КиннПорш

                    - Останется шрам, - холодным профессиональным тоном предупредил Пита хирург, сняв швы. - Позже можно будет зашлифовать лазером. Если хотите. - Не хочу, - ответил Пит и посмотрел на врача с интересом. Доктор был высоким и мощным тайцем. С большими руками, которые не думали дрожать, когда он его неделю назад зашивал. А было больно. - Ну, как пожелаете, - ответил ему врач и стал записывать что-то в карту. В графе "Способ получения травмы" оставил прочерк. Хороший, понимающий был врач. Уж он понимал, что за человек ждёт его пациента за закрытыми дверями в коридоре. Вегас молчал всю дорогу. Когда вернулись из клиники, поинтересовался: - Останется шрам? Пит кивнул и шевельнул лопаткой - место было на редкость неудачным: кость, елозящая под кожей всё время тревожила рану. Вегас поморщился и отвёл глаза от раздевающегося Пита: они собирались ложиться. - Ты должен знать - я не хочу, чтобы это повторилось, - начал Вегас, но Пит его перебил. - Да всё ты хочешь, - сказал уверенно и с сожалением подумал - а почему, собственно, он сразу после инцидента не предъявил никаких условий. Вегас от неизвестности уже неделю мучается, переживает. Вегас, которому вдруг расхотелось стрелять и устраивать поножовщину. Который медленно, но верно менял политику ведения дел на мирное урегулирование с вражескими кланами и с собственной семьёй тоже - и почему она стала так для него важна? Быть может, потому что приближалось тридцатилетие, а говорят, этот возраст для мужчины прямо беда. Или это было влияние влюблённого Пита, мягкое круглое лицо которого, ямочки его молчаливо уговаривали Вегаса бросить путь огня и стать добропорядочным мафиози? Нам только свадьбы и детей не хватало, думал в последнее время Пит, всё ещё работающий на Танкхуна, но переставший ночевать в особняке бывшей главной семьи. Теперь его место было рядом с Вегасом. В его постели, в его сердце. Особенно после того, как сердце это он чуть было не предал. - Тогда давай не будем пока об этом, мне нужно прийти в себя. Тебе тоже, - сказал Вегас вымученно, предчувствуя впереди войну, всю неделю откладываемую ими, и сменил тему, - завтра должна прийти София с Венисом. Он чудесный мальчик, правда? Пит молча отвернулся к стене, сердито закопавшись в одеяло, потому что он тоже был чудесным мальчиком. Именно эти слова шептал ему на ухо Вегас, когда связывал, когда порол, когда насиловал. Брал Пита, подвешенного в петле из толстых веревок за специальный крюк к потолку. Кровь, которая сочилась из распоротой под лопаткой кожи, Вегас использовал вместо смазки, и это тоже было расчудесно. А маленькому младенцу-крикуну все эти в комплименты его великовозрастного братца были ни к чему. И почему все вокруг думали, что если у тебя милое круглое лицо с добрыми глазами и пара ямочек на щеках, ты обязательно должен вести себя как сбрендившая от проснувшихся инстинктов самка? Нет, Пит был решительно против. Против младенческих воплей, какашек в подгузнике и малопонятного лепета мелкого засранца. Оставив в прошлом глупые мальчишеские мечты о розово-сиреневых платьях, в которых его девушка будет приходить к нему на свидания, он смотрел на женщин отстраненно и непонимающе. Так же непонимающе смотрел на детей. Лишь Вегас был величиной понятной и постоянной. Давно изученной и, Пит надеялся, что управляемой. - Не хочу говорить о... - Пит хотел сказать - "чужих людях", но Вегас, заимевший в последнее время острое желание из ничего сколачивать настоящую семью, его бы не понял. Последняя жена его невезучего убитого отца ещё совсем недавно была "шлюхой, испортившей папе жизнь". Но почему-то вскоре