Красота детских душ

      На стене в гостиной мерно покачивается маятник часов, что показывают пятнадцать минут одиннадцатого.       Разместившись в полюбившемся кресле у горящего камина, Геральт читает книгу. Какой-то глупый роман, но не всё же ему только детские сказки читать. Он мог бы провести совершенно восхитительный час этим декабрьским вечером за чтением, если бы только в этой дурацкой книге не оказались такие мелкие буквы. Геральту приходится либо щуриться, либо отодвигать её от себя немного дальше. Проклятая дальнозоркость, проявившаяся аккурат на сто пятидесятом году жизни вот уже три года как не даёт ему покоя. У него даже лежат очки для зрения, на покупке которых настоял Регис. Но пользоваться он ими упорно не планирует ещё лет тридцать.       Судя по звуку из коридора, Регис только что вышел из детской. В гостиную он даже не заглянул, значит, сразу пошёл в спальню.       Геральт решает, что сначала дочитает чёртову главу, а потом пойдёт к Регису. Но уже через полминуты до его ушей вдруг доносятся сдавленные всхлипы, и он резко настораживается, прислушиваясь. Это кто-то из девочек? Нет, нет, это не детский плач. Выходит… Регис?       Нахмурив брови, он поднимается и тихо выходит в коридор. Да, звук определённо идёт из их спальни. Он бесшумно открывает дверь, что и так не до конца прикрыта, и изумляется. Регис сидит на кровати и, закрыв лицо ладонями, сотрясается в беззвучном рыдании.       По телу Геральта пробегает холодок. Он, конечно, видел, как Регис плачет, но чтоб вот так — никогда. Это его настолько шокирует, что первые пару мгновений он стоит на месте, как вкопанный, и только когда плечи Региса в очередной раз вздрагивают, он отмирает.       — Регис, Регис, хороший мой, что случилось? — спрашивает он, падая на колени перед ним, и слышит, что его собственный голос дрожит.       Регис машет головой и только сильнее плачет, теперь уже взахлёб, с громкими всхлипами.       Что-то больно колет посередине груди от этого зрелища, и Геральт хватается за сердце, стараясь дышать глубже и ровнее. Проклятый возраст! Нельзя так нервничать.       Справившись с болью в сердце, он садится на кровать рядом и обнимает Региса, гладит его по плечам, целует в волосы и всё допытывается, что же случилось. Регису удаётся немного успокоиться, и Геральт оставляет его всего на минутку, чтобы принести стакан воды и носовой платок. Регис вытирает глаза и мокрые щёки, делает глоток воды и, заглянув Геральту в глаза своими покрасневшими и опухшими, говорит:       — Я сейчас укладывал девочек спать, и знаешь, что они сказали мне?       — Что? — Геральт спрашивает одними губами, не ожидая ничего хорошего в ответ.       — Другие дети не хотят играть с ними, — голос Региса вздрагивает, словно он вот-вот расплачется снова, но он продолжает, — потому что они… «странные». Из-за того, что у них клыки, жёлтые глаза и нет теней. Сегодня их открыто обзывали и дразнили.       Геральт хмурится и сглатывает.       Они уже полгода живут в Новиграде, в образцово-показательном свободном городе будущего, а их детей до сих пор не принимают одноклассники. Поначалу действительно были некоторые проблемы, но Геральт был уверен, что всё разрешилось, и сейчас девочки дружат со всеми. И вот, спустя четыре месяца школы, выясняется вдруг, что на самом деле всё совсем не так хорошо, как выглядело.       — Что произошло? — в очередной раз пытается узнать он.       — Как я понял, они играли на улице, — поясняет Регис, — вроде как с другими детьми, а потом кто-то позвал всех на какую-то «секретную базу». Все стали убегать, наши попросились пойти вместе с остальными, а им ответили, что эта база именно от таких, как они, и секретная.       — Но мне казалось, что они адаптировались, — осторожно произносит Геральт, — вот же недавно совсем к ним приходила девочка, подружка же, нет разве?       — Да, приходила. Она ребёнок чародея и эльфа, поэтому и к нашим хорошо относится. А обычные, человеческие дети, которых подавляющее большинство вокруг нас, никогда не примут их, понимаешь? — В глазах Региса снова появляются слёзы, и он, вздохнув, продолжает: — Когда Юна и Рия находятся в школе, всё действительно нормально, на уроках конфликтов нет. Но когда дело доходит до игр, то наших берут в команду самыми последними, а то и вовсе не зовут играть. Это всё было терпимо, ладно. Но сегодня им прямо сказали, что они странные, потому что они… — он осекается и, сжав на миг челюсти, всё-таки выдавливает: — Потому что они дети вампира и ведьмака. Что мы за родители такие, Геральт, если дети страдают из-за нас?       Этот вопрос эхом отдаётся в голове Геральта, и он молчит, пытаясь уложить в своей голове, что это действительно Регис, его Регис говорит все эти вещи. Вампир же сидит и пальцами расправляет носовой платок, лежащий на его коленке, а после, не дождавшись от Геральта и слова, поднимает на него взгляд и спрашивает:       — Разве наши дети плохие? Разве они хуже других? — Геральт машет головой, потому что, конечно же, вовсе не плохие и не хуже других, вовсе нет. — Они ведь такие нежные девочки, добрые, сострадательные, они неконфликтные, всегда открытые к общению. Почему так получается? Юна, когда начала мне рассказывать про сегодняшнее происшествие, расплакалась, а Рия всё спрашивала, почему с ними не хотят дружить. Я им, конечно, сказал, что если с ними так поступают, то не стоит вообще общаться с этими ребятами, объяснил, что у них есть другие подружки, что у них есть мы с тобой, в конце концов. Но они же дети. Они просто хотят быть, как все. — Регис опирается локтями о колени и роняет голову на раскрытые ладони, пропуская волосы сквозь пальцы. — И при этом самое обидное, что я совсем не знаю, как помочь своим детям в этой ситуации. Не могу же я, в самом деле, ходить и упрашивать других детей поиграть с ними, чтобы они не чувствовали себя изгоями.       Геральт может только представить, насколько сегодня стало обидно его девочкам. Ведь их не принимают уже довольно долго, но всё это время они не унывали и держались. А если уж Юна расплакалась, значит в её душе точно что-то надломилось этим днём. У Геральта от обиды за детей сжимается сердце, и ему почему-то думается, что Регису сейчас обиднее и больнее, чем ему и даже чем Юне.       — Регис, послушай, — пробует он, поглаживая его по сгорбленной спине, — иногда не так уж и хорошо быть, как все, потому что…       — Может, зря мы всё это затеяли, м? — перебивает тот, вскинув на Геральта бесконечно печальный взгляд.       — Переезд из Туссента, в смысле? — уточняет Геральт. — Ну, да, в Корво Бьянко девочек все по-настоящему любили, но, Регис, с другой стороны…       — Нет, я не об этом. — Машет головой вампир, отведя взгляд в сторону и глядя пусто перед собой. — Может быть, зря мы решили… поиграть в родителей? Мы просто хотели детей, но никогда не думали о том, каково будет нашим детям жить в этом жестоком мире, будучи такими непохожими на других. Сколько непонимания, грубости, неприязни и презрения им придётся пережить. И ведь ради чего, Геральт, ради чего? Сейчас они такие светлые, нежные, добрые, и я очень боюсь, что внешний мир убьёт в них это. Поэтому я думаю, может, было бы лучше, если бы… они… никогда… не… — На этих словах голос Региса, и без того готовый вот-вот сорваться, хрипнет и затихает, и он снова начинает плакать, комкая в руке платочек.       У Геральта болят сердце и душа. До этого он только дважды видел, чтоб Регис был настолько сильно расстроен. Регис не привык поддаваться чувствам, только разуму, но были на памяти Геральта случаи, когда Регис вот так же рыдал от собственного бессилия и обиды на весь белый свет.       