Чертова перебинтованная скумбрия или я и ты - невозможный дуэт

Понедельник день тяжелый. Особенно когда по великой случайности у нас два урока русского, на которых Федор будет метать в меня пошлые взгляды, когда будет уверен что вижу их только я. А потом еще "дополнительные уроки" с тем же Федором. Когда я понял свои чувства к Чуе, то от последнего аж воротило, просто отвратительно было ложиться в постель с тем кто так ярко отличается от предмета влюбленности. Мама ходила по коридору и собиралась на работу. Перед уход она только заглянула ко мне в комнату и застегивая сережку предупредила: - Завтрак на столе, хорошего дня, сынок. - Хорошо. Тебе тоже мам. Она выбежала, а спустя пару минут я услышал хлопок входной двери. Я сел на кровати, потянулся и встал. Первым делом направился в ванну. Надо же привести свою ошеломительную красоту в порядок. Но сначала надо поправить бинты. Они съехали и местами размотались. Я уже и не помнил когда ходил без них. Наверно еще когда папа был с нами. Я даже не сразу после аварии начал их носить, но в один момент когда-то просто надоело видеть эти шрамы, они словно клеймо слабости и уязвимости, никто не должен был их видеть, даже я сам. Потом к шрамам добавились четные попытки суицида, их тоже было удобно прятать под бинтами и это не вызывало подозрений. Эти бинты мне стали как родные, я никому на позволял лишний раз даже касаться их. Ни маме, ни Оде-сану, даже Федору не разрешал их снимать, хоть и позволял более интимные вещи. Справившись с бинтами, я умылся, почистил зубы, причесался и все готово, я неотразим. Пошел на кухню, быстро позавтракал и в школу, я хотел встретиться с Чуей, желательно наедине. Хоть он и сказал что ерунда, но свою вину за то что он получил наказание я чувствовал. Хорошо что перед выходом я успел услышать шум дождя за окном и захватил зонт. Осенние ливни намного холоднее весенних и летних. В пока что не сильном ветре ощущается легкое дыхание приближающийся зимы. Обожаю такую погоду. Дорога до школы по неглубоким лужам и мокрым почти безлюдным улочкам была хорошим отдыхом перед не очень хорошим днем, я собирался сказать Федору о том что люблю другого, но инстинкт самосохранение что бился в груди, как птица запертая в клетке, все никак не давал успокоится. Школа сквозь капли дождя, что окрашивали все в легкий сероватый цвет выглядела уныло. Зашел, обтрксил зонт под гневным взглядом уборщицы и направился в класс, он был открыт но там никого не было, ни учителя ни Чуи, оставалось только ждать. Чуя пришел скоро. И в не очень хорошем расположении духа. Мокрый и без зонта. - Уже приперся, скумбрия, - больше констатировал чем спросил он. - Как видишь. Он кинул вещи в сторону нашей парты, то ли целясь в меня и не попав, то ли просто не хотел подходить. Скорее всего второе, хотел бы попал. Он отошел ко окну и просто в него смотрел. Рукой он то и делал, что пытался залезть в карман но постоянно себя одергивал. Сигареты, сделал вывод я. Из-за дождя не улицу он выйти не может, та и далеко от школы отойти тоже, но закурить желание у него сильное. - Кури, я прикрою если что. - Благодетель, - буркнул он и открыл окно, оперившись руками на подоконник, как тогда у меня дома, закурив он обернулся и коротко кинул: - Спасибо. Я расплылся в улыбке. Все таки не настолько плохой сегодня день. Вскоре начали сходиться остальные. Чуя к тому времени просто стоял у окна и давно выкинул окурок. Пришли ребята Тачихары и он сам, покосились на Чую, встретили взглядом меня и ушли. Потом пришли Рю и Ацуши, что удивительно шли они под одним зонтом. Ацуши что-то слегка смущенно рассказывал, а Аку слушал, не очень изменившись в лице, но все же вроде заинтересовано. Вот они как обстоятельства вырисовуются. Потом пришла Гин и сразу направилась к Чуе. Вот это уже мне не понравилось. Я подошел к ним. Разговоры были про учебу, мол какие уроки сделал, давай сравним, ты понял тему и тому прочие. Вроде и нет мне поводов ревновать, но все же не редко разговор "А помоги мне с биологией" заканчивается только на помощи с биологией. Чуя закрыл