь живёшь. Хейзел слабо усмехнулась и наконец расцепила свою броню, опустив ноги на пол. Однако горькая усмешка въелась в её губы и никак не хотела уходить. Взглянув на Данте с долей благодарности, Хейзел покачала головой. — Ты не понимаешь, им всегда нужен крайний. Данте нахмурился. Он открыл было рот, собираясь спросить, что это значит, но тут с улицы послышался топот нескольких пар ног и рокот чужих голосов. Чья-то твёрдая рука без лишней скромности толкнула дверь в лазарет, и в комнату вошли четверо: Дэрил, Марго, священник Габриэль и блондинка с татуировкой на шее. Данте плохо помнил её имя. Кажется, Лаура. При виде этой четвёрки Хейзел мгновенно вскочила на ноги, точно судейский состав вернулся в зал со своим решением. И хоть в глубине души Хейзел знала, что трое из них точно будут на её стороне, от колючего взгляда Марго по спине пробежали мурашки. У неё нет никаких сил принимать оборонительную стойку… Данте тоже поднялся со своего места и отодвинул стул, освободив для девушки пространство. Вот только в его движениях не было и намёка на рабоподобный трепет. Этим вечером Данте в целом проявлял несвойственное ему спокойствие и хладнокровие. Глядя на него, Хейзел и самой становилось чуточку спокойнее. Все взгляды сошлись на злосчастной кушетке, где под тонкой простынкой, виднелся силуэт умершего. В комнате повисла вязкая тишина. Липкая и тягостная, как стекающий по спине пот от июльской жары. Хейзел взглянула на Дэрила. Затаив дыхание, она мысленно молила, чтобы он посмотрел на неё в ответ. Только бы найти поддержку в его глазах, только бы поймать его милость, утешение… Только бы знать, что он не станет обвинять её. Но Дэрил, как и остальные, смотрел лишь на покойника. С другой стороны, это означало, что никаких излишних объяснений не требуется, всем и так очевидно, что они пытались спасти Кевина, но не смогли. А когда Дэрил кивнул, словно дав и другим знак отмереть, то Хейзел и вовсе почудилось, всего на секунду, что Данте был прав. Лица всех присутствующих глядят друг на друга с таким пониманием, с таким сочувствием они кивают, утешая друг друга. И правда, кто в такой обстановке станет кидаться глупыми обвинениями? Не успела Хейзел вздохнуть полной грудью, как вдруг воцарившуюся тишину нарушил требовательный голос Марго. — Ты, — повернулась она в сторону Хейзел. В этот момент все взгляды, точно тысяча прожекторов, оказались направлены на девушку. Такие пристальные и изучающие. Они видят её насквозь. Видят даже то, что недоступно самой Хейзел. Во рту пересохло. — Это ведь ты первой оказалась на месте? Ты первая заметила мертвецов. Почему не разбудила остальных? — прищурилась Марго. Хейзел открыла было рот, чтобы ответить, и… И задохнулась. Точно рыба, которую выбросило на берег после жуткого шторма. Израненная и уставшая, она открывает рот, желая и дальше бороться за свою жизнь, но натыкается лишь на новое препятствие в виде сухого воздуха, что обжигает лёгкие. — Мы бы успели, — продолжила Марго, безжалостно вгоняя иглы вины под самые ногти, — мы бы могли спасти их обоих. Но теперь и Ханна, и Кевин мертвы. Глаза предательски защипало. Хейзел знала, что должна злиться, должна взять себя в руки и отстоять свою невиновность, но она чувствовала — стоит ей только открыть рот, как дрогнувший голос окончательно усугубит ситуацию. Неожиданно Данте сделал шаг вперёд. Сжав кулаки и нахмурив брови, он выпятил грудь, точно закрывая Хейзел собой. — А где была ты, Марго? Где были все вы, пока Хейзел в одиночку сражалась с шестью мертвецами, а? — едва не переходя на крик спросил Данте, окинув всех пришедших яростным взглядом. — Твой дом находится ближе всех к той площади. Не делай вид, что ты не слышала криков. Его твёрдый голос потонул в звенящей тишине. Может, кто-то и мог бы поспорить с Данте, обелить честь Марго, но, казалось, каждому, кто