Первый раз был так давно, что кажется, будто в прошлой жизни. Тогда Геральт, узнав, что его любовь к Регису взаимна, всеми силами пытался уговорить того перестать сдерживать свои чувства, ведь, на взгляд Геральта, у них не было никаких причин отказываться друг от друга. Регис же долго и упорно отвергал его, пытаясь убедить, что так будет лучше для них обоих, но потом, к счастью, всё же уверился, что чувства Геральта действительно глубоки настолько, что не пройдут ни через год, ни через десять, ни даже через сто лет, и что Геральт всю жизнь будет одинок, если Регис не останется рядом. И только тогда Регис сдался. Да ещё как! Рухнул в объятия Геральта и разрыдался, обнажая перед ним все свои страхи и опасения. Столько в нём было сомнений, которые не отпускали его, но всё же он больше был не в силах бороться, и потому отдался во власть Геральта так, словно принёс себя ему в жертву. А всё потому, что Регис был уверен, что раз Геральт смертен и однажды покинет его, то не стоит им вовсе начинать отношения, чтобы потом не было больно. Много же времени и ещё больше разговоров по душам понадобилось, чтобы Регис убедился, что однажды ему будет намного больнее, если сейчас он упустит возможность хоть сколько-то времени побыть рядом с любимым человеком.       Во второй же раз Геральт видел горькие слёзы Региса намного позднее. Было это каких-нибудь лет десять назад. В те года, прожив вместе уже восьмой десяток, у них обоих отдельно друг от друга стали появляться мысли о том, что было бы здорово, если бы в имении появился ребёнок. И если Геральт размышлял о том, чтобы взять под опеку сироту, то Регис пошёл дальше и выдумал, что вполне реально излечить бесплодие Геральта, если действительно захотеть.       Так, без его ведома, Регис, заручившись поддержкой одного опытного алхимика, всего за полгода вывел формулу эликсира, который мог бы справиться с поставленной задачей. Тогда у них состоялась очень долгая и откровенная беседа, которая по итогу сблизила их ещё больше, хотя казалось, что уже некуда. Вполне естественно, что Регис, убедившись, что Геральт действительно тот, кто предназначен ему судьбой, захотел от него ребёнка. В конце концов, вампирам совсем не чужд инстинкт продолжения рода.       Так что Геральт, следуя желанию Региса, начал принимать его чудо-эликсир. Понадобилось время и некоторые изменения в рецептуре, чтобы у них получилось. И вот тогда, когда Геральт стал абсолютно точно способен зачать ребёнка, у Региса случился второй приступ.       Они пытались полтора года, но, что бы ни делали, ничего не получалось. Видимо, проблема была ещё и в том, что человек и вампир не подходят друг другу в подобных делах. Геральту такая мысль пришла в голову почти сразу, но он предпочёл оставить её при себе и продолжил стараться.       А потом он случайно обнаружил Региса отчаянно рыдающим в ванной.       Регису было невыносимо обидно из-за того, что у них ничего не получалось. Они оба регулярно проверялись у врачей, и потому знали, что по отдельности совершенно точно могли иметь детей, а вот вместе никак не получалось. Он долго плакал и всхлипывал в объятиях Геральта, злясь и сетуя на такой расклад судьбы. У Геральта сжалось сердце от боли и расстройства, и он, сам не будучи уверенным ни в чём, пообещал, что у них всё получится, просто нужно ещё немного подождать, и почему-то только тогда Регис успокоился, доверившись ему. Потом, через четыре с лишним месяца, видимо, как-то по-особому сошлись звёзды на небе, и Регис обрадовал Геральта прекрасной новостью — он забеременел. А ещё через время обрадовал снова — сообщил, что у них будет не один ребёнок, а два! Эти новости стоили всего.       