Scenario

Конечно же, Тимоти не согласился с ними ехать, сослался на какие-то важные переговоры по фейстайму, которые он не мог отложить – об этом Арми поведал Лиам, садясь в машину. - Классная тачка! - тут же отреагировал он. - Сколько выжимает? - До 110 разгонялся. - Круто! У меня раньше была своя машина, но, когда перебрался в Нью-Йорк, в ней отпала необходимость. - Понимаю, я за месяц ни разу не брал ее с парковки. О своих приключениях в загородном клубе Арми не собирался рассказывать, а по городу он действительно не ездил. - Так что, ты придумал маршрут? - живо поинтересовался Лиам. Он был воодушевлен и бодр. - У тебя есть какие-то предпочтения? - спокойно спросил Арми. Он никакой особой радости или предвкушения не испытывал. - Нет, доверюсь тебе. - Тогда доедем до Тропы Свободы, а там разберемся. Может, прогуляемся до бухты, потом до Куинси Маркета. - Как скажешь. - Ты знаешь историю Америки? Борьбу за независимость и все такое прочее? - В общих чертах, брал курс еще в школе, но тогда мне это было не особо интересно. Знаю про протесты и Северную церковь. И про Бостонское чаепитие. - Если хочешь, могу рассказать, - предложил Арми, - когда доберемся. Ехать до центра пришлось по навигатору – ту часть города, где они остановились, он знал плохо, но выехав на знакомые улицы, почувствовал себя увереннее. Было странно окунаться в давно забытый мир другим человеком, и он понимал, что это только начало, что чем дальше он будет заходить в лабиринты своей памяти, тем сложнее будет найти выход. Хотя доктор Купер давно настаивала на его поездке в этот город, она называла это каким-то научным термином, который Арми не помнил. Он должен был пройтись по старым местам новым, уверенным в себе и своей жизни человеком, и отпустить несчастливого себя на волю, а оставить ту опору и стержень, на которых держалась его нынешняя личность. Это была своего рода шокотерапия, но она обещала результат. Может, и не мгновенный, но положительный. Она предупреждала, что все то лишнее, весь его балласт будет сопротивляться, главное не держать его и не цепляться за ненужное. Арми со скептицизмом относился к подобной теории, поэтому, наверное, до сих пор ее не проверил. А может, он просто боялся, что ничего не произойдет, и он только больше утопнет в своем болоте. Но, кажется, настало время это испробовать. И, возможно, если бы не Лиам с его настойчивостью, он бы так и оставил теорию теорией. Они добрались до Итальянского квартала и бросили машину на одном из городских паркингов. Их путь по Тропе свободы начался, как и у всех пеших туристов, со Старой Северной Церкви, со шпиля которой был подан сигнал о подходе британских войск по морю, после чего небезызвестный в американской истории Пол Ривер поскакал верхом к позициям ополченцев, чтобы предупредить, и тем самым запустил цепочку значимых исторических событий. Они брели по узкой Юнит-стрит, зажатой между зданий красного кирпича в плотные тиски, и Арми рассказывал про сражения при Лексингтоне и Конкорде, про личность упомянутого Пола Ривера, про место Бостонской резни, и под эти истории они незаметно вышли к набережной Гавани, где была пришвартована «Конституция». - Тебе можно устраивать экскурсии, откуда ты все это так хорошо знаешь? - спросил Лиам, когда они остановились рассмотреть корабль. - Это единственное, что мне было по-настоящему интересно в университете. - А на кого ты учился? - На юриста, - ответил Арми, щурясь от яркого солнца и рассматривая яркие флажки всех стран мира, развивающиеся на натянутом тросе вдоль всех мачт. Паруса на этом судне вряд ли видел кто-то из ныне живущих. - Ты просто ходячая энциклопедия. Арми усмехнулся: - Не сложно запомнить то, что заставляет воображение работать. История меня всегда волновала. Кстати, именно в эту бухту колонисты сбросили ящики с чаем, только чуть дальше. Они неторопливо последовали вдоль набережной, где стоящим вдоль воды старым зданиям дышали в спину небоскребы. Арми всегда это соседство напоминало жизнь старой бабушки и внука киберпанка в одной комнатушке. Вполне возможно, но