окно и Гин села на подоконник, а Чуя предпочел стоять и кажется я понял почему, я тоже стоял, из солидарности наверно. Начался первый урок. Чуя хоть и нехотя подошел к жесткому стулу и вальяжно сел. Не упал с разгону, конечно, как иногда бывало, но и не очень то осторожничает. Неужели от так мало получил? Не верю. Тогда бы он так не переживал когда был у меня. Может его отец проявил доброту? Чуя даже старался не ерзать. Было впечатление что ему и в правду не больно. Но все изменилось в тот момент когда он думал что на него никто не смотрит. Он упал головой на сложенные на парте руки, словно устал или не выспался. Но даже так можно было заметить как он скривился и беззвучно зашипел. Он просто привык к боли и привык ее скрывать. Я сделал вид что не видел этого, но на следующей перемене в рюкзаке Чуи оказалась мазь от ушибов. Моя мазь. Тюбик был уже немного начат, но другого у меня не было, а в открытую он бы помощь на принял, слишком гордый. Мазь эта хорошая, мне помогала, когда следы от игр Федора уж слишком докучали. Кстати о Федоре-сане, то все как обычно, на уроках кидает на меня похотливые взгляды, и будто помогая не вызывает к доске. Сейчас он учитель, хорошо знающий свой предмет. И как учителя я его можно даже сказать уважаю, но вот как человек, я бы предпочел вообще его с этой стороны не узнавать. Уроки закончились быстро. Дождь перестал лить, но облака всем своим видом говорили, что это не конец. Я прошелся к парковке, недалеко от школы. А там взглядом искал одну определенную машину, как и каждый понедельник. Инстинкт приказывал бежать при чем в обратном направлении, а я шел вперед. Птица мотающееся в груди как в клетке, сломала крыло б решетку, но не успокоилась. Я сел в машину Федора. Он положив руки на руль, задумчиво смотрел вдаль. Учитель даже никак не отреагировал на мое появление. Я сделал глубокий вдох и резкий выдох, пытаясь унять дрожь что пробивала все тело, и повернулся к нему. Даже проще будет если он не будет на меня смотреть, но…я словно рыба выброшенная на берег закрыл рот не выдавив ни звука когда встретил его взгляд устрашающих, но пока спокойных, красно-фиолетовых глаз. - Ты что-то хотел сказать, Осаму-кун, - даже не вопрос, а утверждение. Его голос его взгляд, такое впечатление что он не вытягивает из меня правду, а уже ее знает, стало еще страшнее. Еще и это "Осаму-кун", где "шлюшка", "мой мальчик" или "малыш", что я так ненавижу, ну хотя бы просто "Дазай". - Федор…сан, - добавил я с легким выдохом, - я хочу, я собираюсь с тобой, - мысленно выдал я себе щелбан за фамильярность, - с Вами расстаться, - на последнем слове я закрыл глаза. - Что? - в воздухе ощутимо прошел разряд тока, а само слово с такой интонацией словно щелчок предохранителя. "Что?" не заначит что он меня не услышал, он дал мне шанс спастись пока есть возможность, ведь за предохранителем всегда щелкает курок. - Я хочу расстаться. Он засмеялся. Громко. Истерически. Кровь стыла в жилах от этого смеха. Я кинулся к двери что б выйти. Щелкнул переключатель блокирующий двери. Федор закинул голову назад и закрыл лицо рукой, продолжая содрогаться от смеха настоящего психа. Как его на должность учителя то допустили?! Смех исчез так же резко как и появился. Учитель перевел на меня взгляд. Совсем другой. Его глаза изменили цвет, приобретая яркий красный оттенок, больше напоминающий кровь, но не ту теплю что течет, а ту что застывает пролитыми каплями на полу и брызгами на стенах. Расстояние между нами казалось чертовски маленьким, а бежать не было куда. - Расстаться, мальчик мой, ты хорошо подумал? - д-да, - голос дрожит, а сердце стучит где-то на уровне печени, а не в груди. - И позволь мне узнать причину? - Я люблю другого. Снова смех, но другой, это уже…насмешка? Федор упирается лбом в руль, после чего делает вдох, переходящий в хмык, и вытирает проступившую слезу. - Любишь, малыш? Да ты даже не знаешь что это такое. Ты не способен любить, Дазай, - все так же не отрываясь от руля говорит он, а потом поворачивает голову ко мне, - И кто же твой избранник? Неужели