Блеск глаз (Летние ОтМетки)

      Геральт не особенно обращал на Лютика свое внимание. Сколько бы лет они ни путешествовали бок о бок, ведьмак принимал наличие барда рядом, как данность, хотя, иногда ему, всё-таки, и было интересно, что тот из себя представляет.       Вероятно, так бы все и продолжалось, если бы не их расставание на горе, после которого Геральт чувствовал себя таким виноватым, каким, кажется, вообще никогда себя ни перед кем не чувствовал. И, если честно, ему было бы намного легче, если бы Лютик хотя бы немного на него позлился, хотя бы для приличия, что ли… Мог бы послать, в конце концов, просто по-дружески, чтобы Геральту стало полегче дышать — но нет. Лютик отпускал иногда саркастичные комментарии, колкие, как заточка, и болючие, как ожог, но недостаточно злые, а скорее обиженные и грустные. Геральту от этого становилось только гаже.        И ведьмак сам не понял, как начал наблюдать за Лютиком так пристально, как никогда не наблюдал.        Первый вывод он сделал, когда Лютик, отстукивая ритм песни деревянной ложкой по деревянному столу, голосил в главном зале Каэр Морхена так, что воздух вибрировал. Плотный голос отражался от стен и бил по ушам, но недостаточно, чтобы было больно.         Так, как по заднице бьет любовник в порыве страсти.        Геральт чуть не подскочил от этой неожиданно-пошлой мысли, и с осуждением посмотрел на пустую бутылку ведьмачьего вина перед собой. Если бы бутылка имела сознание, то точно бы стушевалась и приняла на себя вину, но безразличное мутное стекло только блеснуло в ответ, отражая огонь свеч.       Ложка в руке Лютика треснула в самый неподходящий момент, прямо посреди припева, и отломленная часть с тихим стуком упала на каменный пол, куда-то под стол, туда, где ее уже наверное никто и никогда не найдет, но бард, кажется, даже не заметил: продолжил стучать незамысловатый ритм оставшимися тремя.        Геральт проворчал:       — Ну давай, блять, ломай, ломай…       Второй вывод он сделал, когда Лютик украл у него бритву.        Не то, чтобы украл… взял без спроса. Геральт отвык от этого за последние месяцы без барда под боком. Раньше, конечно, Лютик постоянно проворачивал что-то такое: без стыда таскал у Геральта из сумки то бритву, то масло, то еще какой-нибудь банальный предмет, который в путешествиях был, несомненно, ужасно нужен, но постоянно терялся. Геральт не оставался в долгу и часто без спроса брал у Лютика мыло, которое волшебным образом всегда у того в сумке находилось, завернутое в ткань. Лютик не то, что не возражал, он радовался как празднику каждый раз, когда замечал, что Геральт выглядит чище и свежее: "Ну, взял мыло, наконец, умылся по-человечески! Смотри, совсем другое дело, мой дорогой ведьмак!"       Но вывод Геральт сделал не об этом, конечно, это так — странные и бессмысленные рассуждения, вызванные воспоминаниями.        Ведьмак не обнаружил бритву на ее обычном месте в своей комнате и ему даже не нужно было никого спрашивать, чтобы узнать, кто ее взял. Конечно, Лютик, приехавший в Каэр Морхен без единой вещи, то и дело брал у Геральта что-нибудь. Даже Ламберт не был в безопасности: и у рыжего ведьмака Лютик умудрился что-то утащить.        Утащить что-то у ведьмаков было вообще-то задачей непростой, но у Лютика были свои козыри в рукавах.       В кружевных, щегольских, накрахмаленных рукавах.        Козыри были таковы:       1. Бесконечная наглость.       2. Отсутствие совести и всякого инстинкта самосохранения.       3. Природная припизднутость.        4. Опыт.        Опыт в одурачивании ведьмаков, а именно одного конкретного, у Лютика был внушительный.        Был еще, конечно, и пятый козырь, без которого все четыре предыдущих не сработали бы:       5. Честный, открытый, блестящий, умоляющий и нежный взгляд.        