***
Холодный воздух настойчиво пробивается сквозь открытое окно. Шторы танцуют на ветру свой собственный, непонятный вальс, изредка врезаясь подолом о женскую ногу, пока её обладательница не подошла вплотную к шелковым тканям. Она перебирала их в тонких пальчиках, иногда случайно сминая и тут же перемещаясь в другое место. Другой рукой выводила на подоконнике незамысловатые узоры, бесцельно бродя т/ц/г глазами по виду перед ней. Девушка лихорадочно перебирала нужные слова, которыми сообщит о болезни близким, думала над словами Бакуго, всё еще отказываясь принимать тот факт, что они — чистая правда. Она не сможет солгать Эйджиро, это невозможно, от этого парня ничего не скрыть. Но она также не может сломать его. Зная Киришиму — он будет жить прошлым, никогда не отпустит свою «звездочку». От этих мыслей Т/и горько улыбнулась. И, всё же, решение есть. Отвратительное, ужасное, невероятно тяжелое, но действенное. Расставание. Просто отдалить его и всех, кто здесь так дорог, чтобы потом не умирать с мыслями о том, что разбила сердца близким. Просто сделать так, чтобы им не было так больно, как может быть. Черт, и почему именно она?!— Т-ты мне нравишься, в общем! — щеки парня постепенно принимают тот же цвет, что и волосы. — Эйд-джиро?.. — девушка в немом шоке уставилась на друга. Неуверенно запустив ладонь в его шевелюру, она замечает, как тот проминается, подставляясь больше. — Это значит «ты мне тоже»? — уже будто мурлычит он, нагинаясь ближе, пока не устанавливается на одном уровне с ухом героини. — Просто Эйджи.
Увлеченная приятными воспоминаниями, Т/и не заметила, как в комнату скромно постучали. Спустя несколько секунд стук изменился на чуть более настойчивый и, наконец услышав долгожданное «войдите» из-за двери выглядывает мордашка Киришимы. Он улыбается, да так широко и тепло… — Тебе лучше? — Т/ф так соскучилась по его глубокому голосу, его так не хватало всё это время, отчего глаза прикрылись в легком блаженстве долгожданной встречи. — Тебя отпустили с уроков, а меня за тобой последить — нет, — насупившись пересказывает красноволосый. Девушка нежно улыбается, но тут же выставляет руку вперед, останавливая молодого человека на полпути. — Эйджи, — прокашлявшись начинает она. — У меня есть серьезный разговор, — тот насторожился, приготовившись слушать. — Ты… Я… — слова будто специально не подбирались и проглатывались. Она уже видела злорадную ухмылку Кацуки, отчего стало еще омерзительнее от себя самой. — Мы расстаемся, — сказала, как отрезала. Эйджиро оступился, полными непонимания глазами просто впиваясь в Т/и. Он не верит, да и Т/ф тоже. -Ч-что ты такое г-говоришь?.. Я сделал что-то н-не то?.. — Я не смеюсь, Эйд… Эйджиро, — наверное, ласкательные клички теперь в прошлом. Как и все их планы, мечты. — Я…я не желаю видеть тебя больше. Уйди, — но он не собирался и шагу ступить назад, будто ноги были вкопаны в пол. — Прошу тебя, Уходи! — уже срываясь на крик, она старается, как может скрыть подступающие слезы. Он отворачивается, сжимает кулаки и обещает вернуться, чтобы поговорить. Бедный парень, что она наделала… Провожает его печальным взглядом и тут же прижимается к двери, сразу же, когда тот покидает помещение. Снова эта колющая боль, выжигание на сердце, будто там теперь красуется его имя. Она чувствовала, как кровь, наполненная током, бьет во всех конечностях. Снова это чувство полного отчаяния. Сегодня в зал она не выйдет.***
За окнами уже вечерело. Если раньше комнату освещали лучи дневного солнца, то сейчас там полный мрак, как и внутри у её хозяйки. Видимо, Т/и заснула прямо там, под дверью. Сонно разлепив ресницы и зажмурившись, она разминает застывшие на лице соленые следы от слез. Пересохшие губы с силой размыкаются, и облизнув их, героиня обреченно вздыхает. Стоит пойти и умыться, выпить воды и лечь спать, но безумная накатывающая усталость в очередной раз берет верх. И всё же, собравшись с силами, та медленно встает, ноги всё еще усердно потрясывает. Этот день она запомнит на всю жизнь. На носочках, максимально стараясь не выдавать своё позднее присутствие, Т/ф крадется на кухню. Ученики, видимо, решили нарушить этакую «традицию» собираться в зале каждый вечер и мирно отдыхают в своих комнатах. Тот самый диван, столик неподалеку и высохший от дневных слез ковер навивали мучительное дежавю. Из раздумий её вновь вывел мужской голос, только на этот раз это