Titanic Challenge

Слух вернулся первым. Эрвин расслышал шорох ткани и бряцанье стеклянных банок друг об друга. Пахло спиртом, в глаза сквозь веки проникал солнечный свет. Еще полчаса. Хоть бы Марни дождалась. Пойдем в парк. Или сразу домой? Можно купить пирог… — Что? — спросил Эрвин, с трудом разбирая чужое бормотание. — Командор, вы очнулись! Одна из склянок разбилась об пол. Человек заметался по комнате, а Эрвин нашел в себе силы открыть глаза. Судя по всему, он находился в больнице: в полупустом помещении стояли только узкие койки и прикроватные тумбы. Никаких пациентов, единственная живая душа — молодой медбрат. Эрвин видел его впервые. Парень вручную сгреб осколки под кровать и выскочил в коридор. Оставшись в одиночестве, Эрвин попытался вспомнить, что привело его в Лазарет. Сборы, лошади, Леви… Камни. Эрвин схватился за живот. Под больничной робой не было ни бинтов, ни раны, хотя еще не забылась боль от удара. Снаряды Звероподобного насквозь пробивали кирпичные стены, человек не мог уцелеть, попав под один из них. Чудесное спасение так удивило Эрвина, что он не сразу заметил, что ощупывает себя обеими руками. — Вы снова с нами! В комнату, распахивая ногой дверь, влетела Ханджи. Растрепанная, усталая, с заклеенной линзой очков, но в остальном живая и здоровая. Раз кто-то донес его до больницы, значит, спаслось хотя бы несколько членов Разведкорпуса, но до этого момента Эрвин все равно боялся услышать: «С поля боя выбрался только командор». — Доложите о потерях, капитан, — сходу попросил он, потому что не мог думать ни о чем другом. Моблит… Сгорели… Моя команда… За что… Трупы… Моблит… Ребята… Моблит… — Могло быть и хуже, — преувеличенно бодро сообщила Ханджи, — Ваш план удался: Леви остановил атаку, Эрен у нас, стена на месте. Мы победили, Эрвин. Благодаря тебе. Мой глаз… Моблит… Почему… Армин, прости нас… Никого не осталось… Не реви, неревинеревинереви, не реви… Эрвин решил, что сходит с ума. Ханджи выглядела почти как обычно, слабо улыбалась — губы не двигались, но в голове звучал ее шепот. Тихий как шелест листьев, будто на большее не осталось сил. Имя Армина что-то всколыхнуло в памяти. Похоже, споры и крики ему не приснились. — Леви отдал мне сыворотку, — проговорил Эрвин без вопросительной интонации, потому что на свете не было других сил, способных вернуть потерянную руку. — Кто это был? — Колоссальный. Остальные ушли, и вряд ли вернутся. Видели бы вы громовые копья в деле, — воодушевленно рассказывала Ханджи, отвлекая от важных вопросов. Бертольд… Армин… Я не могла по-другому… Проститепроститепростите… Моблит… — Почему вы выбрали меня, а не Армина? — Откуда вы знаете? — удивилась она, потому что, конечно, ничего не говорила вслух. — Мы можем поговорить об этом потом? Эрвин еще не понял, что происходит, но выносить страдальческий шепот было все тяжелее. Эрен не рассказывал ничего подобного, но ясно, что это связано с силой титана, ради которой Эрвин убил двоих детей. — Конечно, — согласилась Ханджи и вышла, унося с собой посторонние звуки. Эрвин вытянулся на кровати и прислушался. На улице ржала лошадь, но больше ничего. Возможно, это просто остатки сна. Командор посмотрел на руку — целую, до последнего волоска копирующую старую. Вот только не было светлого шрама на предплечье, мозолей от рукояти меча, легкой кривизны сломанного еще в годы кадетства среднего пальца. Эрвин не вернул конечность, а отрастил новую подобно ящерице. Он часто задумывался о будущем, но и представить не мог что-то в той же мере безумное. Эрвин