Тише

      – О боже…       – Тише, маленький брат.       Саске стискивает зубы, стараясь делать так, как его просят. Хотя молчать трудно: два пальца, словно открытые ножницы, растягивают его изнутри. И ещё труднее становится, когда кончик одного пальца касается той самой точки, и удар молнии проходит вдоль позвоночника. Лёгкие делают непроизвольный резкий вдох.       – Саске, – шипит Итачи.       Саске дрожит, удерживая в груди протяжный и громкий крик, которым мог бы ответить.       – Я не виноват, – ему удаётся взять контроль над собой, свести голос до шёпота. – Чёрт, ты вообще понимаешь, насколько мне хорошо?       – Догадываюсь, – отвечает Итачи с усмешкой.       Издевается. Это просто очевидно, несмотря на шёпот.       Саске тихо рычит, но ещё одно прикосновение пальца к простате обрывает этот звук.       – Блять, ты хочешь, чтобы я молчал, пока ты делаешь это?       Мучительная дрожь пробегает по спине, в то время как пальцы – чуть согнутые, но разведённые в стороны, будто лезвия ножниц, – входят немного глубже, и оба кончика осторожно поглаживают чувствительную зону. Саске упирается головой в матрас. Приходится лезть из кожи вон, чтобы вопль, раздирающий грудь изнутри, не прорвался наружу.       – Если ты не в силах молчать, пока я делаю это… Как я могу быть уверен, что нас с тобой не услышат, когда мой член будет входить в тебя?       Следующий вздох звучит тише. Но не менее распутно.       – Господи, тебе обязательно ещё и разговаривать вот так?       – А разве тебе не нравится? – пальцы нежно касаются простаты вновь, ласкают, и Саске издаёт очень высокий, бархатисто-мягкий звук. – Когда я говорю о том, как… Как ты выразился, братик? Как я буду… втрахивать тебя в этот матрас?       Следующий приступ дрожи больше напоминает взрыв. Крупная белая капля соскальзывает по твёрдому члену Саске прямо на простыню.       – Ммм… – задумчиво тянет Итачи, и по его тону ясно, что он вполне удовлетворён. – Ты кончил, Саске?       – Д-да…       Саске весь трясётся. Он ещё ни разу в жизни не испытывал такого возбуждения – настолько жгучего, что становится почти больно. А поддразнивания Итачи только вынуждают тело кричать сильнее. Но пусть будет так, потому что голосом Саске кричать не может.       Раздаётся новый тихий всхлип, когда свободная рука Итачи – такая тёплая! – обхватывает гениталии. Проверяет, правильно ли, туго ли сидит эрекционное кольцо. Пальцы прикасаются к набухшим яичкам, к члену – пожалуй, чересчур напряжённому. И заставляют Саске стонать. Нежно-нежно.       Но ладонь исчезает так же быстро, как успела появиться, и оставляет его беспомощно скованным. Не даёт лишней ласки.       Саске слабо покачивает бёдрами.       – Всё ещё весьма возбуждён. Удачный эксперимент, надо думать.       – Садист, – шипит Саске и толкается назад, сам насаживается на пальцы, которые успели сбавить скорость у него внутри.       – Мазохист, – легко отвечает Итачи.       И, словно подтверждая свою точку зрения, грубо проводит ногтями по лопатке Саске. Хрупкое тело вздрагивает, судорожно бьётся. Голова Саске падает, и он крепко кусает одну из подушек, подложенных под грудь. Но пальцы Итачи лишь продолжают играть с его задницей.       – Это ты первый предложил кольцо, Саске. Если тебе нужно напомнить.       В ответ – только мягкое дрожание.       – Разве это неприятно?       Два пальца с силой нажимают на простату. В горле Саске застревают сдавленные крики, и он извивается, ещё сильнее кусает подушку. Так, что смыкаются зубы. После двух или трёх движений Саске отпускает её, чтобы сделать пару тихих, жадных вдохов.       – Это не я решил попробовать новые извращённые штучки, в то время как мама с папой спят в соседней комнате, – резко отвечает Итачи, и его слова почти беззвучны, как шипение змеи.       В ответ раздаётся слабое ммм, и пальцы переплетаются, чтобы ещё раз быстро толкнуться внутрь. Саске дёргается, и недовольное мычание тут же замирает, не успевая вырваться.       – Это так возбуждает, не правда ли? Страх быть пойманным…       Пальцы выпрямляются, выскальзывают наружу и затем входят снова. Повторяют ещё и ещё. Трахают ритмично, медленно. И бёдра Саске начинают постепенно двигаться в такт, с каждым ленивым толчком касаясь руки Итачи.       – Осознание, что нам могут помешать в любой момент…       Саске медленно расслабляет ладони, затем снова сжимает в кулаки: пытается восстановить кровообращение, потому что его руки зафиксированы у него над головой, прикреплённые ремнём к изголовью кровати.       Обычно Саске охотно позволяет связывать себя. Эта смесь страха и доверия творит ужасные, просто невероятные вещи с его возбуждением. Но именно сейчас Саске даже хочет ударить дразнящегося брата.       –…и что это удовольствие может стать последним – на некоторое время вперёд. И что оно может быть грубо прервано, если ты издашь хоть один неподобающий звук…       Ох, блять, это оказалось горячее, чем должно было бы. Саске чувствует, как пульсирует его член. Низкий стон вырывается из горла.       – Я н-не хочу, чтобы это вошло в привычку, – с трудом выговаривает он и выгибает спину: так пальцы Итачи смогут проникнуть глубже.       – Конечно, не войдёт, – Итачи соглашается, будто мысль вовсе кажется ему абсурдной. – Эффект от подобных вещей обычно снижается со временем. Неподдельный страх быстро начинает преобладать над эротикой. Не переживай, маленький брат, такие ночи будут редкостью…       Саске едва не кончает, когда пальцы резко поворачиваются внутри него. Чёрт. Эти фразочки только делают хуже. Или… Он вздрагивает. Разве его собственные мысли более приличные?       Наконец Итачи высовывает пальцы, и Саске вздыхает с облегчением. Господи, в этот раз старший брат так сильно завёл его. Саске и не знал, что можно быть настолько возбуждённым и не к… Ох, чёрт.       Голова безвольно откидывается назад. Но прежде чем Саске успевает издать хоть один звук, ладонь Итачи накрывает его рот и нос, заглушает сдавленный, дикий крик удовольствия.       Член, смазанный маслом, резко входит в задницу. Бёдра Итачи прижимаются вплотную – он проникает на всю длину, без остатка заполняет изнутри. И лишь в этот момент Саске смутно осознаёт, что на внутренней стороне ноги появилось что-то влажное.       – Второй раз, братик? – хотя Итачи продолжает шептать, его голос звучит вызывающе громко с такого близкого расстояния, а губы мягко ласкают ухо Саске. – Интересно.       Саске вздрагивает. Рука Итачи вновь скользит по его возбуждённому члену, и от этого Саске крупно дрожит под сильным телом, навалившимся сверху. Боже, боже, боже, какой он чувствительный сейчас! Стон замирает в ладони, по-прежнему сжимающей его лицо. Пальцы разведены в стороны ровно настолько, чтобы позволить ему втягивать носом немножко воздуха – не больше. Но и другая рука не даёт Саске отдохнуть: она едва касается его яичек, а затем игриво проходит по его дрожащему члену от основания к головке. Саске дёргается, пытается тряхнуть головой, протестует, но громкий звук вновь гаснет под непреклонными пальцами.       Дразнящая рука наконец оставляет в покое его возбуждённый орган, но лишь для того, чтобы спуститься ниже к мягкой чувствительной коже бедра и убрать с неё густую влагу. Саске содрогается. Не убирая ладони с его лица, Итачи отстраняется, и его член медленно выскальзывает из задницы Саске, заставляя слабое тело дрожать ещё и ещё. Пальцы, мокрые от спермы, дразнят растянутое колечко мышц, к которому всё так же приставлен толстый ствол. И в тот момент, когда он снова толкается внутрь, Саске едва успевает понять, что Итачи вытер руку о свой член, и то новое, тёплое, липкое, что обволакивает теперь брата, пока он входит внутрь – это его, Саске, сперма. Низкий всхлип затихает, заглушённый другой рукой.       – Как думаешь, Саске, – внезапно говорит Итачи, и его голос по-прежнему звучит поразительно громко, несмотря на шёпот, – ты успеешь кончить три или четыре раза до того, как я кончу впервые?       