***
— Папа, а почему сегодня опять ты готовишь? — спрашивает Юна, пока Геральт пытается сладиться с манной кашей в кастрюльке. В последние несколько недель в Регисе проснулась небывалая раньше лень. Геральт мог бы по пальцам одной руки пересчитать все дни, когда Регис вставал с постели после десяти утра, однако в последнее время их количество стремительно возрастает. Геральт не возмущается и вовсе не недоволен, ни в коем случае. Он теперь часто сам вызывается, например, приготовить завтрак, расчесать и одеть девочек. Сегодня Регис и вовсе, утомлённый их вчерашним времяпровождением, даже не проснулся, когда Юна и Рия пришли будить их. — Потому что, — вздохнув, отвечает он, — иногда утром ваш папочка хочет подольше полежать, особенно в выходные. А кое-кто, вместо того, чтобы тоже подольше поспать в субботу, вскакивает в рань несусветную. Не знаете, случайно, кто? — А мы не хотим так всю жизнь проспать, — парирует Рия, играясь с куклой прямо за столом. — Папа ведь не заболел, правда? — продолжает допытываться Юна с долей беспокойства в голосе. Геральт мысленно вздыхает. Он же говорил, предупреждал Региса, что надо поскорее всё объяснить девочкам. Вот что ему отвечать? Нет, он, конечно, может хоть сейчас им выложить всё как есть, но потом же получит за это втык, а ему такое счастье не надо. Поэтому он только пожимает плечами и непринуждённо говорит: — Ты же уже спрашивала вчера, забыла? И я сказал, что с ним всё в порядке. Просто ему тоже иногда нужен отдых. Детские вопросы утихают, и Геральт со спокойной душой продолжает помешивать манную кашу, чтобы она не убежала, и не спеша потягивать кофе из кружки — может хоть так он проснётся наконец. Однако не проходит и двух минут, как Юна, нахмурив бровки, задумчиво говорит: — А я вчера слышала, как папочка стонал. Ему что, было больно? Он ударился? И поэтому теперь отдыхает? — Я тоже слышала, — вставляет Рия, как ни в чём не бывало поправляя платьице на кукле, — хотела пойти к нему, но спать хотела больше и случайно уснула. Геральт давится своим кофе и закашливается, выпучив глаза. — А я испугалась к папе идти, — жалуется Юна. Геральт утирает рот рукой и оборачивается. Юна выжидающе глядит на него, а Рия продолжает играть куклой. Кукла, кстати, здоровская, — это Детлафф подарил девочкам по такой кукле. Они тоже рыжие и с жёлтыми глазами. Он сам давал им имена. Куклу Юны зовут Ариадна, по её второму имени, а куклу Рии — Летти, от Форалетт, её третьего имени. Куклы чудесные, но они, к сожалению, сейчас не имеют никакого отношения к проблеме Геральта. Он, положив руки на спинку стула, пытается улыбнуться и спокойно говорит: — Нет, принцесса, папа не ударялся и у него ничего не болит. Всё хорошо. Вот он проснётся, и вы сами увидите, что он в порядке. — Но почему он тогда стонал? — продолжает допытываться Юна, от напряжения болтая ножками под столом. — И ты громко дышал. Что вы делали тогда? Ну что ж. А Геральт вчера трижды попросил Региса быть потише. А Геральт говорил, что на стены их спальни нужно наложить более мощное шумоподавляющее заклинание. А Геральт предупреждал, что если вдруг что, то говорить с девочками Регис будет сам. И вот пожалуйста, всё как всегда. Они с Регисом какое-то время назад уже говорили об этом и пришли к более или менее единому мнению по поводу того, что будут говорить девочкам, если они начнут задавать неудобные вопросы. Геральт согласен не со всеми требованиями и доводами Региса. Геральт ратует за большую сохранность интимной жизни, чем предлагает Регис. Но раз разговор об «этом» выпал на