***
А людям предстояло поработать над запуском еще трех инкубаторов — по изначальному протоколу полагалось бы все десять, но тщательные расчеты показали, что, исходя из объема доступных ресурсов, двое взрослых колонистов смогут справиться не более, чем с тремя-четырьмя питомцами «плана Б». Амелия подготовила протоколы на всех троих сразу, вернее, привела изначальный — типовой — в соответствие с реалиями. Процедура запуска, на этот раз наконец-то инициированная людьми, а не роботами или местной фауной с непонятными намерениями, строго распланированная и в высшей степени технологичная, должна была состояться в пределах последнего зимнего месяца, чтобы получить — при известной удаче, — результат в разгар теплого осеннего сезона, когда основная часть работы по освоению ближнего периметра будет уже завершена. Купер, проследив взглядом размывающийся бело-дымный след лабораторного модуля, исчезающего в мгле высоких облаков, вновь вернулся к обходу территории. Морозы превращали местный грунт в каменную крошку, густо пересыпанную пылью. Солнечный свет почти не согревал поверхность, и воздух был сухим настолько, что носоглотку мгновенно продирало словно наждаком и начинал одолевать кашель. По счастью, ветер поднимался редко, и запотевший щиток можно было открыть — совсем немного, так, чтобы горячее дыхание, вырывавшееся искристым паром наружу, не мешало обзору. Амелия бы не одобрила. Купер шагал медленно, изредка поглядывая ввысь — на последний привет убывающего восвояси посадочного модуля. Светлая полоса в небе практически растворилась. Люди оставались людьми. Надежды на скорый приход человечества на эдмундсианскую землю не оправдались — и кто знает, не к добру ли. Быть может, эта каждодневная борьба за выживание, эти пыльные пустоши, эта изоляция на краю света поменяли их с Амелией — безвозвратно, и теперь возвращение к цивилизации невозможно? Теперь — когда они больше ей не принадлежат, когда мир, покинутый много лет назад, перестал существовать, а никакой другой ни Купер, ни Амелия не назвали бы своим. Не оказалось ли так, что они, осколки больше не существующего континента, дрейфуют в космическом небытии, и все это — без цели и надежды. Купер остановился и оглянулся на комплекс сооружений базового лагеря. Они так далеко забрались. Этот мир вовсе не был домом, и не факт, что когда-либо станет им. И люди, которые теперь получат неизмеримо больше осязаемых свидетельств обитаемости планеты Эдмундса — что они найдут здесь? Дети, которые появятся здесь на свет, — станут ли они братьями и сестрами своим земным сверстникам? Поправив щиток и кислородный ранец, Купер зашагал к дальней границе — до вечера нужно было успеть проверить батареи на метеомаячках — хотя в сезон морозов вероятность дождей и невелика, но контроль требовался постоянно.***
Ужин прошел в молчании, да и днем, пока Купер находился в модуле, Амелия едва ли сказала несколько слов. Разрываясь между желанием помочь и одновременно не докучать, Купер все же больше склонялся к последнему, поэтому терпеливо ждал первой реплики. Во внутреннем кармане домашней куртки ждало своего часа еще одно «сообщение» со станции Купер. — Ты не хочешь со мной поговорить? — наконец не выдержал он, подходя ближе и перехватывая посуду, чтобы расставить ее в моечном шкафу. Амелия вздрогнула от неожиданности. В ответ склонила голову набок, отправляя Куперу усталый взгляд. Она опять чего-то мучительно боялась или смущалась. Опять закрывалась. И это бесконечно расстраивало. — Хочу, — ответила она, спустя долгую и некомфортную для обоих паузу. И, после еще одной, гораздо длиннее и еще более неловкой, руки Амелии осторожно легли на плечи Купера. Ответного движения, однако, он не сделал. Амелия просто какое-то время вглядывалась в его лицо, напряженно выискивая признаки — чего? — Кажется, — проговорила она чуть охрипшим, срывающимся голосом, — мне несказанно повезло, что из них всех здесь оказался именно ты. Ладно, черт с ним, с внутренним карманом. Купер крепко прижал Амелию к себе, чувствуя, как постепенно уходит каменное напряжение из мышц, как она оседает в его руках, обретая опору. — «Купер против Брэнд»! — внезапно, отстранившись, передразнила она то официальное лицо, которое зачитывало строки ее приговора забвения. — Как тебе это нравится? — Звучит как большая часть нашего знакомства. Амелия закатила глаза в притворном возмущении, но не удержалась от смеха. — И