не чувствовал себя больным. Он мог бы прямо сейчас покинуть лазарет, но прежде стоило переодеться во что-то подобающее, разузнать последние новости и разобраться с голосами. Способность передалась ему от Бертольда вместе с Колоссальным. К сожалению, Эрвин плохо помнил этого парня. Серьезный, тихий, немного робкий, но старательный. Если этот шепот окружал Бертольда всю жизнь, не удивительно, что он всегда держался чуть в стороне и мало разговаривал. Эрвин едва вытерпел одну Ханджи, тогда что будет, когда он окажется в толпе, где почти все его ненавидят и винят в смерти друзей. Стоило проверить это как можно быстрее. Эрвин уже откинул одеяло, чтобы выглянуть в коридор и окликнуть кого-нибудь из персонала, но дверь снова отворилась. В палату вошел Леви. — Ты цел. И рука отросла, — сообщил капитан, будто Эрвин этого не заметил. — Разумеется. Теперь я титан. Надо было сломать тебе ноги. — Ты согласился на это, когда отдал мне сыворотку. Эрвин не стал возражать или задавать вопросы. Леви пожертвовал Армином и наверняка корил себя за это: Арлерт — светлый и храбрый ребенок, любимец всех командиров, один из лучших стратегов, когда-либо вступавших в Разведкорпус. Эрвин подумывал через пару месяцев назначить его капитаном и воспитать из мальчика будущего приемника, но жизнь распорядилась иначе. — А Эрен согласился? Мне плевать. — Не сразу. В отличие от Ханджи, второй голос Леви звучал аналогично первому. Может, слегка грубее, как в первые месяцы после смерти Фарлана и Изабели, когда капитан еще не нашел свое место в Разведкорпусе, но все же знакомо. Теперь Эрвин не сомневался, что может слышать мысли людей. Стало стыдно перед Леви и остальными. Рассказать об этом, и его станут обходить за километр как прокаженного. Молчать еще хуже: это то же самое, что без спроса рыться в чужих вещах, подглядывать в замочную скважину и тайком читать дневники. Не просто бессовестно — непростительно. Эрвин надеялся, что научится это контролировать. Посмотри на меня. Эрвин поднял голову. Леви прислонился бедром к стальному изножью кровати. Он выглядел отстраненным и абсолютно нормальным, если не считать черные круги под глазами. Невысказанная просьба поставила в тупик: что Эрвин должен увидеть? — Ты в порядке? — спросил он, не зная, что еще делать. — В полном. Я нашинковал эту мартышку, жаль не добил. Убью его. Мразь. — Как он сбежал? — Подмога подоспела. Эрвин никогда не устанет восхищаться Леви. Капитан — человек-загадка, его невозможно понять, даже буквально проникнув в его голову. Внутри жизнерадостной Ханджи на самом деле плескалось море вины и горя, а Леви говорит, что думает, и его выдержке можно только позавидовать. Капитан наверняка скорбит об Армине, но сейчас его разум спокоен. Похоже, он не сожалеет о своем решении. На большее Эрвин не мог и надеяться. Если ему дан второй шанс, он потратит его с пользой, в память обо всех, кто умер ради общей победы. И ради Леви, который взял на себя ответственность и посчитал Эрвина достойным жизни. — Принесешь мою форму? — попросил он, решившись выйти в люди. Конечно, любимый. Леви молча вышел, а Эрвин замер на месте. Либо ему послышалось, либо он полный дурак. Еще три года назад Эрвин жаловался Майку, что умрет в одиночестве, потому что его первая любовь предпочла лучшего друга, а вторая скорее разучится использовать УПМ, чем ответит взаимностью. Кто бы мог подумать, что Леви скрывает то же самое. Эрвин решил, что новая способность наверняка принесет еще много сюрпризов, но уж точно ни один не будет лучше этого.