Вода нового мира

      — Вы здесь неплохо потрудились, доктор Брэнд, — похвалил Купер результаты работы по обустройству лагеря.       — Спасибо. У меня было много планов, к сожалению, о половине пришлось забыть.       Вдвоем установить станцию конденсации удалось почти в два раза быстрее, чем когда Амелия в одиночку ее демонтировала. Купер приладил к нижней части балластный отсек, заполненный доверху песком и некрупными камнями, и пару щитов — теперь сооружение было гораздо устойчивее, хоть и несколько портило пейзаж.       Запыхавшаяся Амелия подняла щиток гермошлема — подышать. Воздух был сухой, как и всегда после сильного шторма, прохладный. Но местное солнце уже было высоко и быстро прогревало землю. Это можно было счесть хорошим знаком для будущих земледельцев — минуя стадии охотников и собирателей.       — После того, как спустим модули, ее можно будет встроить прямо в общую архитектуру — и никакая буря будет не страшна.       Согласно задумке Амелии, КЕЙС должен был в автоматическом режиме расстыковать на орбите модули и по очереди приземлить их на равнину базового лагеря. Основная загвоздка, конечно, заключалась в этом самом автоматическом режиме — результат такого спуска мог быть непредсказуем, как и дальнейшая логистика транспортировки к лагерю, учитывая, какими ограниченными ресурсами обладала Амелия.       С точки зрения Купера, план Амелии, конечно, никуда не годился. В ответ на его возражения она не стала спорить: ее интересовал результат.       Допивая горький заменитель кофе, Купер, жестикулируя, рассказывал о том, как можно сделать спуск модулей более быстрым и точным. Конечно, это следовало делать вручную, более того, собственными его, Купера, руками.       Амелии предстояло трое суток или около того провести в палатке дата-центра, куда стекались данные от датчиков периметра их зоны обитания. Условия не самые комфортабельные, но за ними смутно маячила перспектива наконец обрести чуть более постоянное и просторное жилище, а кроме того — освободившийся посадочный модуль в качестве транспорта. И, конечно, драгоценную популяционную бомбу вместе с лабораторией.       Оставалось только выбрать время между наступлением атмосферных фронтов — климатические данные давали хороший прогноз только к концу месяца. За это время предстояло перегруппировать лагерь и привести ТАРСа наконец в рабочее состояние. Однако тревога Брэнд росла ежечасно.       Что, если «Эндьюренс» начнет сходить с орбиты? Что, если на борту вышла из строя какая-либо из систем обеспечения лаборатории? Что, если?.. И так до бесконечности, с перерывами на сон и еду.       И разговоры.       Амелия хотела знать.       Понимая, чего ей стоили мучительные месяцы сменяющих друг друга отчаяния и дурацкой надежды, молчания и разговоров только с роботом, Купер начал рассказывать сразу, как появились силы говорить. Он рассказывал обо всем, что с ним произошло — ровно с момента отстыковки от «Эндьюренс» и до прокладки курса до планеты Эдмундса.       Прерываясь на долгие паузы он рассказал о том, как его нашли, как живут его далекие потомки. Что сталось с человечеством. О том, как прощался с Мерфи. Только одного не рассказал, сам не зная, почему. Не стал говорить о том, что Мерфи сказала напоследок. О том, что где-то там, в далекой, чужой галактике…       Амелия не задавала вопросов, просто принимая за данность. Она кивала, в некоторых моментах поправляя термины. А он говорил, глядя в пространство, и боль — настоящая, горючая, обезоруживающая, — захлестывала с головой.       Слишком поздно.       Она знала, что услышит это. Пусть и не сказанное вслух. Но Амелия достаточно чутко умела воспринимать между строк, и неприятно тлеющая, саднящая внутри ревность вспыхивала вновь и вновь.       Вольф когда-то сделал выбор в пользу миссии «Лазарь».       Ее отец не дал ей самой права выбирать, оставив в неведении относительно истинных целей новой экспедиции.       Брэнд прикрыла глаза, воспользовавшись непреднамеренной паузой в разговоре. Купер, осекшись, тоже замолчал, прикидывая, что мог сказать не так.       Подавив приступ дурноты, Амелия кивнула Куперу — продолжать. Она ждала ответа на практически главный вопрос. Зачем он прилетел?       Зачем проделал этот долгий путь в одиночку? Почему не привел с собой других? Зачем был этот безрассудный прыжок, по сути, в бездну?       Но ответа не было. Он говорил так, будто это само собой разумелось, сейчас и всегда — что он будет искать ее.       Он искренне в это верил. Она старалась — и не могла.