долю Геральта, то он оставляет за собой право последнего слова. — Слушайте, — говорит он, собравшись с духом, — вчера мы с папой всего лишь, ну… занимались любовью. — Ну вот, теперь обратного пути нет. Он сглатывает и, глядя попеременно на Юну, что смотрит прямо на него, и на Рию, которая продолжает увлечённо заниматься своей игрушкой, продолжает, тщательно подбирая слова. — Это значит, что мы просто лежали в постели, обнимались и целовались. Папа немножко стонал, потому что он любит, когда я его целую. — Это что, как в прошлый раз? — скривившись, спрашивает Рия, и Геральт слегка улыбается. «Как в прошлый раз» — это когда однажды они отправили девочек чистить зубы вечером, а сами остались в гостиной, чтобы обсудить какие-то обыденные дела, но как-то случайно — Геральт уже даже не помнит, как, — он обнял Региса за плечи, и они поцеловались. Девочки тогда прибежали к ним, запрыгнули на руки между ними и сказали, что то, как они целуются, — это «фу», потому что поцелуи всегда слюнявые, кроме тех, когда целуют их в лоб перед сном. Геральт тогда, дразнясь, обслюнявил им щёки в подобии поцелуев, и в громком весёлом смехе девочки даже не поняли, что застали родителей за чем-то интимным. — Ну, примерно, как в прошлый раз. Только тогда мы просто поцеловались, а вот когда люди занимаются любовью, они не просто целуются, а ещё крепко обнимаются и много раз говорят, что любят друг друга. Поэтому так и называется — заниматься любовью. — Фу, — говорит Рия. — Бе, — вторит Юна. — И зачем папуле это нравится вообще? — бубнит Рия, глядя на Геральта исподлобья. — Ну, потому что взрослым людям, которые любят друг друга, нравится разговаривать и проводить время вместе, нравится обниматься и целоваться. Это нормально, в этом нет ничего странного и необычного. Девочки выглядят немного загруженными, но Геральт стоит смирно, ожидая возможных вопросов, готовый ответить на них. — Мм, понятно, — выдаёт в итоге Рия и возвращается к своей кукле. А вот Юна, подумав и насупившись, спрашивает: — И что, вы вчера лю-би-лись, — произносит она по слогам новое непонятное слово, — а теперь у вас будет новый ребёнок? Геральт старается не показывать, как он напряжён и как ему хочется провалиться сквозь землю. Старается, но, наверное, получается это у него не сильно — он чувствует это по тому, как крепко его руки сжимают спинку стула. — Почему ты так решила? — Я слышала в школе, что ребята говорили, что когда родители идут в комнату и там целуются, то потом будут дети. — Ага, и я слышала, — кивает Рия. Геральт вдыхает и медленно выдыхает. Сейчас надо быть осторожным. — Иногда, — делая акцент на этом слове, произносит он, — и правда потом появляются дети. Но не всегда, только иногда. — Ну ладно, — вздохнув, говорит Юна, и Геральт немного удивляется. Она словно бы… расстроена? Но не успевает Геральт больше ничего сказать, как забытая манная каша начинает выкипать из кастрюльки, шипя и заливая плиту, и Геральт, проглотив ругательство, бросается выключать огонь и вытирать кашу. — И всё-таки она убежала, — подытоживает Рия скептическим тоном. — Да, — соглашается Юна. Геральт, пыхтя и стараясь сдерживать душевные порывы, убирает убежавшую кашу и накладывает из кастрюльки две тарелки манки, а затем бухает в каждую по кусочку масла. Он берёт остатки своего кофе и приготовленный на скорую руку бутерброд и усаживается с девочками за стол. — Вы же уже взрослые девочки, правда? — спрашивает он их, и обе, сидя с набитыми ртами, энергично кивают. — Значит, я могу с вами договориться? — они ещё раз кивают. Геральт, снова