Возрождение счастливой республики

И до утра буду, стирать все номера, но знаю блять наизусть. Москва, Россия. Наше время. Заявляться в новый московский офис Никите по-прежнему не привычно. Один вид из окна ростом с человека удручал, буквально вгонял в депрессию, не успел на рабочий лад, настроиться. Раздражала буквально любая мелочь. Вечные тучи нависающие осенью над столицей, скрывая теплые лучи солнца, под окнами стеклянных небоскребов Moscow City, где распологалась контора, постоянно ездило кучу машин, одним своим гулом пробки раздражали, Никита не понимал коренных москвичей, тех кто стремился, вырваться в столицу из родного места, тоже понять, не мог. Москву с самого детства ненавидел. С возрастом благодарил чеченцев, по чьей вине вынуждено покинул родное болото, с каждым днем жалел меньше. Начинало, постепенно доходить, тот опасный местами путь, проделан не зря, казантипская дорога началась с девушки чеченки, он иногда вспоминал о ней, интересно все-таки, как сложилась судьба той, благодаря кому, пришла идея, создать собственный уголок всеобщего счастья, веселиться с размахом, собирать возле себя самых отбитых, кто также горит, войти в мировую историю, пыхтеть над проектом двадцать четыре на семь. В офисе царила привычная расслабленная атмосфера. Единственное место, где можно, не на долго выкинуть бытовые проблемы из головы, побыть один на один с приставучими мыслями, надо куда-то, девать. Иначе ночью достанут, без последней капли сна оставят. Сотрудники занимались своими делами, от куда-то с конца помещения слышался звук рабочего принтера, кто-то названивал по телефону, ото всюду доносился звук печающей клавиатуры. Никита только покачал головой. Офисный планктон, что с них можно, взять. Рабочие остались еще с времен казантипа. Всех знал, бок о бок работали долгое время, и все они видели взлеты, падения Никиты Маршунка. Он про себя гадал, какая сила заставляла этих отбитых ребят, оставаться с ним, наплевав на целую волокиту неудач. Одно знал точно. Все кто работал здесь, горели общей идеей. Плевать, хотели на безумность, абсурдщину, все грезили, создать легенду мирового уровня. — О! Наш Z-Boss вернулся! — весело восклицает друг Никиты, сотрудника зовут Сергей Галоян, шли в одном направлении больше двадцати лет, еще с казантипских времен знали друг друга, — Здорово братан, смотрю ты с утра, настроен к труду и обороне? — Здорово, Серый. Как видишь, голова забита гениальными идеями, не знаю, куда от них деться, — усмехается Маршунок, пожимая приятелю руку. — Ты прям поселился на работе. Дома говном намазано? — Не тянет меня домой, от слова совсем. Родственнички сам понимаешь, понаехали, не дают, жить нормально. — Мда старик, — задумчиво протянул Галоян, он сел напротив товарища, настроевшись на душевный разговор, — ты влип по полной. Слушай, это же твоей бывшей родня? — в ответ Никита утвердительно кивает, — не брат, с какого хрена они тогда к тебе в хату заперлись? Твой дом не хостел для бедных туристов, зачем ты терпишь их? — Меня типо кто-то спрашивал? Никита, не хочешь ли ты, чтобы мы у тебя временно пожили? Так по твоему все происходило? Галоян неуверенно пожал плечами. — Да кто их знает. Деревенские всегда себе на уме, сходу не поймешь, какие там мыслишки роятся день и ночь. — Поставили перед фактом, еще наглости хватает, угрожать, и шантажировать. Я своими ушами слышал, как Люба планы на мою квартиру строила, представляешь? — не унимался от возмущений Никита, давно хотел, кому-то излить душу о наболевшем за долгое время. — Точняк! Может, ты отдашь им квартиру в Калининграде? Там сплошные плюсы. За «Иллюзией» есть, кому присмотреть, и дом не пустует. Вы с Аринкой там все равно редко объявляетесь, — выдвинул свою мысль Серега, на что получил возмущенное выражение лица, и явные возражения. — С дуба рухнул? Отдать Гущиным квартиру тоже самое, что купить билет в один конец, на улице ни с чем останемся. Про «Иллюзию» я вообще молчу! Наивный ты, Сережка, плохо мою родню знаешь. Им только дай в руки, обернуться, не успеешь, на месте одну разруху найдешь. — Никита Олегович, мы тут с коллегами по совещались, — в разговор двух начальников встревает Маша Ефросина, два года занимала должность пиар-менджера, — Нужно ваше мнение. — Касаемо чего? И заканчивай мне, выкать, Маша. Как не родные, ей богу! — Окей. Я тебя поняла. Вообщем