потом. Если истцом по твоему делу выступаю я, то свидетельствовать против тебя все равно не могу — как твой супруг. — У тебя опять жар? — уставилась на него Амелия с подозрением. — Нет, разумеется, я абсолютно серьезен в своих намерениях. Более того… — Он наконец извлек на свет божий небольшую капсулу, доставленную с лабораторным модулем по его собственному, специальному заказу — отцу Мерфи Купер с человечества причиталось, — и подкинул ее на открытой ладони. — ТАРС! Робот, отстыковавшись от зарядного порта, немедленно явился на зов, празднично иллюминированный всеми индикаторами. — Купер, какого черта ты делаешь? — прошипела Амелия сквозь зубы. — Беру тебя в законные жены! — Вы согласны, доктор Брэнд? — осведомилась машина, помечая дату и время — для архива. — Да, но… — Согласие зафиксировано, спасибо всем. Робот, почитая свою миссию выполненной, укатился обратно — к входному шлюзу. — Эй! — наконец Амелия запротестовала в полную силу, обретая дар речи. — Что здесь происходит? — Наш брак, дорогая, теперь заключен не только на небесах, но и на Земле. Ты отправил сообщение на станции, морпех? — Так точно, сэр! — ответил издалека все еще украшенный маячками ТАРС. — Превосходно. — А спросить, — выдохнула возмущенная вкрай Амелия, — спросить меня ты не забыл? — Уже спрашивал, да и сейчас ты не отказалась. — Вы оба застали меня врасплох! — Лучшее решение, чтобы вывести тебя на откровенность! — Грубая манипуляция! Теперь уже Купер закатил глаза и взмолился: — Дорогая, подожди немного до завершения формальностей, и затем мы продолжим первую в истории планеты семейную сцену. Будем надеяться, что я угадал с размером… С этими словами он встряхнул капсулу и отвинтил крышку с одного из концов. На раскрытую ладонь с едва слышным металлическим звоном выкатилась пара колец и выпал небольшой носитель данных, похожий на тот, на котором Купер и Амелия не так давно получили сообщения от далеких потомков. Рассмотрев, о чем идет речь, Амелия снова растеряла связность мысли. На сей раз от удивления. Но левую руку все-таки вложила в призывно протянутую к ней ладонь Купера. Кольцо — которое поменьше по размеру и немного тоньше, — прекрасно поместилось на ее безымянном пальце. Какие-то доли секунды она привыкала к этому ощущению — не только полоски металла, пока он согревался от тепла ее кожи, но и чего-то еще, быть может, осознанию, что это и правда — пока смерть не разлучит… — Моя очередь… — проворчала она, точно так же протягивая ладонь и зеркально повторяя жест. Когда и второе кольцо заняло свое место, Купер легонько сжал ее руку, ободряюще. Получил в ответ бездонный, как космос, взгляд, в котором немедленно захотелось утонуть. Любить и почитать. Пока… Мгновение тишины прервал голос ТАРСа, видимо, что-то отыскавшего в своих архивных записях. Или в образовательных файлах. — Можете поцеловать новобрачную! Купер бросил на него рассерженный взгляд. — Заткнись, жел… Хотя нет, дело говоришь.***
— А если бы я не согласилась? Откуда ты мог знать… — Скажи это еще раз, и, обещаю, ты еще неделю отсюда не выберешься. Он осторожно подоткнул подушку повыше. Прохладное после душа прикосновение Амелии резко контрастировало с нагретой постелью и с его собственной кожей — как всегда, у нее было безоговорочное право первенства на санитарный бокс. — А что там? — Амелия отвлеклась на носитель с сообщениями, который Купер зачем-то прихватил из центрального модуля в жилой. — Там? А-а. Это поздравление от главы Объединенного Совета станций. — Но еще же не… — Они обнародуют его сразу же, как только получат сигнал от ТАРСа, приблизительно через восемнадцать часов с учетом искажения сигнала близ орбиты Гаргантюа. Нахал. Точнее, оба, конечно. Но сил возмущаться не было. — Если уж тебе так неприятна мысль… — Купер при этом смерил весьма скептическим взглядом распростертую ниц фигуру обессилевшей Амелии, на которой из одежды были лишь простыня да недавно полученное в качестве символа нового статуса украшение, — то подумай хотя бы о том, что это выгодный союз, м? Твое доброе имя будет немедленно спасено. — Мысль — приятна, — подтвердила, зевнув, Амелия и перевернулась на спину, — подача, хм, слишком неожиданная. Мог бы предупредить. — И испортить начисто весь сюрприз? — попробовал обидеться Купер, вновь выцеливая для поцелуя шею Амелии. Ладно уж, сцены и правда могли потерпеть. До утра — точно.***
