The path of destinies

      Я знаю, что я умираю. Не в первый раз. Хотя больно как в первый.       Не столько физически, нет, к этой боли я давно привык. Больно от того, что больше не увижу тебя. От того, что в теле не остается сил, чтобы поднять руку и в последний раз коснуться твоей щеки, успокоить, стереть слезы, сказать, что все еще будет хорошо. Хотя ты ни за что не поверишь. Никогда не веришь.       Я очень старался. Видит бог, в этот раз я старался изо всех сил, чтобы остаться с тобой на дольше. Я пережил то нападение на UCJ, было сложно, болезненно, руки потом еще с полгода на погоду реагировали, а про локоть я вообще молчу — проще было сразу поставить протез, чем восстанавливать его по кусочкам. Но мне было ради чего держаться.       Я справился с операцией в Джаку. Ни секунды не колебался перед тем, как взять в руки нож — так я мог вернуться к тебе, чтобы оберегать и защищать тогда, когда ты уже лишился своих сил. Быть тебе необходимым как воздух. Отсутствие причуды было бы для этого помехой. Отсутствие ноги — отнюдь. А вот с глазом я, конечно, не рассчитал…       Но сейчас я знаю, что это конец. Даже силы Исцеляющей девочки не хватит, чтобы справиться с полученными ранами. И мне жаль. Жаль, что я больше никогда не увижу твою улыбку. Жаль, что заставляю тебя проходить через это снова. Сколько раз ты уже терял дорогих сердцу людей? Твой учитель, Ночноглаз, теперь я… Сколько раз ты терял меня? Хотя ты не помнишь — это твое спасение и проклятие. А вот я помню.       Я знаю: время не лечит. Притупляет, как порция крепкого спиртного, прячет за дымовую завесу, но не избавляет от боли. И я только надеюсь, что тебе хватит сил с этим справиться. Держись за Цукаучи, за других учителей, за Мидорию и учеников 2-А. Они нужны тебе. Ты им нужен. Даже такой, поломанный, истерзанный, но все еще полный внутренней силы — они без тебя не справятся. Я бы не справился. Поэтому даже чуточку рад, что в этот раз я ухожу первым. А ведь ты пытался, чертов негодник. Чуть было не сделал это до нашей встречи, но спасибо, дождался, пока я найду тебя. И снова еще раз в Камино. Всегда был безрассудным, отчаянным, смелым, забывая думать о себе. За это я тебя и любил.       Прости, что не смогу тебе сказать это еще раз, и помни…       — Мы еще встретимся…       Однажды я пожелал, чтобы мы никогда не расставались.       Нам тогда было по 12. Весь наш мир состоял только из стен монастыря, взрастившего нас: двух брошенных детей, взявшихся из неоткуда. Ни прошлого, ни будущего, только настоящее, принадлежащее им двоим. Нам было некуда идти, да и незачем. Пока мы были вместе, ничего не имело значения. Но мир за стенами был неумолим, он подкрадывался хищным зверем, жаждая разодрать нас в клочья, вырвать из привычного течения жизни, уничтожить — и отобрать друг у друга. И тогда я загадал желание. Отчаянный, почти детский порыв — все знают, что чудес не бывает. Но мне повезло.       Не знаю, какие силы природы меня услышали в тот час, какую жертву из всех возможных приняли и на какую обрекли, но моя просьба была исполнена.       Сколько бы раз мы ни умирали и ни рождались заново, в каких бы временах и реальностях ни открывали глаза, мы всегда стремимся друг к другу.       Иногда мы одного возраста, чаще ты старше, реже — я, и это чертовски раздражает, словно ты заранее обрекаешь меня на несколько десятков лет без тебя. Подчас между нами лишь несколько кварталов, и с самого детства я знаю, что моя судьба где-то рядом. Но иной раз нас разделяют тысячи километров — злая насмешка судьбы, и когда я преодолеваю их, бывает уже слишком поздно.       В мистической Европе времен охоты на ведьм, чопорной Англии с её балами и дворцовыми интригами, современной Америке, в мире, полном магии или врожденных суперсил. Музыканты, спортсмены, врачи, солдаты, аристократы, герои, полицейские, простые садовники и пекари. Мы меняем жизни как перчатки, примеряем разные амплуа, точно роли в театре. Сражаемся по разные стороны баррикад или плечом к плечу, находим друг друга и теряем, чтобы вновь обрести.       