Thu

      Лес Синобу темнее леса Нара. И лес Синобу наполнен нечистью едва ли не больше, хотя по площади едва ли велик.       Итачи некоторое время стояла неподвижно, смотря сквозь деревья на поднимающихся из темноты светлячков. Ее приглашали. Ее ждали. Письмо под хаори грело грудь, и сердце под ребрами билось неуловимо чаще.       Синоби-но-моно, сопровождавшие ее от леса Нара, почтительно отступили перед границей, склоняясь в поклонах, и Итачи взмахнула рукой, отпуская их — лес Синобу, в отличие от леса Нара, был в корне не гостеприимен для людей, да и для демонов за редчайшими исключениями.       Осмотревшись в последний раз, Итачи, задержав на мгновения в легких пряный ночной воздух, ступила в душную темноту, освещенную лунным светом.       Светлячки, нежно вплетающиеся в длинные волосы, освещали склизкую кору старых деревьев, увитую плющом и ночными вьюнами, белые цветы которых слабо фосфоресцировали в темноте. Из кустов сияли отблесками многочисленные глаза ёкаев, но гостей хозяйки трогать было чревато серьезными для них последствиями, а сила принцессы демонов отгоняла их и вовсе.       Озеро у вершины горы было круглым, как чайная чашечка, и глубоким настолько, что в нем тонуло отражение лунного круга.       Сидящая на стволе поваленного дерева светилась в темноте едва ли не ярче светлячков. Длинные белоснежные волосы спадали к самой воде, а упав в нее, едва-едва колыхались, марая отражения рябью. Из темноты и сплетений древесных корней смотрели множества пар лисьих глаз.       Тишина была плотной, и Итачи, в уважении чуть наклонив голову веред, не желала нарушать ее первой.       Хозяйка Синобу приняла правила игры. Голос ее в поднявшемся по велению одного взгляда ветре звучал мягко, но прохладно, когда она насмешливо спросила у застывшей перед ней демонессы, так и не открыв глаз, будто бы спала:       — Тэнно желает сказать что-то изменникам, или ты пришла по своему желанию?       — Это клеймо смыто с вашего рода уже несколько сотен лет назад, — с ледяной вежливостью отозвалась Итачи, ступая на воду и видя глубокий провал под своей ногой и гладью воды. — Вы забыли?       — Ах да, — тонкие белые клыки блеснули в необычайно ярком лунном свете, когда госпожа Хатаке изогнула черные губы в кривой саркастичной усмешке. Итачи сделала еще один шаг, и сердце забилось чаще, когда вода под ногами медленно пустила круги от ее ступней. Сколь сильна бы не была принцесса демонов, госпожа Хатаке правила этими землями задолго до ее рождения. Девять белоснежных хвостов за ее спиной будто переливались, когда легкий ветерок трепал их длинную шерсть. Левый глаз хозяйки блеснул алым, когда она подняла ресницы. — Кровью моего отца.       Итачи коснулась пальцами письма под хаори, хотя кожа зудела, и предчувствие требовало опустить руку в складки хакама к рукояти нового кинжала. Взгляд лисицы ожег неодобрением, стоило лишь допустить об этом мысль.       Будто отмахнувшись от своих же слов, госпожа Хатаке подняла абсолютно белую в темноте руку с короткими, но, Итачи знала, острыми когтями и протянула вперед.       — Так что там у тебя?       Печать была кощунственно вскрыта, руны защиты разорваны, и хозяйка Синобу вчиталась в каллиграфические кандзи лишь на несколько тягучих мгновений, после поднимая глаза на принцессу.       — Тэнно приглашает вас на празднование Ханами, Хатаке-сама, — озвучила Итачи, приближаясь.       Заколыхались тут же темные ветви кустов, и множество нагих девушек и мужчин с развивающимися рыжими хвостами окружили хозяйку, припадая к ее ногам. Каждый стремился заглянуть в бумагу, каждый чувствовал силу печати Императора.       — Вы пойдете, госпожа? Пойдете? Идите, идите, госпожа! — сплошным гулом шептало несколько десятков черных губ, и ёкаи всё касались своей госпожи покрытыми короткой шерстью руками.       — Скройтесь, — тихо приказала хозяйка Синобу, снова опуская длинные белоснежные ресницы, и лоснящиеся в лунном свете тела будто втянулись тенями в чащу и стали абсолютно неслышимы. Итачи, наконец, опустила стопу на влажную от росы траву другого берега озера. Хитрая, лисья усмешка госпожи Хатаке не пугала ее уже очень давно. — То, что послание доставлено тобой, должно намекнуть мне, что отказ мой не примут, верно?       Лицо Итачи осталось недрогнувшим, хотя сама она стояла уже очень близко к лисице, и чарующий голос, будь она человеком, мутил бы сознание. Ее алые глаза полыхали в полутьме.       Ночь была душной, и Итачи не удивилась нисколько, обнаружив, что легкая шелковая юката на хозяйке горы распущена, а полы открывают нагое тело: плечо, часть груди, ноги и мягкие хвосты. Чужая кожа притягивала взгляд, но прежде, чем ее поручение от отца можно было бы считать завершенным, госпожа Хатаке должна была дать ей ответ.       — Что же… — ветер игриво встрепал волосы Итачи, забрался под юбки, когда Хатаке, будто в издевке прищурившись, искривила черные губы в подобии снисходительной улыбки. — Хочешь, чтобы я пришла на ваш праздник?       Это определенно был вопрос.       — Этого искренне желает вся моя семья, — отозвалась Итачи, убирая быстро назойливую челку.       Несколько секунд госпожа Хатаке смотрела на нее, а потом вдруг расхохоталась, как если бы услышала отличную шутку.       — О, «искренне желает», Ками милостивые… — лисица смахнула невидимые — несуществующие — слезы смеха и насмешливо дернула подбородком вверх, кивая: — Хорошо говоришь, принцесса. Ну предположим, я согласна придти. Но! — вверх взлетел острый коготь. — При одном условии, — когда Итачи вопросительно выгнула бровь, коварная улыбка все же показалась на черных губах снова. — Хочу задержаться во дворце после. Я так давно не общалась с Микото-самой и знатью, о… Соскучилась.       Итачи, прикрыв глаза, кивнула. Кажется, сегодня госпожа Хатаке была в хорошем настроении. В прекрасном, она бы сказала.       Мысли разорвал насмешливый голос:       — А ты, непослушная девчонка, — Итачи подняла глаза. Официальная беседа была закончена с согласием Какаши, но подобное обращение было не совсем понятно. Лисица щурила красный глаз, приподняв уголки губ. — В прошлый раз я велела тебе на появляться на моих землях одетой!       Ветер снова забрался под юбки, встрепал волосы, и светлячки налетели вокруг, садясь на воду за спиной принцессы демонов. Бархатный смех лисицы сопровождался шорохом ее юката. Конверт с сургучной печатью вспыхнул прямо в бледной руке, отсветом оставшись в дьявольски блеснувших разноцветных глазах.       — Ты не могла бы не говорить таких неприличных слов, когда останешься во дворце? — тонкие брови Итачи плавно сдвинулись к переносице. Она ненавидела эту вот черту — лисья похоть не миновала еще ни одну кицунэ, а госпожа Хатаке, как хозяйка лисьего леса, была, по всей видимости, ее воплощением в чистом виде.       — А нам придется много разговаривать? — с явным намеком уточнила Какаши, и Итачи едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. На нее помахали рукой с вполне ясным: — Ма-а, на тебе все еще слишком много одежды. Давай-давай!       Если бы кто-то слышал, как нелюдимая двухсотлетняя лисица позволяет себе разговаривать с двадцатидвухлетней принцессой демонов, ее бы снова объявили изменницей. Но никто не слышал, и Итачи была этому очень рада. Не представлялось, как Какаши будет воздерживаться от подобных комментариев во дворце (и будет ли вообще, ёкай ее возьми!).       На траву у озера упало хаори, за ним хакама, и когда руки принцессы потянулись к поясу кимоно, лисица подозвала ее к себе коротким движением когтистых пальцев.       — Ты же хотела, чтобы я разделась… — подходя ближе, почти вплотную, начала Итачи, но руки на талии прервали ее.       Госпожа Хатаке в несколько ловких движений распустила пояс и потянула кимоно за полы с узких плеч принцессы, покрытых узором из черных завитков и линий, сходящихся к шее. Когти царапнули тонкую кожу, и Итачи легко опустилась на колени на траву прямо перед хозяйкой Синобу. Та ухмылялась совсем уж довольно, будто только что откушала сочной оленьей печенью. Длинные пальцы ее зарылись Итачи в волосы, распуская ленту, и та сползла змейкой вниз, щекоча оголенные спину и ягодицы.       