КиннПорш

                    Обычно Кинн не дрался ни с кем из младшей семьи. Даже в детстве. Вот еще. Они арендовали для спаррингов один и тот же спортивный зал в разное время. Но Вегас припёрся, и пришлось бить лицо, потому что нельзя быть таким раздражающим. Нельзя лежать и говорить своим кровавым ртом всякие гадости. И эти гадости всё ещё звучали в его голове, пока Биг оттаскивал его в сторону от валяющегося Вегаса, который, впрочем, держался вполне достойно, демонстрировал отточенную технику ударов, и Кинн свалил его только потому, что Вегас был изящным и маловесным, каким-то бескостным. Как змея. - Как там твоя женушка? Оплодотворяешь по расписанию? Наряжаешь в кружево? Кинн непонимающе уставился на начинающий кровить рот Вегаса - что? А ну-ка, повтори. Он догадывался, насколько сложные отношения с женщинами были у его двоюродного брата. Насколько сложные с мужчинами. Сложные с родственниками. С врагами. У миролюбиво улыбающегося Вегаса были сложные отношения со всем миром. Но Порш был запрещённым приёмом. И надо было быть просто слепым, чтобы сравнить его с... - Ты слепой? Умереть хочешь? - спросил он мрачно и примерился ударить, на этот раз рукой с кольцом, чтобы знал. Вегас умело увернулся. Рассмеялся. Он хотел получить его себе, Кинн знал. Он хотел, чтобы Порш жил в его особняке; ел, пил с ним за одним столом. Чтобы гонял с ним на байке, носил цветастые рубашки и, возможно, какое-нибудь провокационное бельё. Что там у этого психопата еще по списку. Кинн скрипел зубами, вдруг понимая, что совершенно ничего не знает о частной жизни Вегаса. Какое, на хер, бельё. Эта змея мечтает о власти. Но Порш в цыганской алой рубашке почему-то прекрасно вписывался в весь этот вегасовский сюр. Про обозначенные кружева Кинн старался не думать. Неправильно ты с ним обращаешься, сказал Вегас ему напоследок. Он же на девку похож. Веревки из тебя вьёт. Посмотри, в кого ты превратился. В общем, Бигу снова пришлось оттаскивать. Нормально он с Поршем обращался. Любил, как мог. Оплодотворял регулярно. Тьфу. Зачем вспомнил. Кому бы вообще пришло в голову сравнивать Порша с девушкой. Более брутального парня у Кинна не было с тех пор... никогда. Все эти изящные, бесполые, угловатые мальчики от сорока до пятидесяти килограммов были слишком изящными. И слишком угловатыми. Куда им до кошачьих изгибов Порша. До его талии. До его сочных, мясных ягодиц, на которых потрясающе, одурительно, обалденно смотрелось белое бельё. Кинн откинулся на спинку сиденья и рвано выдохнул. Биг обернулся, водитель еле заметно вильнул рулем. Кинн поспешил сделать серьезное лицо и представил черное. Черное смотрелось ещё лучше. Он отвернулся к окну. Мимо проплывали витрины. Останови, потребовал он около одной. Это был самый сильный любовный шторм в жизни Кинна. Любил Кинн по-своему, никакой свободы давать Поршу не собирался. Отпускал, чтобы привязать. Кто не знает этого парадокса, тот ничего не понимает в любви. Кинн понимал. Давал воздух по расписанию. Держал в золотой клетке. Заслонял от пуль. Принуждал. Он опустил глаза, разглядывая в своих пальцах какую-то кружевную паутинку сливочного цвета. Девушка-консультант салона женского белья стояла рядом с сияющим лицом. - Это должно быть сзади, - подсказала она любезно и засияла еще пуще. В руках у Кинна почти ничего не осталось, кроме невесомого кружева. Сзади, значит. Ага. - А покажите в чёрном цвете, - попросил. Это было безумие. То, с какой тщательностью Кинн пытался контролировать всё. Расписание дня, все передвижения, график работы, отдыха; гардероб, костюмы, сшитые на заказ специально под талию Порша, его бельё; даже режим питания. Кинн