***

      Двое людей на неизвестной никому планете пробовали наладить совместный быт. Пробовали жить рядом, предпочитая предполагать, думать и чувствовать друг за друга, прячась от истины и соблюдая бессмысленные ритуалы.       «Позволь?»       «Прости, что потревожил»       «Все в порядке».       Купер вовсе не хотел обманываться. Ей было одиноко — теперь появился он. Теперь есть с кем переброситься парой слов за утренним суррогатом кофе. Есть с кем разделить радостные и грустные моменты. Есть кому улыбнуться. Есть от кого спрятать слезы. У Амелии слегка отросли волосы, и чуть завивались на затылке и над ушами, что невероятно умиляло Купера. Ей очень шло, однако она, кажется, стеснялась.       У нее мог бы быть Вольф — и по его, Купера, вине его нет. И он старался придерживаться мысли, что рванул на другой край Вселенной из чувства долга. Почему бы, собственно, и нет? Разве они не вместе начали эту миссию и не логично ли будет принять участие в ее развитии или завершении? С другой стороны, Купер отлично помнил, что уходил в открытый космос на поиски Амелии с шальной мыслью, что плевать он хотел на какого-то там Вольфа.       Однако, увидев своими глазами холмик из небольших валунов с проржавевшей по краям именной табличкой с криопода Эдмундса, почувствовал отголосок этой страшной, тянущей, обреченной боли сам.       Как-то, достаточно окрепнув для самостоятельных прогулок и клятвенно пообещав Амелии нигде не задерживаться, остановился перед грудой камней — с маленькой табличкой и флагштоком поодаль.       Слабый ветерок шевелил обрывки полотнища.       Купер хотел мысленно попросить прощения — суеверно полагая, что чувство вины немного отпустит. Но нужных слов найти не мог, как ни старался.       — Сукин сын, — наконец сцедил он в сердцах сквозь зубы. — Как ты мог оставить ее?       Теперь Купер полагал, что понимал Амелию. Ждать больше десяти лет встречи — и потерять его вот так неожиданно. Из-за самовлюбленного идиота, который приревновал Амелию Брэнд к ее прошлому, да и не упустил случая пройтись по ее «учености».       Но еще большую ярость вызывал этот неизвестный ему Эдмундс. Черт с ним, с прошлым. Как Вольф Эдмундс мог отказаться от нее — было ли это договоренностью или болезненным разрывом, Купер не знал, — от женщины, которая любила его вот так, через время и пространства, готова была ждать и надеяться, несмотря ни на что.       И, помимо воли, ревновал еще больше — хоть и понимал, что это как минимум глупо. Постояв немного и, быть может, немного раскаявшись в собственных мыслях, Купер пошагал по равнине к модулю. В конце концов, он обещал Амелии.

***

      — Здравствуйте, доктор Брэнд.       Маленький монитор сначала замигал знакомыми строками, потом пошел рябью. Потом во всю глянцевую поверхность высветился смайлик-улыбка, стилизованная под робота, как их изображали в научно-фантастических фильмах средней руки: с квадратными глазами и рожками-антеннами.       ТАРС звучал как обычно, ровно и почти безэмоционально. Но на глаза Амелии все равно навернулись слезы, и она прижалась лбом к прохладному металлу «плеча» робота.       — Надо же. А я такой встречи не удостоился, — хмыкнул, приподнимая бровь, Купер.       Он деловито стирал с рук липкие следы клея, оставшегося после установки вновь заряженных батарей и пересобранного блока управления ТАРСа.       — Ты был без сознания. — Ну вот, теперь Куперу тоже досталась легкая улыбка. Глаза Амелии все еще предательски блестели, и она быстро потерла пальцами покрасневшие веки. Усмехнувшись в ответ, он быстро собрал в складной ящик инструменты — к счастью, все необходимое для починки морпеха было под рукой.       — Привет, КЕЙС, — поприветствовал брата голосом воскресший ТАРС.       Это было вовсе не обязательно озвучивать — машины вступили в обмен данными, как только ТАРС включился. Но оба знали, что людям так комфортнее, — вернее, соблюдали алгоритм на основании загруженных базовых знаний.       — Все в сборе, наконец-то. Что ж, ребятки, пора спускать нашу старушку с орбиты. — Купер щелкнул языком, так лихо, будто речь шла о походе на бейсбольный матч в выходные.       Он коротко и доходчиво обрисовал собственное видение последующей операции, выслушал замечания и вопросы. После короткой пикировки с Амелией, из которой Купер разумеется вышел во всем блеске победы логики и разума, он был в ознаменование этого едва не оставлен без бисквитов к вечернему кофе. Разумеется, это была редкой мерзости искусственная стряпня, но ущемлен был Купер этим немало. Вероятно, следовало держать себя в руках при спутнице жизни.       Наутро, едва солнце поднялось над горизонтом, в лагере закипела работа — предстояло разгрузить посадочный модуль, обустроить временное жилище для Амелии, и надежное укрытие — на любой непредвиденный случай.       Все, что не могло поместиться в палатки, Купер, навьючив КЕЙСа под завязку, упаковал в деформированное жилище Эдмундса. ТАРС, разумеется, починенный но все еще заряжающийся от солнечных генераторов с помощью предусмотрительно захваченного со станции Купер переходника, издали наблюдал, как эксплуатируют его близнеца.       Амелия только что получила обновленные данные картографирования и вносила их в навигаторы: маячки по периметру их лагеря должны были стать своеобразной посадочной полосой для спуска частей «Эндьюренс». Климатические датчики пока приносили хорошие новости — погода вполне позволяла перемещаться в пределах основного лагеря без специальных костюмов, и, если бы они не знали, где находятся, то радовались бы наступающей теплой весне.       Справившись с подготовительной частью, Купер вернулся к ТАРСу для расчета оптимальной траектории. Он стоял посреди равнины и то и дело оглядывался, прикидывая визуальные ориентиры.       Серые скалы высились в золотисто-пыльной дымке на горизонте. Пожалуй, там можно было бы разместить что-то вроде наблюдательного пункта: с таким хорошим обзором на местность.       В середине дня становилось жарко, и Купер, несмотря на предупреждения Амелии, отстегивал шлем, оставляя его в стороне на время работы с конденсационными станциями или при замене батарей на заряженные.       А ведь эта планета могла бы стать домом.       Да, он очень сожалел. Купер выхватил взглядом все тот же одинокий невысокий холм. Он все еще не забыл, как принял решение вопреки Амелии, и чего оно ему — им всем! — стоило. Купер смотрел на нее с чувством вины, и она, принимая вину за жалость, сердилась на себя. Сердилась на завитки на затылке, за то, что оказалась так беспомощна и бесполезна — в итоге.       Он знал, что это не так. Мог бы рассказать, как многим обязан — в том числе и собственной жизнью. Купер мог бы попробовать ее разубедить, но видел, что Амелия сражается с собственными призраками прошлого. Быть может, ей стоило дать шанс справиться с ними самой?       — Траектория построена и передана на командный пульт, — сообщил ТАРС, сияя на солнце монолитными гранями. — Готовность — семнадцать часов.       Значит, впереди было чуть больше полусуток.       — Отлично, морпех. Ты тут остаешься за главного, присмотри за Амелией, будь добр.       — Хорошо, Купер.