Саске задыхается, выгибается непроизвольно, жмётся вплотную к его груди. У самого уха раздаётся низкий мрачный смешок.       – Не стану принуждать тебя, братец. Но и не отпущу, пока не закончу.       Спустя долю секунды скрытый смысл этих слов проникает в затуманенный похотью разум Саске, и негромкий нервный стон прорывается сквозь чужие пальцы наружу.       – Хорошо, – почти мурлычет Итачи, заставляя Саске вздрогнуть, и убирает руку от его губ. Он втягивает воздух широко раскрытым ртом. Долго и жадно.       – А теперь тихо. Дай знать, если не сможешь.       Саске тяжело сглатывает и кивает.       Ни прелюдии, ни подготовки, ни предупреждения. Бёдра Итачи бьются о его задницу снова и снова, член толкается глубже, растягивая тугой проход. Саске дышит жарко, тяжело, но очень тихо, совсем без голоса. Сильнее гнёт спину, прижимается к Итачи крепко, жадно, и тут же вливается в ритм. Это что-то новое, чего старший брат раньше не делал. На мгновение Саске задумывается о том, возбуждён ли Итачи так же, как он сам, от этого дикого безумия, нравится ли ему начинать сразу – резко, глубоко, быстро, без раззадоривающих ласк и игр, к которым привыкли оба. Но мысль вскоре растворяется в голове, как только Итачи находит другой угол для проникновения – такой, что его член задевает простату Саске с каждым новым рывком. Дыхание учащается, затем ослабевает, и через пару секунд сквозь вздохи прорезается голос. Чёрт.       – Я не могу… Итачи!...       Сильная рука обхватывает спереди его шею. Крепко, грубо сдавливает ему горло – так, чтобы полностью перекрыть кислород. Перед глазами вспыхивают искры. Саске кричит, но не слышно ни звука, и уже в третий раз за ночь его охватывает ощущение дикого, нестерпимого удовольствия. Он почти не чувствует, как что-то мокрое и горячее медленно стекает по его ягодицам, как толчки внутри становятся мелкими, хаотичными. Ему кажется, что он вот-вот умрёт, когда ладонь снова ложится на его лицо, – чёрт, насколько беспощадным может быть брат? – а потом между ног становится то жарко, то холодно, и за крепкой хваткой следует касание прохладного воздуха.       Одно безумное мгновение – и Саске уверен, что его сердце остановилось, но эта рука снова трогает его, и он чувствует, будто она везде: она внутри него, хотя и не в буквальном смысле, она щупает его сердце и тянется изнутри к его позвоночнику. Саске слышит, как высокий и резкий звук вырывается у него из глотки, пока сила, что заставила его достигнуть пика, снова подбрасывает его на эту невозможную высоту. Выше, резче, яростнее. Саске уже не слышит. Он ощущает зубы на своём плече, ощущает, как всё тело охватывает лихорадочная дрожь – но эта дрожь не только его. Саске надеется, что Итачи по-прежнему зажимает ему рот, Саске просто уверен, что кричит сейчас, хотя ощущение реальности давно покинуло его.       Но вот хватка на его шее ослабевает, и громкий, жадный глоток воздуха обжигает лёгкие. Саске даже не успевает почувствовать, как валится на кровать, но он совершенно точно не может стоять дольше: Итачи так придавил его своим весом, что казалось, будто ещё немного – и он не выдержит. Медленно, долго тянется минута, и сквозь глухой шум в ушах Саске слышит, как дыхание их двоих – рваное, глубокое – становится единым, сливается в одно снова и снова.       Где-то над ним раздаётся тяжёлый лязг пряжки, и он смутно ощущает, как руки безвольно падают на кровать у него над головой. Он шевелит онемевшими пальцами, пока пальцы Итачи – длинные и более ловкие, чем у него, – ослабляют ремень, затянутый на запястьях, и Саске чувствует колкое тепло крови, вновь бегущей по венам. Но по всему его телу и так уже разлилось тепло. Приятное до невозможности.       – Четыре, выходит, – довольный голос звучит чуть громче, чем шёпот, и щекочет ухо.       Саске фыркает, но понимает, что Итачи, даже не видя его лица, догадывается о его усмешке.       – Садист.