ещё хоть слово попытается вставить против Хейзел, мужчина голыми руками разорвёт глотку. А Хейзел смотрела на Данте с неприкрытым восхищением и никак не могла заставить себя отвести взгляд. Неужели это и правда тот самый мужчина, что поначалу казался ей невероятным кретином? Тот самоуверенный щегол, что целый месяц не давал проходу со своими глупыми подкатами? А теперь, уже второй раз за эту ночь, он заставляет взглянуть на себя под совсем иным углом. И этот прежде незнакомый Данте нравился Хейзел до чёртиков. Марго совсем побелела. На неровной безжизненной коже проступивший румянец горел знаменем позора. А бегающий взгляд потухших голубых глаз, казалось, искал укрытие, чтобы скрыться от всеобщего осуждения. — Марго, иди и скажи остальным, что потребуется ещё одна могила, — снисходительно бросил Дэрил, давая женщине шанс на побег. Однако Марго не двинулась. Дэрил повторил уже с большим нажимом: — Ступай. Только после этого женщина встрепенулась и поспешно покинула лазарет, бросив напоследок в сторону Хейзел обжигающий взгляд. Стоило двери захлопнуться, как напряжение в комнате заметно спало. Выдохнул Габриэль, расслабила плечи Лаура, Данте наконец убрал оборонительную стойку. Хейзел мягко коснулась его руки, осторожно, точно сомневаясь, а стоит ли сейчас тревожить его своими глупостями. Данте вздрогнул и удивлённо обернулся, но поймав благодарную улыбку девушки, выдохнул окончательно. Он переплёл их пальцы, прижав её ладонь к своей, и с теплотой улыбнулся в ответ. Пусть знает, что он никому не даст её в обиду. — В общине были и другие ходячие, мы всех устранили, — неожиданно заговорил Дэрил. — Они проникли сюда через дыру в заборе. Хейзел нахмурилась. — Что? Но как это возможно? Мы ведь не так давно меняли доски в той части, они не могли прогнить так быстро. Дэрил обернулся, собираясь ответить, но как только он посмотрел на девушку, то тут же замолчал. Хейзел не успела толком понять, что случилось, а зоркий взгляд охотника уже скользнул от лица к шее, затем к сплетённым рукам и снова к красноватой отметине на шее. Казалось, не только щёки, но всё лицо вспыхнуло пунцовой краской. Дэрил вновь поднял глаза и они встретились взглядами. Серый прищур давно знакомых глаз не излучал никакой злости или осуждения, но Хейзел всё равно поспешно поправила волосы свободной рукой в попытках скрыть уже обнаруженный засос. Желудок скрутило, как в приступе тошноты, по телу пробежалась волна колючих мурашек. И ведь, скорее всего, никто не обратил внимания на эту секундную заминку, но Хейзел в тот момент казалось, что все взгляды, липкие и осуждающие, прикованы сейчас в их сторону. И только Данте уловил эти странные переглядки, нервные движения девушки, пристальный взгляд реднека. На секунду он и сам непонимающе нахмурился, но тут же сложил дважды два. Губы сами собой потянулись расплыться в ехидной ухмылке, и Данте стоило титанических усилий, чтобы этого не допустить. Не то место и не то время, чтобы страдать таким детским показушничеством. Однако тень победоносной улыбки всё равно проскользнула на его лице, когда Дэрил, ещё раз окинув взглядом их переплетённые пальцы, отвернулся. «Смотри-смотри, я же говорил, что она ещё будет моей» — мысленно усмехнулся Данте, но тут же себя одёрнул, заставив вернуть внимание к разговору. — Они и не прогнили, — отозвалась вместо Дэрила Лаура, многозначительно покачав головой. Когда все взгляды оказались обращены к девушке, она продолжила: — Кто-то аккуратно отодрал пару досок и сложил их на траву возле забора. Ходячие так точно не умеют. Последние слова беспомощно потонули в тягучей тишине, что наступила так внезапно и поглотила собой всё вокруг. Люди обменивались растерянными взглядами, точно ища того, кто точно знает правильное решение, но никто не знал. Некоторое время никто даже не решался озвучить