стараясь подобрать слова, говорит: — Смотрите. То, что мы с папой иногда уходим в комнату и там целуемся, — это не нужно говорить кому-то или обсуждать с друзьями. — Это секрет? — с интересом спрашивает Рия. Регис именно об этом и предупреждал — нельзя из этой темы делать табу, иначе дети только больше заинтересуются. А Геральт убеждён, что дети должны понимать, что занятия любовью — это не та тема, на которую они должны свободно общаться. К тому же, его дочки умные девочки, он сможет найти с ними общий язык и объяснить, что к чему. Отхлебнув кофе и подумав, он говорит: — Нет, это не секрет. Просто это личная тема для каждого. Понимаете? — А что это значит? — спрашивает Юна. — Это значит, что у каждого человека есть неприкосновенные для других людей темы. У всех людей есть личная жизнь, в которую больше никто не допускается. Например, это то, как вы переодеваетесь или купаетесь. У взрослых людей это ещё и всё то, что связано с отношениями. Например, когда мы с папой целуемся в своей комнате — это наша личная жизнь. Мы не хотим, чтобы кто-то знал, когда и как мы это делаем, чтобы кто-то обсуждал нас. Вы меня понимаете? — Да, папа, — в один голос отвечают они, и Геральт с удовлетворением понимает, что значит они действительно его понимают. — Вы не должны ни с кем посторонним говорить о личной жизни. Не нужно говорить об этом с чужими детьми или взрослыми, что-то у них спрашивать или рассказывать, что мы делаем с папой, когда остаёмся вдвоём. Это некультурно, понимаете? Тем людям будет неприятно такое слышать, нам с папой тоже будет неприятно. Одно дело мы с вами — мы одна семья, мы друг другу самые близкие люди. Вы можете доверять нам с папой, и мы надеемся, что можем доверять вам. А если вам что-то будет непонятно, если нужно будет что-то спросить, приходите ко мне или к папе, мы постараемся всё объяснить. Девочки хмурятся, явно пытаясь обдумать всё, что он им сказал, а потом заторможено кивают и в один голос говорят: — Да, папа. Геральт не сдерживает умильной улыбки и, приподнявшись и перегнувшись через стол, целует дочек в макушки. — Мои вы дорогие, люблю вас больше всего на свете, — говорит он. Рия, заулыбавшись, с хитринкой спрашивает: — Что, даже больше, чем папу? Геральт шёпотом подтверждает: — Даже больше, чем папу. Он же не моя принцесса, а вы мои принцессы, правильно? Но только вот это уже секрет, не говорите ему, а то он расстроится. Девочки хихикают, а затем Юна так же шёпотом говорит: — А папочка сказал, что тоже нас любит больше. — Но это же был секрет, — прицокнув языком, возмущается Рия. Юна, помолчав, в ответ выдаёт: — Ну я же забыла! Геральт посмеивается себе под нос и успокаивает их тем, что совсем не обижается. Они спокойно заканчивают завтракать, и он решает, что нужно ещё приготовить что-то вкусненькое для Региса. А подумав о своём милом беременном Регисе, он вспоминает ещё кое-что, что оставил без внимания, и спешит исправить это. — Юн, — зовёт он дочь, которая уже встала из-за стола и почти успела выйти из кухни, но, услышав его, она останавливается и оборачивается, как и Рия. — А ты что, хотела бы маленького братика или сестрёнку? — Ну, да, — замявшись, отвечает она, — мы бы играли вместе. И не надо было бы играть с кем-то с улицы. Он подходит и присаживается на корточки перед девочками. — Солнышко, но это же будет совсем маленький малыш. Когда он станет такого возраста, как вы, вам уже будет шестнадцать. Вы не сможете играть вместе. — Значит, в шестнадцать и будем играть, — тихо говорит Рия, с трудом выговаривая это сложное длинное слово. — Вы серьёзно хотите братика или сестрёнку? — спрашивает изумлённо Геральт, переводя глаза с Юны на Рию и обратно. Девочки кивают, и Рия добавляет, насупившись: — У всех в школе есть брат или сестра. Геральт целует каждую из них в лоб и отпускает. — Ладно. Понятно. Бегите пока поиграйте в комнате, я попозже зайду причешу вас. Только не шалите, хорошо? Девочки убегают, а Геральт остаётся в кухне задумчиво, с лёгкой улыбкой нарезать Регису салат из овощей.***
