***
Они поздно вернулись из кинотеатра, потому что Мэтт уговорил Эндрю выпить с ним в соседнем баре, который превратился в пять порций, а всё более пьяному Мэтту надрал задницу и в дартс, и в бильярд всё ещё достаточно трезвый Эндрю. Некоторое время Эндрю почти не думал о Ниле. Помешать Мэтту обнять всех в баре и вернуть его домой целым и невредимым было довольно утомительно. Эндрю затащил его в постель и пошёл за стаканом воды и обезболивающими на следующее утро, а когда вернулся, Мэтт был совершенно голый и крепко спал, обильно храпя. Как ему удалось избавиться от одежды, когда раньше он даже не мог открыть дверь самостоятельно, было непонятно Эндрю, но он натянул на него одеяло и оставил его спать. Когда он возвращался в свою комнату в полумраке, его телефон загорелся на кофейном столике, где он его оставил. Он поднял его и погрузился в глубины дивана, пытаясь подавить искру волнения, когда заметил два пропущенных звонка и несколько сообщений от Нила. Известный актёр Нил Джостен: «Ещё две недели этого дерьма, а потом я закончу, этот фильм занял целую вечность». Известный актёр Нил Джостен: «Элли хочет, чтобы я сделал какую-нибудь дурацкую фотосессию для благотворительности. Она сказала мне, что я должен улыбаться и вести себя хорошо, как будто она совсем меня не знает». Известный актёр Нил Джостен: «Я пытался. Я пытался читать много, клянусь. Но я просто не могу заставить себя заботиться о генеалогии хоббитов». Известный актёр Нил Джостен: «Ты в порядке?» Изместный актёр Нил Джостен: «О боже, ты спишь». Известный актёр Нил Джостен: «Ты спишь, а я заваливаю тебя сообщениями, я остановлюсь». Эндрю не мог остановить тепло, которое распространялось по нему, когда он читал сообщения. Конечно, это был всего лишь остаток виски, который просочился в его кровь через час после последней рюмки. Он проверил время; восемь утра в Македонии. За последние пару месяцев он познакомился с часовыми поясами, пока Нил прыгал на съемках своего следующего фильма. Что-то связанное с подводными лодками, но зачем снимали фильм о подводных лодках в стране, не имеющей выхода к морю, Эндрю понятия не имел. Его большой палец нашёл контакт Нила без его участия, и внезапно он прижал телефон к уху. — Генеалогия хоббитов важна, — сказал он, как только линия заработала. — Я читаю одни и те же тридцать страниц уже три недели, Эндрю. Чёрт, кажется, я читал одни и те же шесть абзацев. Я просто не могу этого сделать. — Слабак. Нил согласно хмыкнул. — Скажи Гэндальфу, что я сожалею, что подвёл его. — Эх, пропусти вечеринку по случаю дня рождения Бильбо, тогда будет действительно интересно. — Придурок, ты не мог просто сказать мне это раньше? — наступило короткое дружеское молчание. Храп эхом разносился по коридору, и Эндрю не был уверен, кто его издавал: Мэтт или Руфус. Нил издал лёгкий вздох, как будто он глубже устроился в своём кресле. — Ты делал что-нибудь весёлое сегодня вечером? — Мой не-эвфемизм вытащил меня в кино, потом мы выпили пару рюмок. — Смотрел что-нибудь хорошее? — Просто какой-то фильм о космосе. А вот гончих, к сожалению, не хватало. Нил рассмеялся. — Не могу поверить, что эта штука всё ещё смешит. Что ты думаешь? Я имею в виду, если не считать отсутствия собак. — Ты наверняка много бегал, — он не добавил, насколько Мэтт — и он — ценил этот факт. — Я думаю, что разорванный скафандр был особенно интригующей деталью. — О, ты имеешь в виду, что из-за всего этого я бы сразу умер? Да, поверь мне, эта дискуссия была. Эндрю рассмеялся, выбив Бакса из укрытия под оттоманкой. — Я имею в виду, что это не попытка быть Остин. — У меня есть непростительный порок, — театрально прошептал Нил, от чего у Эндрю по спине пробежала лёгкая дрожь. — Я никогда не читал Остин. Никогда даже не видел ни одного из фильмов. — И ты называешь себя британцем? — Вообще-то нет, — сказал Нил с самым ровным среднеамериканским акцентом, который Эндрю когда-либо слышал. — Но я думал… — Эндрю остановился; он не мог с лёгкостью признать, что просмотрел все до единого интервью, которые когда-либо давал Нил, что неизбежно сопровождалось британским акцентом, совершенно не цеплявшим Эндрю за кожу. — Я думал, что ты только что сделал очень хороший американский акцент. — Да. Я знаю несколько из них, — Эндрю услышал ухмылку — едва слышимый шуршащий звук, который Эндрю никогда не слышал до встречи с Нилом, и ему хотелось бы увидеть это. — Моя мама англичанка, мой донор спермы американец. Она ушла от него, когда мне было восемь, но до этого мы жили в Балтиморе. Так что я вырос наполовину в Америке, наполовину в Англии. — В особняке в стиле Агаты Кристи, — добавил Эндрю, припоминая один из их первых разговоров. — Но, к сожалению, со значительно