Рюноске? Не думал что ты так низко упадешь, стало мало просто его трахать? Эти слова как выстрел. Как пуля задевающая только волосы. Он знал. Знал но не говорил. А про Чую тоже знает? Вряд ли. Слишком мало времени прошло. - Нет, не Рю. - Рю? Миленько звучит. Ну-ну, удиви меня, кто же тогда? - его голос не громче обычного, может даже тише, но оглушает. Это блеф или он и в правду уже знает ответ? Он играет. Всегда играл и всегда будет. Только вместо карт у него в руках чужие жизни, души, сердца и умы. Я молчал. Я не дам ему получить козырь. - Этот кто-то низкого роста с огненно-рыжими волосами и красивыми небесным глазами? - медленно, словно режет тупым ножом, тенят он. Конечно, он знает. С самого начала знал, глупо было рассчитывать на другое. - Его зовут Чуя Накахара, да? - Зачем спрашивать когда знаешь ответ? - Так игра становиться интересней. Я хочу услышать его имя от тебя, - он хватает мой подбородок и резко дергает на себя, так что я вынужден упереться в коробку передач, что б не упасть на него. - Ну же скажи мне, я прав? - Да, я люблю Чую. - Глупы, глупый, глупый мальчик. Ты не можешь любить. Ты не знаешь как это. Тебя ведь не любили. Ни мать, что просто хотела жить для себя. Ни отец, что ушел и даже не попытался тебя забрать. Ни я. Думаешь Чуя будет любить? Да тебя может любить, только кто-то такой же жалкий как, - как ты там его назвал? - а точно - Рю. С каждым словом Федор буквально слышал хруст с которым ломалось что-то внутри Дазая, но хотелось сломать его самого, да не просто сломать, уничтожить, так что ю уже и не восстановить. - Мне лучше знать, что я могу, а что нет, - его голос сел из-за застрявшего в груди вдоха. Пальцы которыми он обхватил запястье Федора дрожали и отказывались сильно сжиматься. Но Осаму все же смог оттолкнуть чужую руку от себя. - И я не просил твоего совета, я просил меня отпустить. - Я не занимаюсь благодетельностью. Предложи мне выгоду в этой своей глупой вспышке чувств. - Не получил еще того что от меня хотел? - Забыл о фотографиях? Твоя мама их первая увидит, если за время дороги не сможешь придумать чем мне отплатить. Загудел мотор и машины поехала. Они оба молчали. Федор знал, что Дазай ему просто не сможет ничего предложить. А Осаму судорожно перебирал варианты в голове, но не один из них не подходил. Они приехали быстро, слишком быстро. Вышли из машины. Зашли в дом, потом в лифт. Тот тоже слишком быстро ехал на назначенный 14-тый этаж. Потом они зашли в квартиру, клацнул замок, отрезая путь побега, а в голове не одной идеи, но… - Можешь сделать со мной все что захочешь, - говорит Осаму наконец-то решившись самостоятельно глянуть в глаза учителя. - Все? Я и так делаю с тобой то что хочу и этого вполне достаточно, не подходит. - Абсолютно все. - А? хочешь сказать и нарушить твои табу? - Да. - Как интересно, - он подошел к парню и запустил палец под бинты на его шее, - Даже это? - Да. Вот это уже интересно. Бинты были главным табу Дазая и он так легко согласился, неожиданно. Цена названа, если Федор ее примет, то должен будет таки отпустить мальчишку. Но игра еще не закончена. Нельзя прекратить сейчас, но можно изменить правила. Дазай пошел ва банк, рисково. Но не настолько что б утолить азарт Федора. - Очень интересно, - протянул учитель пальцами стараясь найти конец бинтов, он видел как Дазай от этого скривился. - Но предложу другой вариант, - он толкнул парня и отошел от него. - Что? - вовсе не уточнение, это удивление от того что правила игры больше не на стороне Осаму, парень явно не привык к подобному. - Докажи что ты любишь его. Заставь ответить тебе взаимностью. Тогда я тебя отпущу, даже флешку отдам. - С чего я должен тебе верить? - То что ты пришел сегодня просить о таком, разве не значит что ты готов мне поверить? - Федор ухмыльнулся и скрылся за углом стены собственной квартиры. Невзаимная любовь то, что ломает в дребезги. Намного легче будет добиться цели, когда парень сам напорется на нож, который создал сам. - Раздевайся, шлюшка, или забыл зачем ты здесь, - крикнул учитель из недр квартиры.