не сказать, что гармонично. В это время года туристов было немного, и Арми был рад, что им не приходилось продираться сквозь толпу зевак. Летом он бы сюда точно не сунулся. Прогулка с Лиамом имела подобие отрезвляющего эффекта. Ему было достаточно комфортно в его компании, но настойчивая мысль, что рядом должен быть совсем другой человек, пробивалась среди прочих. Арми хотелось видеть рядом с собой Тимоти, идущего плечом к плечу, ловить его реакции, слушать его смех, любоваться им. Он бы хотел ему показать этот город. Он бы хотел искать взглядом его взгляд и говорить без слов, касаться украдкой его ладоней и смотреть, как лучи солнца путаются в его темных кудрях, а ветер их треплет, помогая непоседливому свету выбраться из запутанной ловушки. Сегодня как раз было так солнечно. Он бы говорил, а Тимоти его внимательно слушал и смотрел восхищенным взглядом как тогда, на прогулке в Чарлстоне. Арми был бы счастлив. - Эй, Арми! Ты слышишь меня? - голос сбоку вырвал его из собственных мыслей и заставил вернуться из вымысла в реальность. — Это те самые Элеанор и Бивер? Они как раз дошли до музея. - Достоверно воссозданные. Постояв немного у парапета, они обсудили дела давно минувших дней, посетовали на ненасытных англичан с их колониальными замашками, передохнули и отправились дальше по Конгресс-стрит, которая плавно вывела их ровно к Куинси маркету. - Предлагаю перекусить, - сказал Арми, - это старейший рынок Бостона, но сейчас от него остались разве что стены. Внутри есть все кухни, которые ты только можешь себе представить. - Я бы попробовал что-нибудь новенькое, - с энтузиазмом отозвался Лиам. Арми не очень любил эксперименты, но, когда Лиам застрял у прилавка с тайской кухней, он сдался и взял себе хоть мало-мальски знакомый том-ям и обжаренный рис – от количества других названий и вариаций блюд ему становилось попросту дурно. Лиам же разошёлся не на шутку и, кажется, набрал того, что меньше всего понял, но что красочнее всего выглядело. - Ты хотя бы знаешь, что будешь есть? - усмехнулся Арми, когда они заняли один из столов посередине широкого рыночного прохода. - Да, это суп с морепродуктами, не помню, как называется, а это красный карри. - Любишь острое? - Да, иногда. Однажды Гэб потащила меня в новый, супермодный индийский ресторан… Лиам начал рассказ о том ужине, который запомнился ему на всю жизнь, как он выразился в самом начале. И все было бы прекрасно в тот вечер, если бы не горящий огнем пищевод и такое количество выпитой воды, что было стыдно просить еще. Понятное дело, что романтичная подоплека вечера была испорчена. - Ты решил повторить тот опыт? - усмехнулся Арми. - Нет, это было ужасно, я не думаю, что мне еще раз так не повезет. - Слушай, твое карри даже на вид пылает. - Я пробовал подобное, это вполне съедобно и вкусно. Но подвох таился в супе, и через пять минут Лиам побежал за водой. Арми все посмеивался над ним, хотя его том-ям не давал этого делать с полноценным размахом, и пришлось тоже приложиться к спасительной жидкости. Пока они пытались одолеть шедевры тайской кухни, на них все косились три девушки за соседним столом. Арми не сразу это заметил, но, когда взгляды стали слишком уж явными, а перешептывания – привлекающими внимание, он прямо посмотрел на них. Но если он и планировал их смутить, то ничего не вышло, напротив, одна из них, видимо самая смелая, помахала ему рукой и широко улыбнулась. Тогда он решил продолжить их игнорировать, но тут слишком громкий смех со стороны их столика привлек внимание Лиама. - Не хочешь познакомиться? - спросил он у Арми с улыбкой. - Нет. А ты? - У меня есть Гэб, хватит того, что я кручу романы на экране, - отмахнулся Лиам. Арми понимающе кивнул и отодвинул от себя грязную посуду. - Тогда нам лучше не реагировать на их внимание. - У тебя кто-то есть? - спросил Лиам между прочим. - Нет, но такие знакомства мне не интересны, - ответил Арми и достал из кармана телефон – ему показалось, что он вибрировал. И на самом деле, звонил его брат. Но звонок уже переместился в пропущенные, и Арми решил перезвонить