Огреть придурка по башке после того, как тот в очередной раз утаскивал у Геральта какую-нибудь вещь, совсем не хотелось, потому что после того, как бард возвращал украденное, он смотрел таким взглядом…        Даже Ламберт не устоял. Выматерился, пригрозил, что надает по самое не балуйся, если такое еще раз повторится, даже рыкнул для убедительности, но подтвердить свои угрозы кулаком не смог.        Геральту даже стало его немного жаль.        Но и не об этом сделал ведьмак вывод.        Второй вывод он сделал, когда Лютик этой треклятой бритвой воспользовался.        И вывод был таков: Лютик красивый. И ни разу не выглядит на свои… сорок… с чем-то там. Может быть, на двадцать пять, или на тридцать, если уж совсем придираться, но уж точно не больше. Иллюзию повзрослевшего лица создавала щетина, и стоило барду нормально, чисто побриться, тот снова превратился в мальчишку. Судя по всему, он был этим недоволен: проворчал, что теперь его снова никто всерьез воспринимать не будет, и что хотелось бы ему, на самом деле, быть таким же мужественным, как Белый волк.        Белый волк, в свою очередь, сказал, что всерьез Лютика никто не воспринимает не из-за отсутствия щетины, а из-за подростковой придурковатости. Лютик не обиделся, хохотнул и убежал помогать Цирилле плести венок из сухоцветов. Это было непросто, но бард вышел из положения: принес нитки и иголку, на которые аккуратно нанизывал сухие стебли.        Их он тоже спиздил у кого-то, вот к гадалке не ходи…       Первые два вывода были случайные, но очевидные: сильный голос, натренированный не одним десятилетием усердных вокальных упражнений, сильные аристократичные гены, препятствующие старению кожи лица, выпадению волос и зубов.       Зубы, действительно, у Лютика были на месте все.        А вот третий вывод, хотя тоже был случайным, очевидным точно для Геральта не был.        В одно утро Лютик с легкостью поднял огромный осколок камня, бывший когда-то куском стены, и убрал его с дороги на кухню. Он единственный во всем замке спотыкался о него каждое утро, поэтому, соответственно, никто кроме него и не думал заботиться о том, чтобы убрать осколок с прохода. Да и Лютик целый месяц бился о него носком сапога, шипел, тихо матерился и ныл — и обходил стороной. Видимо, этим утром святое терпение менестреля кончилось. И ничего не было в этом необычного, только вот…       Геральт проследил за движением барда взглядом из-под нахмуренных бровей, на что Лютик не обратил никакого внимания. Поздоровался немного вяло, видимо, перебрал вчера вечером знатно, отсалютовал кружкой с вином (опохмелиться решил, алкоголик чертов…) и ушел, чуть покачиваясь.       Ведьмак еще раз посмотрел на камень, мирно лежащий в углу кухни, и, как будто воровато оглянувшись, подошел, чтобы ткнуть его ботинком — может, полый внутри, потому легкий такой?       Камень не поддался. Не поддался, когда ведьмак приложил чуть больше силы и пнул его — остался лежать на месте, бесяче-невозмутимый. Геральт пробормотал скверное краснолюдское ругательство, присел, подхватил осколок стены руками, потянул вверх…        Поднял, конечно. В чем он вообще сомневался? Но, если быть честным, человек такой вес не должен поднимать без труда, раз уж даже ведьмак напрягся и не сдержал страдальческого звука, похожего на "мгмх" и "хей" одновременно.       Геральт обнаружил себя стоящим посреди кухни с куском стены в руках, одного, как идиота задумавшегося о чем-то. Решил, что раз уж взял… можно отнести на свалку — а что его, обратно кидать?       В следующий раз Лютик заставил ведьмака тихо и мрачно охуевать во время наблюдения на следующий же день.        