Надежда, угасшая с появлением автоматически управляемой земной лаборатории, пробуждалась постепенно. Благодаря странному артефакту сигнала, усиленному неизвестным линзирующим фактором, быть может, связанным с аномалиями гравитации в пределах досягаемости гиганта Гаргантюа, установился более стабильный обмен сообщениями со станциями, хоть и в прежнем режиме: видеосообщения и аудиозаписи доходили до планеты Эдмундса без всяких проблем, а обратно летели только шифровки двоичного кода. Если раньше было чудом поймать обрывок нерасшифровываемой аудиальной информации, то теперь прямая связь выглядела более чем осуществимым предприятием. Судя по отчетам со станций, лед, таявший и вновь замерзавший несколько раз в процессе полета, содержал достаточное количество тела геобионта для изучения в земных лабораториях. А его растительное воплощение — розовый куст, — добрался до станций в целости и сохранности, и после отделения части материала для исследований, украшал собой кабинет управления межзвездным сообщением станции Купер. Удивительный организм произвел фурор — специально открылись лаборатории и даже научный институт по исследованию свойств этого загадочного пришельца с планеты Эдмундса. Пока до результатов исследований было далеко, однако руководитель исследовательской группы, молодой и энергичный профессор Магнус был от нового подопечного в чистом восторге. Он только что не обнимался на камеру с колбами и склянками, возможно, пугая уровнем энтузиазма даже самого геобионта. Устойчивый канал связи — мечта затерянных в космосе робинзонов, — оказался для отвыкших от информационных потоков людей утомляющим, зато удалось настроить мониторинг климата и геологической активности с помощью нескольких отражающих элементов, таким образом увеличив охват контролируемой территории до четверти экватора. Разумеется, Купер и Амелия получили поздравления от официальных лиц и от большей части живущих родственников. О перспективе появления новых представителей семейства Купер в открытых каналах пока по просьбе Амелии умолчал. Об этом можно будет сообщить позже, когда готовый результат в виде бэби-Брэнд уже будет у них на руках — в самом буквальном смысле этого слова. От разработчиков прежнего «плана Б» и коллег Амелии в живых не осталось почти никого, и ее, доктора Брэнд, единогласно провозгласили его руководителем, собрав на станции Купер экспертную группу и выбрав заместителя, которому вменялось осуществлять контроль и фиксацию результатов со стороны человечества. Купер, втайне от Амелии, настоял на пересмотре дела. В свете его запроса и документальных свидетельств, полученных в ходе короткого визита Дж.Купера на станцию имени его дочери, с Амелии Брэнд были сняты все подозрения в пособничестве старому профессору, а архивные файлы допусков к полетам подтвердили отсутствие конфликта интересов. Человечество, переселяясь за миллионы световых лет, не могло не прихватить с собой привычку к формальностям.***
Последний месяц эдмундсианской зимы подходил к концу. Суровая равнина, покрытая промерзлым грунтом и сухой пылью, выглядела неприветливой и унылой. Купер вполне понимал настроения Амелии год назад — на краю огромной пустоши, с чернеющими вдали зубцами базальтовых скал, без единого кусочка зелени или хоть чего-нибудь, разбивающего монотонный пейзаж, ее маленькое поселение и в самом деле напоминало выброшенную бурей на берег единственную уцелевшую шлюпку после кораблекрушения. Умирать и жить в этом пыльном одиночестве означало почти одно и то же. Любить в этом мире было невозможно, непростительно, неосторожно — и все же, все же… На маленьком острове тепла и понимания, разделенной радости, каждой минуты ожесточенных споров и жарких примирений жило это «до Луны и обратно» и «навсегда». Всего двое — и весь замерший мир вокруг был не важен, не существовал, не осознавался. Только двое — жар и жажда, когда каждый — центр Вселенной, когда орбиты далеких планет наконец пересеклись, когда путь — через пространство и время, — в конце концов оказался пройден. Двое. И загадочный мир, окруживший их плотной стеной пронзительной пустоты. Тоска и безысходность — до самых горизонтов, сколько хватало глаз. Изредка, на рассвете, на вершинах дальних скал можно было увидеть белесые шапки — иней и ничего более. Ни снега, ни льда в скованном холодом мире. Воды спали глубоко под поверхностью. Только ветер, неудержимый и свободный, носился над бескрайними просторами нового мира.