меньшим количеством убийств, — сказал Нил. — Убийство или два действительно оживили бы ситуацию, — в телефоне раздался шорох, когда он, предположительно, сменил положение. — Это было не плохо, само по себе, просто одиноко. У моего дяди агорафобия, а у мамы паранойя. Меня не выпускали, и уж точно не разрешали ни с кем взаимодействовать. Я устраивал чаепития в гостиной и приглашал всю мебель. Я играл за всех. Я думаю, что моим фаворитом был мистер Абажур, — его акцент стал британским — один из самых утончённо звучащих типов. — Он был таким шикарным инструментом. — Это самая грустная вещь, которую я когда-либо слышал, — невозмутимо сказал Эндрю. — Что, твои друзья детства не были мебелью? — поддразнил Нил. — Я думаю, в приёмной семье было много других детей. — Это правда… — медленно сказал Эндрю. Он свернулся на боку; он не любил говорить о своём детстве, но ему казалось правильным поделиться с Нилом. — Я никогда не вписывался. Я прыгал из дома в дом, и ни один из них не был хорош, но некоторые были хуже других. Я использовал книги, чтобы сбежать; они были моими лучшими друзьями. — Что насчёт твоего брата? — Мы не встречались, пока мне не исполнилось тринадцать, и сначала всё шло не очень хорошо. Я переехал к нему и его матери — или, полагаю, к моей донорской яйцеклетке, если мы используем твою терминологию, — но мы не ладили. Я думаю, что в тот момент мы оба хотели брата и представляли его столько раз, что разочаровались в реальности. Он никогда не признавался в этом вслух: как он был взволнован, когда узнал, что у него есть близнец, и каким недостатком и слабостью он изначально нашёл Аарона. Им обоим потребовались годы, чтобы принять друг друга такими, какие они есть. Нил хмыкнул в ответ. На его конце звонка раздался звуковой сигнал. — Чёрт, это мое десятиминутное предупреждение, — сказал он. — Я не буду сожалеть о том, что закончу съемки; всё это превращается в какую-то ерунду. — Ты там надолго? — спросил Эндрю. — До второй недели декабря. — И что потом? — А потом я свободен до тех пор, пока в конце января не начнется пресс-тур фильма, в котором я снимался, когда встретил тебя. — Чем ты планируешь заняться? Поедешь домой? — спросил Эндрю, уже вычисляя разницу во времени с Англией. — У меня нет дома, — сказал Нил, что-то странное промелькнуло в его голосе. — Я иногда вижу маму, когда бываю в Англии, но у меня нет желания возвращаться в этот мавзолей. Нет, я, вероятно, окажусь у Элли, если не получу лучшего предложения. Эндрю не знал, что с этим делать. Лучшее предложение от кого? Из их недавних разговоров он знал, что Нил считает Эллисон своей старшей сестрой и любит проводить с ней время. — Как ты вообще с ней познакомился? — С кем, Эллисон? — спросил Нил после странной паузы. — На съемках «Мясника». Это было во время её недолгой попытки стать актрисой; она была каскадером на роль Убитой девушки №3. Боже, это шоу было женоненавистническим. — Никогда не видел. — Ты не много потерял. Это было хорошо спродюсированное прославление жестокого обращения и насилия в отношении женщин. Было действительно трудно войти в роль — Веснински полностью вымышленный, но он был реальным для меня. Я всегда чувствовал себя мусором после съемочного дня. Эндрю хмыкнул, показывая, что всё ещё слушает. — К счастью, это был сериал, выпущенный ограниченным тиражом, и он сделал меня достаточно известным, чтобы я мог выбирать, какие роли брать. — И ты выбрал космос и подводные лодки? — Эй, подводные лодки — это услуга для друга, а плата неприличная, — рассмеялся Нил. — Эллисон всегда настаивает на более серьёзных драмах. Она придирается ко мне с тех пор, как мы встретились; она заставила себя заговорить со мной и примерно после трёх предложений объявила меня безнадежным и усыновила, — теперь его голос был тёплым и ласковым. — Наверное, это хорошо для меня, что она это сделала. Я не думаю, что смог бы сделать это всё без неё. Она стала известна ещё до того, как научилась говорить, поэтому она помогла мне разобраться со всем дерьмом, которое сопутствует этому, — он вздохнул. — Она мой единственный настоящий друг. Хотя, думаю, теперь у меня есть и ты. В груди Эндрю сжалось, и он не знал, что сказать. Они погрузились в дружескую тишину. — Что ж, я лучше отпущу тебя, — неохотно сказал Нил. — Ты должен спать. И я должен вести ужасные диалоги, бегая без рубашки по какой-то надуманной причине. Эндрю закрыл глаза, чтобы представить себе это — это было даже нетрудно сделать, благодаря многочисленным режиссёрам, которые на протяжении многих лет решали, что снять с Нила рубашку было величайшей идеей, которая когда-либо приходила в голову. — Значит, мне следует пропустить вечеринку по случаю дня рождения Бильбо? А потом Остин? У тебя есть какие-нибудь рекомендации? — Начни с чего угодно, только не с «Мэнсфилд-парка», — сказал Эндрю. — Главные герои не могут не нравиться, — он понял свою ошибку, как только Нил издал заинтригованный звук. — Это не было вызовом. — Конечно, нет, — великодушно сказал Нил. На той стороне снова прозвучал сигнал. — Теперь мне действительно нужно идти. Спокойной ночи. Я напишу тебе позже.***