Часа три, а то и все четыре, бард катал на шее Цириллу, которая, хоть и была маленькой девочкой, всё-таки хоть что-то весила. Причем, весила она явно больше, чем можно было бы без труда таскать на шее несколько часов, то и дело подпрыгивая и опасно поворачиваясь. Цирилла, кажется, даже и не задумывалась ни о чем, она только звонко засмеялась, когда Лютик в очередной раз совершил небольшую пробежку, ухватив ее за щиколотки, как ребенка, покрепче. Потом запрыгнул на стол, с него — на лавку, оттуда — на пол и убежал на улицу, где, судя по крикам и визгам, нырнул прямо в снег — прямо вместе с ласточкой. Геральт уже думал бросить дела, чтобы пойти за ними и за шкирку вытащить из сугроба и, естественно, отругать на чем свет стоит за шум и гам, но буквально через минуту Лютик, весь мокрый и в снегу, вбежал обратно в замок, но уже без Цириллы. Цирилла же, тоже вся мокрая и в снегу, вбежала за ним, угрожающе размахивая палкой.       Геральт одобрительно хмыкнул, но не успел отвернуться, как девочка прыгнула и со всей силы полетела прямо на Лютика со спины. Ведьмак дернулся, потому что внимательный охотничий глаз оценил силу прыжка, и после такого барду, по-хорошему, костей не собрать, и лечить его потом конечно…       Лютик обернулся в тот самый момент, когда колени ласточки уже подлетели к его пояснице, без труда словил ее в воздухе и крутанул, перекидывая через шею, как кабана, и побежал в противоположную сторону.        Цири выронила палку, которой грозилась надавать Лютику по голове, а Геральт заставил себя выйти из ошеломленного оцепенения, о наличии которого у себя в списке эмоций даже и не подозревал.        "Нечисто тут что-то", — подумал ведьмак и поморщился. Он никогда раньше не замечал…       Давнее воспоминание неожиданно всплыло в голове. Лампа джинна, Лютик, взбешенный и по-детски обиженный, вырывает у ведьмака древний артефакт из рук так, будто противостоит подростку, а не столетнему мутанту-охотнику, и, черт возьми, действительно в конце концов выхватывает треклятую лампу у него из рук.        Геральт ни тогда, ни после не заострял на этом внимания, но…       "Черт возьми, сука, я урою его, если окажется, что он и сам все это время мог раздавать тумаки рогатым мужьям оприходованных им женщин!" — выдал Геральт в мыслях предложение, по длине и сложности настолько ему несвойственное, что стало противно.        А потом урыть бедного менестреля разом расхотелось, едва он вспомнил, как Лютик таскал его побитого к знахарям на собственных плечах. Пару раз. Или раза три, может быть.        Пять?       Пятнадцать…?       Геральт захлопнул свои воспоминания, как захлопывают книгу, в которой прочли что-то ужасное, и вернулся к своим делам. Что происходит, он выяснит потом, когда представится возможность — решил так.       Возможность представилась следующим же вечером — на кухне собрались Лютик, Йеннифэр, Цири, ведьмак присоединился позже, когда закончил работу в лаборатории, но когда пришел, конечно, уйти уже не смог.        Лютик, снова немного поддатый, читал стихи, манерно и излишне драматично жестикулируя, но ласточке и чародейке, судя по виду, нравилось это небольшое выступление.        Геральт сел напротив него, отодвинул от себя бутылку водки, и, подождав, пока бард закончит чтение, встретился с ним прямым и серьезным взглядом.        — Ну, что скажешь? — весело пролепетал Лютик, тут же растеряв всю свою актерскую дикцию. — Три слова или меньше, — и придвинул бутылку водки ближе, чтобы разлить по кружкам еще по чуть-чуть. Цири прищурилась и тоже подвинула свою кружку к Лютику, как бы ожидая, что тот не заметит и плеснет ей водки тоже, но Лютик только нежно-снисходительно улыбнулся. Именно так, как детей бесит больше всего.       Геральт молча выхватил бутылку из его рук и убрал чуть подальше, чтобы Лютик не мог дотянуться, не вставая при этом из-за стола. Ведьмак поставил руку локтем на стол, кистью вверх, и чуть наклонил к Лютику. Бард, тут же узнав это движение, схватил его в ответ, крепко сжав широкую и испещрённую шрамами ладонь своими изящными и тонкими пальцами. Но дошло до его мозга, всё-таки, медленнее, чем до тела.       — Ге-ральт, а мы собираемся… силой…меряться? Ты? Со м-ной? — хохотнул бард, но руки не убрал, хотя и очень многозначительно покосился на бицепсы ведьмака.        Йеннифэр с интересом наблюдала за открывшейся ей картиной и плеснула себе водки сама, раз уж Лютик был слишком занят.        — Я считаю, что армрестлинг придумали потому, что мужчины хотят подержать своих друзей за руку, глядя глаза в глаза, но им нужно для этого оправдание, — выдала чародейка бесстыдно.       — Арм-что? — переспросил Лютик заплетающимся языком.        Геральт прервал эту издевку и пробасил серьезно:       — Продержишься тридцать секунд — пущу в библиотеку.        Лютик уже было приоткрыл рот, а его глаза азартно заблестели, но как только он услышал про библиотеку, тут же чуть стушевался и пьяно хихикнул.       Геральт не поверил своим глазам.        — Ты и туда уже залез!?       — Т-ты знаешь, какие у меня отношения с замками, мой дорогой, — протянул Лютик и на секунду отвел взгляд. — Вижу замок — не могу удержаться. Должен залезть.       Геральт тяжело вздохнул, но решил, что разберется с этим потом. Весемиру это точно не понравится…       Ведьмак понимал: чтобы эксперимент прошел успешно, он должен предложить Лютику что-нибудь, что тот действительно захочет хотя бы попытаться выиграть. Так просто не выйдет — бард воспринимал всё происходящее настолько не всерьез, что даже не повернулся на лавке лицом к Геральту, а продолжал сидеть, закинув ногу на ногу, чуть боком и наклонившись к столу, изогнувшись так, будто физически не может сидеть ровно.        — Куплю тебе новую рубашку, — выдавил Геральт сквозь зубы.       У Лютика натурально челюсть отвисла, но он тут же согласно и часто закивал — видит бог, Геральт знал на что давить, учитывая, что Лютик уже месяц жил в ведьмачьей крепости и ужасно, наверняка, страдал от подобного вынужденного отшельничества.       — А если я выиграю? — внезапно выдал Лютик самую большую дичь, которую когда-либо слышал Геральт.        Ведьмак даже не сдержал снисходительной ухмылки, и чуть наклонил голову вбок.        — Лютик, блять, если выиграешь — проси вообще, нахуй, что угодно, придурок, — почти ласково сказал ведьмак.        Лютик расхохотался и снова согласно закивал. Успокоился, посмотрел на их руки, как бы ожидая начала.       Геральт понял, что Лютик сам не додумается точно, поэтому многозначительно покосился на его позу. Бард ответил вопросительным взглядом и вздернутой бровью.       — Сядь нормально, — сдался ведьмак и потер переносицу свободной рукой.       — А! О! Точно! — вскрикнул Лютик, завозился на лавке, даже руку убрал, уже немного вспотевшую, и тут до Геральта запоздало дошло, что они все это время так и сидели, держась за руки…       Лютик, пересаживаясь на лавке, зацепился за край каблуком сапога, чуть не упал, запутался в полах плаща, чуть не оторвал полоску ткани, но всё-таки сел по человечески — прямо и ровно.        Геральт посмотрел на его ноги и не сдержал очередного тяжелого вздоха.       — Ноги в пол упри нормально.        Лютик послушно оперся ногами в пол, снова поставил руку локтем в стол, взял ведьмака за руку и чуть наклонился вперед.       Геральт открыл рот, чтобы отсчитать, но Цири, все это время тихо перешептывающаяся с Йеннифэр, перебила его:       — На счет три! Раз, два, три…       Рука Лютика безвольно ударилась о стол, бард в изумлении открыл рот, но чуть запоздало.       — Ты не уследил, да? — сокрушенно прошетал Геральт и прикрыл глаза.       "Идиот, каких поискать."       — Я… Я думал не на три, а на три и… Ну, как музыкальный счет, раз — и, два — и, три — и, четыре. Не может же быть… Четыр-ре сразу после три, понимаешь, тогда же ритмический рисунок смажется, кстати, это называется си…       — На три, — перебил Геральт. — Сразу после двух.       Лютик понятливо кивнул, ведьмак выпрямил руку, которую даже не напряг, Лютик снова схватился за его ладонь.       