Мы встречаемся на всю жизнь или на пять минут. Умираем друг у друга на руках или держась за эти руки, как в классической мелодраме, когда морщины уже до неузнаваемости меняют наши лица, оставляя за собой то счастье прожитых лет, то сожаление упущенных возможностей. Порой долго ненавидим друг друга, иногда не понимаем, подчас целую вечность не можем столкнуться, хотя ходим одними маршрутами и смотрим в одни и те же окна, словно кто-то испытывает нас на прочность, заставляя доказать, что мы все еще достойны этого дара. Я — достоин.       Но я всегда узнаю́ тебя. По небесной синеве глаз, пшену твоих волос и солнцу улыбки, слышу издалека по биению сердца и замершему дыханию. Иду на твой запах, точно ищейка, ступая по оставленному следу. Это что-то сильнее меня, то, что невозможно контролировать — вшитое в мое ДНК знание, что я должен быть с тобой, что нам это уготовано судьбой.       Звенит колокольчик над входом, приветствуя нового посетителя. Лето в самом разгаре и, спасаясь от жары, я забегаю в небольшое кафе перед университетом, чтобы перехватить чего-нибудь обжигающе холодного. Сердце с утра не на своем месте, меня словно тянет вперед, и не хочется терять ни минуты, поэтому выбор делается на автомате. Невзрачное заведение, я бы никогда в него не зашел, будь у меня больше времени, но сегодня все не по привычному маршруту. Я толкаю тяжелую дверь и проваливаюсь…       За стойкой стоишь ты. Тебе нет и 20, стрижка совсем другая, да и форменная кепка отбрасывает тень на лицо, но у меня нет ни капли сомнений в том, кого я вижу перед собой. Сердце не может ошибаться. Покалывание в пальцах рук и сбившееся дыхание тоже не могут. Ты смотришь на меня — нет, ты смотришь на вошедшего гостя, подспудно вытирая чашки, а я словно в первый раз проваливаюсь в омут твоих глаз и вряд ли найду в себе силы вырваться из этого плена. Твой голос приходит на помощь.       — Добрый день. Что будете?       Бариста, кто бы подумал, что в этот раз ты будешь баристой. Это подарок мне за прошлую жизнь, где лучший кофе был в нашей учительской, но все чаще приходилось пить растворимый?       — Черный. Без сахара. Со льдом, — в кафе никого, только шумно гудит запылившийся кондиционер над прилавком, разгоняя загустевший киселём воздух с ароматом жареных кофейных зерен. Ты, наверное, всегда пахнешь кофе — этот запах в твоих волосах, мозолистых пальцах, золотистой коже, даже после принятого после смены душа. Мне нравится. — Давно здесь работаете?       — Нет, да мы в общем-то открылись буквально неделю назад, — извиняюще пожимаешь плечами. А затем внимательно смотришь — в глазах словно вспыхивает огонек озарения, тянешься что-то спросить, но не решаешься и, прикусив губу, отворачиваешься к кофемашине, лишь изредка бросая косые взгляды. Тоже чувствуешь это, да?       Отдаешь мне кофе — мне так хочется коснуться твоих пальцев, вспомнить их тепло, но я держу себя в руках и позволяю поставить стакан на витрину — забираешь пару помятых купюр, вежливо откланиваешься. Я вижу: тебя словно распирает изнутри, воздушный шарик невысказанного вопроса все надувается, надувается, наполняется воздухом — вот-вот лопнет. Молчишь вплоть до последней минуты, как я уже собираюсь уйти из кофейни, думаешь, наверное, что упускаешь возможность, но не переживай — я еще обязательно вернусь, я всегда возвращаюсь.       А потом все-таки не выдерживаешь и окликаешь:       — Простите, а мы нигде не могли встречаться?       — Все может быть, — улыбаюсь я на прощание и толкаю ногой дверь. Все-таки как же приятно, когда их две, да и глаза больше не сохнут как прежде, — все может быть. Еще увидимся.       Улица встречает меня жарким смогом большого города. И пусть я ненавижу это место, эту погоду, эту обычную скучную жизнь, сейчас я счастлив как никогда. Потому что мы еще чертовски молоды, а между нами всего пара улиц и барная стойка кофейни — а значит, в этой жизни у нас еще куча времени.