эту злосчастную мысль вслух, словно боясь, что обратного пути не будет. Это как странное движение в тёмной комнате. Можно его проигнорировать, можно просто не смотреть туда, но если луч света поймает то страшное, что прячется во тьме, обратно отмотать уже не выйдет. — Думаете, это сделали Шепчущие? — неуверенно заговорил Данте. Брови его снова сошлись у переносицы. — Решили тайком проникнуть на наши земли и затолкнуть нескольких ходячих в Александрию? Странный способ заявить о своём возвращении. Габриэль и Лаура переглянулись. Священник прочистил горло и неуверенно заёрзал, будто его размашистый плащ в пол вдруг стал ужасно тесен. В комнате вновь застыло молчание. — Не совсем, — почти что шёпотом отозвался Габриэль, подцепив пальцем воротник своей рубашки и слегка одёрнув его. — Доски испорчены не с внешней стороны, а изнутри. Так что либо это сделал кто-то из местных жителей, либо… «… либо Шепчущие бродили среди нас», — так и повисло в воздухе разрядом тока. Данте пробежал взглядом по хмурым лицам. Нет, он держался отлично, просто великолепно. Сохраняя на лице тень тревоги, но не впадая в театральную драматичность. Никто и не смотрел в его сторону. Но вот Данте заметил кое-что намного интереснее. Взгляды, которые люди кидали друг на друга. Беглые, брошенные исподлобья, чуточку стыдливые, точно одна только мысль о недоверии другому заставляла чувствовать себя жалким, однако отдавалась в мозгу невыносимым зудом… Данте и подумать не мог, насколько хирургически точным придётся этот спонтанный удар. Он-то всего лишь хотел навести шороху, растормошить заплывших блаженным жиром александрийцев, но, кажется, случайно нащупал их болевую точку. Вот то, о чём всё это время пыталась сказать ему Хейзел, вот оно! Стоит лишь слегка качнуть эту лодку крыс, создать малейшее колебание, как взгляды тут же начинают метаться в поисках: кто свой, кто враг, кому лучше сразу перегрызть глотку, а кого стоит обходить стороной. А что же начнётся утром, когда новость разлетится по всей общине? И ведь больше они ничего не смогут сделать. Застывшая корка всковырнулась, кровь, сукровица и гной уже смешались в грязную кучу, собираясь выползти наружу. — И что нам теперь делать? — ослабшим голосом спросила Хейзел. — Ничего, — холодно отрезал Дэрил. — Без Мишонн мы не можем принимать ничего серьёзного. Утром созовём Совет, всё обсудим и свяжемся с ней. До тех пор охрану лучше усилить и… — Дэрил неопределённо дёрнул плечом, как-то совсем помрачнев. — Постарайтесь сильно об этом не трепаться. Хейзел и Габриэль рассеянно кивнули, но Лаура снова покачала головой. — Они всё равно всё узнают. Будет только хуже, если мы сделаем вид, что ничего не произошло. Дэрил хотел ответить, но прикусил губу. Люди не идиоты, они с лёгкостью сложат дважды два, а учитывая недавние настроения… — Ладно, потом решим, — бросил он чуть нетерпеливо и, окинув взглядом всех напоследок, направился к выходу.***
Постепенно светлело. Давно отбросив тёмные краски ночи, небо сбрасывало с себя и нежные предрассветные оттенки розового и оранжевого, которые начали плавно переходить в нежно-голубой. И только три полосы облаков у самого горизонта застыли небрежными алыми линиями, точно рваная рана от когтей хищника. Глядя на эти полосы, Дэрил щёлкнул зажигалкой и закурил. Горьковатый дым заполнял собой лёгкие, проникая в каждую клеточку и растворяясь где-то среди клеток крови. И пусть эта зараза оставляет копоть изнутри, зато вместе с тем никотин ослабляет хватку тягостных мыслей, что цепляются за обнажённый мозг и рвут его своими металлическими клешнями. Дэрил выдохнул облако сизого дыма, и на какую-то секунду рваные порезы на небесном брюхе растворились в этой грязной мути, но тут же появились вновь. За спиной скрипнула дверь. Дэрил повернул голову на звук и наткнулся на растерянный взгляд зелёных