— Давай, Регис, не упрямься. Просто пойдём со мной. — Геральт, ну может не сегодня? — Нет, сегодня, именно сейчас. Сегодня лучший вечер, чтобы всё рассказать им. Геральт и Регис уже целую вечность мнутся около двери в комнату девочек. Регис, в который раз охваченный необоснованным испугом, до последнего готов упираться. — Геральт, я боюсь говорить им, — сдаётся наконец он, крепко вцепившись в руку Геральта. — Что, если они решат, что теперь мы будем меньше любить их? — шёпотом, широко раскрыв жалобные глаза, говорит он. — Глупости, — в который раз повторяет он, — наши дети не могут так думать. Нашей любви хватит на всех. Всё будет хорошо, пойдём. — Нет, я не могу! Может, ты один сходишь? — Нет, Регис! Ты обещал мне, что мы расскажем им. — Технически, я не давал никаких обещаний, — пытается увильнуть вампир, но Геральт сурово смотрит на него, одним только взглядом давая понять, что сейчас это не спасёт его. — Ладно, хорошо, мы идём. Но только за это ты что-нибудь сделаешь для меня. — Интересно, и что же? — Геральт удивлённо вскидывает брови и складывает руки на груди. — Что ты такого хочешь, что можно получить только шантажом? — Пока не знаю, но обязательно придумаю. Что-нибудь да найдётся, мой дорогой. — Ладно, идёт, — Геральт легко соглашается, совершенно ничего не страшась — для Региса он готов сделать всё и много больше и без всяких уговоров, шантажа и прочего, так что это не проблема для него. — Давай, заходи, а я за тобой. Регис, вдохнув поглубже, стучится в дверь и заглядывает внутрь, немного приоткрыв её. — Детки, можно к вам? — Да! — отвечает Юна, оторвавшись от паззла, который они вдвоём с сестрой уже третий день пытаются собрать и никому не разрешают помочь. — Папуля, а вот скажи, что папа раньше убивал страшных-страшных чудовищ! — Рия, вскочив на ноги, подбегает к двери, но тут же, завидев, что и Геральт пришёл, подходит к нему. — Ну скажи, пап, скажи! Геральт подхватывает её на руки и, переглянувшись с Регисом, как бы спрашивая, можно ли им об этом рассказать, кивает. — Правда, солнышко. Когда-то давно я убивал опасных чудовищ и получал за это деньги. — Вот видишь! — восклицает она и показывает Юне язык. — Я же говорила! — А драконы не опасны! — ехидно отвечает Юна, тоже вскочив на ноги. — Папочка рассказывал, что папа даже дружил с одним! Ну скажи, пап, это же правда? Геральт и Регис присаживаются на маленький диванчик, Рия усаживается на коленки к Геральту, а Юну Регис подзывает к себе рукой, и та втискивается между ним и подлокотником, обняв за бок. Геральт улавливает, как Регис взволнованно сглатывает, когда детская ручка касается его живота. — Это тоже правда, милая. Я и сейчас с ним дружу, просто вы с ним ещё не знакомы. Борх много путешествует и как-нибудь обязательно заедет к нам в гости. Девочки восторженно переглядываются и в один голос издают: «Ух ты!». — Ваш папа драконов никогда не убивал, — вклинивается Регис, приглаживая волосы Юннаэль, — папа защищал людей, когда им грозила опасность, но никогда не причинял вред слабым, беззащитным и неопасным существам. Папа