превратилась в часть клана. Её маленький сын - в часть семьи, в носителя того же гена. В крошку, который - смотри, Пит, он же такой забавный! Это были перемены к лучшему. Это было обращением к свету. Пит, оставаясь сам на тёмной стороне - и как получилось, скажите, что он там оказался? - смотрел на это сияние, пробивающееся из сердца Вегаса с унылой тоской. Это сияние больше ему не принадлежало. Да и сам Пит больше не сиял. Поэтому не хотел говорить о детях. Точно так же, как Вегас не хотел говорить про инцидент. Пит повернул к нему своё лицо. Лицо было непростительно милым, добрым. Только вот шрам вдруг ни с того, ни с сего начал кровить. А нечего ерзать на лопатках, упрекнул себя Пит, упросивший врача снять швы пораньше. Вегас раздул ноздри. - Ладно, давай отдыхать, - сказал и потянулся рукой к щеке. Коснулся пальцами нежно, любовно. Понимающе. - Поговорим позже. Ага. Позже. Только о чем? О тех стыдных, несдержанных оргазмах? Или о том, что последний из них был настолько силён, что вырубил Вегаса прямо там, на бетонном полу красной комнаты? Питу пришлось самому выпутываться из верёвок и, найдя в кармане спущенных джинсов Вегаса его телефон, в полу-обмороке от кровопотери искать номер какого-нибудь частного врача. - Мы можем ни о чем не разговаривать. Мы можем просто повторить, - сказал Пит. - Нет, - ответил Вегас. А это мы посмотрим, подумал Пит и усмехнулся в стенку, куда успел отвернуться снова. Вегас, конечно же, сразу заметил под пластырем кровь; охнул, вскочил, побежал за бинтами... Бинты стягивали торс Пита от пупка до самых ключиц, так его запеленал в них Вегас. Поцеловал в щеку, накрыл одеялом и сказал засыпать. Пит зло сверкал глазами - от пальцев Вегаса шла всё та же опасная сила, которая могла не только лечить, но и разрушать, Пит чувствовал её остаточный жар, и этого хватило на слабую эрекцию, которую он, ткнувшись членом в одеяло, пытался Вегасу продемонстрировать. Вегас сделал вид, будто не замечает. А потом подействовало успокоительное, в котором, Пит был уверен, была лошадиная доза снотворного. И он провалился во тьму. Там, в этой тьме, Вегас жестоко его обездвиживал, в разных неудобных, стыдных позах. Подвешивал на крюк под потолок, всматриваясь в складочки, которые оказывались раскрытыми, раздвинутыми и беспомощными. Хлестал ремнём. Кнутом. Давал пощечины. И, оставляя синяки на бедрах, брал прямо на весу. Утром Пит проснулся, затравленный успокоительными таблетками. Не знал, куда спрятаться от слишком радостных, светлых звуков жизни особняка - мадам мамаша снова пожаловала, привела своего маленького топотыжку и тыкала мальчишкой сонному Питу прямо в лицо. Мальчишка уже не пах какашками, а пах тёплой детской кожей и маминым молоком. София всё ещё кормила грудью, и грудь эта активно колыхалась под тонким платьем. Которое было розовым. А иногда сиреневым. И почему-то хотелось плакать. И даже уткнуться в эту большую, полноводную грудь совершенно чужой женщины. Поэтому, чтобы не натворить дел, Пит заперся в их с Вегасом спальне, задёрнул шторы, творя ночь, и закопался в тайный ящик своего комода. Вытащил оттуда верёвки, купленные на сайте хозтоваров, потому что не хотел марать историю поиска преступными посещениями специализированных магазинчиков, страницы которых были оформлены все сплошь в красно-черных тонах. Вегас нынче ценил свет и нежную пастель. И детский, заливистый смех противного мальчишки, разумеется. Верёвки стянули запястья грубо и неприятно. Пит развязал. Снял одежду. Подумав, снял трусы. Связал запястья снова. Уселся в странную неестественную позу и попытался на телефон сделать снимок в отражении зеркала. Картинка