позже. - А ты с девушками совсем не знакомишься? - спросил Лиам, но, поймав взгляд сценариста, тут же добавил: - Прости, если лезу не в свое дело. - У меня были отношения с девушками, если тебе так интересно это знать. - Теперь ты будешь думать, что я излишне любопытен. - Я бы не сказал, что только теперь, - усмехнулся Арми и встал из-за стола, - пойдем? - А ты не хочешь ничего сладкого? - спросил Лиам, поднимаясь со своего места. - Нет. Но можно выпить кофе. - Отлично, кофе и пончик – то, что нужно! Они заглянули в Старбакс по дороге на улицу и устроились на отдаленной лавочке, прикрытой низкими ветками старого дуба. Она была расположена так, что незнающему человеку ее сложно было заметить, и это было ее большим преимуществом: так она была часто свободна и укрывала сидящих на ней от посторонних глаз. Когда-то Арми провел на этой лавочке несчетное количество времени, но в его воспоминаниях ветви склонялись не так низко, и урна рядом была не такая современная. - Прости, что любопытничаю, - снова сказал Лиам. Они молча пили свой кофе, только разница была в том, что актер подносил ко рту пончик в шоколадной глазури, а Арми – сигарету. - Мама мне всегда говорила, что из-за этого у меня могут быть проблемы, но ничего с собой поделать не могу. Сейчас я все равно научился себя сдерживать, а в детстве была просто беда. Это мое проклятье, потому что я знаю, что не всем людям хочется рассказывать о себе. Особенно таким как ты. - Таким как я? - повернулся к нему Арми, ожидая разъяснения. - Ну, я же вижу, какой ты закрытый. У тебя о чем-то личном и слова не вытянешь. Нет, это, конечно, нормально, что ты не хочешь чего-то рассказывать, но вокруг тебя такой ореол таинственности, что так и хочется заглянуть немного внутрь. А еще ты чертовски талантливый писатель и сценарист – все это лишь усиливает желание. Ты создаёшь полноценные яркие истории, но совершенно непонятно, что на самом деле у тебя в голове. Хотя мы с тобой вроде бы общаемся почти каждый день на протяжении последнего месяца, но я практически не приблизился к этому пониманию. - То, что у меня в голове порой пугает меня самого, - задумчиво ответил Арми и, отвернувшись, сделал новую затяжку. Он не знал, что сказать еще, как и не знал, чем объяснить свою загадочность так, чтобы не выдать правды. Но его спас неожиданный звонок телефона – Лиам извинился и отошел. В этот момент Арми вспомнил о пропущенном звонке от брата и подумал, что надо бы перезвонить. Виктор как обычно начал издалека: расспрашивал, как идут съемки, сколько они еще продлятся, как погода в Нью-Йорке, на что Арми не задумавшись ответил, что он уже неделю как в Бостоне. Слова за слово и, наконец, стала ясна причина звонка. Виктор поссорился с женой и подумал, что неплохо было бы перекантоваться у океана пару дней, ну от силы неделю. Это был не первый случай подобной просьбы, и Арми разрешил ему остановиться в своем доме с единственной оговоркой, чтобы никого больше там не было. Виктор горячо поблагодарил и, выяснив примерные сроки возвращения хозяина, обещал не задерживаться надолго. Они обменялись парой бытовых деталей и попрощались. Арми никогда не понимал отношений брата со своей женой, но если по правде, то и не вникал. Если Виктор просил пожить у него – он не был против, если он звонил с просьбой привести все свое семейство – он тоже явно не возражал, хоть и не особо любил такие моменты. Они общались ровно и не часто, и никогда не копались в жизни каждого из них, стараясь относиться с уважением к личным границам. Они не были особо близки, но и не отталкивали друг друга так, чтобы нельзя было вернуться. У них были совершенно разные жизни, и Арми абсолютно устраивала гармония их отношений. - Гэб передает тебе привет, - сказал Лиам, вернувшись обратно, - я рассказал ей, что ты мне устроил экскурсию по Бостону, и она сказала, что завидует нам. - После такого ликбеза ты сам сможешь устроить ей экскурсию, - усмехнулся Арми. - Время еще есть, у меня появилась идея. То короткое время, что он провел на лавочке в одиночестве, он прислушивался к себе