Вспоминая те события, Геральт не может не думать и о Цири. Она, несомненно, его дочь, и пусть кто-то только попробует возразить. Она его дочь, ученица и друг. Их узы, созданные предназначением, не разрушить никому. Однако же, с тех пор, как Цири взошла на престол после битвы с Дикой Охотой, он стал занимать в её жизни какую-то второстепенную или даже третьестепенную роль. Сначала она часто навещала его в Корво Бьянко, где он решил осесть, но со временем стала приезжать всё реже. Поддержка Йеннифэр, которая решила остаться подле юной императрицы, очень помогла ей справляться с трудностями правления. А что Геральт? Он в этом смыслит мало, и помочь всё равно бы не смог. Его роль стала заключаться только в том, чтобы принять её в своём доме, когда Цири захочется сбежать от дворцовых проблем и интриг, окружить тихим домашним уютом и напомнить, что у неё есть место, где ей всегда рады, и что есть те, рядом с кем она может быть собой.       Поэтому когда Регис сообщил ему первую радостную новость, у Геральта замерло сердце по двум причинам. Первая заключалась в том, что они действительно смогли сделать это, у них получилось. Сокровенная мечта Региса вот-вот исполнится, и у них будет ребёнок — их ребёнок. Светящиеся счастьем глаза вампира стали для Геральта лучшим вознаграждением за то, что он верил и не терял надежды.       Вторая же причина, по которой Геральт был рад, — это появившаяся возможность снова быть нужным маленькому созданию, за которое он в ответе. Наверное, с годами он совсем разнежился. Но мысль о том, что у него будет ребёнок, была для него непостижимо, необъяснимо чудесной. Цири тоже его дочь, но он никогда не видел её совсем малышкой, не укачивал на руках, не видел её первых шагов, не слышал первых слов. Он стал для неё отцом, но она никогда не звала его папой. Шанс стать для кого-то настоящим папой задел какие-то потаённые струны в душе Геральта.       С рождением Юннаэль и Мариян в его жизни появилось нечто такое, чего ему не хватало, но он не понимал этого, пока не получил. Впрочем, так было и с Регисом. Только пробыв в отношениях с ним какое-то время, он осознал, насколько же неполной была его жизнь без этого вампира, которого он повстречал случайно на эльфьем кладбище в один из самых трудных периодов своей жизни. Мог ли он тогда хоть на миг представить, где он и этот странный вампир в изношенном балахоне и со старомодными бакенбардами на щеках — хвала Мелитэле, что по итогу Регис избавился от них — окажутся почти сто лет спустя? Совсем нет, вообще ничего подобного.       Но тем не менее, вот они — сидят сейчас здесь, в своей общей спальне, в своём доме, а в соседней комнате спят их дети.       Всё это есть у Геральта только благодаря Регису. Этому невероятно решительному и бесконечно смелому вампиру, который сумел вознести Геральта на вершину мира от наполнившего его чистого счастья. Геральт, наверное, никогда в жизни до конца не отблагодарит Региса за всё, что он для него сделал и продолжает делать.       Сейчас Регис плачет снова, и снова от обиды на злую судьбу. И самое малое, что Геральт может сделать для него, — это понять его печаль и убедить, что сейчас он совсем не прав.       Регис так ждал этих детей, так мечтал о них, представлял, как им будет хорошо вчетвером, так радовался каждому мгновению, проведённому рядом с ними. Никто, кроме Геральта, не знает, насколько их дети ценны и важны для Региса, насколько они любимы и долгожданны. И вот, сейчас Регис — Регис! — допускает мысль, что всё это, вся их радость — это не повод и не оправдание для того, чтобы дети грустили и страдали. Он допускает мысль, что было бы лучше, если бы они никогда не появились на свет.       Насколько же можно было разочароваться во всём мире, чтобы не желать своим детям жить в нём?       Геральт гладит Региса по спине, стараясь взять самого себя в руки, хотя это не так-то просто сделать сейчас, и пытается подобрать для него самые мягкие, но справедливые слова.       — Регис, я люблю тебя до безумия, но не смей больше никогда, — никогда, ясно? — говорить подобные вещи. Наши дети прекрасны. Они не странные, просто они другие, вот и всё. Это не плохо и не хорошо, но это нужно принять. Да, иногда им может быть тяжело, но ведь так не будет всегда. В школе им учиться всего лишь девять лет. Что эти девять лет в их долгой жизни? Всё это пройдёт, у них будут друзья, будут близкие люди, помимо нас с тобой, они обязательно будут счастливы.       — Но Геральт, а что, если… — с сомнением протягивает Регис, подняв на него глаза.       — Никаких «если», — уверенно отрезает Геральт, — у них будет счастливая жизнь. Мы любим их, и не позволим ничему навредить им. Это наша обязанность, как родителей. Мы должны быть сильными и уверенными, чтобы помогать детям, когда им трудно, непонятно и страшно. И мы обязательно справимся, не сомневайся в этом. Наши дети прекрасны. Они сохранят свою внутреннюю красоту навсегда. Я могу даже пообещать тебе это.       Регис трёт руками глаза, пытаясь остановить слёзы, но они наворачиваются снова. Он всхлипывает и начинает плакать. Геральт гладит его по спине и плечам, шёпотом говорит утешающие глупости.       Пускай Регис не беспокоится — если сейчас ему нужно отпустить себя и поплакать, то так тому и быть. Геральт будет рядом, поддержит и успокоит. Если Регису нужно побыть слабым и уязвимым, то это не проблема — Геральт запросто побудет сильным за них двоих.       Когда Регис немного успокаивается, он вытирает глаза платком и допивает воду из стакана. А затем откидывает голову на плечо Геральта, как-то обречённо вздыхает и говорит:       — Это ещё не всё. Я должен сказать тебе что-то, мой дорогой.       — Я слушаю, — отвечает тот и морально готовится к чему угодно.       Регис как-то по-странному крепко сжимает руку Геральта в своей и выдыхает, опаляя его шею теплом.       — Геральт. — Он делает короткую паузу, а затем, собравшись с духом, произносит: — Я жду ребёнка.       Геральт замирает с широко распахнутыми глазами. Ого. Ого!       — Правда? — вырывается у него, и улыбка сама появляется на губах.       — Правда. Я сначала сам не мог поверить, ведь шанс снова забеременеть был почти что равен нулю. Но я перестраховался и сходил к врачу, он всё подтвердил. — Отвечает вампир. — Извини, что не сказал сразу. Хотел сначала сам свыкнуться с этой мыслью.       Геральт за плечи отстраняет его от себя, и, поймав слабую улыбку Региса, крепко целует в губы.       — Регис, это чудесная новость. А срок какой?       Регис фыркает и с улыбкой отвечает:       — Уже без малого два месяца. Долго же я не мог понять, что со мной.       Геральт смеётся и, снова обняв Региса, на ухо ему шепчет:       — Я так тебя люблю. Мой ты хороший.       А когда отпускает, Регис опять грустнеет и опускает взгляд, принимаясь водить пальцем по узору на своём шёлковом халате.       — Геральт, а что, если и это дитя всю жизнь будет страдать из-за того, кто мы с тобой? И ещё мы очень рисковали в прошлый раз. Что, если сейчас нам так не повезёт? — Он поднимает глаза на Геральта и тихо признаётся: — Он ещё не родился, а я уже очень переживаю за него.       Геральту кажется, что его грудь сжимается из-за печали Региса.       Они действительно очень рисковали в тот раз. Регис — вампир, а Геральт — человек, да ещё и с мутациями. Никто не мог предсказать, как поведут себя их гены в связке друг с другом и какой результат дадут. Но тогда они готовы были идти на риск и готовы были любить своего ребёнка, каким бы он ни был. К счастью, у них родились чудесные девочки-близняшки. К такому они совершенно готовы не были, не могли и помыслить, что их может ожидать такой сюрприз, но всё же этот сюрприз, этот подарок судьбы стал для них огромной радостью.       Первое, что Геральт понял, впервые взяв дочек на руки, было то, что у них обеих его глаза — такие же жёлтые и с вертикальными зрачками. Конечно, это не то, что он хотел бы передать своим детям, но что тут поделаешь.       