намертво сшитые

      Смеюсь.       Надрываю голос — тишина алчная стерва. Ей дай волю, и она заживо тебя проглотит, не успеешь оглянуться. Ты ведь не любишь грусть? У тебя даже неудачи вызывали радость, это ведь эксперимент, опыт, который знаешь, что больше не повторишь. В тебе оптимизма было за нас двоих, видимо, поэтому я не нашла сил признаться в чувствах. Время же еще есть, да? Время же было. Было. Ты мне дал хороший урок, Фред: ничего нельзя откладывать на потом. Тебе ведь тоже смешно, что лучшая ученица Хогвартса безнадёжно опоздала в признании? Единственный раз, когда следовало успеть, я проворонила. Ты не переживай, я приглядываю за Джорджем. Моя утрата не сравнится с его, но он справится. Обязательно. Мы все переживём войну.       Кто придумал школу превращать в кладбище? Идиотская идея с могилами, как напоминание, что даже в школе дети могут умереть. Представляю, каково младшекурсникам. Не представляю, каково нам. Почти сентябрь, а я только сейчас нашла возможность постоять рядом с надгробием: закрутили суды, восстановление школы, поломанные люди. Глазом моргнуть не успели, а уже надо что-то с будущим делать. А что творить на руинах, Фред? Что делать, когда ты ещё одной ногой в могиле? Война с нами — вряд ли когда-то исчезнут её следы. Решили с Гарри выучиться последний год заново. Меня больше не прельщает борьба за права ущемлённых, а он — навоевался на столетия вперёд. Рон ушёл — устроился в магазин помогать Джорджу. Он хороший брат, ты же знаешь, тем более учёба все равно не его конёк.       Представляешь, мы оправдали семью хорька. Точнее, семью Малфоя. Драко Малфоя. Да, так будет правильнее — оставлять в прошлом глупость. Гарри не любит оставаться в долгу, да и они по сравнению со всеми пожирателями — самые адекватные. Скользкие паразиты, конечно, но перестраиваться на новые условия и быть полезными умеют. Ты там посмейся, если я вдруг найду с ними общий язык. О, а ещё профессор Снейп — не предатель. Вы с братом восхищались им, как видишь, не зря. Он практически жизнь положил ради победы — или ради отомщения — и знатно искупался в грязи. Думаю, он и сам это ощущает. Его жизнь мы выгрызали и из лап смерти, и из лап правосудия. Северус Снейп — удивительная загадка этого столетия, я не уверена, что даже Дамблдор понимал его полностью. Кто знает эту чёрную душу?       В магическом мире очень не хватает психологов. Магловскому не расскажешь, через что пройден путь, а я явно ломаюсь. Стали одолевать панические атаки и преследовать навязчивые мысли. Да, гриффиндорская всезнайка поставила себе диагноз — еще бы найти лечение. Но признание проблемы — половина решения, так ведь? Фред, тебя очень не хватает. Мы все будто разом сдулись — гелия не хватило для дальнейшего полёта. Надо подкинуть идею Джорджу, если гелий соединить с зельем, то получится интересный вариант изменения голоса. Думаю, это было бы забавно — ты в этом явно сильнее, чем я.       — Ты уже час стоишь здесь, Гермиона… — голос небрежным штилем проходится по поверхности сознания, не тревожа мысли, но заявляя о своем присутствии. Да, Гарри умеет быть тактичным. Эту черту я в нём люблю.       — Не я одна, — усмехаюсь, заметив, с какой стороны он ко мне идёт. Дамблдор. Да, мы были фигурами в его руках, исполнителями, но это не отменит факта, что он все равно стал наставником, близким всем нам. По крайней мере, Гарри с его всепрощением не стал думать хуже, а я вот скоро покроюсь коркой цинизма.       — Фред… У тебя ведь к нему были чувства, да? Рон думал, что нравится тебе, но я молчал, не желая раскрывать чужую тайну. Я жалею, что не поговорил с тобой и не подтолкнул к признанию. Кто знает, как всё повернулось бы… — вздыхает и смотрит на небо.       — Были… Прошедшее время здесь явно неуместно, а этих «бы» мы можем столько придумать, что дойдем до мысли: лучше бы нас вообще не было, — обнимаю и не знаю, почувствую ли когда-нибудь подобное родное тепло.       — Я часто думаю, что в могиле следовало бы лежать мне, а не всем им. Если бы я больше учился, понимал, серьезнее относился, не привязывал бы к себе… Их ждало бы счастье. Но я не знаю, как настолько сильно вернуться в прошлое, и еще сильнее боюсь, что изменения станут только хуже! — Гарри взъерошивает волосы, а я улыбаюсь знакомому жесту. Что-то в мире бывает нетленно.       — Случилось то, что должно было произойти, Гарри. Не вини себя. Нам следует радоваться, что получилось создать светлое будущее без войны. Теперь задача — улучшить качество жизни, чтобы случившееся не повторилось как можно дольше. А еще лучше исправить, какие можем, ошибки, — смотрю в последний раз на надгробие, слепяще ласковый закат и поворачиваюсь к замку. Хватит меланхолии, впереди ждёт много дел.       — Знаю-знаю, я должен сотню раз извиниться перед Снейпом и прийти к какому-нибудь согласию со слизеринцами. — тяжкий стон вызывает улыбку. Он ведь и сам всё понимает, просто семь лет сложно перечеркнуть. — Еще бы меня выслушали, не прогнав взашей.       — Не переживай, мне не меньше твоего есть, за что извиняться. В конце концов, хватит опозданий. Когда-то я уже упустила одну возможность — не хочу схожих повторений. Давай говорить, Гарри, пока мы живы.       — И идти дальше.       Прячу руки глубже в рукава, кусаю досадно губы и всё не могу придумать хорошего способа не чувствовать душевную боль. Плохой же — признак слабости, который не должен никто заметить. Ненавижу иронию за то, что прошла войну, а теперь не знаю, как жить, где искать силы. И есть ли возможность высушить глаза, чтобы не ведать слёз? Разве что… Высушу душу.

______

      Он часто бывает на астрономической башне после возвращения в школу. Прелестный мазохизм — раз за разом проживать собственноручное убийство наставника. Не убила змея, так добью себя сам. Думаю, он больше зол за спасение, чем благодарен. В этом мы похожи — не считать себя вправе жить, но делать это хотя бы за тех, кто в итоге умер. Осталась самая малость — найти смысл. Здесь не действует фраза: пока мы существуем, мы живём. Нет, он — живой инфернал. Этот оксюморон был бы смешным, не будь он столь печальным. Я чувствую его боль. Я вижу его ненависть. Я слышу, как он опускает руки.       Кажется, волосы сейчас действительно сальные, на шее — небрежный платок, а чёрная одежда — ещё темнее. И ещё более закрытым и чуждым он видится. Наверняка знает о моем присутствии, так давай же, Гермиона, возьми себя в руки и начни диалог, пока тебя не покрыли слоем яда. Где эта смелость, что так нужна?! Он наклоняется чуть вперед, а я дёргаюсь в попытке оттащить от края и не дать упасть, как когда-то директору. Дыши, Гермиона, не задыхайся, не дрожи, не заламывай руки и не бегай так отчаянно глазами. Не позволяй бессознательному взять верх над разумом — никто не умирает, твое воображение додумывает детали. Это вымысел, ты слышишь? Вымысел! Он просто смотрел вниз.       — Вы всегда неуместны, мисс Грейнджер. Когда стоило молчать, вас было не заткнуть. Теперь — вместо слов вы испытываете моё терпение. Скажите уже что-нибудь или убирайтесь. Меньше всего мне нужна ваша компания! — он говорит тихо, не надрывает связки, но эхо прекрасно доносит слова. Съеживаюсь. Он точно кажется терпимее, когда молчит, но делать это умеет, похоже, только в одиночестве.       — Термин «тактичность» вам незнаком, я правильно понимаю? — стараюсь язвить в тон ему, соединяя ладони за спиной, чтобы тремор на фоне остального был менее заметен. Испепеляющий взгляд служит ответом — определенно есть к чему двигаться. Однажды он так научится поджигать. — Прошу прощения, профессор, мне не следовало срываться и тем более вас нервировать. Я хотела извиниться за гору отвратительных моментов в вашу сторону. Юношество совершает ошибки, и сейчас мне за это очень стыдно, но у меня нет возможности всё исправить и поступить иначе. Я могу только сказать, что мне жаль. И я благодарна, что вопреки всему вы помогли нам выжить и заполучить этот финал. Хотя и не были обязаны.       — Ошибаетесь, я был связан клятвами по горло, шаг в сторону и повешен. У меня не было выбора!       — Выбор есть всегда, вы добровольно согласились.       — Замолчите, пока не сказали еще какой-нибудь детский идиотизм. Не говорите о том, чего не знаете.       — Детский?! По-вашему, человек, прошедший через этот ад, всё еще считается ребёнком? О, я была бы счастлива, если бы так оно и было, но это даже приблизительно не так, слышите?       — Заметьте, что с идиотизмом вы не спорили. Хоть в чем-то умеете признавать правоту других. И не кричите, я не глухой.       — О Мерлин, вы вообще умеете испытывать что-то хорошее, или вас с рождения накачали язвительностью так, что на остальное не хватило места? — протараторила на одном дыхании и тут же в ужасе замерла, осознав, что сказала. Нет, только не это. Гермиона Грейнжер, ты — полная идиотка, поздравляю, это диагноз. Неужели заразилась импульсивностью своих мальчишек? Черт, мне определено нужно привести нервы в порядок. Опускаю взгляд в пол, нервно теребя юбку и чувствуя пронзительный взгляд.       — Хватит, у вас будет еще много возможностей продемонстрировать собственную глупость. Возьмите перерыв и выйдите вон, невыносимая выскочка.       Не знаю, смеяться мне или плакать, пока мчусь подальше от этой летучей мыши. Северус Снейп — неподражаемый феномен. Молча принять извинения, но найти момент, чтобы облить грязью, а между делом ядовито сообщить, что ждет еще диалогов. Однако, самое загадочное то, что он чувствовал удивление от собственных слов. И это второе, с чем нужно разобраться, ибо первое — непонятно, откуда взявшаяся эмпатия. Людей лучше всего чувствует Луна, похоже, мне к ней. Коридор сворачивает вправо.

_______

      Когтевранка оказалась в больничном крыле — помогала разговорами детям с нервным срывом — и мне пришлось просить ее выйти. Зайти внутрь — выше сил, не скоро забуду ужас, как первые дни-недели помогала мадам Помфри вы́ходить больных. Кажется, это было вчера, на деле — прошло не мало времени.       — Там ничего нет: ни крови, ни криков, ни умирающих лиц, Гермиона. Твои мозгошмыги подвержены панике — хочешь я заварю чай из ромашки?       Кажется, Луна совсем не изменилась. Улыбка столь же мечтательная, на голове — неизменные очки, а платье в этот раз — зеленое в лёгкую крапинку. Такое яркое-яркое, как летняя трава ранним утром с росой. Ее вид приносит некоторое спокойствие. Даже не буду отмечать, как она узнала, что мне помогает ромашка. Полумна — еще один непонятный мне феномен, но другой, положительной, направленности. В последнее время их становится всё больше, но, может, это я стала отличаться и теперь никого не понимаю. Хорошо, выдыхай.       — Здравствуй, Луна. Да, мозгами я понимаю, но глаза продолжают видеть и подгонять неприятные воспоминания, которые хочется выбросить подальше, — массирую виски, вглядываясь в окно коридора и замечая, что профессор покинул траурную обитель, отправившись в сторону отстроенной хижины Хагрида.       — Наверно, за ингридиентами для зелий, — мелодичный голос отрывает от созерцания, заставляя вопросительно смотреть. — Профессор Снейп. Ты же за ним наблюдаешь. Он такой простой человек, что у меня возникают вопросы, как его никто не понял. Одни сплошные эмоции.       — Эмоции? Это у него-то? — поворачиваю обратно голову, но замечаю только часть ускользающей мантии в дверном проёме. — Его эмоциональный диапазон колеблется в негативных проявлениях, для положительных размаха не хватает.       — Не скажу, просто ты никогда не смотрела. Положительное в его исполнении специфично, но оно есть всегда. А уж сколько эмоций… Просто кладезь! — очки её спадают на глаза, чтобы следом задумчивым взором вглядеться в меня. И что же она видит? — Я раньше помогала ему с подготовкой к урокам. Ну, знаешь, слизь там собрать и т.п. Он, конечно, много ругался, но никогда не прогонял. Думаю, сейчас ему еще больше необходима помощь, а у меня несколько проектов и нет времени. Может, ты не против меня заменить? Это всегда полезный опыт.       Что ж, хорошо, судьба, я вижу, что ты на блюдечке преподносишь поводы продуктивно продолжить наши споры. В конце концов, он — увлекательная личность, которую хочется понять. Было бы интересно стать человеком, которому он доверится… Ох, Гермиона, не воображай невозможное. К какому мазохизму ты себя толкаешь? Отвлекаешься от своего дерьма, погружаясь в чужое? Продуктивное времяпровождение, браво. Начни с того, как он выставит тебя за порог, как только ты заикнёшься. А, нет, сначала втоптает в грязь. Хорошо, я принимаю этот вызов. Фред, тебе ведь тоже было бы интересно поработать с этим мастером рядом? Не волнуйся, обязательно расскажу подробности, если всё удастся. Может, мы оба сможем продолжить жить? Надо хоть чем-то его отблагодарить за всё. Представляю, как Гарри удивится, хотя… Чего-то подобного и следует ждать от меня. Я все та же, уже отлично.       — Договорились. Слушай, изначально я пришла не по этому поводу. Я стала лучше понимать людей. Даже не так: я буквально чувствую их эмоции, знаю, даже если это никак не отображается! — расхаживаю из стороны в сторону, нервно кусаю губы и волнуюсь. Безудержно поднимаю панику.       От Луны веет интересом, спокойствием и радостью. Я в происходящем хорошего не вижу, если вспомнить, что закончилась война, я не справляюсь со своими чувствами, а теперь еще и чужие без усилий понимать и ощущать предстоит. Как не сойти с ума?! Волосы возвращаются к состоянию вороньего гнезда, щеки наливаются напряженным румянцем, а сердце набирает скорость. Дышать-дышать-дышать. Пожалуйста, разреветься ты успеешь всегда, можно и отложить на некоторое время. Не замечаю, когда отпиваю ромашковый чай. Откуда?!       — Пей-пей! Пока ты расхаживала, я успела позвать домовика. Успокаивай нервы и слушай меня, — вместе забираемся на подоконник. Луна сняла балетки, раскачивая босыми ногами и беззаботно улыбаясь. Хотелось бы последовать ее примеру, но я так не могу. — Эмпатия часто врожденное явление. Оно не всегда наследственное, может быть и индивидуальным, как уж получится. Кто-то с ним всю жизнь, кто-то никогда его так и не ощущает, а кто-то раскрывает способность после сильного потрясения. Подозреваю, что ты испытала нечто, что оголило душу, заставило всю твою суть тянуть эмоции, а, значит, силы отовсюду. И это стало катализатором для раскрытия таланта: умения чувствовать эмоции. При совершенствовании, наверно, ты сможешь и осознавать чувства людей, и лечить душевные травмы, и, может, как-то влиять на эмоции. Это всегда индивидуально и наверняка неизвестно — только практика и твои особенности. В первое время тяжело, но ты очень сильная: адаптируешься быстро и извлечешь выгоду. В конце концов, не так уж и плохо понимать, что же человек испытывает, да? — она весело подмигивает, прыгает на пол, чтобы взять в руки обувь и убежать обратно в больничное крыло. Удивительная.       В чашке остывает чай, новый приступ удалось обойти. Знаешь, Фред, это не такое плохое начало. Обещаю, ты еще будешь мною гордиться.