Даже самый грубый эгоист с кем-то бывает ласковым.

Зайдя в квартиру, где жил Цой, Катя разулась, окинув взглядом скромную комнатушку, словно не понимая, как сам Цой — кумир молодёжи, мог жить в столь простой атмосфере. Будто прочитав её мысли, кореец ухмыльнулся. — На что мне шикарная квартира, если я всё время в разъездах? А переночевать можно и тут. — Бросил он, проходя внутрь, скинув кожанку с плеч. Катя улыбнулась еще раз осмотревшись. Она трезво смотрела на вещи, до сих пор не зная, нужна ли ему и не поспешила ли слишком, попросив увести Цоя её сюда. Девушка включила свет, и, усевшись на диван с клетчатым, старым пледом, провела ладонью по настенному ковру, всматриваясь в узоры, желая понять их, а, может, просто решила немного потянуть время, собраться с мыслями. Ей не верилось, что она сейчас здесь, с ним, со звездой. Витя сел рядом, убирая волосы с её лица. Они были мягкими, белоснежными, как и прежде, и ничего в ней не поменялось, кроме глаз. Они всегда казались Цою холодными, серыми, а теперь будто засияли, будто стали чуточку теплее, и он прижался губами к её лбу, даря мягкий, едва ощутимый, поцелуй. — Я скучал. — Прозвучал прокуренный голос. — Я тоже. — Призналась Катя, обхватив руками его лицо. Его кожа была горячей, и грела её холодные руки, и казалось, будто по жилам парня текла магма, а не кровь. Девушка посмотрела ему в глаза, которые, казалось, почернели еще сильнее. Они были непроглядными, но в них читалась боль. — В тебе что-то изменилось. — Может. Может, изменился я сам. — Что-то произошло? — Обеспокоенно спросила девчонка. — Слишком много всего, за последний год. — Ты грустишь по ней? По своей жене и ребёнку? — Я грущу по Сашке. С Марианной всё кончено. Нам уже не сойтись, и так даже лучше. — Вечно молчаливый, скрытный, Витя впервые поделился с кем-либо, кроме Сашки, тем, что на душе, признавшись в своей слабости и в том, что не может забыть. — Он был больше, чем другом. И я его не ценил тогда так, как стоило бы. А сейчас, жалею. Вернуть бы хоть на один день его. Каждую секунду бы говорил о том, как он нужен мне, и как дорог. В глазах девушки заблестели слёзы, которые попыталась скрыть, смахнув рукой. Заметив это, Витя прижал Катю к груди, вдыхая запах её волос, пахнущих весной и цветами. Свежестью. Юностью. Тем, чего ему уже никогда не вернуть. Взял за руку, и коснулся её тыльной стороны ладоней губами. — Если плохо — плачь. Может, на душе хоть немного станет легче. Я не могу плакать, не помню, когда в последний раз лил слёзы. Родители воспитали меня так. Не показывать эмоции, пытались воспитать меня как воспитали все, но забыли, что я не как все. — Ты другой. — Более резкий? — Нет. Более настоящий. Ты всегда говоришь, что думаешь. Ты циничен, и можешь обжечь. Но лучше так, чем предавать за спиной, улыбаясь в лицо. — Я никогда тебя не предам. — Поклялся он. — Потому что дал слово Сашке? — Потому, что люблю тебя, Катя. — Цой посмотрел ей в глаза. Голос не дрогнул. — Я бы никогда не смог причинить тебе боль. Катя покраснела, не веря, что он сказал это всерьёз. Едва сумела сдержать смущённую улыбку. — Я тоже люблю, Вить. — Я знаю. Я знал это всегда, но не мог ответить тем же. Ты была ребёнком. Ты и сейчас ребёнок. — Я не ребёнок. — Прости, что долго сомневался. Катя обняла его крепче, посмотрев в глаза, затем — на его губы. Осторожно приобняв, Витя поцеловал её уже увереннее, страстно, распаляя в жилах девчонки огонь. Он повалил её на диван, прижав весом своего тела, он припал к её шее, задрав юбку, и стал ласкать юное тело на клетчатом пледе, наслаждаясь её красотой и тем, что она сейчас полностью в его власти. Катя расстегнула ремень его брюк дрожащими руками, выгнулась ему навстречу, и простонала, понимая, что нет пути назад. Витя крепко обнял её, стараясь быть осторожным. Катя обхватила ногами его стройные бёдра, провела ладонью по впалому животу, и они слились в танце страсти, воедино. Крик, вспышка боли, стон. Движения становились всё более решительными, а тела — более смелыми. Цой целовал и ласкал её, забыв обо всём. В её теле нашёл утешение. Но чётко знал — как бы хорошо им ни было вместе, если Кате по его вине будет угрожать что-либо, он её оставит. Он не имел права подвергать её опасности из-за своих ошибок, хоть и месть за Сашку, в его понимании, не была ошибкой. Когда всё закончилось, Цой закурил, замечая на пледе следы крови. Катя взяла из пачки еще одну Lucky Strike с большим содержанием никотина, и, чиркнув зажигалкой, абсолютно обнажённая, села на стул, делая затяжку, затем еще одну и еще. Она была немного побледневшей, и, казалось, что-то в ней изменилось. Уже не та неуверенная, маленькая девочка. Цой взял её за руку, выдыхая в сторону дым. — Будь со мной. — Попросил он. — Вместе? — Вместе. — Что скажут люди? Ты ведь звезда. Это может пагубно отразиться на твоей репутации. — Плевать. Поговорят и забудут. А ты мне нужна. — Как воздух? — Ты и есть мой воздух, которым дышу. — Признался Цой. — Тогда ты — моё солнце. Звезда по имени солнце. Такой же яркий и согревающий, обжигающий, необходимый. Витя улыбнулся, не ответив ничего.