был не возлюбленный. Кацуки, оперевшись о дверной проем, сложил руки на груди. Парень окидывал девушку равнодушным взглядом, невольно посмотрев в сторону комнаты Киришимы. — Ты поступила правильно, — всё же выпаливает он. Т/и, как и не собиралась начинать диалог с ним, так и не стремилась его продолжать или поддерживать, явно давая понять об этом блондину. Это его, если не раздражало, то хоть немного, но обижало. Хотя, как-никак, он был относительно понимающим человеком. — Сама же знаешь, так будет лучше для него и… — Я не собираюсь с тобой разговаривать, — зло процеживает она, стремясь не сорваться на крики и оскорбления. Бледные руки с силой сжимали графин, что, кажется, совсем немного, и вода наполнит стакан через край. Взрывной прыснул. — Я лишь хотел, чтобы ты не сомневалась в своих действиях, вот и всё. Т/и бросает на одноклассника тяжелый взгляд и мысленно уже сжигает его на инквизиторском костре. Она больше не хотела выслушивать всё это. Довольно, натерпелась. Пора бы вырубиться на мягкой кровати и, хотя бы на одну ночь уйти из всех этих проблем. Собеседник проводил её парой фраз, сказанных куда-то под нос.***
Но у мира грез совсем другие планы, его врата, кажется, даже не собирались пропускать уставшую героиню в обитель сновидений. Девушка уставилась в белый потолок, просчитав в голове несколько стад всевозможных овец, исполнив самой себе любимую мамину колыбельную и просто попытавшись провалиться в сон, пролежав с закрытыми глазами. Хорошенько расшатанные нервы не позволяли усталости победить. Тщетные попытки снова что-то посмело прекратить. На этот раз это был не чей-то голос, даже не скромное «могу я войти?», это были утвердительные громкие стуки о деревянную дверь. На столько неожиданные и жесткие, что ученица невольно дернулась. Нет, она никого не хочет видеть. Но даже после ленивого «нельзя» настойчивые попытки достучаться до хозяйки продолжились. Еще, и еще, после каждого отказа они становились, кажется, более раздраженными, а владелец отсутствующего чувства понимания нервно переминался с ноги на ногу. Наконец, оборона пала, девочка разрешила, кому бы то не было, войти. — Что-то случилось? — та, не отрываясь от наинтереснейшего разглядывания стенки, даже не думает повернуть голову и посмотреть на вошедшего. Молчит. — Эй?.. — Это правда? — до боли в сердце знакомый тембр, от него внутри всё противно сжалось, как пружина. Т/ф широко распахнула глаза, всё еще боясь повернуться в его сторону и, скрепив пальцы между собой, молилась, что её слух обманул. — К-кириш-шима, — мямлит она. Парень говорил на удивление спокойно, но нотки выжидающей злости мелькали. — Ч-что ты тут… — То, что сказал Кацуки — правда? — в ответ лишь молчание и еле слышный всхлип. — Почему ты не рассказала мне? Я не заслуживаю доверия?! Почему ты снова ничего не говоришь… Ты обещала… — герой крепко сжимает руки до хруста в костяшках. — Не молчи… Боязно вытянув шею, Т/и замечает блеск в уголках красивых глаз. Тот держится изо всех сил, но соленые предатели так и норовят выступить еще сильнее. — Я знаю, — шепчет девушка, надеясь, что тот бросит всё и уйдет. Просто перестанет ломать сам себя и покинет её, как нужно. Для него самого. — Прости меня, пожалуйста, если сможешь, прости, — снова рыдание. Который раз за день? Как давно она вообще плакала так много? Столько накопилось внутри, рано или поздно, всё это переполнило бы её. — Нет, — сердце на секунду замирает. Его яростный стук, раздающийся когда-то по всюду, осторожно замолк. — Я должен просить прощения, — красноволый обессиленно падает на колени. Подруга тут же срывается с места и хватается за его шею, грудью врезаясь в его. Её громкие всхлипы теряются в ткани рубашки, вдыхая его запах, Т/ф утыкается носом в предплечье. Это самый долгожданный аромат в её жизни. — Кацуки был прав, я лишь сделаю тебе больно. — Что ты сказала? — его резкая смена в тоне значительно разрывает сознание. Он отстраняется, заглядывая в т/ц/г глаза. — Повтори? — но этого не требовалось, видно по глазам. И без того алые очи, кажется, наполняются гневным пламенем. — Ублюдок, — Бунтарь срывается с места, демонстративно закатив рукава. И никакие уговоры не собираются останавливать мстительный пыл.***