убил почти два часа своего драгоценного времени, лично обсуждая с поварами на кухне новое меню. Исключительное преобладание клетчатки в рационе. Ничего вязкого и неудобоваримого. Ничего, чтобы попусту засорять кишечник - Порша хотелось везде и постоянно. Поэтому Порш должен был готов для Кинна всегда и везде. Никаких больше подростковых совместных мастурбаций. Никаких - давай я тебе, а потом ты - мне. Никаких - давай в рот. Проникновение. Секс. Без компромиссов. Душевая кабина обзавелась абсолютно прозрачными стенками. Эдакая космическая капсула, сделанная по новейшей технологии на заказ и установленная за хлипкой перегородкой чуть ли не в центре огромной спальни Кинна. Торопясь на дежурство, Порш пулей вылетал из их кровати и запирался в этом стеклянном коконе. Имитация тропического ливня туманила стекло, оседая на нем мелкими каплями, но Кинн видел, как чувственно запрокидывал Порш голову под эти струи. Как проводил ладонями по волосам, по телу, смывая пот, слюну, сперму. Опускал руку и осторожно касался себя между ягодиц. Проверял. Потом отдергивал руку, вспоминая, что стоит за прозрачным стеклом. Оборачивался на раскинувшегося на кровати Кинна и смотрел свирепо. Кинн нежно улыбался в ответ. Надо бы глянуть систему охранных протоколов, думал. Отодвинуть позиции Порша на вторую линию. Или вернуть на огневую, по правую руку? Надо бы. И надо бы ещё раз. Разочек. - Иди сюда, - поманил он Порша к себе, чувствуя ноздрями свежий аромат своего мужчины - аромат воды с маленькой каплей геля для душа. Аромат мяты в дыхании, и пряность смуглой кожи, которая всегда оседала на языке неизвестным, но сильнодействующим афродизиаком. Порш отдернул руку, на запястье остался след слюны Кинна; его тёплое, сонное, интимное амбре, когда человек только-только вылезает из-под одеяла. - Опоздаю, - объяснил отказ Порш примирительно. Нет, значит. Ладно. - У меня сегодня встреча в центре, спарринг на выезде. Возьму Бига и Кена. У тебя - стрельбище и тренажерка, - привычно и четко проговорил Кинн их расписание. - Вечером - ужин с отцом. Спа. Секс. - Почему не тренируешься в домашнем спортзале? Обязательно куда-то выезжать? - с неудовольствием спросил Порш. Сдавшийся любви, послушный, преданный Порш. Кинн еле заметно усмехнулся. Выезды были необходимы. Себе он тоже давал воздух. Невозможно же умирать от любви двадцать четыре на семь, находясь постоянно рядом. Он вспомнил, как дал себе свободу делать что захочется в те несколько дней, когда они сошли с ума и были детьми, бегая на свидания без охраны. Гуляя в одиночку по улицам города. У Кинна наблюдалась устойчивая тахикардия. Натренированный Порш задыхался рядом с ним. Уязвимый. Влюблённый. Глаз не отвести. Лежал в его постели вечером, запрокинув руку за голову. Аккуратно подбритая подмышка блестела в свете прикроватной лампы глянцевыми антрацитовыми волосками. Кинн засмотрелся. Сильные плечи, рельефные грудные мышцы, плоский твёрдый живот. Густые на лобке волосы. Красивый, средних размеров член. Нет. Не похож на девку. - Выбирай - черное или белое, - шепнул особенным голосом, ставя на матрас колено и вытаскивая из тумбочки маленький розовый пакет. - М? - непонимающе вскинул глаза Порш и доверчиво изогнулся всем телом.

***

      Ранним утром уже сидели на общей планерке телохранителей. Кинн в кресле по центру. Порш - стоя, за ним. Бедра под форменными брюками все в тёмных пятнах, бордовых засосах; на ягодице, под черным кружевом - укус до крови. Порш болезненно морщился, на скулах горели яркие пятна стыдливого румянца; Кинн тоже неловко улыбался, ощущая себя немножечко мерзавцем снова. Послать Вегасу цветы, что ли, думал.