Ещё Геральта очень повеселило, что девочки рыжие. Не иначе, как в его собственную мать. Он не думал, что встретит её когда-то снова, но тогда, сразу после рождения девочек, когда новость об этом прошлась по всему континенту, она объявилась на пороге Корво Бьянко. Висенна была настолько поражена этим событием, что приехала, даже несмотря на страх перед ещё одной встречей с Геральтом. Хотя по большому счёту её тогда больше интересовали только её внучки. Да и он не особо-то горел желанием что-то с ней выяснять. Она тоже развеселилась, когда увидела рыжие волосы на головах малышек.       К слову, возможно, Геральту следует связаться с ней и пригласить в гости в их новый дом в Новиграде. Почему-то ему кажется, что так будет правильно. Ладно уж, что она оставила его новорожденным на поруки Весемиру — дело прошлое, он не держит на неё зла за это. Всё же она его мать, и если она захочет поучаствовать в его жизни теперь, он не будет противиться. Надо дать ей знать об этом на случай, если она всё ещё боится Геральта.       Затем же, позднее, стало понятно, что их девочки — вампиры, как и Регис. Первым делом обнаружилось, что они не отбрасывают тени, затем стали проявляться их острые органы чувств. А там уж пошли молочные клыки, а потом они научились оборачиваться туманом.       В общем, всё лучшее, что дети могли взять от Геральта и Региса, они несомненно взяли.       Регис и Геральт, однозначно, не планировали заводить ещё детей. Это рискованно и чревато душевными расстройствами в случае чего. Но всё же… всё же Геральт чувствует, что готов к этому. Готов снова рискнуть и принять последствия, какими бы они ни были.       Он смотрит на своего вампира, такого уязвимого и хрупкого сейчас, и понимает, что готов на всё, лишь бы внушить Регису хоть немного уверенности в себе, в нём, в их детях и в этом мире в целом. Обняв того за плечи и сжав в руке его беспокойные пальцы, он старается подобрать правильные слова.       — Регис, мне кажется, ты сейчас на эмоциях. Тебе надо успокоиться и отдохнуть, и тогда всё встанет на свои места. Ничего не бойся, я буду рядом с тобой, что бы ни случилось. Этот ребёнок, каким бы он ни родился, будет прекрасен. Мы будем любить его. И девочки его полюбят. Всё будет хорошо, Регис. Мы рисковали, когда ждали девочек, но ты погляди — всё же хорошо. Всё отлично. Мне кажется, есть хорошие шансы, что этот ребёнок тоже будет в полном порядке.       — О, Геральт, как же мне повезло встретить тебя в своей жизни, — говорит Регис мягко, снова положив голову на его плечо. — Когда ты так спокоен и уверен, у меня тоже не остаётся сомнений в том, что всё будет хорошо.       — Обязательно будет хорошо. Не сомневайся в нас.       Регис берёт ладонь Геральта, укладывает её на свой живот и легонько гладит его руку кончиками пальцев. Внутри Геральта от этого жеста всё моментально начинает трепетать так, словно в его теле запорхала крылышками тысяча бабочек.       — Раз ты готов пройти через это снова, то и я готов, — говорит ему вампир, выглядя теперь гораздо спокойнее и умиротворённее, — я не подведу тебя, Геральт.       — И я тебя не подведу. Ты всегда можешь положиться на меня.       Регис целует его в щёку, а затем в губы.       — Скажем девочкам попозже, ладно? — спрашивает он. — Хочу ещё немного тишины и спокойствия.       Геральт кивает ему. Конечно, без проблем. Ему тоже нужно сначала самому свыкнуться с этой мыслью.       — Может, сводим их на днях на Храмовый остров? — озаряет вдруг Геральта мысль. — Покатаются на карусели, купим им какао или горячий шоколад, с другими детьми пусть побегают, поиграют. Развеются немного. Да и мы тоже.       