вышла несколько смазанной. Но Пит зашёл в редактор, увеличил резкость, удалил краски, оставив монохром. Не удержавшись, кокетливо добавил коже влажного блеска и получил в итоге эстетичное, но пугающее селфи. Не раздумывая, кинул в лайн, и сообщение улетело Вегасу. Ужинали всей семьёй. В Бангкок из Лондона вернулся даже Макао. Был ещё длинноволосый Пхаю, семнадцатилетний норовистый мальчишка, седьмая вода на киселе, увлекающийся криминальными мотогонками. И конечно же, была София со своим чудесным малышом. Знать они не знали, отчего Вегас ёрзал на стуле всю дорогу, будто впервые оказавшись на столь многолюдной семейной трапезе. Пит мило улыбался, подмечая. А это было достаточно безобидное фото. На котором и видно-то не было, что модель без трусов. Но зато верёвки, связывающие запястья, полосовали чёткими линиями его кожу отчетливо. Как и на остальных селфи, что Пит стал отсылать Вегасу с регулярностью маньяка. И на последнем снимке было видно абсолютно всё - голая, влажная кожа, раздвинутые колени, гладко выбритые гениталии, приоткрытый анус - Пит часа три проходил с чудовищных размеров пробкой, чтобы добиться такого раскрытия, этой идеальной буквы "О" с черным провалом посередине. И были видны те же стянутые верёвками запястья, рядом с которыми мёртвой змеёй лежал ремень. Его Пит достал из ящика Вегаса, потому что принадлежность аксессуара была очень важна, пусть на фото она была неявной. Вечером был скандал. Орать Вегас разучился. Швырять Пита на постель и молча душить его тоже был не выход, хотя Пит надеялся. Поэтому рядом с Вегасом, окруженным этой зловещей тишиной, лишь яростно дрожал воздух, накаляясь и становясь вязким. Наконец Вегас демонстративно кинул на расстеленную постель смартфон и показал на экран глазами. - Что? - спросил его Пит и сделал непонимающее лицо. - Ты мне скажи - что, - парировал Вегас, тяжело вздохнул и опустил глаза на свой телефон. В режиме слайдов там медленно сменяли друг друга несколько чёрно-белых кадров - позы, светоподача, выражение лица и выбор локации были безупречны. Прежде всего потому, что модель была совершенной: миниатюрный мужчина, которого было бы так приятно мучить - болью и обездвиживанием. - В наш первый раз я чуть не убил тебя. От ненависти, - тихо сказал Вегас. - Второй раз чуть не убил от любви. И ты просишь меня повторить? - Да, - просто ответил Пит, уже не зная, на что надеяться. Но они повторили. Это было странно неловко, больно, и неожиданно... стерильно. Перед началом сессии Вегас протянул Питу лист бумаги. - Это стандартный перечень практик, относящихся к болевым, - сказал и сглотнул - кадык заходил под смуглой кожей шеи. - Внимательно прочитай. Отметь те, что тебе интересны. И начнём. Пита передёрнуло. - Мне интересен ты, а не... это, - сказал Вегасу и всё-таки взял список, ткнув пальцем всего лишь в несколько пунктов. Ремень, верёвки, член. И разве многого он просил? Он никогда не считал, например, что Вегасу будет к лицу латекс. Или какие-нибудь пошлые кожаные штаны. Питу были неинтересны антураж и вычурные девайсы, Пит влюбился не в это. Его необратимая паталогическая обсессия была рождена в муках и нездоровых болевых обмороках, и он ничего не мог с собой поделать, засматриваясь всего лишь на то, каким расчётливым, неторопливым движением Вегас закатывал рукава своей тонкой белоснежной рубашки, обнажая предплечья. Они были по-прежнему смуглыми, мускулистыми, а кисть - аккуратной, маленькой. Изменился сам Вегас; изменился вопреки расхожему мнению о том, что люди не меняются. Он изменился в лучшую сторону, перейдя на светлую сторону. В воздухе запахло миром и благополучием; в