Даже самый грубый эгоист с кем-то бывает ласковым.

Для Цоя, Катенька была малышкой. Его малышкой. Хоть порой Витя и сам не понимал, зачем ввязался во всё это. Почему стала вдруг так нужна ему. Впервые он посмотрел на неё по-другому, когда увидел полуобнажённую, в купальнике, плескающуюся в реке… Сколько в ней было юности, наивности и задора! Сколько в жилах было огня! Такая хрупкая, юная, красивая, искренняя, настоящая… Он читал в её глазах любовь, и так хотелось ответить тем же, но всегда что-то останавливало, и даже не страх. Цой — слишком прямолинейный, колкий, дерзкий, он не знал слова «страх», по просту не понимал его. Казалось, всё по плечу. Он губил себя едким дымом в тот вечер, в ту ночь, куря в тесной комнатушке коммуналки, где теперь было так пусто. Больше не украшал её детский крик, больше не тревожили ссоры. Всё это было, но будто не с ним. Сделав губительную затяжку, парень посмотрел на пальцы своих рук, замечая никотиновые пятна на пальцах и ухмыльнулся. Он будто знал, что долго не проживёт, поэтому и губил себя дымом, вдыхая чёрный табак лёгкими. Как там Марианна? Когда приведёт сына? Цой когда-то любил её, а теперь, после всего, ненавидел. Она никогда не поддерживала его так, как всегда поддерживала Катенька. Пилила за малейшие ошибки, за недостатки, в то время, как Катенька идеализировала даже их. Две женщины. Такие разные, но такие значимые. Расстегнув ширинку, Цой провёл рукой по члену, и начал водить по нему, всё быстрее, представляя Катю в своих объятиях, закрыв глаза. Табачный дым опьянял его, её губы и глаза, её тоненькая фигурка, сводили с ума. Будь бы она рядом сейчас, расцеловал бы, не оставляя без внимания ни единственный сантиметр её тела. Бросил бы на скрипучую кровать, припадая к аккуратной груди, задрал бы вверх её короткую юбку, опускаясь всё ниже… Ему нравилось в ней всё. Начиная от славного личика заканчивая тоненькими ножками и ступнями. Он бы целовал её пальцы, делая массаж, он бы посмотрел ей в глаза, спросив готова ли, и после этого бы вошёл в неё, мягко и осторожно, боясь причинить боль. И поцеловал бы в губы, что бы снова ощутить их сладкий вкус, наслаждаясь каждой минутой. Витя никогда бы не признался никому, что сходит с ума по малолетке, но себе признался давно, что болен. Окончательно болен ею, одержим желанием обладать Катей, во всех смыслах. Хотел, что бы видела в нём друга, брата, любимого и любовника. Хотел заменить ей всех, зная, как ей не хватает поддержки и тепла. Хотел стать этим теплом, этим огнём, разливающимся по её жилах. «Я люблю тебя, Катя."-Произнёс он, зная, что не последует ответа и кончил, а после сразу же потянулся за очередной сигаретой, отравляя себя дымом и желанием быть с ней, чего бы это ни стоило. Люди напевали «Восьмиклассницу», даже не зная, кому она адресована. Люди пели «группу крови», не зная, что означают на самом дели эти слова. Знал лишь Цой. Никто больше не знал. И в этот раз, Витя правда зашёл слишком далеко. Он зашёл слишком далеко, посчитав себя в праве отомстить за лучшего друга, за единственного, настоящего друга в своей жизни. Не было пути назад, когда он, после очередного выступления в Москве, поднялся по лестнице в подъезде и постучал в дверь. Высокий, худощавый парень открыл ему. Он был пьян и не понимал, что происходит. Зато Цой всё понимал, и молча, не сказав ни слова, нанёс удар в челюсть, а когда тот упал на пол, стал запинывать ногами, не помня себя от злости. Свет был погашен. Раздался хлопок. Выстрел пистолета прямо в голову, и окровавленное тело парня, из головы которого вытекали мозги. Вите стало плохо. Он почувствовал этот, сладковатый, запах смерти, и почувствовал, как бешенно бьётся сердце в его груди. Последними словами того наркомана стали «За что», и Цой ответил, глядя в глаза «За Сашку», после чего оборвал его жизнь. Не став ждать, Цой выбежал на зимнюю улицу и поспешил купить билет на поезд, и через час уже ехал обратно в Питер. Его трясло. Он хотел забыть о том, что сделал, но в то же время хотел запомнить. В Питере ждала ни о чём не подозревающая Катенька, которая возвращалась со школы и не хотела идти домой, зная, что дома снова наткнётся на новую пассию своего отца. «Был бы сейчас рядом Витя» — Подумала она, и Витя вышёл навстречу, держа в руке сумку с вещами. — Витя?! — Спросила она. Замерла. Цой окинул девушку быстрым, но внимательным, немного уставшим, взглядом своих, тёмно-карих, почти чёрных, глаз. — Витя! — Катя бросилась к нему на шею, и Цой её крепко обнял, бросив на землю, покрытую снегом, вещи. Он обнял её настолько жадно и крепко, что почувствовал, как быстро бьётся её юное сердце в груди и поцеловал в губы, наплевав на всё. — Пойдём, Кать, я провожу тебя. — Произнёс парень неспешно, желая продлить этот момент, её робкий, но столь нежный взгляд больших, холодных, серых глаз на себе. — Я не хочу туда. Веди меня куда угодно, только не домой. — Тебя будут искать. — Я скажу, что у подружки. Цой всё понял, и, взяв за руку, повёл к себе, чувствуя себя влюблённым мальчишкой. Это могло стоить ему потери репутации и карьеры. Но Цой послушал сердце в очередной раз, заткнув разум.