сделал много хороших дел, и вы должны гордиться им и уважать его. — Геральт закатывает глаза. Регис зануда. А от его нравоучительного тона хочется мученически застонать. — А ещё стоит знать, что когда родился ваш папа, драконов уже почти не осталось в мире. Их убивали другие люди, некультурные и злые. — А папочка же такой добрый, — говорит с восхищением в голосе Мариян и обнимает Геральта. — Папочка самый лучший! — подхватывает Юна и, вскочив с места, тоже забирается к Геральту на колени, чтобы чмокнуть его в щёку. — Давай, Регис, теперь твоя очередь, — посмеиваясь, произносит он, — тоже скажи про папочку что-нибудь хорошее. Регис стреляет в него опасно злым и раздражённым взглядом, но всё же, оправдывая ожидание девочек, произносит, пристально глядя Геральту в глаза: — Наш папочка самый-самый умный человек в мире. Иногда даже чересчур умный. Геральт, вздёрнув бровь, улыбается уголком губ. Он точно получит нагоняй за подобное поведение при детях, но менее весело ему от этого не становится. — Кстати об этом, — говорит он, пытаясь ввернуть разговор в правильную сторону, — ваш умный-разумный папа хочет вам кое-что сказать. И папочка тоже хочет, да, папочка? Регис, успокоившись так же быстро, как и вспыхнул, кивает. Ну, насколько он может успокоиться в данной ситуации. — Да, хочет. В общем… Юннаэль, Мариян, — начинает он, взглянув на них по очереди, и накрывает рукой живот, — скоро в нашей семье появится малыш. У вас будет маленький братик или сестричка. Девочки молчат долгую секунду, а затем оборачиваются к Геральту, и Юна, надувшись, выдаёт: — Ну я же так и знала. А ты сказал, что нет. Геральт нервно сглатывает, когда видит, как Регис вопросительно поднимает брови, ведь это явно не сулит Геральту ничего хорошего. — Я не говорил «нет», — тихо бубнит он в ответ, легонько боднув дочку в лоб, — я сказал «иногда». Это случается, но не всегда. — И теперь вы точно знаете, что ребёнок будет? — Я прошу прощения, а в чём дело? — интересуется Регис, закинув ногу на ногу. Мариян поясняет ему: — Утром папа сказал, что вчера вы делали любовь в своей комнате и что после этого появляются дети. Глаза Региса округляются, а Геральт яростно машет головой. — Всё было не так! — успевает отчаянно воскликнуть он, прежде чем Регис переводит всё внимание детей на себя. — Девочки, малыш уже несколько месяцев растёт у меня в животе. Он появился не сегодня и не вчера. — Ты знал и не сказал нам, — упрекает Юна, взглянув на Геральта. — Я не сказал, потому что знал, что папа хочет сказать вам сам, — отвечает он и тычет её пальцем в нос. — Ну не вредничай, принцесса. Лучше скажи, ты рада? — Да, — всё так же сидя надутой, кивает она и сползает с его колен, чтобы подойти к Регису. — А когда он родится? — Летом, солнышко, — Регис заправляет ей за ухо прядку волос и хлопает по коленке Рию, сидящую у Геральта на руках. — Ого, так долго! — восклицает Рия, взмахнув руками. — Долго, но это время быстро пролетит. Вы, если хотите, можете уже сейчас говорить с малышом, тогда он будет знать, что вы ждёте его, и постарается вырасти большим и крепким, чтобы поскорее поиграть с вами. — Правда? — изумляется Юннаэль, и её большие жёлтые глаза выражают столько восторга, что когда Регис кивает, этот восторг выплёскивается — она подпрыгивает и хлопает в ладоши. — Вот здорово! Рия тоже считает, что это здорово, поэтому целый час они вчетвером сидят вместе и говорят о будущем малыше. Девочки много спрашивают, трогают пальчиками уже чуть заметный живот Региса и несколько раз повторяют, что хотят увидеть малыша и что