мы твой день рождение обсуждали. Накидали несколько прикольных идей. Думаю, ты оценишь. — Ребята, черт возьми! Вы избеваетесь надо мной? Сколько раз нужно, сказать вам? Я не собираюсь, ничего праздновать, если так хочется, ну соберитесь прямо тут, с шампусиком посидите. Тема закрытра. Я не собираюсь, больше её мусолить, заколебали честно, — Никита дает всем присутствующим, понять, одно и тоже говорить, не желает, весь язык отбил, наверняка мозоли еще остались. Талдычить тоже самое по сто раз, надо блин, думать. Остальным ничего не остается, кроме как послушно умолкнуть, действовать на нервы, и выводить из себя, не хотели. Никита одел наушники, полностью абстрогируясь в работу, уставился в экран монитора. Новый школьный начался с безумного кросса на физре, в одном классе занималось сразу два класса, от чего проводить урок, для Степнова стало не многш проблематично. Он разрывлся буквально на несколько классов, в прямом и переносном смысле прыгал между ними, глаза разбегались в разные стороны, в отчаянных попытках уследить за большим количеством учащихся. Виктор Михайлович успел, мысленно тысячу раз проклянуть другого физрука, вернее свою уважаемую коллегу Викторию Дмитриевну, видите ли Борзова, не одобряла не уважительное обращение к другим учителям, сокращать названия должностей, для неё равносильно личному оскорблению, отсутствие второго преподавателя очень не кстати, внезапно свалилось на него, вынуждено тащил сорок с лишним человек на своем многострадальном горбу. После не самого приятного урока, Арина с Соней отправились на историю, занятие проходило в их кабинете, что еще больше облегчало задачу, за Рассказовым далеко ходить, не придется, можно сразу на месте, обговорить вопрос, и особо не париться. Арина безумно нервничала. Нельзя сходу сказать, гладко ли пройдет беседа с классным руководителям, поймет ли девочек Игорь Ильич или нет, остается, лишь догадываться. Возможно пойдет навстречу обеим, с друзьями перетерли без проблем, те с охотой согласились, там много потеть, не пришлось, никто из них не горел желанием, торчать в школе, пока кто-то колесит по Крыму. На халяву съездить на отдых, не каждый день предлагают. Друзья Арины те еще авантюристы. Настоящие безумцы с жаждой прикоючений в крови. Она еще с детства усвоила папин урок, Никита всегда говорил, нужно собирать вокруг себе подобных, кто не осудит идиотские решения, а наоборот поддержит, еще дебильнее мыслей подникут. Не на секунду не сомневвлась, в получении отрицательного ответа. — Здорово вы придумали, в Крым рвануть, — мечтательно заявляет Булахов, параллельно боролся с застёжкой чемодна, по старой привычке набрал слишком много вещей, которые в дороге ему не пригодятся, и по-любому забудет о них, — я давно никуда дальше Москвы не вырывался. Моих предков даже уговаривать, долго не пришлось, прикиньте? — Ромыч, на фига тебе столько вещей с собой? — рассмеялся над другом Леша Бочкарев, с собой особо ничего не взял, рюкзак на плече весь богаж на долгую дорогу, — Зуб даю, ты ныть, снова начнешь, и на нас перевешивать. Вон бери пример с Мильковского, он вообще с собой ничего не взял. — Завались, Бочкарев, у меня с собой вещи необходимые, и как прошлый раз не произойдет, своей гитарой клянусь. Сами еще прибежите, будете просить, только Ромочка ничего вам не даст. Кстати Женек, ты чего на легке решил? — Ну считай я на голодном пойке, мне вещи никто не давал, и давать, точно не собирается, — тоскливо вздыхает Женя, он не завидовал друзьям, положение в общетсве с годами принял, как должное, и жаловаться на бедность, перестал со временем, сумел волей не волей, принять ненависть приемных родителей к себе, ничего не просил, суровая жизнь детдома научила душевному холоду, наплевательскому отношению к себе, Жене не привыкать, пускаться в путь без ничего, находились необходимые принадлежности сами собой, буквально из воздуха обеспечивал себя всем, чем нужно. — Слушай Жень, тебе если, что понадобится, не стесняйся, проси у нас, мы тебе с радостью поможем, — улыбнувшись, предложила Женя Алехина. — Спасибо ребята. Я бы без вас точно пропал, хоть и не привыкать к трудностям. Пока другая часть команды оживленно переговаривалась, Арина с горем пополам пыталась, придумать убедительную отмазку, с какой стати вдруг вынуждена, отсутствовать две недели дома, да и еще в другой