спальне, если бы только упрямящийся Пит позволил, было по-супружески уютно и тепло; в обеденном зале вовсю слышался смех - и это были молодые, звонкие голоса. Политика клана повернула в какое-то странное, незнакомое никому русло - дядюшка Корн так дела не вёл: в юридических кулуарах заговорили о слиянии. И слово это Вегас произнёс на каком-то очередном совещании уже очень скоро. Кинн вскинул голову и посмотрел непонимающе. Выдавил - "я подумаю об этом", и Вегас удовлетворенно ему кивнул. Так же довольно кивал он, когда добивался от Пита всех доказательств удовлетворения в постели - Пит не был женщиной и симулировать не мог. Его вынуждали кончать, и вынуждали нежно. Только от этой заботливой нежности, от этих изощренных манипуляций со своим телом становилось ему только хуже. Они договорились наконец на порку и верёвки. И после того, как Вегас выпорол его с отчетливым равнодушием, а после умело отдрочил - Пит так и остался стоять, словно оплёванный, глядя на свой опадающий пенис, с которого сочилось. Механическое возбуждение, с которого все началось и им же закончилось, было ненастоящим, мёртвым. Пита даже затошнило. - Ты же понимаешь, что я просто боюсь, - честно попытался объяснить свою холодность Вегас, когда после очередной унылой порки Пита все-таки вывернуло. - Боюсь навредить тебе снова. Раньше Вегас, кажется, не боялся вообще ничего. - Ты предлагаешь опять позвать Кинна? Чтобы он проконтролировал... - усмехнулся Пит и вздрогнул - у Вегаса мгновенно сверкнули от гнева глаза: Кинн тогда увидел непростительно много; и пусть оказал он Вегасу услугу, но это бесило - Вегас никогда не хотел в их постель третьего. Но что-то должно же было стоять между ними. И именно той ночью Пит подумал об ошейнике. Том самом аксессуаре, который один из всех не казался ему глупым, пошлым и лишним. Единственным с откровенным смыслом, кричащим о принадлежности и послушании. О контроле. Он даже представил его - из мягкой черной кожи, без излишних украшений, с грубой стальной застежкой, какие делают для собак. Почему, насмехаясь над вычурностью БДСМ культуры, всеми этими блестящими латексными штучками, в которых некоторые люди выглядят просто смешно, мы становимся так зависимы от простой полоски кожи вокруг чьей-то шеи? Почему у Вегаса наконец правильно потемнели глаза, задрожали кончики тонких пальцев и рот искривился в жестокой некрасивой усмешке, доказывая, что может люди и меняются, но - не до конца. - Смотрю, ты всё-таки изучил вопрос досконально, - сказал он Питу. - Я досконально изучил тебя, - ответил Пит. - И себя заодно тоже. Он показал Вегасу сделанный в мастерской эскиз. Озвучил сроки изготовления и дату, когда можно будет ошейник этот примерить. - Это... красиво, - выдохнул Вегас неожиданно страстно и жарко. - Только как эта мелочь сможет остановить нас? - Никак, - пожал плечами Пит бесстрашно. - Но попробовать стоит. Вегас стоял молча. Смотрел на его шею. Пит видел, как был он возбуждён. - Ну, давай, - сказал Вегасу, разрешая. - Отдери меня на этом столе, что ли. И Вегас послушно опрокинул Пита на заваленную бумагами поверхность, взял по одной слюне - больно и быстро. Впервые за эти месяцы не заботясь об удовольствии партнёра. Пит морщился от жжения в заднем проходе и довольно скалился - диких псов приручать нужно правильно.       