будут присматривать за ним, чтобы помочь папе. Геральт в основном сидит тихо и не влезает, решив, что Регису сейчас нужно немного времени рядом с дочерьми, чтобы увидеть, что они и правда рады и что нет никакого непонимания, нет ревности и обиды. Всё просто замечательно. И девочки почти не задают, как Регис их называет, неудобных вопросов. Только Рия спрашивает: — А мы что, тоже были у тебя в животике? — Да, милая, вы тоже были в животике. Я ходил с во-о-от таким животом, — с усмешкой говорит Регис и руками показывает, какой у него был большой живот. Геральту почему-то кажется, что он был даже больше. Регису было тяжело. Хоть он и никогда не говорил этого, ни разу не жаловался и старался не показывать, как ему сложно, Геральт не дурак и не слепой — он всё видел и понимал. И Регис знал, что Геральт знает. Он старался окружить вампира заботой и ненавязчивой помощью по максимуму, но под конец беременности всё равно ванильное регисово «Хочу поскорее встретиться с нашими детьми» превратилось в чистое и прямое «Да когда же это уже закончится?». Неудивительно, что новая беременность первым делом его испугала. Но Геральт надеется, что в этот раз будет полегче. Всё же один ребёнок — это не два, Регису должно быть легче. Конечно, Геральт всё так же готов помогать ему одеваться и обуваться, помогать вставать и садиться, помогать с повседневными делами и много с чем ещё. Хотя пока что Регис и сам замечательно со всем справляется, и чувствует из-за этого он себя просто прекрасно. Рия вырывает его из воспоминаний шокированным «Ого!», а затем с выпученными глазами спрашивает: — Как же мы туда поместились вдвоём? Регис бросает на Геральта короткий растерянный взгляд, и Геральт, прочистив горло, отвечает: — Сейчас-то вы уже выросли, а сначала в животике вы были крохотные, вот такие, — он подносит указательный и большой пальцы друг к другу, но оставляет между ними несколько миллиметров пространства, — потом вы начали расти и стали больше, вот такими, — он руками показывает примерно полметра, ведь именно такими в рост они и появились на свет. — А когда вам стало тесно, вы родились. Регис выдыхает и едва заметно кивает, одобряя его объяснение. — Но как же мы попали в животик папочки? — интересуется Юна. До этого Регис убеждал Геральта, что девочкам надо честно и прямо рассказать, что дети вырастают из зародышей, которые образуются в результате слияния родительских яйцеклетки и семени. Теперь же он сидит, озадаченно хлопая глазами, и Геральт с долей злорадства думает, что ага, языком чесать каждый горазд, а когда приходит пора действительно говорить об этом, глядя в глаза обожаемому малолетнему чаду в светло-жёлтом свитерочке с вышитой бабочкой на груди, весь запал куда-то исчезает. Поэтому Геральт решает взять дело под свой контроль. — Вы туда не попадали, вы там были всегда. В один прекрасный момент мы с папой очень-очень сильно полюбили друг друга, настолько сильно, что нашей любовью надо было с кем-то поделиться, и поэтому вы стали расти у папы в животике. И сейчас у нас с папой стало так много любви, что у него в животике снова начал расти малыш. Девочки несколько секунд молчат, обдумывая его слова, а затем Рия настороженно спрашивает: — А почему мы были вдвоём, а сейчас один ребёнок? Вы что, меньше любите друг друга? — Нет-нет, принцесса, — отвечает Геральт, поцеловал её в макушку, — просто сейчас есть не только папа и я, теперь у нас есть вы, и часть нашей с ним любви отдана вам. А часть остаётся свободна, её хватает как раз ещё на одного малыша. — Мм, понятно, — кивает