Лифт аушка

Яркие, теплые лучи солнца липли к лицу, как классический лимонад. Будто бы паяльником, припаивали своим ультрафиолетом волосы ко лбу. Слава не помнил, когда в последний раз Питерское утро было светлым. Видимо давно. А чего оно тогда сейчас такое? Совсем не то ведь время года. Постель под спиной ощущалась невесомо. Карелин приподнялся, нехотя открыл глаза. Зачем их вообще было открывать, если под закрытыми веками от солнца уже светло? Но глаза он всё-таки открыл. Надо, раз проснулся. Странно только, что будильник не звонит. Странно, что он не в общаге. Странно, блять, что он в чужой квартире и рядом лежит какой-то мужик. Сначала Слава охуел. Потом был ошарашен. А после расстроился, что это не Мирон Янович — по форме черепа было видно. И по волосам. Потом Карелин снова охуел, потому что понял, чьи это волосы. Потом снова был ошарашен, потому что не знал про себя, что готов лечь в постель с настолько татуированным человеком. Потом расстроился, что, по-видимому, переспал с уборщиком. Наличие нижнего белья Слава проверять не стал, это роли бы не сыграло. А вот, что делать, он вообще не знал. Поэтому решил остаться в постели и тихо думать про себя: раз ничего не болит, то это он, или его? Или, может быть, никакого секса вообще не было? Если уж вселенная бесконечна, значит, есть и та, где в один из учебных дней он почему-то проснулся в постели университетского уборщика. Странно, конечно, почему не в постели философа Фёдорова, но… Мужчина зашевелился. Проснулся, видимо. Потянулся рукой к славиной шее, пытался там отыскать, видимо, футболку, чтобы притянуть к себе, но не нашёл. Закончил свои попытки проходится по шее Карелина, как попытки того удушить, и приподнялся уже с головой. — Почему не на парах? — Сонно и недовольно, как старый дед, проворчал уборщик. — Может быть, начнём с того, почему я в вашей постели? — Слава гневно развёл руками. — Как вас зовут то, блять, вообще? — Егор. — Егор скривил лицо ещё хуже прежнего, и откинулся обратно на подушки. — А вот что ты тут делаешь, это надо у тебя спросить. — Я не знаю! Ничего не помню! — Карелин начал перебирать все возможные сценарии. У Локи он вчера не был, с латышами не тусил, значит и на его сознание не было никакого воздействия. — Я ж не пил, не нюхал, я вчера вернулся в общежитие, что я у вас то делаю, Егор? — Слушай, иди ты, куда-нибудь… — Отмахнулся уборщик. — Нахуй? Вот так вот, значит, да? Я на вас заявление напишу, вы с этими вашими татуировками пойдете к зэкам и будете там, как родной. Всё ещё сидя в чужой кровати, Карелин понял, что ради торжества справедливости готов даже мусорнуться. Опять расстроился. — В душ сходи и мозги не еби, пожалуйста. — Шибко взрослым, глубоким голосом бросил Егор. Слава, пораженный наглостью уборщика наповал, встал, и резко, как бык, выдохнув, пошел искать в незнакомой квартире душевую. Или ванну. Или что тут вообще есть? — Слушай, как там тебя… — Крикнули вслед. — На тебе трусы надеты, между прочим! Я бы на твоём месте заяву бы не писал, мы, может, и не трахались! На такую наглость Слава даже не нашелся что ответить. Только выплюнул своё имя, как что-то, мешающее дышать при состоянии глубинного ахуевоза, и дёрнул первую попавшуюся ручку двери. — Классное имя, иди умывайся уже. — Чистоплотно выдал уборщик. Карелину повезло, это была как раз душевая. И туалет одновременно. Тут ещё и зеркало было, и стиральная машина, что, конечно, неудивительно, но Славе это показалось невероятно важным. А ещё ему показалось, что он это всё уже где-то встречал. И такое же зеркало, в котором едва знакомый человек (Слава осознавал, что это он, даже был в этом уверен, но не мог найти истинно свои черты, кроме узкой резинки любимых черных трусов) выглядел настолько шокированным, насколько сам Слава не был никогда. И извечный сложный вопрос «Что делать?» сейчас определенно нельзя было решить как-то просто. Надо было выяснить все в мельчайших подробностях, а уборщик Егор, сука он такая, ничего раскрывать не хотел. Партизан ебаный. Да таких в сорок первом… Карелин вспомнил уроки истории, которых в университете (почти) не было, укорил себя за оскорбление памяти предков, облился водой, площадью равной его сложенным в «лодочку» рукам, и вышел из ванны. Нечего там больше делать, проблемы надо решать с виновником проблем. — Вставай. Те. — Еле-еле выговаривая слова, начал