Ласточка снова отсчитала до трех.       Геральт неожиданно… не смог пошевелить рукой. Не то, чтобы он прикладывал сейчас свою максимальную силу, он едва напряг мышцы, но ощущалось всё так, будто он пытается сдвинуть каменную стену.       Геральт знал, что и каменную стену можно сдвинуть, если постараться, поэтому поддал еще силы в руку. На фоне Цирилла отсчитывала секунды, Лютик пыхтел, что есть сил, а Йеннифэр потягивала неизвестно откуда взявшееся вино.        "Где она, блять, взяла бокал…" — пронеслось в голове у ведьмака, и он понял, что его локоть дрогнул.        Геральт поднял взгляд на лицо Лютика. Щеки барда раскраснелись, глаза заблестели, на виске вздулась вена, как и на запястьях, а рука под кожаным рукавом плаща напряглась, натягивая ткань.       Лютик быстро облизал верхнюю губу, уронил голову подбородком на грудь, и, кажется, коротко рыкнул.       — Ты хотя бы для приличия мог бы выглядеть напряженным, — выдавил Лютик с хрипом.        — Хм, — ответил Геральт и добавил усилия.        И не смог сдвинуть руку Лютика хотя бы на миллиметр.       Постепенно прибавляя усилие, ведьмак понял, что давно перешел черту "у человека уже должны были поломаться кости", а Лютик все пыхтел, но держался — не дрогнула твердая рука менестреля.        — Так уж тебе нужна эта блядская рубашка, — проворчал Геральт и сделал то, чего точно от себя в этот вечер не ожидал — выкрутил свою ведьмачью силу до упора, до максимального уровня, который телу позволяло отсутствие эликсиров и легкая усталость.       Рука Лютика, наконец, дрогнула, и ведьмак уже облегченно фыркнул, Цирилла отсчитала двадцать восьмой счет.        Костяшки пальцев Геральта встретились со столом с такой силой, что старинное, зачарованное на крепкость дерево стола жалобно скрипнуло.       Лютик тут же вскочил, как пружинка, на лавочку, и крикнул:       — Я победил! Да! — и всплеснул руками в стороны, как будто стоял на сцене.        В общем, едва он сделал два глубоких вдоха и опустил взгляд вниз, на Геральта, он тут же сдулся и улыбнулся, но уже мягко, а не торжествующе.       — Мой дорогой ведьмак, — сказал бард нежно и в одно движение опустился на лавочку задницей, снова садясь неровно, как змея, и застенчиво-умиленно продолжил: — Это очень мило с твоей стороны было — позволить мне эту победу. Я сложу о ней балладу! — выдохнул Лютик мечтательно, поставил локоть на стол, уронил на кулак подбородок и с нежностью уставился на Геральта.        — Кхм. Да, — ответил ведьмак и неверяще посмотрел на свои собственные руки.       — Я хочу красную рубашку с золотым узором, — протянул Лютик и прикрыл глаза.       — О, нет, уговор был не о том, — явно издеваясь протянула Йеннифэр. — Ты сказал, что выполнишь любое его желание, если он победит.        — Что? — нахмурился Геральт и перевел на чародейку взгляд.       — Да, так и было, как секундант заявляю, — кивнула Цирилла.        Лютик откашлялся, поморщился скептически, посмотрел на свои ладони уже более трезвым взглядом, но решил, что трезвость сегодня ему к ни к чему — потянулся к бутылке с водкой, перегибаясь через стол, взял ее, откупорил, плеснул себе в кружку и одним махом выпил.        — В таком случае, — сказал он, изящно описав в воздухе полукруг кружкой. — Я хочу…       И застыл, поджав губы.       — Понятия не имею, чего хочу, — признался Лютик сокрушенно и посмотрел на дно кружки так, будто там был ответ.       Геральт все это время молча наблюдал за ним, пытаясь сформулировать хоть один адекватный вопрос.       Безуспешно.       — Хочу… нет. Хочу… нет? Нет. Хочу… не хочу, тоже нет. Хочу-хочу-хочу…       Лютик тяжело вздохнул и подтянул колено к себе, чтобы драматично положить на него щеку.       