Дорога свободна, а на горизонте вырисовывается его силуэт.
Они проспали почти весь день, и когда их веки разомкнулись, солнце уже стояло на положенном ему месте. Юджи привел Сатору в свою комнату сразу после того, как они вернулись из подвала, чтобы забрать разбросанные на полу стикеры. Они лежат под коконом из одеял, и из своего окна он замечает, что деревья уже укрылись собственными покрывалами из снега. Коробка лежит в центре его кровати, и он видит, что Сатору разглядывает ее с нескрываемым любопытством. Странно, но Юджи чувствует, как его сердце начинает учащенно биться от волнения. Он планировал подарить её Сатору с самого начала, но, в течении года, он, возможно, был слишком поглощен своими страхами чтобы сделать это. Теперь, оглядываясь назад, собственное поведение кажется ему немного глупым. Страницы стали толстыми из-за наклеенных на них фотографий, других маленьких важных мелочей, и записей, которые он мог показать теперь и спросить: «Помнишь? Мы были здесь.» — Что это? — нетерпеливо спрашивает Годжо, барабаня пальцами по собственной ноге. — Это… — Юджи неловко чешет щеку, — Это наши фотографии. Вместе, два года назад. Помнишь, я купил фотокамеру? Осознание быстро мелькает на лице Сатору. — О, мне всегда было интересно, где ты хранишь эти фотографии. — Я просто прятал их под своей кроватью. Юджи показывает ему блокнот, а его лицо пылает. Сукуна действительно говорил ему, чтобы он не заморачивался над этим, но в то время это казалось необходимым, пока паника нарастала внутри него с каждым днем, когда Сатору не вспоминал его. Этот блокнот был его утешением и своеобразной отдушиной. Он рассказывает ему истории, связанные с каждой фотографией, и глаза Сатору мерцают, когда он проводит пальцем по каждой из них. Для него всё ещё остаются неясными некоторые моменты, например, время и дата, когда всё это происходило. Но всё в порядке, Юджи знает, что ничего не меняется просто так, в одночасье. Что ещё более важно, Итадори рассказывает ему о вещах, которые действительно имеют значение. О запахе одежды Сатору в его шкафу, и о том, как медленно он исчезал, словно уносимый морем, о фотографиях, хранящихся под его кроватью, словно монстры, преследующие его по ночам, о пустой и холодной стороне его кровати, вместо любимого человека. Всё то, что он никогда не смог бы рассказать никому другому. Годжо играет с его пальцами, пока слушает, разглаживая мозоли и ощущая тепло под ними, которое пульсирует навстречу его прикосновениям. Он немного взволнован. Юджи чувствует, как его грудь объята пламенем, и, черт возьми, это не самое приятное чувство. — Знаешь, я не знал, что мне делать, когда, наконец, собрал всё по кусочкам. Я думал, что схожу с ума. Я не мог уснуть. — бормочет Сатору спустя мгновение. Юджи прикусывает губу. — Да, я беспокоился. Ты казался таким уставшим, когда я видел тебя, Сатору-сан. — Почему ты не сказал мне раньше, Юджи? — Годжо нежно улыбается ему. Его серьга поблескивает под флуоресцентным светом. В разгар рассказа Итадори, он снял повязку с глаз, чтобы увидеть все фотографии невооруженным взглядом. — Ты боялся? — Да, прости меня, — говорит он, уставившись на коробку, — Я бы не пережил, если бы потянулся навстречу, и меня отвергли. Я был дураком. — Нет, не извиняйся. Я тоже был дураком. Юджи снова поворачивается к нему, и чувствует облегчение, переполняющее его от того, что Сатору смотрит на него, наслаждается им так долго, как только может. Затем он достает коробочку, бархатную, черную, и видит, что руки Годжо остаются неподвижными. Когда он открывает её, серьга мигает ему в ответ. Серебряная, с золотым завитком. Он кладет её на ладонь Сатору. — Ты хранил её всё это время, — Сатору вздыхает, а его дыхание тяжелеет. Его палец выводит свои инициалы на серьге. — Конечно, — смеется он, влажно и хрипло, как будто вот-вот снова расплачется, — Я не носил её, пока тебя не было. Тогда мне это казалось неправильным. — Это моё имя. — Твоё, — Юджи не может лгать. Не тогда, когда Сатору смотрит на него с надеждой в глазах и серьезным выражением лица. Он не может лгать. — Сатору-сан. — Да? — Я люблю тебя, — говорит он, сосредоточив внимание на лице Годжо и его тепле на своей руке. Это первый раз, когда слова, дремлющие в глубине его сознания так долго, попали, наконец, к нужному человеку. Он чувствует себя свободным, произнося это вслух, как будто тяжелый ржавый замок с его души был снят. Благодарность кажется таким крошечным словом. Но она отражается на лице Сатору — глубокая, бездонная, бесконечная, и вызывает слезы на его глазах. Тепло окутывает Юджи, когда Годжо обнимает его за плечи и шепчет: «Я люблю тебя, сладкий персик». Такое странное чувство, размышляет Итадори, когда прижимается лицом к шее Сатору. Он никогда не думал, что облегчение может быть ещё одной формой счастья, и понимает, что смех тихим хихиканьем вырывается из его рта. Слова, которые он жаждал услышать в течении нескольких дней, месяцев и лет, танцуют в воздухе, словно фонарики. Он чувствует довольное урчание груди Сатору, когда тот тоже смеется, но он также чувствует и что-то мокрое на своём виске. Итадори думал, что сможет сдержать свои слезы, но его Сатору плачет, поэтому собственные слезы льются непроизвольно в ответ. — Ты не можешь плакать, Сатору-сан. Только одному из нас это позволено. — Но ты любишь меня. Он вздыхает, прижимаясь щекой к груди Годжо. — Люблю. Очень люблю. — Но я люблю тебя больше. Он удивлённо хлопает ресницами, а затем хихикает, что превращается в настоящий смех, когда к нему присоединяется Годжо. — Эй, этот спор никогда не закончится! Но я всегда выигрываю, потому что люблю тебя больше. — Вообще-то, ты совершенно не прав. Я самый сильный, а значит, что моя любовь к Юджи тоже самая сильная, — поцелуй звонко прижимается к его макушке. — Это не так работает! —Я твой учитель! Я лучше знаю!*
— Итак, — Нобара выгибает бровь, скрестив ноги на его кровати, — Ты во всём разобрался? — Разве это не очевидно? Они отвратительны, — ворчит Мегуми со своего стула перед ними, делая вид, что читает случайную мангу, которую взял на столе. Юджи глупо высовывает язык, за что Кугисаки беззлобно щелкает его по лбу.*
К шоку Сатору, никто не был по-настоящему удивлён, когда они объявили остальным, что встречаются. Но я действительно был скрытен, Юджи! — Это значит, что теперь ты можешь носить свою серьгу, верно? — интересуется Годжо, утыкаясь носом в его лицо, когда они обнимаются на диване. Завтра канун Нового года, и они, вместе с остальными учениками, отправятся на первое в этом году посещение храма. На заднем плане знакомо гудит телевизор. — Да, — подтверждает он, — Это будет наш первый Новый год вместе, Сатору-сан. — И далеко не последний. Сатору целует уголок его рта, и Юджи прижимает их губы друг к другу. Нежнее, чем ложится на землю первый зимний снегопад, но так же опасно и чарующе.