- Глеб, блять! - Вадик приехал на квартиру Глеба и Тани. Стучался громко, никто не открывал.
Сонный Глеб щёлкнул замком и открыл дверь, глаза едва были открыты.
- Что?
- Ты один?
- Ну да… Что такое? - потерялся Глеб. Вадик вольно вошёл в квартиру и разулся.
- Выпить есть?
- Что за вопросы? Что случилось?
- Мне в магазин идти или не надо? - Вадик сердито развёл руками. Глеб послушно достал беленькую и грымнул по столу. Вадик хозяйничал в холодильнике, вечер обещал действительно БЫТЬ.
- Таня точно уехала?
- Да, у родителей. Вадик, что за допрос? Что случилось?
Старший выставил всё, что было ближе к носу, включая рюмки. Молча он разлил по ним спиртное и без речей замахнул внутрь. Глеб, не прикасаясь к сосуду, вдумчиво смотрел на родное лицо.
- А теперь объясняй. Почему я должен опять разгребать твои закидоны?
Глеб всмотрелся в потолок, вспоминая последние косяки. Не придумав ровным счётом ничего, он пожал плечами.
- Ты… блять…- он не мог сказать, не поднимались губы, не шевелился язык. Начинать то, что сам закончил, оказалось каторгой.
- Можешь прямо сказать? Ты раньше не церемонился, мне кажется - голубые глаза рисовали всякие небылицы, Глеб откровенно не понимал происходящее, а об очевидном и не задумывался.
- Прямо? Хорошо, ты и Костя.
Глеб застыл от максимальной прямоты и схватился за рюмку. Осушив её, он потянулся к огурцу, бутылке и добавил ещё.
Вадик сложил руки на груди и внимательно наблюдал за братом. Тот нервно царапал скатерть и избегал ответа.
- А что не так? Если ты о нас с Таней переживаешь, то…
- Таня вообще тут не причём! Глеб, мы ведь… всё решили, нет? Ты его просто использовал. Разве так тебя воспитывали? - разочарованно причитал старший. Глеб нахмурился, создалась тёмная туча вокруг его головы.
-
Это ты решил…- под нос сказал Глеб и залил новую рюмку. Дискуссия с братом продолжалась долго, время обессиленно опустило руки перед ними. Глеб был виноват, он знал это и не отпирался, а все возможные стрелки переводил на старшего, самого любимого в его жизни человека. Успокаиваться совсем не планировал.
- Мне точно так же больно, не задумывался об этом? Сколько раз мы говорили - смирись!
-
Я не смирюсь, Вадь – снова говорил, будто отрезал портняжными ножницами. Самойлов-младший камнем стоял на своей позиции, как и в детстве, как и всегда. Вадик же сейчас находился на краю положения. Выслушав Костю и взглянув на всё со стороны, он был на пути к склонению.
- Никогда не смирюсь. То, что ты мне брак организовал, что дал «вольную» - парень криво сделал кавычки пальцами – не даёт ничего. Ты же даже тексты мои цензуришь только потому, что сам же знаешь, про что я пишу. Я не могу по другому, не способен.
Вадик отвернулся и крепко вцепился зубами в нижнюю губу. Челка свисала на бок, сопение громко существовало рядом. Самойлов-старший продолжил подливать. Переговариваясь небольшими предложениями, они намеренно упивались в лужу, спасаясь от жуткого стресса.
В конце концов, Вадик взбился лбом о край стола, мечтая выбить из своей головы этот дурдом. По шее поползла змеиная кожа - рука младшего. Как бы хотелось сейчас обмазаться им, а не отказать, провалиться вместе в диван и не просыпаться, пока солнце не запечёт кожу.
- Н-нет, Глеб…- бубнил Вадик. Он рассыпался на волокна, ситуация с Костей только толкала назад, обратно к брату, чтоб укрыть и не позволять тому разлагаться во имя любви к брату.
- Вадька…- он сел на пол и сложил голову на очень не коленки. Тепло брата не отпускало. Было до боли стыдно от сущего, от собственных способов спастись. По голове прошлась рука, такая тяжёлая, такая своя. Собственная, ничья больше.
- Глебсон, что мне с тобой делать?..
- Любить. Любить и не сдаваться - только любить - шептал Глеб, подскакивая головой под глажущие движения брата. Вадик будто слизывал остатки эликсира молодости, панацею от душевной боли по маленьким порциям, хватая больше и больше.
- Как будто не люблю тебя, мелкий говнюк - поглаживания ушли, пальцы вписались сквозь запутавшиеся локоны. Под ладошкой послышался смех, кожа сквозь джинсы чувствовала зубы, невольно кусавшие и играющие.
- Глеб!
- М?- парень поднял голову, сонная припухлость перешла в естественную жизненную усталость и тяжесть век. Вадик провёл пальцем по носу, который любил щекотать, по щекам, которые своими же руками умывал от слёз.
- Ведь из-за тебя же кровь пролил…- он запрокидывал волосы младшего назад, полностью раскрыв округлённое порозовевшее лицо.
- Что?
- Ничего… с собой говорю - гладил и гладил, как любимого кота. Лирика обхватила сердце.
- Это должно было случиться, Вадь - Глеб поцеловал пальцы брата, вдыхал любимый запах, хватал влагу волнения и даже страха.
- Каждый день, как вечность - Вадик поднял брата и усадил на колени. Тот прижался всей своей силой, чуть ли не удушая.
Самойловы не разучились понимать друг друга. Они были и будут одним общим началом без конца, тоскуя в одиночестве и пребывая в высоком опъянении, так же удушая лаской, превозмогая романтику и ненавидя ложь. Сквозь таинство - только они.
Ах дамы, господа,
Позвольте нам начать,
И пьесу показать,
Про смерть и про любовь.