Слава. — Надо поговорить. — Пять минут. — Егор уткнулся носом в подушку. В голове у Карелина нашлось много неприятных слов, чтобы выразить всю полноту доброты к этому наглому поломойщику, но он сдержался. Совесть не позволяла разразиться потоками мата в сторону человека чуть старше. Зато позволяла забраться обратно в чужую кровать. — Почему будильник не звонит? — Чтобы не дать такому важному сотруднику университета проспать начало рабочего дня, Слава решил поддерживать с этим сотрудником разговор. Пусть даже в одной постели. — Беззвучка. — Егор даже не разомкнул глаз. — А вы, спящая красавица, вставать то планируете? — Нагло, чуть раздражённо поинтересовался Слава. — Рабочий день сегодня. Всё-таки. — Давай на «ты». — Больше приказал, чем попросил Егор. — Знаешь, я даже жалею, что ты сейчас здесь. Ты какой-то нудный. Карелин почти разразился потоком возмущений, но остановился. Ну а что такому безответственному человеку сказать? Ничего. Тем более непонятно, каким образом они вообще вместе проснулись. Может, это заговор рептилоидов, и, как недавно на истории (которая, впрочем, выглядела, как сходка креационистов), Светло рассказывал про войну древних ящеров с русами за угли для кальяна, так и Слава с этим Егором — плод войны условных рептилоидов с россиянами за… Нет, бредятина. Карелин обрадовался, что, вероятно, у такого затрудненного положения есть более простое объяснение, чем заговор, но снова расстроился. Потому что пятёрка по истории стоит не у него, неспособного выдумать даже нормальную теорию, а у Светло, который бред может выдумать на раз два. И щеголяет же с зачётом, сука! А ещё Светло не валяется в постели с уборщиком. Впрочем, додумать Славе не дали. Егор как-то сонно, но резко обхватил его за талию и в таких очень необычных объятиях, прижал к себе. Носом уткнулся Карелину куда-то в туловище, выдыхая при этом мягко и горячо. — Спящая красавица тут — это ты. — Еле задевая кожу студента промямлил уборщик. — А ты не охуел ли? — Слава почти прыснул слово «чудовище», потому что оно очень органично смотрелось бы с красавицей, но сдержался. Черт знает почему. Ему даже пришло в голову, что он как-то не контролирует свои мысли. Не контролирует, что может говорить, а что нет. Это, наверное, от шока. — Совсем нет. — Без доли сомнений в собственной правоте парировал Егор. — Хочешь поцелую тебя, чтобы ты окончательно проснулся? — Типо как в сказке? — Карелин попытался выбраться из плена чужих рук, но тщетно. Он даже начал уже верить в то, что он — принцесса. Потому что принцесса должна быть в беде. Пусть беда это и сильно забитые татуировками руки. — В сказках не спрашивают разрешения, но если хочешь… — Плавно, будто бы промурчал Егор. Пиздец. Пиздец! Слава даже не думал не соглашаться — раз гулять, так на полную катушку. Если уж и думать о том, что они делали в одной постели, так надо закрепить результат настоящей эротикой и больше не думать. К психиатру ведь надо идти с чем то? Чтобы факт был, чтобы может доказательства травмы… Хотя с доказательствами лучше к ментам. Вскинув чёлку, не дав при этом активного согласия, Карелин сам полез целоваться. Было это, конечно, ново — не каждый день он целовался. Не каждый год вообще, а тут… А тут поломойка с невероятным вайбом принцессы Дисней. Хотя бы в эту секунду, пока из его рта рвется что-то горячее, а не ядовито-насмешливое. Классно, по-странному классно. «Даже почти не жалею, что проснулся с ним в одной постели» — подумал Слава, перебирая золотистые, странной текстуры волосы. Вроде бы и кудрявые, а вроде бы и прямые. Может быть, даже не родные, а крашеные, но слишком красивые для человека, который должен мыть полы. Это смущало даже больше, чем развязные движения губ. Это смущало Славу больше, чем чужая рука, плавно спускающаяся к резинке трусов. Такие движения то не смущали. Почти. Чтобы подать виду, Карелин всё-таки разорвал поцелуй и долго смотрел на отливающую черным руку на своих черных трусах. — Это не тряпка половая, это трусы, ты в курсе? — Как-то беспокойно, но шутя спросил Слава. — Я не дам их порезать на нужды универа. — Какой ты конченый. — Егор брезгливо убрал руку с чужого паха. — Время… Восемь пятьдесят. Тебе на учёбу пора. Вот и иди. — А тебе на работу! — Карелин возмущался больше тому, что его больше не держат за хуй, чем тому, что отправляют в универ. А все вместе возмущало его