Королева Клинков

      — Нет.       — Вступай, — заканючил рыжий, и от его серьезно вида не осталось и следа. Да как он так может, а?       — Нет значит нет! — сказала, как отрезала. — У меня нет желания идти в пираты, ясно?       — А ты в Дозор хотела? — спрашивает Ясопп.       — И туда я тоже не хотела, — так как бабы Маши нет, Макино тоже, никто мне запрещать бухать не будет. Хм. А пиво здесь ничего так. Всяко лучше нашей химии. — Я стану сильнейшей фехтовальщицей.       — К твоему сведению — я хороший, один из лучших фехтовальщиков, — как бы между прочим заметил Шанкс. Пфф! Намёк написан жирным шрифтом. Какие детские уловки.       — В будущем, а пока что буду наслаждаться детством по новой, — я, конечно, не ребенок, но беззаботность во мне все ещё осталась. А глядя на неугомонных Луффи, Эйса и Сабо, так и хочется тряхнуть стариной.       — И сколько же тебе тогда лет, раз ты по новой хочешь прожить детство? — у Бена одна сига на губе, а уже вторую достаёт.       — Двадцать шесть. Восемнадцатого января исполнится двадцать семь, — а до января ещё жить и жить. Я же попала сюда весной. Бля, хорошо, что месяцы одинаковые ничего по новой учить не придётся.       — Ну я примерно так и думал, — проговорил Бекман, выкидывая скуренную сигарету в костер. — Проснувшийся материнский инстинкт на лицо.       — Нет никакого инстинкта, — я, конечно, мечтала о детях, но только когда сама была счастливым подростком, типа будет у меня их штук пять, и будем мы жить в любви и гармонии, но когда папа умер, а я уехала в город и поняла, что я не только пятерых не прокормлю, кто бы меня покормил и денег дал, — все желание быть матерью отпало. — Я была одной из самых мелких среди братьев и сестер, и потому часто была нянькой для племянников. Отсюда так называемый инстинкт.       — И много вас там было?       — Поверь мне на слово Ясопп, больше чем пальцев на руках и ногах, — и это сущая правда. Нас было очень много. Очень.       — Можешь рассказать о себе, хоть немного, — просит Шанкс.       Я посмотрев сначала на костер, в который Ясопп подкинул веток, потом на чёрное в звёздах небо, замолчала. Если честно, то можно рассказать, но некоторые моменты даже вспоминать не хочется. Особенно, истинную причину моего отъезда из дома.       — Что именно ты хотел бы узнать? — просто так я всю свою биографию пересказывать не буду.       —Как ты научилась играть на баяне? — моя удивлённая моська оказалась лучше любых слов. — Просто, когда ты услышала как пиликает Пак, то от тебя исходила такая волна гнева, что жутко было, — а сразу пояснить нельзя было?       — У моего отца был друг, очень хороший. Хоть и жили в одной деревне, но в разных ее углах, а из-за возраста передвигаться сложно, поэтому каждая встреча была, как праздник. Я тогда совсем мелкая была где-то три года, четвертый, — я усмехнулась, удивительно, но помню все очень хорошо. — Какой праздник без песен и, конечно, дядя Коля притащил свой Баян, к которому я проявила неподдельный интерес. Он это заметил, а так как работал учителем музыки в школе, то подошёл к обучению основательно. Правда его подколы из-за того, что меня из-за инструмента не видно были тогда обидными. — зато сейчас вспоминаю с улыбкой. — Вот так и научилась играть. Он привил мне любовь к музыке баяна — и вот поэтому я пылала праведным гневом, когда услышала как издеваются над инструментом.       — Судя по всему этого дяди Коли уже нет в живых, — проговорил Шанкс. — Как и твоего отца.       — Да. Нет никого. Сначала ушел дядя Коля, мне тогда почти десять было, а когда исполнилось пятнадцать ушел папа, — это можно рассказать, хоть и до сих пор тяжело. Но мудрые были правы: время, хоть и медленно, но залечивает раны.       — То есть твой отец зачал тебя, в достаточно зрелом возрасте? — Ясопп у нас был главным по тарелочкам и потому сидел на разливе, заняв место Макино-сан.       — Не, я, вообще-то, была его внучкой, — поймав четыре удивлённых взгляда, поняла, что надо объяснить. — У папы и бабушки на двоих — двенадцать детей. У бабушки от первого брака пятеро, она овдовела, а отец развёлся, но от первого брака у него было трое детей. Когда они сошлись и стали жить вместе, то родилось четверо общих детей. Я дочка самой младшей из всех. Моя мама была двенадцатым ребенком в семье. Ну а раз самая младшая, то можно и побаловать. В итоге, добаловали и она меня в восемнадцать лет в подоле принесла. Все старшие замужем, женаты, а тут. Ну папа тогда и сказал: «Что чьи бы бычки нашу тёлочку не крыли — телятки все наши».       — Тогда почему папа, а не дед?       — Ясопп, любопытному на днях оторвали нос в дверях, — со смешком ответила я. — На манер старших. Все же его папой звали, ну и я как все. Кстати, это было мое первое слово. Бабушка говорила, что он на руки меня до этого момента не брал, да и вообще старался стороной обходить, а когда руки к нему протянула и «папой» назвала, то всё — растаял. И с тех пор была его любимой доченькой. Даже в школе сказали, что у него ко мне была слепая отцовская любовь. Хотя я думаю тут как раз таки наоборот.       — Почему? — Шанкс сделал глоток из кружки, поняв, что она пустая протянул руку Ясоппу.       — Он уже был не молодой, и многие свои ошибки осознал, как жизненные, так и в воспитании детей, а я как чистый лист была, вот он и записал в меня все что мог. Научил все чему знал, постарался свой жизненный опыт, а это штука очень важная и главное полезная, передать. Но потом… Все было слишком внезапно. Он стоял, а потом упал и…       Вот так и знала, что не стоит рассказывать о себе. Взгляд распался, а глаза защипало. Время хоть и лечит, но слишком медленно. Всего одиннадцать лет прошло, а до сих пор больно. Вместо того, чтобы переселять меня в другой мир небесам надо было забрать мою боль — и все. Лучше быть бесчувственным, чем так жить.       — И вместо тех, кто был с тобой лишь пустота бездонных дыр… — напела я.       А вот и пиво дало о себе знать.