стране. Здравой частью сознания понимала, узнай Никита истиную причину, куда вдруг пропала дочь, он без раздумий, ринется вслед за ней, наплевав на принципы, вернет обратно в Москву. Для Арины большая загадка, от куда взялось резкое нежелание Никиты говорить о месте, где смог, стать самым счастливым человеком, построить настоящую легенду, получить все народную любовь и признание, президент избегал любого намека в беседах, старался всячески, не доходить до болезненной темы, на все связанное с Поповкой, Щелкино, Веселым, наложил строгое табу, не только для себя, для семьи в целом. Последний раз Маршунок говорил о Казантипе год назад, давал интервью какому-то журналу, парень который задавал вопросы, не устоял перед соблазном, узнать об отдельной республике, ставшей успешной коммерческим проектом, чуточку больше от первого лица, главного создателя, самопровозглашенного президента, как все происходило на самом деле. — Пап, ты можешь, не орать? — чуть тише произносит Арина, крепче сжимая телефон, — Я с тобой спокойно говорю. Игорь Ильич везет нас в лагерь на две недели, ты же не против, если я поеду вместе со всеми? — У вас четверть в самом разгаре, и где этот лагерь позволь, узнать, находится? — Тв не ругайся только. Мы едем в Крым на две недели, Игорь Ильич нашел классное место для активного отдыха, туда и Виктор Михайлович поедет, они оба придумали эту идею, мы им еще говорили, зачем вы нас от занятий отрываете, но перед мощью Борзовой никто не в силах устоять. — Крым говоришь? — задумчиво произносит Маршунок, с самого начала разговора, ему слова дочери показались, довольно странными и неправдоподобными, сыпал её тонной вопросов, в надежде унять отцовское беспокойство за ребенка, — надеюсь, он не потащит вас в глушь под названием сомнительным Поповка? — Конечно нет! — без стыда врет Арина, — Это в Евпатории, там все цивильно, соответствует санитарным нормам, и море чистое при чистое, как в Комбожде, помнишь? — Ладно, как в Комбодже, еще куда ни шло. Смотри мне, Арин. Без всяких фокусов. Я то вашу компашку знаю, натворите еще, мне потом забирай тебя. — Не придется тебе, сюда вмешиваться, просто активный отдых с учителями, Степнов с нас глаз не спустит, уж я то в нем уверенна, с ним не забалуешь. — И все-таки странно. Не понимаю одного, почему я узнаю о вашей поездке в последний момент, — не унимался от подозрений Никита, чуяло его сердце не ладное, не в силах просто взять, и отпустить единственную дочку, невесть куда. Еще ни разу Арина не ездила в самостоятельные путишествия, всегда под внимательным присмотром отца, находясь в казантипской кругосветке, Никита всегда следил за Ариной, ответственность лежала на нем, понимал, никто другой отвечать, не станет потом в случае беды, сам ведь много лет назад поклялся, беречь самое дорогое от всех невзгод. — Папуль, ты не обижайся, думаешь, я вру тебе? — умоляюще произнесла Арина, ни разу не попадала в подобные ситуации, где вынужденно придется, брехать папе, чем раньше практически не занималась, — мы сами узнали в последний момент, я домой по быстрому забежала, вещи собрала, сразу на вокзал отправились. — Арина, я тебе верю. Об одном прошу, осторожнее там. Ты у меня еще не совершеннолетняя мадам, понимаешь, всякое в чужой стране может, случиться, отвечать за тебя некому. — Я люблю тебя, пап. Обещаю, быть осторожнее, с нами мальчишки наши едут, можешь, не переживать, они нас в обиду точно не дадут. — И я тебя тоже люблю. Аринка, ни дай бог, слышишь? Я тут с уму сойду, случись с тобой какая история. — Ничего не произойдет. Мы культурно отдохнем, увидимся через две недели, обещаю. Ты веди себя хорошо, — не удержалась от смеха брюнетка, — глаз с тети Любы и Наденьки не спускай. — Эти грымзы под моим строжайшим присмотром. За родственничков наших не переживай, им спуску никто не даст, — рассмеялся на том конце Маршунок, представляя, какие две недели ожидали в не самой приятной компании. — Пока папуль, даю слово, быть максимально осторожной. Тебе привезти чурчхелы или пахлавы с семечками жаренными? — Себя целую привези. Пахлавы с чурчхелой я наелся. Ладно мелочь, езжай в свой Крым, денег я переведу, чисто из моего спокойствия, чтобы ты там не пропала, и с голоду не померла. Пока Арин, будьте в Крыму осторожны. — Ты лучший пап! Не переживай, я Крым знаю, как свои пять пальцев. Все будет пучком!