Рия. — Да, теперь всё стало понятно, — поддерживает Юна. Регис незаметно касается пальцами бедра Геральта, привлекая внимание, и мягко улыбается, когда он поворачивается к нему. По одним только глазам явственно читается: «Я люблю тебя». Геральт не сдерживается и наклоняется, чтобы оставить нежный поцелуй на его губах. — Ну, скажи, папа, правду я говорю или где-то соврал? — с улыбкой спрашивает Геральт. Регис шутливо закатывает глаза, как бы говоря, что не соврал, конечно, что и неправду не сказал ничуть, но и реальной, физиологической правды тоже не прозвучало. — Правду, правду, — кивает он, сдавая позиции. Они ещё немного сидят все вместе, а потом девочки плавно отлипают от них, вернувшись к своему паззлу, и Геральт с Регисом оставляют их ещё немного поиграть перед тем, как нужно будет готовиться ко сну. По пути в кухню Регис оплетает руку Геральта своими и укладывает голову ему на плечо. — Я люблю тебя, ты знаешь? — тихо говорит он. Геральт пропускает Региса вперёд в проходе, и тому приходится отпустить его руку. — Знаю, родной, — отвечает он с улыбкой. — Ты не устал? Будешь чай? Или пойдёшь приляжешь? — Чай буду, спасибо. Регис усаживается за стол, а Геральт ставит чайник на плиту. — Что, даже ничего мне не скажешь? — По поводу чего? — отзывается Регис, глядя ему в спину, пока он возится с заваркой. — Ну, по поводу того, что я утром говорил с ними. И вообще… ну, по поводу всего этого. — Нет, ничего не скажу. Сначала хотел, конечно, но передумал. В конце концов, ты во всём оказался прав, а любые комментарии в таком случае с моей стороны излишни. — Геральт садится напротив, и Регис берёт его ладонь в свои руки, мягко улыбаясь. — Хотя кое-что хочу всё-таки сказать. Предлагаю купить детям специальную книгу, в которой про секс, беременность и роды рассказано простым и доступным для детей языком. Проще ответить на уточняющие вопросы, которые возникнут в процессе чтения, чем самостоятельно объяснять всё с нуля. — А такие есть? — Я видел в книжной лавке. Ну, которая на площади, знаешь? — Хорошо, давай купим книгу. Но у меня будет одно пожелание. Нет, два. Первое: сначала мы сами её изучим, потому что надо знать, что мы собираемся давать детям в руки. — Само собой, Геральт. — И второе: ещё год-два мы не будем забивать им головы этими темами. В наше время есть возможность продлить наивное детство наших малышек, так почему бы нам не воспользоваться ею? Всё ещё успеется. — Ладно, дорогой. Как скажешь, так и будет. — С чего вдруг такая покладистость? — усмехается Геральт. Регис мнётся с ответом, но всё же, хохотнув под нос, объясняет: — Ну, я же намного старше тебя, мой дорогой, поэтому иногда я теряюсь, когда вижу, какой ты у меня на самом деле взрослый и мудрый. Ты прекрасно справляешься с детьми, Геральт. Ты очень хороший папа. Ты хорошо чувствуешь, как нужно повести себя, что сказать и что сделать. Геральт улыбается, прикрыв глаза от похвалы, и подносит к губам его руки, чтобы поцеловать каждую из них. — Ладно, проехали, — тихо говорит он, прижавшись щекой к тыльной стороне ладони Региса, и, посидев так пару секунд, непринуждённо спрашивает: — Так что, хочешь узнать, о чём мы утром разговаривали? — Конечно, жажду узнать, — отвечает вампир, не придавая значения поведению Геральта, и он благодарен за это. Иногда накатывает, если Регис говорит ему нечто подобное. — В общем, сегодня утром девчонки… — начинает Геральт, надеясь успеть всё рассказать до того, как закипит чайник, чтобы потом они могли посидеть с чашками горячего чёрного чая с мятой в тишине и единении.