и пытался понять, что чувствует, и ничего особенного не открыл. Воспоминания, если не доставать их на свет часто и не переживать их снова и снова, по истечении времени блекнут и даже стираются. Всему нужна подпитка, жизнь, а если ее не давать, то сложится впечатление, что все это было не с тобой. Как будто кто-то показал тебе фильм, и ты его запомнил. Примерно так он сейчас и чувствовал, что все вечера на этой лавочке в компании приятелей или первой девушки были не с ним. Удивительное равнодушие. Именно в этот момент он понял, как ему важно то, что происходит сейчас, а не то, что стерлось за давностью лет. Но нужно было убедиться до конца. - Спустимся в подземку и прокатимся до моего кампуса? Там отличный парк через дорогу, в общем-то, есть на что посмотреть. - Ты мой гид, как скажешь. Арми почувствовал азарт. Что, если прошлое – всего лишь прошлое, и пережито давно? Что опасаться совершенно нечего. Но возле кампуса его накрыло, и весь обратный путь они провели в молчании. Арми просто не мог говорить, а Лиам то ли устал, то ли почувствовал, что что-то изменилось. Он не лез с расспросами и разговорами, а Арми настолько погрузился в себя, что даже не сразу заметил. Как и не заметил, что в какой-то момент, чуть не проехал на красный. Громкий гудок выехавшей сбоку машины немного привел его в себя, и дальнейший путь он был более внимателен. Нелюбимая учеба, с огромным усилием сдаваемые экзамены были мелочью по сравнению с тем, что ему довелось пережить позже – и сейчас все это обрушилось на него как лавина, как леденящий душу оползень спустился с давно опечатанной высоты. То, что он, казалось бы, оставил за плечами и к чему много лет не возвращался, вернулось и вызвало больше чувств, чем он мог себе позволить. Поздно вечером, уже лежа в кровати, он все думал, могло ли все сложиться иначе, и в очередной раз приходил к выводу, что вряд ли. Мог ли он на что-то повлиять? Тогда ему казалось, что мог, но позже, много лет спустя, приняв случившееся как данность, он понял, что нет. С Мартином он познакомился на одной из многочисленных студенческих вечеринок в начале четвертого курса. Раньше он слышал о нем, но увидел в тот вечер впервые. Слухи про старшекурсника, гоняющего на Харлее и всегда имеющего запасы веселья в карманах, множились и обрастали всякими интересными подробностями. Только глухой или совсем ботан не слышал о Мартине Ле Гоффе. Он учился на факультете английской литературы и имел определённую славу. Позже Арми часто спрашивал у него, зачем она ему, ведь он совсем не такой, на что тот пожимал плечами и загадочно улыбался. «Пускай говорят» – отвечал он и передавал Арми дымящуюся самокрутку. Но в тот вечер, имея в распоряжении только слухи, Арми с интересом рассматривал старшекурсника, даже не подозревая, что к концу веселья они окажутся вдвоем на заднем дворе, и Мартин на память будет читать ему «Прощание с музой» Вальтера Скотта. Парень в кожаной косухе и берцах, приторговывающий дурью, в итоге окажется тонкой и творческой натурой, вмещающей в своей голове столько прекрасного, что Арми проникнется до глубины души. Среди его тогдашних друзей и приятелей никто не разделял его тяги к литературе, никому он не мог рассказать о прочитанном романе и обсудить, например, почему Вашингтона Ирвинга называют отцом американского романтизма, или что олицетворяет ворон в одноименном стихотворении Эдгара Алана По. А с Мартином мог, и это был первый человек, который не крутил пальцем у виска, когда Арми начинал рассуждать о неприятии европейцами писателей из США. Их дружба закрутилась мгновенно. Несмотря на свою популярность Мартин не имел близких друзей, а с Арми как-то сложилось. Просто, легко и быстро. Тот учебный год пролетал в бездумной эйфории, гонках на байке и передаванию друг другу изношенных томиков. Проводя все больше и больше времени со своим новым другом, Арми постепенно отдалился от своих друзей, а с девушкой встречался только по ее инициативе. И все удивлялись, как такой благовоспитанный и правильный Арми сошелся с таким испорченным героем всевозможных