Итачи, прикрыв глаза, вдыхала запах чужих рук, перебирающих волосы. Ее колени касались босых ступней Какаши.       Быстро стало понятно, к чему шла вся эта игра в «поймай хвост», когда ее покрепче перехватили за волосы и потянули вперед. Обхватив ладонями с длинными черными когтями чужие бедра, Итачи уперлась носом в низ плоского живота, покрытого лентами шрамов. Чужая рука, будто собаку, потрепала ее по волосам, и, сглотнув вязкую слюну, Итачи устроилась удобнее между ног у лисицы в попытках сохранить растерянное еще в далекие четырнадцать достоинство перед существом, вызывавшим во всех параметрах искренне чистое восхищение.       ***       Им обоим повезло, что у демонов длинный язык. Какаши гладит ее за острым ухом, перебирая пряди и не издавая ни звука, пока Итачи с тихим хлюпаньем слюны и чуть солоноватых соков вылизывает медленно и «вдумчиво» горячее влажное лоно, куда спускается узор белесых шрамов, а шелковые полы чужого юката переливающимися волнами опадает совсем рядом. Трется носом о гладкую кожу, пьянея от запаха и чувствуя, как дрожат ноги. Лисья сила не должна действовать на демонесс. Не должна. В низу живота сладко подводит.       — Стараешься? — смеется Какаши, и ее голос совсем не изменился, как меняется от возбуждения каждый раз голос самой Итачи. Воплощение похоти. — Уже очень неплохо.       Итачи ласково гладят по макушке и шее, и короткие когти чуть царапают кожу между лопаток. Какаши сжимает бедрами ее голову, прижимая близко к себе, и она чувствует, как по подбородку и шее стекает слюна. Проталкивает язык глубже, чувствуя, как там, внутри слегка сокращаются мышцы.       Лисица тянет ее верх, себе на колени, и ее хвосты обвивают тело, ласково щекоча кожу. Итачи перекидывает руки через чужие плечи и обхватывает крепко, запрокидывая голову. Острые клыки впиваются в шею тут же. Итачи надеется, что укусы пройдут, пока она будет возвращаться домой, а сопровождающие синоби не выдают чужих секретов.       Какаши кусает неторопливо, с упоением, и один из ее хвостов щекочет, бьется между ног, то легко толкаясь внутрь самым кончиком, то будто мазками кисточки для каллиграфии дразня истекающее нежное лоно. Итачи закусывает губу — «принцесса демонов должна быть сдержанной». Смех Какаши отдается волнами теплого дыхания по коже и прикосновением еще одного хвоста к сжатому колечку ануса. Алые глаза распахиваются широко.       Когти входят глубоко под кожу ягодиц, когда хозяйка лисьего леса притягивает ее вплотную к себе. Итачи лишь трется о чужое бедро, руки, сцепленные в замок за чужой шеей, дрожат. У них мало времени. Так мало времени.       Итачи путается в ее волосах и хвостах, упирается в плечо лбом, прижимаясь к груди, где под ребрами ровно и умиротворенно бьется сердце, пока ее собственное колотится птицей. Кончики пушистых хвостов внутри ее тела дрожат, приятно распирая.       Каких же трудов стоило уговорить отца отправить ее, а не сестру, к хозяйке Синобу…       Короткий стон все же срывается с разомкнувшихся губ.       — Хорошая девочка, — мурлычет лиса в алое ухо, и длинные волосы Итачи, рассыпанные по ровной спине, снова трепет порыв ветра. Ласковые хвосты двигаются, поглаживая бедра и полное влагой лоно, щекочут ягодицы и спину. Поцелуй поверх следов от укусов ложится теплой меткой, юркий язык слизывает многочисленные капли крови.       Итачи впервые за несколько месяцев дышит полной грудью несмотря на ночную духоту.       Одеваться приходится впопыхах, а госпожа Хатаке только запахивает полы юката, расслабленно закидывая ногу на ногу. Взгляд тягучий и мутный, многообещающий.       — Мы увидимся скоро? — тихо спрашивает Итачи и тянется за поцелуем.       — Очень скоро. Праздник ведь всего через четверть луны, — обещает Какаши, ласково поглаживая ее пальцами по щеке, а после коротко касается губами самого кончика ее носа.