Белоснежная ткань слегка качается раскрасневшихся ссадин на лице, отчего их обладатель болезненно рычит. Его персональный врач укоризненно шикает, сразу же утихомирив пыл драчуна. С одной стороны, его, в какой-то степени, умиляло, когда девушка хлопочет над его ранениями, но с другой, просто ненавидел себя за то, что заставляет её волноваться. Ему становилось не по себе, когда его обычно говорливая Т/и затихает, не проронив ни слова. Единственное, что ему оставалось — говорить самому, дабы разряжать и без того тягучую атмосферу. Сейчас Т/ф просит его рассказать, как это так вышло, что ему удалось прознать про её секрет. Всё максимально просто. Комната Кири находилась не так далеко от кухни, тем более, заметив озадаченный взгляд друга, пришлось идти на уговоры. А забалтывать герой умел чуть-ли не лучше всех. — Он больше не посмеет сказать что-нибудь еще в твою сторону, я лично об этом позаботился. Тебе нельзя нервничать, — Эйджиро виновато закусывает губу, продавливаясь под тяжелым взглядом. Он даже умудрился хохотнуть, услышав «вы могли всё общежитие разнести!». Нет уж, за девушку свою можно не только Бакуго вмазать. В конце концов, он мужчина, а она — его избранница. — Я пойду с тобой на консультацию к доктору, — героиня поперхнулась. Сомневается, выдержит ли сама слова врача, а тут еще и любимый человек. — И не спорь, — и правда, пререкаться с ним — равносильно попытке сдвинуть планету с места. Смысла не имеет. — Мы найдем решение, слышишь? Я найду подработку, спрошу в долг, мы справимся со всем, сколько бы эта химиотерапия не стоила, — это «мы» просто убивало. Девушка не знала, откуда у Киришимы знания о терапии, наверное, рано или поздно, все об этом как-либо, да слышат. Было одно желание, единственное — не оставлять его одного. Просто остаться как можно дольше, разве это так сложно… Тем временем молодой человек потянул подругу за собой, усадил ту на мягкую кровать и устроился на коленях. Снова просит её спеть ту самую «колыбельную». Т/и как-то рассказывала ему, как на родине мама напевала эту песню перед сном, практически до десяти лет. Уже полюбившиеся строчки были выучены наизусть. — Хорошо, — та перебирает яркие локоны, склонившись над любимым. — Пусть, тебе приснится Пальма — де — Майорка, — ласковый голос мелодично разливается по темной комнате. — В Каннах, или в Ницце, ласковый прибой, — улыбка парня обнажает острые зубы, а шершавая ладонь гладит чужую руку. — Или в Подмосковье, роща вдоль пригорка, — алые глаза блаженно закрываются, пропуская обладателя куда-то в темноту. — Только, что бы вместе были мы с тобой. Вновь пересохшие губы касаются расслабленного лба. Он любил засыпать под эти строки, как и Т/и, когда-то.Полтора года спустя
Противный писк аппарата слева. Мутными глазами героиня пытается разглядеть хоть что-нибудь, кроме привычной белой палаты. Контрастирующая на этом фоне высокая прическа чуть приводит в чувства. На усталом лице алоглазого читается столько же боли, сколько Т/ф испытывает внутри. Снова накатывающие колючие спазмы, вынуждающие скрутиться и жалобно застонать выбивают на секунду все существующие мысли. Она прекрасно всё понимает. Наступил пугающий момент. Но Т/ф уже не боялась смерти. Она была уверена, что встретит её, как должное, и без опаски будет смотреть в жуткое лицо. Уверена, что не будет так страшно. Пробовала её на вкус, представляла, как пройдет врата между жизнью. Момент истины настал, готова ли она теперь отпустить всё, что держит её в мире живых?.. — Т/и?.. — мужская рука крепко сжимает ладонь. — Как ты себя чувствуешь? — Эйджи, — очередной толчок организма едва дает вымолвить хоть слово — Спой мне, пожалуйста. — она уже не плачет. Лишь с новой силой сцепляет пальцы.— Х-хорошо, — Эйджиро кривится в горькой улыбке, не скрывая блестящие слезинки. — Утро… неслышно ступает по крышам, — неужели, он выучил куплет?.. — В доме своём безмятежная спишь ты… Противный писк на секунду заглушает приятный надрывистый голос. — В снах улыбаясь, в рассветном блаженстве… Суета докторов за дверью. Еще одна уверенная волна, поглощающая все в районе живота. — Самая лучшая в мире из женщин… В затуманенных т/ц/г глазах застыли слезы сожаления, одна из них предательски катится по бледной щеке. Она же обещала себе не плакать… Все, что было вокруг — постепенно погружается во мрак. Тело дернулось в последней судороге, а звуки поглотила пустота. Такая, почему-то, не страшная, не пугающая, а привычная. Ожидаемая. — Пусть, тебе приснится Пальма — де — Майорка, — но возлюбленная больше не слышит любимой песни.