баек, но объяснять кому-либо было бессмысленно, никто бы не поверил. Именно Мартин привил Арми любовь к скорости и именно он вселил в него уверенность, что он сможет стать писателем. Он был первым, кто в него поверил, и читал его скромные зарисовки с энтузиазмом, как какие-нибудь шедевры классики. Но было и то, что Арми не мог принимать, как бы ни старался – тяга Мартина к наркотикам, пусть и нетяжелым, никогда не находила в нем отклика, и пробовать что-то, кроме травы, он отказывался наотрез. Как и частая смена половых партнеров. Уже позже он начал догадываться, что Ле Гофф спал не только с девчонками, но тогда неискушенному Хаммеру даже не приходило в голову об этом думать. Консерватизм, заложенный в него воспитанием и окружением, делал свое дело и в какой-то мере ослеплял. Дружбе это не мешало, а все остальное было неважно. Мартин же ограждал его от этой темы, как мог, никогда не делясь подробностями, даже если вопросы возникали. Позже Арми часто задумывался, что если бы Мартин проявил к нему подобный интерес, переросли бы их отношения во что-то большее? Понял бы Арми свою сущность раньше? Было бы все иначе или то, что случилось, было неизбежно? Единственное, в чем Арми был уверен, что внешность Мартина определила типаж его выбора на все следующие годы. Тонкокостные изящные брюнеты стали его слабостью, а если к этому примешивался богатый внутренний мир или какой-то талант, то Арми мог пропасть. Как в случае с Тимоти, даром что это был первый случай за все время. Арми тогда переживал мощнейший душевный подъем, каких не знал прежде. Он встретил свою родственную душу. И серые будни в нелюбимом универе окрасились во вполне приятные цвета, когда можно было под партами обмениваться смс-сообщениями, а вечерами, пока не выпал снег, гонять на байке Мартина, и даже самому садиться за руль. Зимой смотреть никому неизвестные фильмы на чердаке, который тот снимал, съехав от родителей. А весной снова оседлать байк. А что до родителей, то Арми был достаточно взрослым, чтобы не делиться, с кем и как он проводит свободное время, но тут постарался Виктор. Зачем, для чего или не преследуя никаких целей, но он рассказал, с кем дружит старший брат. И никому не было бы до этого дела, если бы Кристофер Ле Гофф, отец Мартина, не был судьей и уважаемым человеком в городе, а его единственный наследник – раздолбаем, не желающим придерживаться правил и традиций. Тогда Арми вызвали на серьезный разговор. Отец начал издалека, говорил на излюбленную тему о семейных ценностях, важности их сохранения, о том, что они переходят от отца к сыну и все такое прочее. Сначала Арми даже не понял к чему он ведет, потому что это был стандартный разговор, повторяющийся с завидной периодичностью, пока отец ловко не вывернул к тому, что Арми нужно положительно повлиять на Мартина, раз уж так случилось, что они сдружились. Он в этом увидел не что иное, как возможность отметиться перед господином Ле Гоффом, занимающим более высокое положение в обществе, нежели адвокат по семейным делам Майкл Хаммер. Арми стало так противно и мерзко в тот момент, что он еле удержался от того, чтобы озвучить это вслух. Но за двадцать лет он отлично выучился держать слишком резкие высказывания при себе, поэтому ограничился вежливым замечанием, что Мартин образованный и разносторонний молодой человек и что в свои двадцать два года он сам вправе решать, как себя вести и как общаться со своими родителями. Отец тогда разозлился, он всегда заводился с пол оборота, и наговорил всякого, отвесил словесных оплеух, говорящих о том, что влияние идет не с той стороны, что вместо того, чтобы образумить Мартина, Арми его оправдывает. В общем, не было никого конструктива в их диалоге, как и всегда. Арми не думал всерьез, что может на что-то повлиять, а потому с Мартином даже и не заводил этот разговор, тем более что было много других более интересных тем. Например, бесконечный просмотр каталогов, выбор байка для Арми и подсчет денег, скопленных на личном счете. Он так загорелся этой идеей, что все его мысли были заняты только ей и