глаз. Закрыв за собой дверь, Хейзел так и замерла на пороге лазарета, словно не зная куда себя деть — назад уже отступать поздно, а вперёд… Ждут ли её там? Дэрил повернулся обратно и вновь затянулся самодельной папироской. Пусть сама решает, чего она хочет. Чуть помявшись у двери, Хейзел подошла и села рядом на ступень. В ту же секунду Дэрил выдохнул дым в противоположную сторону и, смочив пальцы, затушил сигарету. Убирая окурок в нагрудный карман куртки, Дэрил мысленно усмехнулся. Вот ведь привычка. Хейзел никогда не просила его не курить при ней, однако каждый раз, когда девушка оказывалась поблизости, Дэрил убирал сигарету. И сколько бы времени ни прошло, навряд ли это когда-нибудь изменится. Дэрил бросил взгляд искоса на девушку. А Хейзел продолжала молчать как партизан. Обхватив себя руками, чуть подрагивая от холода, она смотрела куда-то в пустоту, но словно гордый обвиняемый в суде наотрез отказывалась говорить что-либо в свою защиту. Дэрил слабо улыбнулся. Без лишних слов он снял с себя куртку и накинул на тонкие девичьи плечи. Только после этого Хейзел наконец подняла на него взгляд. — Ты теперь меня ненавидишь? — спросила она ослабшим голосом. Казалось, если только она почувствует раздражение в его тоне, если только заметит тень отвращения на родном лице, то последние силы покинут её хрупкое тело. В груди что-то невольно кольнуло. Неужели он всегда был с ней так строг? — За что? — чуть удивлённо отозвался Дэрил. — Это твоя жизнь и твой выбор. Хоть и немного странноватый, — добавил он и усмехнулся. Этот неуклюжий смешок окончательно разбавил скопившееся в воздухе напряжение. Выдохнув с облегчением, Хейзел и сама тихонько рассмеялась и придвинулась поближе. Протиснув свою руку под его локтём, Хейзел положила голову на крепкое мужское плечо, устроившись поудобнее. Однако не прошло и минуты, как горьковатая нотка вины опять повисла в тишине. — Прости, что не смог дать тебе столько тепла и любви, сколько ты заслуживаешь. Хейзел вздрогнула, как от точного удара ножом меж рёбер. Судорожно всхлипнув, она сильнее уткнулась в чужое плечо. Дэрил в ответ наклонился и прижался щекой к светловолосой макушке. Наверное, даже лучше, что Хейзел первая нашла ему замену, сам бы Дэрил точно не смог полностью отпустить её. Так бы они и играли до конца жизни в передружбу-недоотношения… Солнце поднималось всё выше. Небо приобретало всё более голубоватый, чистый оттенок, а кровавые облака совсем растворились под солнечными лучами. Постепенно начинала просыпаться община и вот уже совсем скоро новость о ночном происшествии расползётся по Александрии как бензиновое пятно, оставляя за собой такой же грязный ядовитый след. Кажется, Хейзел подумала о том же. — Ты веришь, что это мог быть кто-то из наших? — осторожно спросила она. Дэрил нахмурился. — Бред собачий. Только не после того, что сделали эти ублюдки. Хейзел согласно кивнула в ответ. В то, что Шепчущие смогли незаметно пройти мимо охраны, попасть на территорию Александрии, да ещё и выломать доски в заборе так, чтобы их не увидели и не услышали, верилось едва ли больше, но других вариантов не было. Неожиданно скрипнула дверь лазарета. Так тихо и словно извиняющеся, что даже Дэрил едва уловил этот звук. Данте нерешительно замер на пороге, но после секундной заминки уже увереннее ступил на крыльцо. Завидев мужчину, Хейзел поднялась со ступенек и поспешно отряхнулась. Дэрил не сдержал раздражённого вздоха, поднимаясь следом, но за неловкой игрой в гляделки никто этого и не заметил. Скомкано улыбнувшись, Хейзел протянула ему куртку. Будь они наедине, Дэрил, скорее всего, молча бы кивнул в ответ, да на том и разошлись бы, но он чувствовал тот настороженный, прожигающий взгляд, которым Данте неотрывно буравил его. А потому, приняв куртку из рук Хейзел, Дэрил сделал шаг вперёд и одной рукой приобнял