Геральт очень надеялся, что тот просто вспомнит о треклятой рубашке, и ведьмаку не придется иметь дело с безумными, наверняка опасными, сложными, может быть, даже унизительными желаниями поэтичной души менестреля, но, к великому неудовольствию Геральта, на лице Лютика наконец появилась мысль.       — Геральт! — вскринул он и снова выпрямился.       "Минуту не может спокойно посидеть?"       — Ге-ральт, я придумал, я при-думал.        — Что ты придумал, — ответил ведьмак без всякого вопроса в интонации, только с мрачной неизбежностью.       Лютик улыбнулся, глядя ему в глаза, и самыми кончиками пальцев прикоснулся к локтю ведьмака, так и лежащему на столе.       — Скажи, что мы с тобой лучшие друзья.       Геральт недоуменно медленно моргнул, и ответил быстрее, чем успел подумать:       — Конечно, мы друзья, Лютик, о чем ты?       Бард замер, глаза распахнулись в удивлении и даже щеки немного покраснели. Ведьмак рассудил, что это от водки.        Неловкое, но интимное молчание разбила Йеннифэр:       — Ты должен мне пять золотых, бард.       — Что!? — тут же взвился Лютик и повернулся к ней лицом.        — Не помнишь? — с удовольствием протянула чародейка. — Мы спорили, что Геральт никогда не назовет тебя другом. Я сказала, что он просто старый дурак, и проболтается однажды, а ты сказал, что он скорее лошадь свою тр…       — И совершенно необязательно, — резко перешел на фальцет Лютик, — раскрывать все подробности прошедшего уговора, я вспомнил, спасибо большое, моя дорогая.       Йеннифэр уже открыла рот, чтобы ответить что-то ужасно язвительное, но Геральт прервал их разговор:       — Мне нужно выспаться, — с этими словами он поднялся из-за стола и вышел с кухни.       Еще ему, блять, не хватало проблем с Лютиком… Геральт понять не мог, что происходит: медальон молчит. Йеннифэр ничего не замечает, остальные ведьмаки — тоже, на серебро Лютик реагирует разве что похотливым и жадным блеском глаз, так какого хуя здесь вообще…              — Геральт! Стой! Стой же ты, ты не слышишь меня? — шепотом кричал Лютик, бегом приближаясь к ведьмаку со спины.       Геральт обернулся, понял, что Лютик бежал за ним уже какое-то время, и остановился. Бард, не успев затормозить, свалился прямо на него, но быстро нашелся — обхватил его руками, как оковами, и прижал к себе в объятии.        — Ты пьян, — ответил Геральт и сухо похлопал его по спине в ответ на это неожиданное проявление чувств.        — Спасибо, — прошептал Лютик ему в шею и не разорвал объятий.        Геральт подумал, что сейчас, наверное, самое время вывести Лютика на разговор — тот наверняка не будет юлить, растроганный, и вряд ли сможет так уж безупречно врать, пьяный.        — Нам нужно серьезно поговорить.       — Конечно! — вскрикнул Лютик и отстранился от ведьмака на несколько сантиметров, заглядывая в глаза, но не дал ведьмаку продолжить мысль, вместо этого затараторил сам: — Ты так смотришь на меня в последнее время, пристально, не вертишь нос от общения, не толкаешься, не огрызаешься, шутишь, дал мне выиграть в эту глупую игру, ты хотел мне подарить что-нибудь, но тебе нужен был повод, другом вот назвал, я же не слепой, Геральт, я понимаю, о чем ты…       — У тебя есть сверхспособности?       — Ты влюблен в меня?       Лютик замер, ошарашенный, Геральт нахмурился.       — Да.       — Насколько я знаю, нет..?       Ведьмак прикрыл глаза и тяжело вздохнул.        — Давай по очереди.       — Я тебя сейчас буду расцеловывать во все щеки.        Геральт открыл глаза, но не успел ничего сказать.       На кухне, которую Йеннифэр и Цири покинули буквально минуту назад, с грохотом упала столешница — прямо на пол. Крепление, соединяющее ее с ножкой стола именно там, где напротив друг друга сидели бард и ведьмак, сдалось, хрустнуло и сломалось. Отстраненно Геральт подумал, что ему прилетит от Весемира по самое не балуйся, и список того, за что именно, можно уже начинать составлять. Лучше начать с библиотеки или всё-таки с его любимого кухонного стола…?