мечтами, как они летом будут гонять наперегонки где-нибудь за городом. Покупка была запланирована сразу же после экзаменов. Но этому не суждено было случиться. Фатально, нелепо, абсолютно бессмысленно изменились обстоятельства. Поздний звонок застал Арми за подготовкой к семинару – его удивило имя входящего абонента, и он, нахмурившись, ответил. С Ником они последние годы общались мало, и было неожиданно увидеть его имя на экране телефона почти в одиннадцать вечера. Неожиданно, но, как позже выяснилось, вполне объяснимо – отец Ника был шефом полиции. Мартин не справился с управлением и попал под колеса фуры на развязке рядом с заповедником Кранберри Бог. Смерть наступила мгновенно, приехавшей скорой оставалось только зафиксировать ее факт. Сказав все это, как зачитав рапорт, Ник замялся и совсем другим тоном произнес: «Я подумал, что тебе нужно об этом знать». В тот момент жизнь Арми разделилась на до и после, хотя первое время он не до конца осознавал случившееся. Он все набирал и набирал его номер в надежде услышать знакомый голос, но увидев своего друга недвижимым, безжизненно бледным в окружении цветов и плачущих родителей, он окончательно понял, что все это не шутка и не злой розыгрыш, что все взаправду. Тогда он сбежал из церкви, не дождавшись окончания церемонии, слепо брел по улице, пока мутная пелена перед глазами не остановила его и не заставила упасть под первым попавшимся деревом. Это были первые с детства и последние в осознанной жизни слезы. Злые, жгучие, слезы бессилия и обиды на жизнь. Он впервые почувствовал свою абсолютную беспомощность перед обстоятельствами. Невозможность ни на что повлиять или что-то изменить уничтожала его изнутри. В тот момент последние крохи детского и наивного всемогущества рассыпались прахом. Все происходящее позже мелькало спорадическими вспышками на фоне бесконечной боли утраты. У него словно отняли сам смысл жизни. Он не помнил, как сдавал экзамены, как слушал сбивчивую речь бросающей его девушки, не помнил будней и ночей – все смешалось в один черно-белый шум сломанного экрана телевизора. Только слова отца, что он не умеет выбирать друзей, после того как выяснилось, что в крови Мартина нашли следы кокаина, настойчиво и не прекращаемо звенели в ушах. Арми злился на себя, что он плохой друг, не попытавшийся хоть как-то повлиять на Мартина, не взявший на себя ответственность, на самого Мартина за то, что он так легкомысленно относился к жизни и прожигал ее, на всех вокруг, кто говорил, каким непутевым он был и сам протратился. Это было невыносимое время, пока в один из летних вечеров Ник не объявился на пороге дома и не позвал поколесить по штатам. Арми тогда было все равно, что делать, лишь бы сменить опостылевший антураж своей комнаты. В бесконечной ленте дороги он тогда нашел успокоение, в бесчисленном количестве алкоголя на остановках – забвение, а в Нике – внимательного слушателя. Они меняли города, девчонок, темы для разговора с легкостью и без сожалений. Их детская дружба, утратившая свою актуальность на годы взросления, расцвела новыми красками. И пусть Ник не был человеком тонкой и творческой душевной организации, зато с ним было весело, у него имелись идеи на каждый случай жизни, а истории он умел рассказывать так, что хотелось стать их участником. По итогу, он стал тем, кто вытащил Арми из депрессии, в которую тот все больше скатывался день ото дня, и он ему был за это безмерно благодарен. В то путешествие Арми решил для себя несколько важных вещей: он не будет поступать в магистратуру, он не свяжет свою жизнь с юриспруденцией, он съедет, наконец, от родителей и будет заниматься по жизни тем, что ему на самом деле близко. И как бы тяжело ему ни было после, он ни об одном из этих решений не жалел. Практически всю ночь Арми промаялся без сна. Он вертелся с боку на бок, открывал и закрывал глаза, мучился давними воспоминаниями, которые вскрыл одним опрометчивым движением. Он давно не вспоминал о Мартине и том, какие внутренние перипетии он поселил в голове Арми за довольно короткий срок. Нарочно блокируя все