Но сердце сильней одно наших недоверий

      Его… Семья? Остальные якши...       Имеет ли он право называть их семьей? Если не уберег, если каждый из них переживал невзгоды в одиночку, и ни один из них даже жестом не дал понять, что они на грани разрушения, и карма разъедает их нутро, если он был слишком слеп, чтобы не заметить, и слишком глуп, чтобы верить на слово… Если он не смог спасти ни одного? Имеет ли право он называть их своей семьей?       ...остальные якши любили размышлять о том, что будут делать, когда небо над Гаванью Ли Юэ станет мирным. Бонанас мечтательно улыбалась, пуская круги на воде аккуратной ладонью, от чего рукав намокал и становился тяжелым, и говорила, что всегда хотела научиться искусству танца, чтобы парить не только с копьем, рассекая отравленный скверной воздух. Индариас снисходительно смотрела на нее, желающую учиться у людей, и говорила, что сама научит людей обращению с оружием, поможет преуспеть в ковке, чтобы их искусство хотя бы немного приблизилось к искусству адептов. Босациус бодро сообщал, что, конечно же, научит людей сражаться, на что Меногиас заметил, что никуда его не пустит в таком непристойном виде. Босациус был слишком… Энергичным. Любая рубашка тут же приходила в негодность.       Меногиас бережно оглаживал корешок книги, написанной людьми. Все знали, что он желал бы поделиться с людьми своими знаниями и перенять их опыт взамен.       «А что будешь делать ты, Алатус?»       Алатус… Смирил Бонанас недоуменным взглядом и отвернулся.       Теперь Бонанас ни о чем не спрашивала. Никто не спрашивал. И пускать круги было некому. Не шумел возмущенно Босациус, не Звучал слегка надменный голос Индариас…       Алатус мог только сам завороженно наблюдать, как переливалась ночью в ручье вода, и некому было отчитать его за рукав, не было никого, кто бы раздражающе положил руку ему на плечо… Он бы не оттолкнул сейчас. Только бы были рядом.       «А что будешь делать ты, Алатус?»       — Без вас… — тихо начал Сяо.       «Ничего».       Он просто продолжит существовать.       Не знал, чего ждет дальше. Просто… Когда-нибудь и его время придет. Его жизнь не принадлежит ему. Он просто оружие, и Властелин Камня волен избавиться от него тогда, когда посчитает нужным. Вернее… Уже избавился. Их контракт больше… Его больше нет. Но он назвал это свободой. Сказал… Вернее, ничего не сказал. Хранительница Облаков сказала, что теперь он «свободен от долга», на что получила только полный презрения взгляд.       Он не может быть «свободен». Оружие, которое никому не принадлежит — бесполезное, ненужное, жалкое…       — О чем задумался? — что-то сверкнуло наверху, так что Сяо сначала недоуменно проморгался. — Хозяйка Постоялого Двора передала, что я могу попытаться найти тебя здесь. Какое-то... Особенное место? Прошу прощения, если спрашиваю лишнее.       Золото плаща сверкнуло, как звезды, где-то сбоку.       Он так отвлекся, что посчитал приближающиеся шаги и чуть сбитое от передвижения за звуки окружающей его природы: они был не громче, чем ручей или шелест листвы. В конце концов, ему ли бояться чьего-то приближения?       Тем более, если это приближение Альбедо. Так… Просто так получилось. Это было странно для Сяо: он не чувствовал дискомфорта от того, что его видят, его присутствие не вызывало желания уйти, он не был опасным, был спокойным, не раздражающим, хотя мало что могло быть для Сяо «раздражающим» спустя столько лет, его терпение было…Было.       Словом, он мог позволить Альбедо застать себя в таком отрешенном виде.       — Альбедо, — скорее для себя обозначил Сяо, чуть отодвигаясь в сторону, чтобы ему было, где сесть, если он захочет.       Он немного нахмурился, не понимая, почему тот молчит, но потом вспомнил. Его же спросили. Как-то он… Совсем растерянный.       — Ничего важного, — кивнул Сяо, надеясь, что этот ответ подойдет.       Теперь… Наверное, его было, кому спросить: «Что будешь делать дальше, Алатус?». Но Альбедо не знал этого имени. А еще Альбедо не считал, что есть какое-то «дальше», и что Сяо должен что-то «делать», он вообще очень мало знал о Сяо, но его вины в этом не было: Сяо сам был не очень многословным собеседником. Не из-за недоверия, он просто… Просто Альбедо другим. Он был совсем молод, на нем не лежал груз двухтысячелетней вины, он был таким… Свободным? В нем было много жизни, интереса к ее изучению, и Сяо казалось, что если он расскажет ему о своем прошлом чуть больше, то эта жизнь начнет увядать.       Но вместе с тем, даже если Альбедо был совсем другим, в нем ощущалось что-то знакомое. В его улыбке была искренность Бонанас, во взгляде — легкая снисходительность Индариас. Его плечо казалось таким же надежным, как плечо Босациуса, пусть он и был слишком хрупким внешне для такого сравнения, а в голосе… Голос был будто шелест страниц книг Меногиаса, а в глазах — его мудрость, он казался… Как они. Казался тем, кого Сяо мог подпустить к себе чуть ближе, чем остальных.       Он был чужим. Он нес на себе запах Города Свободы, но вместе с тем что-то морозное, что-то будто бы чужое, почти забытое, как знания, к которым стремился. Его слова были странными, многие из них были терминами, с которыми Сяо был плохо знаком. Его жесты были плавными и размеренными, его поступки вызывали странное волнение, не как когда ждешь, пока противник начнет наступление, а как… Он не мог подобрать сравнение.       Он казался таким далеким, таким прозрачным, будто призрак, который вот-вот исчезнет, казалось, его нельзя коснуться не только из-за проклятой энергии, которую источает Сяо, а потому что тогда, если коснуться, он растает дымкой в вечерней прохладе.       Но Альбедо будто бы не замечает его метаний и в ответ на его внимательный растерянно-задумчивый взгляд только улыбается будто бы теплее. В его светлых глазах совсем немного видно ночное небо, и Сяо осознает, что смотрит уже слишком долго.       — Ничего важнее, чем я? — улыбается Альбедо той самой не-улыбкой-Бонанас.       — Наверное… Да, — отзывается Сяо.       Он не знает, что хочет делать дальше, и никому теперь нет дела до того, что он будет делать, но… Но если этот странный человек что-то предложит, то Сяо, пожалуй, согласится.