её за шею, прижимая к себе. Этого оказалось достаточно, чтобы девушка отозвалась крепкими и искренними объятиями. В этом, казалось бы, незначительном жесте смешалось столько нежности, отчаяния и настоящей любви, которая проверена годами и трудностями, а не мимолётной страстью, что Дэрил был готов поклясться, как услышал скрежетание стиснутых зубов Данте. Чмокнув на прощанье Хейзел в макушку, Дэрил наконец отпустил её, бросив прищуренный взгляд на молодого врача. Крепкий и подтянутый, с острой линией подбородка и волевым взглядом он наверняка и до апокалипсиса пользовался у девчонок особым спросом, а уж теперь-то такие кадры и вовсе на вес золота. И Дэрил не мог винить Хейзел за её выбор, но что-то в этих чёрных глазах, глядящих на него с таким бесстрашием и вызовом, навевало на не самые лучшие мысли. — Данте, ты идёшь? — окликнула его Хейзел, спустившись со ступенек. Словно очнувшись, Данте моргнул, почти мгновенно переменившись в лице, и улыбнулся в ответ. — Непременно, alma mía! Хейзел слабо усмехнулась и неспешно двинулась вперёд, в сторону их дома. Данте уже собирался было шагнуть, чтобы поскорее догнать её, но стоило ему сделать шаг, как в грудь резко упёрлась чужая ладонь. Данте поднял на Дэрила изумлённый взгляд, но не спешил оттолкнуть от себя его руку. Дэрил чуть наклонился вперёд, чтобы слышал его только Данте. — Если ты её обидишь, если хоть раз она из-за тебя заплачет — клянусь, я убью тебя. Данте растерянно моргнул, невольно отступив. Однако секундное недопонимание быстро рассеялось, и чёрные глаза сузились в презрительном прищуре. Дэрил видел, как раздулись его ноздри, как лёгкие зачерпнули побольше воздуха, чтобы выдать достойный ответ, как до скрипа зубов стиснулась челюсть. И Данте уже собирался ответить, как вдруг бросил взгляд куда-то за плечо Дэрила. Там, чуть поодаль от ступенек лазарета, остановилась Хейзел и, скрестив руки на груди, ждала своего мужчину. Данте выдохнул. На лице его тут же расцвела самодовольная ухмылка. Окинув Дэрила оценивающим взглядом, он многозначительно хмыкнул и был таков. Дэрил проводил мужчину прожигающим взглядом, но говорить ничего не стал. Плевать, если самовлюблённый кретин не воспринял его предупреждение всерьёз, ему же хуже. Поравнявшись с Хейзел, Данте протянул было руку, пытаясь показательно приобнять девушку, но та лишь раздражённо вздохнула и направилась вперёд. И в глубине души Дэрил понимал, что этот её жест ничего не значит, что сейчас они вернутся в один дом, возможно, лягут в одну постель и тогда все острые углы усталости сгладятся простой нежностью, но всё же тень улыбки скользнула по его лицу. Просто этому Данте с Хейзел точно не будет.***
Уже в доме Хейзел прошла вперёд и направилась к лестнице, по-прежнему не глядя на мужчину. За весь путь от лазарета до дома она не проронила ни слова, а Данте всё не мог заставить себя начать разговор. Да он даже не представлял, что и говорить. Может, дело было в той теплоте январской вьюги, что исходила от Хейзел, а может, давно спящую совесть наконец зацепило за живое, но Данте не мог отделаться от ощущения, что он провинился. Что колкое раздражение в её жестах, безжизненное молчание и отстранённость — это наказание, которое он должен понести за то, что так грубо облажался, дав девушке пустое обещание. Хейзел поднялась на второй этаж, Данте плёлся следом. И только когда девушка была уже у самой двери в свою комнату, Данте решился притронуться к этой толще льда между ними. — Прости, — едва слышно отозвался он, не решаясь приблизиться. Схватившись за дверную ручку, Хейзел замерла. — Что? Девушка перевела на мужчину чуть нахмуренный взгляд. Однако ни тени осуждения или гнева в нём и не читалось, она словно и правда не расслышала. Сглотнув свинцовый ком в горле, Данте повторил уже громче: — Прости меня. Знаешь, если кто и