мысли о нем, он привык думать, что его судьба сложилась так, как сложилась, но, если копнуть глубже, – Мартин Ле Гофф оказал влияние абсолютно на все аспекты его будущего и совершенно бесследно исчез. Несправедливость жизни показалась Арми во всей своей неприглядности однажды, и этот след тянулся за ним через все годы. Под утро он провалился в зыбкое состояние дремоты, но, возможно, ему только показалось. Когда небо лишь начало светлеть, он, не в силах больше валяться на скомканных и опостылевших за бессонную ночь простынях, встал, оделся и отправился на прогулку с ничего не понимающим Арчи, который в отличие от хозяина сладко похрапывал всю ночь. Ноябрьское утро холодило руки и лицо, пробиралось под одежду, вызывало озноб, но Арми упорно шел по улицам, заглушая мысли шагами сквозь туманную дымку, видимую лишь издалека. Чем старательнее он пытался ее настигнуть, тем упорнее она ускользала. И поняв, что ему ее не перехитрить, он остановился как вкопанный. Ему неожиданно стало просто необходимо навестить могилу Мартина, рассказать ему, как сложилась его жизнь, и, возможно, отпустить ситуацию. Арми посмотрел на часы, понял, что до начала рабочего процесса он точно не успеет осуществить задуманное, развернулся и пошел обратно. Но он обязательно сделает это в ближайшее время. Впервые столкнется со страшной правдой лицом к лицу. *** Съемки в этот день воспринимались чем-то далеким. Он все никак не мог сконцентрироваться, а к обеду выпил уже три чашки эспрессо, потому что сон предательски начал его настигать, и бороться с ним посредством кофе казалось самым логичным действом. Но кто бы мог подумать, что сон как рукой снимет тем, к чему он категорично не хотел бы прибегать. Имя мамы, высветившееся на экране телефона, не сулило ничего хорошего, тем не менее он выскользнул из комнаты, где шла подготовка к съемкам следующей сцены, и вышел на улицу. - Привет, Арми, дорогой мой, - стандартно начался разговор. - Привет, мам, - ответил он и достал из кармана сигареты. - Как у тебя дела? – спросила она и, видимо не вытерпев, тут же добавила: — Это правда, что ты в Бостоне? Арми резко выдохнул и прикрыл глаза. Этого только не хватало. По-своему поняв паузу, его мать продолжила: - Тетя Магда вчера позвонила мне и сказала, что видела тебя возле Куинси маркета. Я ей в начале не поверила, ведь она не видела тебя так давно, да и со зрением у нее не очень. Но потом я все-таки решила проверить и позвонила Виктору – он подтвердил, что ты в городе. Арми, почему мы с отцом ничего не знаем? – на последней фразе в ее интонации отчетливо проступили знакомые требовательные ноты. Арми прикурил сигарету, глубоко затянулся и выдохнул. Кажется, с Виктором намечался серьезный разговор, хотя, что без толку, его ничего не исправит. - Потому что я не хотел говорить, – честно ответил он, считая, что имеет на это право, - я здесь по работе и мне, если честно, некогда. - Виктор сказал, что проходят съемки фильма по твоему сценарию, и ты в них участвуешь. Но почему мы все узнаем от него и то только после списка наводящих вопросов? - Да, я принимаю участие в съемках и делаю это прямо сейчас, - ответил нерадивый сын, намекая, что занят. - Арми, я не буду тебя долго отвлекать, но мы так давно не виделись. Мы с отцом соскучились. Приезжай к нам на ужин. - Мам, я… - начал было он, но его бесцеремонно прервали. - Арманд, - полное имя заставило поморщиться, - выдели один вечер на родителей. - Хорошо, - сдался он. - Ладно, я приеду. В конце концов, они и правда не виделись столько лет, и, возможно, большая часть разногласий осталась в прошлом. И если уж вскрывать болезненные нарывы, то до конца. - Как насчет сегодняшнего вечера? Я попрошу Синтию приготовить твой любимый ростбиф по ее фирменному рецепту. - Сегодня? - переспросил Арми. Он планировал завалиться спать, как только вернется в свой номер, но, кажется, жизнь вносила свои коррективы. - Хорошо, давай сегодня. Буду к семи, не раньше. Он отключился и устало провел ладонью по лицу. Он предполагал, что чем-то подобным приезд в родной город и обернется.