Красная комната была прежней - пустой, бетонной, серой. Только что полученный из мастерской ошейник примеряли там. Оба они были абсолютно голыми. За исключением. Узкая полоска кожи с непривычки раздражала кожу, и на ней уже была видна красная натёртость. Красные следы были видны и на заднице Пита: Вегас порол его после - обнаженного, связанного - сильно и жёстко. Голодно. - Скажи, если начнёшь отключаться - предупредил Пита, - я не смогу остановиться, если меня накроет и в этот момент я не услышу... твой голос. Пит усмехнулся - хорошо. - Затяни туже, - потребовал и задрожал всем телом, когда Вегас послушно и очень тесно прижался, протягивая руки к его слишком слабо стянутым запястьям. Всё было совсем по-другому. Вегас порол. Потом они трахались стоя. У Пита крепко стояло. Член хлопал по животу на глубоких сильных его толчках, а Пит совсем ничего не мог поделать, когда от интенсивного проникновения становилось немного больно - руки его были вздернуты вверх и от неудобной позы дыхания не хватало. Вегас развязал его, когда Пит стал хрипеть, и поставил на колени. - Трахни в рот, - просипел еле слышно Пит, и первые, неясные нотки приказа были ещё плохо слышны в истомлённом этом сипении. Вегас послушно поднял ему голову, больно рванув за волосы и пальцами надавил на ямки щёк - открой рот. Пит открыл и получил прямо до горла разгоряченную плоть, вымазанную собственными выделениями. Вкус был гадким и терпким, но он сосал. Неловко мастурбировал себе связанными руками и чувствовал, как из задницы течёт тёплая смазка. На очередном горловом спазме Пита Вегас с шипением член вытащил, швырнул Пита обратно на пол и снова взялся за ремень. Стало опять очень больно. Пит уплывал. Из последних сил он сфокусировался на искаженном страшном лице склонившегося к нему Вегаса и понял, что кончает. Конечно же, он не стал его останавливать. Вот ещё. Лишь потянулся рукой к ошейнику и жестоко его перекрутил, усиливая давление на кадык...       ... - Ошейник был хорошей идеей, - сказал Вегас ему позже, когда перед сном они уже провели все реанимирующие процедуры - намазали Пита заживляющей мазью, а Вегас наглотался валерьянки. - Расслабиться... было сложно. - Надеюсь, кончить было легко, - ответил на это Пит и посмотрел на Вегаса внимательно - в конце концов он хотел, чтобы хорошо было всем. Да и кончал Вегас красиво. - Кончить? Ты не сказал мне, что кончать можно, - пошутил вдруг Вегас. Или это была не шутка. Воздух в спальне вдруг неприятно загустел, а спиной Пит почувствовал опасность. Он подумал о неудовлетворённом, до сих пор, возможно, возбуждённом Вегасе. О том, что он ждал и все ещё ждёт разрешения, а не получив его, проснётся утром на мокром, пряно пахнущем под собой пятне... Пит свёл голые лопатки, впитывая кожей эту осязаемую опасность и улыбнулся, надеясь на то, что Вегас обязательно увидит его милые, прелестные ямочки. Потом глубоко закопался в их общий гардероб - на утро могла потребоваться водолазка с высоким горлом, чтобы прикрыть следы от ошейника. Он кинул её на кресло и снова лёг в постель. Спал очень крепко. Утром постель на наличие пятен не проверял, и вскоре стоял на своём месте, за спиной Танкхуна, чутко отслеживая профессиональным взглядом передвижения в зале переговоров. Вегас собрал всех - обсудить новый объект, продемонстрировать расположение, показать мирные намерения, и снова повторять и повторять это странное слово "слияние". Кинн сидел, раздувая свои породистые ноздри, и Пит прекрасно понимал, что плевал он на это слияние; что его "я подумаю" означало отчётливое "нет"; что все они те же бандиты, что и раньше - они вчерашние мальчишки-убийцы и жизнь не меняется. Меняется лишь имя стоящего на вершине да гардероб с оттенками рубашек. У Порша они были теперь все сплошь чёрными, а Вегас и вовсе сидел в водолазке, прикрывая высоким воротом свою красную, натёртую ошейником шею. И Пит довольно улыбался, зная - этот важный для них аксессуар всё ещё был на нём.