невероятно сильно. — И вообще, делать так — наглость! — И вообще, ты какой-то левый безработный уебан в чужой квартире. Так что проваливай. — Егор в последний раз одарил Карелина взглядом и забрался под одеяло с головой. — И зачем тебя я заводил вчера… — Заводил? Как будильник или чё? — Пытался допытаться Слава, но его никто уже не слушал. Пришлось подняться с постели, обыскать весь пол, пытаясь найти хоть какую-нибудь одежду. Слава думал, за что судьба с ним так жестока (за что он сам с собой так жесток? Сам ведь оборвал почти секс шуткой уровня детского сада), и забыв совершенно об одежде, в одних трусах, в депрессивном состоянии, открыл входную железную дверь. Открыл и ударился носом. О мягкую подушку. *** — Рота подъём! — Кричал Фаллен в тубусоидную тару с гелем для волос, представляя её, видимо, и микрофоном, и мегафоном одновременно. На фоне играла какая-то песня. Дурацкая. Про будильник что-то, а остальное Карелин не мог расслышать. И что это всё значило? Вот это всё: тупая песня, подушка, которая хотела Славу задушить, странная бигуди на челке у Светло, пасмурное небо за окном, общага. Общага, мать её. С уборщиком — это был сон. Так радостно и обидно одновременно Карелину не было никогда. Ну, может быть и было, но радостно отдельно, и обидно так же. Зато всё встало на свои места: почему он ничего не помнил, почему не было на полу одежды, и почему, блять, он сначала умылся, а не поссал. Ваня смотрел удивлённо. Странно весёлый, для образа типичной матери ему не хватало только халата. Попса на фоне, бигуди на челке и кот уже были. — У тебя будильник не сработал, я решил тебя не будить, пока всё не переделаю. — Фаллен всё шатал головой из стороны в сторону. — Ну, не всегда же удаётся хорошо поспать… — Лучше б не спал вообще нахуй. — Карелин схватился за челку, и попытался её, видимо, выдернуть, но волосы оказались сильнее. — Что такое? Сон дурной? — Светло посмотрел на Славу ровно секунду, а после начал длинный и очень увлекательный рассказ: — А мне вот знаешь что снилось? Ты не поверишь! Снился мне Локи значит, и я вот сердцем, понимаешь, почувствовал, что он доминант. И что у меня с ним БДСМ полнейший. Я не знаю как мне это в голову, блять, пришло, ну ты Рому вообще видел? Какой из него Дом, ну это просто ржака. Но я понял, что во сне всё было именно так… — Ваня сделал драматичную паузу, взял на руки Гришу, и, время от времени почесывая кота, продолжил. — И самое грустное, что я не помню, что мы там с Локи всё-таки делали. Видимо это сессия была… — От сессии до сессии живут студенты весело. — Невесело вставил пять копеек Слава. Рассказы про чужие сны эротического содержания его не возбуждали. Ему хотелось со своими разобраться. Поэтому он и ушёл в туалет. А Фаллен продолжил. Продолжил громко, как будто вещал на стадионе. Но одарить Славу брезгливым взглядом не забыл: — Ну я и подумал, что надо в сонниках посмотреть, раз я ничего не помню. А в сонниках ничего не написано! Я подумал, что тоже не пальцем деланный, скачал «Толкование сновидений» Фрейда, зашёл в читалку, а там «Ночной Дозор»! Думаю, значит, «что это я решаю проблемы по каким-то книжкам, если можно написать проблеме?» Написал Роме провокационное сообщение, мол: «Ты мне сегодня снился». Этот еблан какую-то хуету ответил, ты вот тут спал, а я рвал и метал между прочим! Ты вообще дрыхнешь так, что танк не разбудит… Так о чем это я? Такую хуйню он мне написал, я и думаю: «что я, дурак что ли, перед ним все карты раскрывать?» В каждом мужчине должна быть загадка. Ну я и написал ему, что мне приснилось, как его чекисты расстреляли. Развязка истории была, конечно, очень интересной, но Слава не пожелал её понять. Услышал, в одно ухо влетело, а другое ухо саднила песня, так что шансов на нормальное восприятие у этой информации было мало. Она и не усвоилась. А Карелин поправил несуществующую на трусах ширинку, уселся на свою койку и попытался разобрать слова песни. Что-то там было про «девяти, буди, заводил, идти». Рифмы уровня детского сада, зато сразу стало понятно, чего это Славе такие сны снились. — А что это за песня играет? — Неловко разбавляя агрессивное, но уже закончившееся, повествование Светло, спросил Карелин. Фаллен просиял, устроил руку между ушек большого и теплого кота, и радостно подняв брови, которые стало не видно за бигуди, сообщил: — Это «Будильник» Егора Крида.