***

      Амелия скептически покачала головой.       Ей, разумеется, хотелось поскорее получить и жилые модули, и лабораторию, запасные части для вышедшего из строя оборудования, и все те незаменимые устройства, что сейчас летали вокруг планеты Эдмундс на ближней орбите. Но ее отчего-то пугала мысль отпустить Купера, недостаточно, на ее взгляд, восстановившегося, в не самую простую экспедицию к поврежденному кораблю.       Быть может, она проявляла излишнюю заботу. Но, ради всего святого, она только что буквально подняла его на ноги — обидно будет лишиться его вот так… С другой стороны, она хорошо понимала, что не удержала бы его, даже если бы начала отговаривать — что само по себе было немыслимо.       Оставалось смириться, прикусить язык и по возможности спокойно провести предполетное обследование. Протянуть бумажный стаканчик с набором пилюль — проследить, чтобы обязательно принял в положенное время. Даже не поморщиться на очередную дурацкую шутку.       Купер обнаружил ее далеко за полночь, на темной прогалине между крупных валунов — Амелия смотрела на звезды. Вопреки ее же собственным наставлениям, щиток был поднят, а шлем лежал на коленях. Купер, стоически снеся полный ярости взгляд застигнутой врасплох Амелии, уселся рядом.       — Расскажи мне об Эдмундсе, — тронул он самый горящий, самый болезненный шрам на сердце.       — Купер, тебе не ка…       — Только не дежурное про физика-ядерщика. — Амелия раскрыла было рот, чтобы возмутиться, но вновь увидела тот самый упрямый, решительный взгляд — идти до конца. На сей раз — на себе. Странный крутящий момент запустил неведомое вращение, и звездное небо, казалось, поплыло над головой куполом карусели.       — Это было давно, — неохотно огрызнулась Амелия, отворачиваясь.       — Почти полтораста лет, Брэнд! Поэтому можешь рассказывать — все правовые оговорки разрешают.       — Купер, ты!..       — Брэнд, опять помехи в эфире, — расхохотался он, придерживая на колене снятый собственный шлем. Второй рукой он приземлил обратно на валун поднявшуюся было чтобы уйти Амелию.       — Прости, если был резок с тобой. — Купер повернулся к кусающей губы растерянной женщине. — Хочу, чтобы ты знала — это не праздное любопытство.       Купол звездного неба плыл по кругу где-то в недосягаемой вышине. Ночь, сухая, пыльная и пронзительно-звездная обступала, шелестя едва ощутимыми движениями воздуха.       — Это было давно… — Амелия нахмурилась так, будто собиралась разразиться бранью, но Купер уже знал — сдерживалась от слез. — Все закончилось, толком и не начавшись.       — Потому что твой отец потребовал?       Но Амелия помотала головой. Справлялась.       — Нет.       Значит, Эдмундс так решил.       Сам.       Сукин сын.       Купер осторожно положил ладонь на плечо Амелии — стараясь не задеть ни завитков на затылке, ни самолюбия.       — Завтра на космодроме будет первый взлет в истории нашего нового мира.       — Ошибаешься. Посадочный модуль поднимался дважды — забрать необходимое.       Ну конечно. Она должна быть права. Купер примирительно улыбнулся. Брэнд поколебалась, но ответила благодарным взглядом миндально-карих глаз, в которых все еще плыл в неизвестном танце поток звездного неба.