День Благодарения пришёл и ушёл, и вдруг наступил декабрь. Эндрю устал. В это время года всегда привозили старый пыльный багаж, и в книжном магазине было больше народу, чем обычно. Он никогда не знал, что подарить всем на Рождество, и из-за толпы он бежал из центра города в пользу интернет-магазинов, в результате чего случайным образом пытался выбрать правильную бутылку возмутительно дорогого виски для своего брата и неизбежно отвлекался на кролика из Википедии. Нил был поглощён последним этапом съемок, но всё ещё находил время, чтобы время от времени отправлять Эндрю ночные мысли и комментарии по поводу главы, которую он сейчас читал. Эндрю всегда держал свой телефон при себе, хотя работа занимала его, даже если в основном он пытался избежать непрестанного пения Ники и случайных рождественских украшений, сваленных ему на голову. Мэтт взял на себя заботу о том, чтобы покрыть всю их квартиру гирляндами и сомнительными украшениями, как обычно, но он бывал дома намного реже с тех пор, как встретил какую-то новую женщину, которая так сильно вскружила ему голову, что он даже забыл быть в курсе последних новостей о Ниле Джостене. В тот день, когда Нил должен был закончить, он пропал с радаров. Они были в разгаре захватывающего спора об эльфах, когда ему перестали поступать сообщения. Эндрю уже знал, что Нил, как правило, забывал зарядить свой телефон и пытался снова сосредоточиться на собственной книге, но оставался отвлечённым, когда не слышал ничего другого до конца дня. Около десяти Мэтт написал сообщение, чтобы сказать ему, что он останется на ночь со своей девушкой. Эндрю снова проверил свой чат с Нилом, но его последнее сообщение так и не было прочитано. Он вздохнул и уронил телефон на пол, затем поднялся, осматривая гостиную. Стопки книг стояли на полу, словно указатели. Повсюду взорвались липкие заметки, любезно предоставленные Эндрю последней идеей романа, который он никогда не собирался писать. Выброшенная одежда, большая часть которой принадлежала Мэтту, смешалась с обёртками от конфет, коробками из-под пиццы и сосновыми иголками с дерева, которое Мэтт настаивал ставить каждый год. Большая часть их объединенной коллекции компакт-дисков перекочевала на проигрыватель, и вся эта какофония была завершена новым залпом кошачьих игрушек в рождественских цветах. Эндрю нерешительно поковырялся в беспорядке некоторое время и вновь обнаружил банку горячего шоколада с марципаном, которую прислала Би. Он прошёл на кухню, подогрел для него молоко и включил радио. Рождественские песни, казалось, преследовали его, даже когда он менял радиостанции, и он вздохнул, позволив Джорджу Майклу напевать, потягивая горячий шоколад и восхищаясь гирляндой блестящих бумажных членов, сисек и задниц, которые Мэтт повесил на окне. В этом году он действительно превзошёл самого себя. В раковине промокла посуда, на полу было несколько неразличимых пятен, которые были видны даже в тусклом свете гирлянды, которую Мэтт развесил повсюду, а Эндрю оставил дорожку из смеси горячего шоколада, скользившую по столу. Может быть, Эндрю стоит внести свой вклад и ещё немного навести порядок. Он только решительно окунул руки в помои, когда раздался звонок в дверь. — Конечно, чёрт возьми, — пробормотал Эндрю, оглядываясь в поисках кухонного полотенца. Мэтт, должно быть, засунул их все в стирку раньше, потому что их не было видно, поэтому он неловко вытер руки о спортивные штаны, оставив на ткани два больших мокрых пятна. В дверь снова позвонили. Вероятно, это был Ники, который иногда забывал свои ключи и падал на диван Эндрю и Мэтта, когда Эрика не было дома, хотя он утверждал, что привычка Мэтта ходить голым была слишком тяжелой для его бедного гейского сердца, чтобы регулярно выносить это. Он направился к двери, чуть не споткнувшись о робот-пылесос, который отчаянно пытался выбраться между тремя стопками книг, и сунул босые ноги в возмутительно пушистые тапочки, которые Ники подарил ему на день рождения. Как только он нащупал ручку двери, раздался стук из-за двери квартиры. — Эндрю? Ты дома? — Нил? Эндрю открыл дверь. Там, во всём своём мокром от дождя застенчивом великолепии, стоял Нил с спортивным мешком через плечо и промокшим бумажным пакетом из «Небесной Кухни», зажатым под локтем. — Эй, — сказал он. — Я принёс десерт.