Ещё где-то лет двадцать назад культ Вечного огня окончательно потерял свою власть, и его упразднили. Теперь в Новиграде главенствует культ богини Мелитэле. А обширную территорию храма Вечного огня переделали в прекрасную зону отдыха — парк, карусели, угощения и прочие развлечения для детей и семейного отдыха в целом. Наверное, там стало красиво, когда выпал снег. Они могли бы даже сделать снежную бабу. Определённо, им нужно вместе сходить туда и отдохнуть.       — Хорошо, давай, — соглашается Регис и прикрывает глаза, вздохнув. — А ещё, ты знаешь… Я понимаю, что сейчас надо поддержать девочек, но мне так хочется день или два побыть наедине с тобой.       У Геральта в горле рождается умильный стон, но он сдерживает его, прикрыв глаза и улыбнувшись. В пах стекается искристое тепло, и он моментально начинает соображать, кому бы сплавить детей на пару дней. В Корво Бьянко с этим проблем никогда не было! Сдался им этот Новиград? Смена обстановки, другое общество, школы, понимаешь ли!       Так-так, и всё же, на кого можно оставить детей? Ламберт и Кейра были у них только в июле — помогали с переездом, в частности Кейра, потому что Регис настоял на перемещении через портал — и теперь приедут скорее всего только к новому году. Да и не доверил бы Геральт им своих детей дольше, чем на пару часов. Далее, родители Региса. Но они и так гостили у них весь октябрь, было бы некрасиво снова беспокоить их. Конечно, ещё есть Эскель, но ведь он в Ковире с Трисс. И ещё есть Детлафф, но он навещает их, когда сам считает нужным. В основном, он приезжает ко дню рождения девочек, а это будет только в феврале. Вот и закончились его знакомые. Ох, боже, им надо срочно завести друзей в этом чёртовом городе.       Остаётся только один вариант — Висенна. Геральт и так уже собрался приглашать её в гости, а теперь только больше убедился в правильности этого решения.       Он говорит Регису:       — Я завтра же пойду в город и пошлю магическое послание Висенне. Подумал, может, она захочет навестить нас на новом месте. И повесим детей на неё на пару дней.       — Угу, — соглашается вампир, — если она не сможет приехать, то просто наймём няню. Я очень хочу побыть с тобой.       — Я тоже, мой милый, — с улыбкой рокочет Геральт и изворачивается, чтобы поцеловать его в шею; Регис жмурится и тихонько хихикает. — Ты уже, наверное, ложись спать, а? Пойди давай умойся, выпей ещё водички и ложись.       Регис кивает, встаёт, оправляет халат и, обернувшись к Геральту, что поднялся следом за ним, спрашивает с улыбкой:       — Ты что, думаешь, я сам не справлюсь?       — Да больно надо, — фыркает Геральт и проталкивает его в дверной проём, — я к своим детям иду.       Регис, рассмеявшись, уходит в ванную, а Геральт тихонечко приоткрывает дверь в детскую. Его милые девочки, Юннаэль и Мариян, сладко спят в своих кроватках. Огненные локоны, разметавшись по подушкам, почти что горят в тоненьком луче света от лампы из коридора. Юна спит, раскинув руки и ноги в стороны, как звёздочка, а её одеяло уже улетело на пол. Рия же наоборот — лежит, укутавшись по самый подборок и свернувшись клубочком, как маленький котёнок.       Геральт укрывает Юну, целует обеих девочек в нежные белые лобики и ещё недолго стоит, просто любуясь ими.       Прекрасные. Их дети — само очарование. Они прекрасны.       В его голове снова и снова ярко вспыхивает мысль о том, что скоро у него будет уже трое чудесных, прекрасных детей.       Да, их будущий ребёнок несомненно будет прекрасен. Он будет замечательным, будет любимым и любящим, будет добрым и сострадательным, будет озорным и любопытным — он будет прекрасен.       И совсем не важно, будет ли он вампиром, или человеком, какие у него будут глаза и волосы, будет ли он разительно отличаться от других детей или нет. Совершенно не важно, как он будет выглядеть, главное, что он будет их ребёнком, и его душа обязательно будет красива.       Геральт сделает всё, что в его силах, чтобы красота в душах его детей никогда не иссякла.