виноват во всём этом, то это я. Прости. Хейзел удивлённо вскинула брови и наконец убрала ладонь с этой проклятой дверной ручки, повернувшись всем корпусом к мужчине. — Данте, ты… — усталый вздох сорвался с её губ, так и не дав закончить фразу. Вместо этого Хейзел стремительно сократила расстояние между ними и крепко прижалась, обвив руками его шею. Её горячее дыхание обжигало шею, а мягкие женские ладони со смесью нежности и заботы поглаживали спину. Данте не смог сдержать рваного вдоха, прижимая девушку к себе. Он так отчаянно хватался за неё, за то тепло, что дарили её объятия. Её прикосновения успокаивали. Словно помазанник божий, своими руками она рассеивала все те мрачные тучи чувств, что терзали уставшую голову. Если бы она только знала, кого спасает… — Данте, ты лучший человек в этой проклятой общине. Ты ни в чём не виноват, — выдохнула Хейзел и, прижавшись носом к щетинистой щеке, оставила невесомый поцелуй, тут же вновь уткнувшись в плечо мужчины. Тело пробило мелкой дрожью. Дыхание свело, будто меж рёбер вставили отвёртку и прокрутили. Данте замер, прижимая Хейзел к себе, и внезапно осознал, что не может шевельнуться. Кровь отбивает в ушах бешеный ритм, все мышцы свело в странной судороге, а в голове засела только одна мысль: «А что будет, когда она узнает всю правду?» Хейзел отстранилась с едва играющей улыбкой на губах, однако переминалась в лице, когда взгляд её зацепился за собственные руки, по-прежнему перепачканные в чужой запёкшейся крови. — Ты извини, я пойду… умоюсь, — отозвалась Хейзел, тяжело сглотнув. Данте кивнул, слабо понимая с чем именно он соглашается. А Хейзел ушла. Бросив последний взгляд, в котором даже сквозь всю накопившуюся усталость читалась неподдельная нежность, скрылась за дверью ванной. Данте ещё некоторое время стоял в коридоре. За закрытой дверью раздался равномерный шум воды, где-то за пределами дома уже начали доноситься первые голоса проснувшихся горожан. А Данте всё не мог заставить себя сдвинуться с места, он чувствовал себя каменным надгробием на празднике жизни. Огромная неподвижная глыба. Наконец на негнущихся ногах он добрёл до своей комнаты и рухнул на кровать. Затуманенный взгляд пробежался по комнатушке. И вроде, всё на своих местах, всё как прежде, но… Всё не то. И эти картонные стены, выкрашенные в синий, стали вдруг тяжёлыми и давящими, и письменный стол у окна какой-то несуразный, и платяной шкаф неожиданно приобрёл форму гроба. «Потому что это всё не твоё, не ври себе», — неожиданно заговорил голос изнутри. — «Ты здесь чужой. Все эти люди, все эти вещи — лишь дешёвая декорация, которую ты должен разрушить. Мертвецам это всё чуждо, а ты мертвец.» Данте откинулся на подушки и закрыл глаза, только бы не видеть эти грёбаные стены. — Мы ходим во тьме. Мы свободны. Мы купаемся в крови. Мы свободны. Мы принимаем смерть — мы свободны. Губы отчаянно шептали, повторяя заученные фразы вновь и вновь, как молитву, но отчего-то встречали лишь яростное сопротивление откуда-то изнутри. Словно маленький огонёк в груди, который пробудила в нём Хейзел, трепетал и колыхался, но никак не хотел сдаваться. Однако от этого становилось только больнее. «Ты не сможешь остаться здесь жить. Хейзел не станет любовью всей твоей жизни. Ты — чудовище. Чудовищам не положен счастливый конец.» — Мы ходим во тьме. Мы свободны. Мы купаемся в крови. Мы свободны. Мы — и есть смерть. Мы свободны. Данте повторял девиз Шепчущих снова, и снова, и снова. Как целебная мантра, этот набор фраз действовал на мозг успокаивающе, точно обволакивая и убаюкивая вспыхнувшее разногласие. Вот уже и дыхание выровнялось, перестало бешено колотиться сердце, расслабились мышцы. Данте и сам не заметил, в какой момент провалился в сон. И только одна фраза продолжала отзываться эхом где-то на подкорке. Мы купаемся в крови. Мы свободны.